Впрочем, когда дым окончательно завился веревочкой, внимание к единственному представителю мужской половины человечества не усилилось, а наоборот ослабло. В комнатушке стоял веселый гомон, и обрывки разговоров тонули в общем шуме. Единственным, что можно было услышать более-менее связано, был сбивчивый рассказ подруги, отсиживающей Андрейские колени:
— Ну вот, а он мне говорит, что мол за десять отдам, а я говорю, что только за пять, а Ллилька башню развернула, и стволом по шермаку проехалась, я-то смеюсь, а все ругаются. Барьер потом поломали и этот дурак вперся, на море все зазвать мечтает, у меня как раз очередь на заварку подошла. В комитете этот мордоворот говорит бери за восемь, а домой-то хочется…
Подруга говорила и говорила, Андреа добросовестно кивал, хотя смысл и юмор рассказа с самого начал был для него непостижимой тайной. Ей было очень уютно у него на коленях, и всякие попытки спихнуть девушку к кому-нибудь еще оканчивались неудачей — она только крепче обхватывала Андреа за шею и приглашала заглянуть в разрез маечки. Он заглядывал, мягчел душой, в очередной раз решал потерпеть и прекращал попытки согнать ее до следующего приступа звона в ушах.
Пить приходилось наравне со всеми, но сказывалась тренировка и общие свойства организма — Андреа почти не захмелел, особенно если сравнивать с основной массой. В конце концов две «бедовые девки» подрались прямо за столом, их бросились разнимать, но в процессе разнимания как-то получилось, что дерущихся стало уже не двое, а пятеро. Клубок орущих и царапающихся красавиц докатился и до Андреа, и он прямо с прилипчивой рассказчицей попытался встрять, но это привело лишь к тому, что в общей кутерьме словоохотливую даму у него с шеи наконец оборвали, а потом драка, выпихнув из себя Андреа укатилась в коридор. Он подумал и вслед решил не бегать. Теперь в комнатке казалось очень пустынно — прикорнувшая в уголке Ану-инэн с пририсованными вареньем усами, Голди с довольным видом глядящая в сторону спрятанного зеркала и еще две длинноногих крошки в коротких юбочках — длинноногих настолько, что это внушало уже не восхищение а что-то типа благоговейного ужаса. Голди перевела взгляд на Андреа, и произнесла нарочито уверенным голосом, хотя интонация и манера речи не оставляли сомнения, что она на грани полной неуправляемости:
— Ты здесь? Я вроде тебя обещала с кем-то познакомить, ах да. Марь Марыч! — на обращение повернула голову одна из манекенов и поморщилась, а Голди продолжала как через улицу орать:
— Марь Марыч, ты умнее меня настолько же, насколько у меня шире задница и короче ноги. Этого парня зовут Асв, он из Другой Оперы, и по моему хрена ни в чем не понимает. Поговори с ним — он мужик приличный, и вообще… А ты, Асв не стесняйся, спрашивай, может полегчает. А вот я сейчас пойду схожу и мне-то уж полегчает точно…
Хлопнула дверь, и та, кого назвали Марь Марыч внимательно посмотрела на Андреа, так посмотрела, что тот смутился, а посколь смущаться было делом непривычным, то от этого стало совсем неловко. «Что бы такого умного спросить…» — но ничего умного не придумалось, и молчание нарушила она.
— Ну как тебе у нас?
— Неплохо.
— Ага. Пьяные как свиньи, и бабья драка как всегда. А хочешь знать зачем? Вон, эти дуры — царапаются да волосы рвут друг дружке, хотя на боевых каждая против двух рейнджеров насмерть стоит… И я вот тоже, ты сидишь, а я к тебе даже не подсела. Знаешь, вот так вот — она наклонилась к пустому стулу, нежно обняла его за спинку и произнесла медовым голосом:
— Милый, когда я увидела тебя, то я забыла все, и сегодня ночью я хочу быть твоей, нам никто не сможет помешать… Такая гадость! — добавила она нормальным тоном и презрительно посмотрела на стул, как будто на нем и вправду сидел кто-то. Андреа промолчал, потому что почти в точности такая ситуация повторялась каждую Историю, хотя он-то гадостью это не считал, а мнением женщин никогда не интересовался. Марь Марыч же продолжала:
— А все очень просто. Хоть по пьяни, хоть украдкой — знаешь, так хочется побыть нормальными бабами! Не Личной Гвардией этой, в рамке, а просто. Как на Линию попадешь — это все. У меня уже с десятка три мужиков было, и все как на подбор скоты, хотя и Крутые. Я их вспоминаю — противно, аж повеситься хочется, а назавтра опять, вот в этой юбке да в танк, да вперед, а там уже очередной герой поджидает, и ничего не сделаешь, не сама идешь, тебя ведут. У нас в отряде почти все героини — либо воительницы, либо вот как я, подстилка похотливая. Чего глазами хлопаешь? Голди говорит, ты сам из Крутых, так должен соображать.
— Да нет, я как-то… Ну я сам все делал, по Воле конечно, но чтоб вот так потом мучится…
— Ну конечно, тебе все просто, а вокруг ты хоть смотрел? Это только Ведущим сверху кажется, что тут марионетки бегают, а на самом деле у каждого свое есть, и когда приходится поперек себя идти, такие ломки бывают! Фоновым проще, они сами по себе, вон те же самые две подруги, Голди с Инэн. Голди уже отработанная, а Ану вообще непонятно откуда вылезла, и никуда не влезала — так они держатся исключительно за счет своих мозгов да ловкости. Все знают, что они в любой момент могут накрыться, а все равно завидуют. А еще хуже когда Ведущие начинают друг с другом развлекаться, да людей перекидывать, тут уж и Крутые в такие мясорубки попадают… Но им-то что, их вытащат. Им-то как раз вся вот эта гадость в удовольствие. Развлекуха на всю катушку, как же, выполнение Воли, хотя бы и самой идиотской. И это тем более подло, уж Крутые-то знают наверняка, что… Ай, хватит. Интересно, чего я тебе-то все это говорю, ты ж просто к себе вернуться хочешь? Ну и катись — либо с Наталией поговори, она какие-то темные дела вертит с этими раскладами, либо через Большой Город двигай.
— А что выбрать?
— Ну, тут как в сказке. Знаешь камешки такие бывают? Налево пойдешь — убитым будешь, направо пойдешь — головы не снесешь, прямо пойдешь — просто помрешь, а назад дороги нетути. Нечего тут выбирать, все одинаково хреново.
С этими словами она решительно встала, поскользнулась, вновь поднялась и подняла за руку вторую подругу, которая на протяжении всего разговора сидела с отсутствующим видом.
— Пошли, пошли, хватит, и так тут… — были прощальные слова Марь Марыча, девицы покинули комнату, и Андреа остался можно сказать один, Ану-инэн в счет не шла, тем более что он вообще сейчас вряд ли чего замечал из окружающего. То, что он услышал сейчас не было для него абсолютной новостью, обо многом он и раньше мог бы догадаться, и даже догадывался, но всегда находились более насущные и более веселые дела. А теперь, когда все было названо своими именами, стали яснее и многие повороты его собственных судеб, и многое из того, что до сих пор случалось видывать ему вокруг. «Черт бы их всех побрал! И я тоже в этой компании, по крайней мере был до сих пор, прекрасно сознавая сам свою избранность, считал это в порядке вещей, хотя в любой момент мог быть выкинут на свалку, как надоевший. А как только столкнулся с другим миром, так сразу и оказалось, что это все картонное геройство и бумажная крутизна яйца ломаного не стоят. Домой, домой надо. Но если сумею обратно попасть, то получится, что я сделал собственную историю.»
Воодушевившись, он налил себе еще стакан из бутылки с разбавленным спиртом и молодецки его выпил, и потом успел подумать, что разбавлен спирт был не слишком щедро.
* * *
На следующее утро, проснувшись, Андреа сначала не понял, почему прямо над его головой нависает продавленная металлическая сетка, поверх которой положен гадкого вида полосатый матрас. Он повернул голову, увидел в непосредственной близости от глаз круглую железную ножку с резиновой нашлепкой, только тогда сообразил, что лежит под кроватью одной из девушек. Проследив взглядом дальше по полу, он увидел несколько пустых бутылок, прислушался к нехорошему ощущению в голове, и подумал, что если здесь такие праздники обычное дело, то ему, крутому заведомо, предстоит еще учиться, учиться и учиться. Затем рядом с железной ножкой кровати на пол неуверенно опустились две худощавые женские ступни, и Андреа, немного подумав, решил, что лежит он под Голдиной кроватью. Откуда-то сбоку подошли еще две босых ноги, пополнее и покрепче, и голос Ану-инэн громко сказал:
— С добрым утречком, подруга! Как ты? Ответом послужил странный звук, то ли вздох, то ли стон одновременно.
— Ясно, у меня примерно так же. Давай-ка в душ слазим, что ли, — Голди издала еще один томный вздох, и послушно пошла вслед за Ану-инэн.
Под плеск воды Андреа еще немножко полежал, а потом все-таки решился и неуклюже выполз из-под кровати в разгром и кавардак, царящий в комнате — тот беспорядок на полу, который был виден поначалу оказался лишь малой частью общего бедлама. Андреа кое-как отряхнул пыль, подправил комбинезон, пригладил волосы, и успел как раз к моменту, когда обе девушки вылезли из ванной. Голди глянула на него непонимающими глазами, а Ану-инэн, увидев это пояснила:
— Ты что, совсем все забыла? Это Асв, крутой из других краев, вчера мы его подобрали…
— А, ну да, помню.
— Слава богу. А ты не очень-то пялься, слышь! Девок в чем мать родила не видал что ли?
Андреа пялиться перестал и отвернулся, хотя и подумал, что мать вряд ли родила Голди в резиновых шлепанцах, а Ану-инэн с полотенцем на волосах. А вслух сказал:
— Вообще конечно видал, но таких красивых еще не разу. Когда видишь женщину, подобную…
— Слушай, не надо, а? — было похоже, что Голди просто продолжает вздыхать, и лишь случайно эти вздохи получаются похожими на слова. Андреа понял, что действительно не надо, и примолк, не доведя комплимент и до половины, а Ану добавила деловито:
— Сейчас сходим, поедим, тебе тоже чего притащим. Опять же, сегодня генеральская тревога должна быть, проверять будут серьезно. Тут уж отпихаться не получится, так надо узнать, когда она точно будет, у меня знакомые в штабе есть. А ты, значит, пока тут приберись, пол помой, то есть чтобы все было идеально.
— Чего? — Андреа сначала не понял, что ему сказали, а когда понял, его рот раскрылся сам собой, и так же сам собой молча закрылся. Но того, что должно было за этим последовать, не случилось. В конце концов эти девушки может быть даже жизнь ему спасли, не говоря уж о том что одели и накормили. «Добрые дела должны вознаграждаться!» — так подумал Андреа, глядя как обе красавицы целые и невредимые закрывают за собой дверь.
Само собой, что пол мыть Андреа не стал, но немного подумав, решил все же выполнить часть просьбы девушек — воспринимать слова об уборке как приказ было уж очень обидно. Он смел со стола все окурки в пустую жестяную банку и кое-как распихал по углам валявшиеся тряпки, а тряпок было: два лифчика целых, и один разодранный на половинки, чья-то зеленая куртка, обрывок синей занавески, комок колготок и почему-то бархатный чехол с кресла, хотя ни одного кресла Андреа не встречал со времен отбытия от герцога. Зеркало из-за шкафа заняло полагающееся ему место, из пустых бутылок вдоль стены выстроилась внушительная шеренга, а покосившийся портрет ее величественного высочества Наталии Андреа, после долгих акробатических этюдов между стулом и спинкой кровати, ухитрился повесить почти что прямо. Но это последнее деяние оказалось слишком утомительным, Андреа прилег отдохнуть, и когда Голди с Ану-инэн вернулись, они застали своего гостя смачно храпящим поверх покрывала на одной из кроватей, и Голди заметила:
— А что, крутые разве храпят?
— Не должны однако, — ответила Ану-инэн, и добавила с некоторым опасением:
— А может он врёт? Или в его краях даже заведомые герои… того, не очень.
— Скорее уж очень не, — согласилась Голди и поморщилась от нового раската.
— С меня хватит, — и Ану-инэн, решительно шагнув к Андреа, с силой потрясла его за плечо, приговаривая:
— А ну подъем! Подъем! — и эти слова оказали желаемое действие: подъем произошел. Неизвестно, что примерещилось Андреа в последние мгновенья сна, но он в долю секунды вскочил на ноги, а Ану-инэн оказалась отброшенной к противоположной стене. Благополучно пережившее бурную ночь зеркало как бы издеваясь покачалось на грани равновесия, а потом величаво обрушилось на пол, брызнув осколками во все углы.
— Круто-о-ой — со смесью восхищения и ненависти протянула Голди.
Таким образом по крайней мере подмести пол Андреа все-таки пришлось, а то что вместе с осколками зеркала в ведро попал и ночной мусор, было уже не так обидно. Потом он съел принесенную тарелку разваренной из сублимата картошки, и на вежливый вопрос «Нравится?», ответил честно:
— Я не знаю, как пахнет мышиное дерьмо, но мне почему-то кажется, что пахнет именно им. Это у вас и называется хорошим снабжением?
— Нет, это дежурное блюдо для тех кто себя вести не умеет! — ответила еще переживающая потерю зеркала Голди, но потом, смягчившись пояснила:
— Просто наш завтрак мы проспали, а магазин закрыт сегодня, выходной у нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57