Услышанное было старой жвачкой. Насколько он помнил,
комментаторы всегда говорили это. Это были вечные слухи, которые сегодня
могли утверждать, что верх возьмет "Транспорт", завтра - что это будет
"Журналистика", а через неделю настаивать - так же авторитетно - что
"Продовольствие".
"Сны", самодовольно сказал он себе, всегда были выше этой политики.
Гильдия - его гильдия - стояла на службе обществу. Она имела своих
представителей в Центральном правительстве по праву и долгу, но никогда не
играла в политику.
Это "Журналистика" всегда суетилась с крикливыми статьями и
комментариями. Если я не ошибаюсь, сказал себе Блэйн, "Журналистика" была
хуже всех - она каждую минуту ловила свой шанс. "Образование" тоже.
"Образование" всегда занималось грязными делишками!
Он покачал головой, думая, как удачно, что он в "Снах" - не
приходится испытывать чувство вины от ползающих вокруг слухов. Можете быть
уверены, что о "Снах" никогда не упомянут, из всех гильдий только "Сны"
могли стоять прямо и гордо.
Он спорил с Гарриет о "Журналистике", и иногда они ссорились.
Казалось, она имела упорное мнение, что "Журналистика" - единственная
гильдия, бескорыстно служившая обществу и имеющая безупречную репутацию.
Конечно, естественно, признал Блэйн, каждый думает, будто его гильдия
всегда права. Члены гильдии всегда ей верны. Когда-то, очень давно,
существовали нации, и любовь к своей нации называлась патриотизмом. Теперь
их место заняли гильдии.
Он ехал по долине, рассекающей холмы, и, наконец, свернул с шоссе и
поехал по извилистой дороге, взбиравшейся на холмы.
Ужин готов, и Энсил будет сердиться (Энсил был чудаковатым роботом).
Фило ждет его у ворот.
Он миновал дом Гарриет и мельком взглянул на него, стоящий среди
деревьев, с темными окнами. Гарриет не было дома. Задание, сказала она,
интервью с кем-то.
Он повернул в свои ворота, и там был Фило, лающий от всего сердца.
Норман Блэйн притормозил, и собака прыгнула в машину, ткнулась носом
хозяину в грудь и печально уселась на сиденье, пока они ехали по дорожке,
ведущей к дому.
Фило быстро выпрыгнул из машины, а Блэйн вылез медленней.
Утомительный был день, сказал он себе. Теперь, оказавшись дома, он
почувствовал, как устал.
Он постоял несколько секунд, глядя на дом. Хороший дом, подумал он,
хорошее место для семьи - если он сумеет отговорить Гарриет отказаться от
своей карьеры журналистки.
Чей-то голос сказал:
- Отлично. Теперь можете повернуться. Только спокойно, не пытайтесь
сделать глупости.
Блэйн медленно повернулся. У машины в сгущавшихся сумерках стоял
человек. Он держал в руке что-то блестящее и продолжал:
- Бояться нечего, я не собираюсь причинить вам никакого вреда. Только
не веселитесь по этому поводу.
На человеке была странная одежда, она выглядела какой-то формой. И
произношение его тоже было странным. Склонения лишены окраски, сжатые и
сухие, отсутствовали характеризующие язык переходы между словами. И фразы:
не делайте глупостей, не веселитесь по этому поводу...
- У меня револьвер. Я не валяю дурака.
Валять дурака?
- Вы человек, который сбежал, - сказал Блэйн.
- Да.
- Но как...
- Я проделал весь путь с вами. Подвесился под машиной, а эти глупые
копы и не подумали там посмотреть. - Он пожал плечами. - Пару раз я уже
начинал раскаиваться - вы ехали быстрее, чем я надеялся. Несколько раз я
чуть было не свалился.
- Но выбрать меня?.. Почему вы?..
- Не вас, мистер, вообще никого. Была возможность спрятаться - а
значит, и убраться подальше.
- Я не понимаю вас, - сказал Блэйн. - Вы могли остаться незамеченным,
могли отцепиться перед воротами - там машина шла медленно. Вы могли
ускользнуть незамеченным отсюда. Я бы вас не увидел.
- Чтобы вскоре быть пойманным, когда выдам себя? Меня выдает одежда,
а также и речь. А также мои манеры есть и, может быть, даже ходить. Все
это связывает меня.
- Понятно, - сказал Блэйн. - Ладно, опустите револьвер. Вы, наверное,
голодны. Пойдемте, поедим.
Человек опустил револьвер и спрятал его в карман.
- Не забудьте, револьвер у меня, и я могу достать его быстро. Не
пытайтесь меня облапошить.
- О'кей, - сказал Блэйн, - не буду пытаться вас облапошить. - И
подумал: облапошить. Никогда не слышал такого слова. Но оно имеет
значение, в этом нет никаких сомнений.
- Интересно, где вы раздобыли револьвер?
- Где-то, - ответил человек. - Этого я вам не скажу.

6
Его зовут, сказал беглец, Спенсер Коллинз. Он был погружен в Сон на
пятьсот лет и проснулся только месяц назад. Физически, говорил он, он
чувствует себя так же хорошо, как и любой человек - пятидесяти пяти лет,
хорошо сохранившийся. Всю жизнь он внимательно относился к себе - питался
правильно, спал регулярно, упражнял разум и тело, знал кое-что о
психосоматике.
- Я говорю это для вашего сведения, - сказал он Блэйну, - вы знаете,
как позаботиться о теле спящего. Когда я проснулся, то был слегка
похудевшим, немного утомленным, но ничуть не испортившимся.
Норман Блэйн откашлялся.
- Мы постоянно работаем над этим, - сказал он. - Я в этом, конечно,
не разбираюсь, но биологи занимаются этим все время - это для них
постоянная проблема. Практическая задача. Во время вашего пятисотлетнего
сна вас, вероятно, перемещали дюжину раз - каждый раз в лучшие вместилища,
с действующими усовершенствованиями. Вы получали выгоду от новых
усовершенствований, как только мы их разрабатывали.
Он был профессором социологии, сказал Коллинз, и разработал одну
теорию.
- Прошу извинить, но я не буду вдаваться в подробности.
- Ну, конечно, - сказал Блэйн.
- В основном, она предназначена для академического мышления. Я
полагаю, у вас не академическое мышление?
- Я тоже.
- Она включает в себя долгосрочное социальное планирование, -
продолжал Коллинз. - Я высчитал, что пятьсот лет могут служить
показателем, прав я или не прав. Я был любопытен. Грубо говоря, я не мог
умереть, не узнав, верна моя теория или нет.
- Я понимаю вас.
- Если вы сомневаетесь в моем рассказе, можете проверить записи.
- Я не сомневаюсь ни в едином вашем слове, - сказал Блэйн.
- Вы привыкли к сумасбродным случаям.
- Сумасбродным?
- Безумным. Сумасшедшим.
- Я встречал много сумасбродных случаев, - заверил его Блэйн.
Но не таких сумасбродных, как этот, подумал он. Ничего настолько
безумного, как сидеть на веранде под осенними звездами, в своем
собственном доме и беседовать с человеком, жившим пятьсот лет назад. Если
бы он работал в отделе адаптации, он бы привык к этому, это вообще не
казалось бы ему странным. Работники отдела адаптации постоянно работают с
такими случаями.
Коллинз зачаровывал. Его выдавал язык и постоянно проскальзывающие
слэнговые словечки - идиомы прошлого, давным-давно забытые и не имеющие
места в современном языке, хотя многие другие сохранились.
За обедом одни блюда он брал с сомнением, другие съедал с отвращением
на лице, но был слишком вежлив, чтобы прямо отказаться от них - возможно,
это было стремление получше приспособиться к культуре, в которой он
оказался.
Была определенная слабая манерность и притворство, казавшиеся
незаметными - повторяющиеся слишком часто, они становились отчетливо
раздражающими. Это были такие действия, как потирание подбородка, когда он
думал, или похрустывание суставами пальцев. Последнее, сказал себе Блэйн,
было нервирующим и неприличным. Возможно, в прошлом не было неприличным
забавляться своим телом. Я должен объяснить это ему или, может быть,
попросить кого-нибудь объяснить. Парни из "Адаптации" знают, как к этому
подойти - они знают много такого.
- Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали об этой вашей теории, -
попросил Блэйн. - Она оказалась такой, как вы думали?
- Не знаю. Согласитесь, я вряд ли был в состоянии обнаружить это.
- Думаю, это так. Но я решил, что вы хотите спросить...
- Я не спрашиваю, - сказал Коллинз.
Они сидели в вечерней тишине, глядя на дорожку.
- Мы проделали из прошлого путь длиной в пятьсот лет, - сказал,
наконец, Коллинз. - Когда я ушел в Сон, мы размышляли о звездах, и все
говорили, что эти маленькие точечки света когда-нибудь покорятся нам. Но
сегодня...
- Понимаю, - сказал Блэйн. - Еще пятьсот лет...
- Можно идти дальше и дальше. Проспать тысячу лет и посмотреть, что
произошло. Затем еще...
- Это не будет стоящим.
- Это вы говорите мне, - сказал Коллинз.
Ночной хищник пронесся над деревьями и дергающими, порхающими
движениями взмыл в небо, занятый охотой на насекомых.
- Это не изменилось, - сказал Коллинз. - Я помню летучих мышей... -
Он замолчал, затем спросил: - Что вы собираетесь сделать со мной?
- Вы мой гость.
- Пока не пришли санитары.
- Поговорим об этом позже. Этой ночью вы в безопасности.
- Вы что-то хотите узнать. Я вижу, это грызет вас.
- Почему вы убежали?
- Вот оно, - сказал Коллинз.
- Ну и?..
- Я выбрал Сновидение, - сказал Коллинз. - Такое, как вы и должны
ожидать. Я запросил профессорское убежище - некий идеализированный
монастырь, где я мог проводить время в науке, где я мог жить с людьми,
говорящими на одном языке со мной. Я хотел покоя - прогулки по берегу
тихой речки, красивые закаты, простая еда, время, чтобы читать и
размышлять...
Блэйн с уважением кивнул.
- Хороший выбор, Коллинз. Это было самое приятное.
- Я тоже так думал, - сказал Коллинз. - Это было то, чего я хотел.
- Оно доказало свою восхитительность?
- Не знаю.
- Не знаете?
- Я не получил его.
- Но Сновидение было сфабриковано...
- Я получил другое Сновидение.
- Здесь какая-то ошибка.
- Не ошибка, - сказал Коллинз. - Я совершенно уверен, что это была не
ошибка.
- Когда вы заказываете определенное Сновидение, - твердо начал Блэйн,
но Коллинз перебил его.
- Говорю вам, здесь не было ошибки. Сновидение было подменено.
- Откуда вы знаете это?
- Потому что Сновидение, которое мне дали, не было заказано никем.
Никто не мог бы даже представить себе такое. Сновидение было тщательно
скроено для чего-то, что я и вообразить не могу. Это был другой мир.
- Чужой мир?
- Не чужой. Это была Земля - но с иной культурой. Я пятьсот лет
прожил в этом мире, ни минутой меньше. Сновидение не было сокращено, как,
насколько я понимаю, часто делается, чтобы втиснуть тысячу лет Сна в
интервал нормальной жизни. Я работал полных пятьсот лет Я знаю это, потому
что делал отметки. Говорю вам, это было тщательно созданное Сновидение -
никакой ошибки, - но созданное для какой-то цели.
- Не спешите, - возразил Блэйн. - Давайте разберемся. Мир имел иную
культуру?
- Это был мир, - сказал Коллинз, - из которого изъяли понятие выгоды,
в котором концепция выгоды никому не пришла в голову. Это был тот самый
мир, в котором мы живем, но в котором отсутствовали все факторы и силы,
вытекающие в нашем мире из мотивации выгоды. Для меня, конечно, это было
совершенно фантастичным, но для уроженцев этого места - если можно назвать
их так - это казалось нормальным. - Он пристально посмотрел на Блэйна. -
Мне кажется, вы согласитесь, - сказал он, - что никто не захочет жить в
таком мире. Никто не закажет подобное Сновидение.
- Возможно, какой-нибудь экономист...
- Экономисты разбираются в этом лучше. И, кроме того, это было ужасно
последовательно для Сновидения; никто без предварительного знания не смог
бы рассчитать все мельчайшие подробности.
- Наши машины...
- Ваши машины не могут иметь больше предварительных знаний, чем вы
сами. По крайней мере, не больше, чем ваши лучшие экономисты. С другой
стороны, машина нелогична, и в этом ее прелесть. Ей не нужно думать
логично. Она не будет думать логично, потому что это испортит Сновидение.
Сновидение должно быть нелогичным.
- А ваше было логичным?
- Очень логичным, - сказал Коллинз. - Вы можете вычислить все факторы
ада и не сможете сказать, что случится, пока не увидите его в действии.
Это ваша логика. - Он встал и прошелся по веранде, затем вернулся и
остановился перед Блэйном. - Вот почему я сбежал. Происходит что-то
грязное. Я не могу доверять вашей банде.
- Не знаю, - сказал Блэйн. - Я просто не знаю.
- Я могу уйти, если хотите, не стоит вам зарабатывать неприятности в
таком деле. Вы приняли меня и накормили, дали мне одежду и выслушали. Не
знаю, как далеко я смогу зайти, но...
- Нет, - сказал Блэйн, - вы останетесь здесь. Это необходимо
расследовать, и вы можете понадобиться мне позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10