Да, до свидания», – затем телефонная трубка опустилась на рычаги.
Аббат сидел молча, затем, видимо осененный какой-то мыслью, он послал за писцом, который пришел, чтобы со слов аббата составить бумагу, которую брат Арнольд должен был подписать. Там говорилось, что если брат Арнольд отказывается поехать в больницу, то он остается в монастыре под свою собственную ответственность и монастырские власти не отвечают за последствия такого решения.
В ярком свете полной луны белые стены монастыря холодно блестели. Легкие суетливые облачка проносились мимо блистающего лунного лика, причем в облике монастыря от этого появилось что-то зловещее. Лунный свет, ярко отражаясь от множества окон, сиял и, казалось, подмигивал клубящимся тучам. Где-то гулко ухала сова, совсем рядом слышался мягкий шелест волн, накатывающихся на прибрежный песок, одна дальше другой, и вновь уходящих, чтобы уступить место следующим. За монастырскими стенами стояла тишина, все звуки были приглушены, будто даже стены знали, что неподалеку притаилась смерть, стены словно ждали шелеста крыльев ангела смерти. Время от времени слышны были все те звуки, которые всегда живут в старых, старых зданиях, которые ощущают на себе груз столетий. Мыши тихонько скреблись на полированном полу, перебегая с места на место, изредка какая-нибудь из них испуганно пищала. Но само здание молчало, как только умеют молчать старые здания. Затем в часовне пробили часы, звуки разносились по внемлющей им округе. Откуда-то издали доносился стук колес поезда, несущегося по направлению к городу.
Брат Арнольд мучился от боли в своей постели. В свете мерцающего огонька свечи он видел сочувственное лицо монастырского врача. Вдруг, так внезапно, что брат Арнольд вздрогнул от неожиданности, врач сказал: «Брат Арнольд, мы очень озабочены тобой, твоим будущим. Некоторые твои мысли столь отличаются от канонических. Похоже, ты убежден, что не важно, во что человек верит, лишь бы верил. Брат Арнольд, на склоне дней твоих, покайся, покайся, проси отпущения грехов. Может быть, мне позвать духовника?»
Брат Арнольд посмотрел на него и сказал: «Отец, я удовлетворен прожитою жизнью, я попаду в то место, которое считаю раем, я следую путем своей веры, мне не обязательно во всем слушаться писания. Я считаю, что наша ортодоксальная религия грешит узостью взглядов». Он задохнулся от боли, ему казалось, что в груди у него бушует пожар, что в грудь кто-то забивает железные гвозди, и он подумал о гвоздях, которыми были пробиты руки и ноги Христа, он подумал и о боли от уколов копья стражника, стоявшего возле распятия.
«Преподобный отец, – воскликнул Арнольд голосом, полным боли и недоумения, – кто эти люди, собравшиеся у моей постели? А, вот, вижу, это моя мать, она пришла, чтобы призвать меня в Лучший мир, в Лучшую жизнь. Здесь мать, отец и многие мои друзья». Врач вскочил, выбежал за дверь и внезапно забарабанил кулаком по двери соседней кельи. За дверью послышался возглас удивления, и из-за нее появилась бритая голова монаха.
«Скорее! Скорее! – сказал монастырский врач, – зови аббата. Брат Арнольд покидает нас».
Не застегнув рясу и не одевая сандалий, монах понесся по коридору и запрыгал вниз по лестнице. Вскоре он вернулся вместе с аббатом, который ждал этого момента в своей комнате.
Брат Арнольд дико взглянул на него и воскликнул с мукой в голосе: «Почему, почему мы, служители церкви, проводники веры, боимся умирать?» В мозгу брата Арнольда прозвучал ответ на его вопрос: «Ты все поймешь, Арнольд, когда придешь к нам, на Ту сторону жизни. Ты скоро будешь с нами».
Аббат опустился на колени возле кровати, держа в поднятых руках распятие. Он молился. Он молился о милосердии, о пощаде для души брата Арнольда, так часто отходившего от религиозных канонов. Колеблющееся пламя свечи, горевшей у кровати, вдруг замигало и под порывом блуждающего ветерка на миг обратилось в черный уголек мертвого фитиля. Вдруг пламя вспыхнуло вновь, и в свете этой единственной свечи видно было, как брат Арнольд поднялся, восклицая: «Nunc Dimitis, Nunc Dimitis! Господи, да будет воля Твоя, позволь рабу Твоему отбыть с миром». Он захрипел и, бездыханный, повалился на подушки.
Монастырский врач перекрестился и прочитал отходную молитву. Затем, перегнувшись через все еще коленопреклоненного аббата, он опустил веки брата Арнольда и положил на них маленькие пластинки, чтобы удерживать их закрытыми. Он подвязал умершему нижнюю челюсть, закрыв его разинутый рот и связав концы повязки поверх тонзуры на голове брата Арнольда. Он бережно поднял голову и плечи умершего монаха и вытащил подушки. Он взял руки Арнольда и скрестил их на его груди. Он позаботился о чистоте тела брата Арнольда и после этого укрыл его мертвое лицо и тело простыней.
Аббат медленно поднялся и покинул одинокую келью, пошел к себе в кабинет и отдал распоряжения одному из монахов. Через несколько минут раздались удары колокола, возвещающего о переходе в мир иной. В молчании монахи встали с постелей, одели рясы и потянулись в часовню, чтобы отпеть усопшего. Позже, когда встанет солнце, начнется месса, месса, на которую соберутся все, после чего тело брата Арнольда, облаченное в рясу, с лицом, накрытым капюшоном, с распятием в скрещенных на груди руках, пронесут по садовой дорожке впереди траурной процессии к освященному клочку земли, в котором с давних времен хоронили многих и многих монахов.
Уже сейчас двое монахов готовились пойти туда, чтобы вырыть могилу, обращенную к морю, в этой могиле тело брата Арнольда будет оставаться до полного его разложения. Монахи молча шли, неся на плечах заступы, размышляя, может быть, о том, что ждет за порогом этой жизни. Священное писание многому учит нас, но можно ли во всем, во всех деталях полагаться на него? Брат Арнольд всегда говорил – чем всегда вызывал гнев аббата, – что не нужно слишком серьезно относиться к священному писанию, что им можно пользоваться как компасом, указателем пути. Брат Арнольд часто говорил, что загробная жизнь – это просто-напросто продолжение жизни земной. Как-то раз брат Арнольд сидел в трапезной, молчаливый и неподвижный. Перед ним стояла закрытая бутылка газированной воды. Вдруг он поднялся на ноги, схватил бутылку и воскликнул: «Смотрите, братья, бутылка – это тело человека, внутри нее находится душа. Вот я открываю колпачок – и вода начинает пузыриться и бурлить, в ней циркулируют газы, так же как и в человеческой душе. Вот так, братья мои, мы покидаем тела наши по окончании жизни. Наши тела – лишь одежда для бессмертной души, когда она становится старой и ветхой и не может больше удерживать душу, та освобождается и улетает прочь. А где же находится это „прочь“? Что ж, братья мои, ответ на этот вопрос каждый из нас найдет, когда придет его время». Брат Арнольд наклонил бутылку и, залпом выпив наполненный им стакан, продолжил: «Вот так вода, которая является телом, исчезла, подобным образом исчезнут и наши тела, разложившись в земле на мельчайшие частицы».
Двое монахов размышляли об этом, пока шли по дорожке и подыскивали место, где они могли бы вырыть могилу. Шесть футов в глубину, шесть футов в длину и три в ширину. Не промолвив ни слова, они принялись за работу, аккуратно срезали верхний слой земли с травой и уложили его неподалеку, чтобы затем покрыть им свежую могилу.
В монастыре тело брата Арнольда уже выносили, прежде чем его охватит трупное окоченение и его станет трудно нести по узкой лестнице. В руках четырех монахов был брезент с четырьмя ручками по углам. Они осторожно завели его под тело брата Арнольда и положили тело точно в центре брезента. Они осторожно сложили брезент таким образом, что ручки в голове и в ногах совместились. Монахи потихоньку приподняли тело, аккуратно вынесли его в узкую дверь кельи и с некоторыми усилиями смогли развернуться в коридоре. Двигаясь медленно и повторяя строки отходной молитвы, они вынесли тело вниз по лестнице и проследовали с ним в часовню. Они почтительно опустили тело в гроб, разгладили рясу и одели сандалии на ноги мертвого монаха. Они осторожно положили распятие в мертвые руки и опустили на его лицо капюшон. Затем они принялись нести свою печальную вахту у тела усопшего брата, которая продлится до самого рассвета, когда вновь начнется месса.
Итак, брат Арнольд покинул свое тело. Он почувствовал, что какая-то сила увлекает его вверх. С некоторой опаской посмотрев вниз, он увидел, что от его нынешнего тела к бледному зловещему трупу, лежащему внизу на кровати, тянется серебристо-голубоватый шнур. Рядом с собой он видел с трудом различимые лица. Вот его мать. А вот отец. Они пришли из-за Завесы, чтобы помочь ему, чтобы направить его в этом путешествии.
Перед ним был мрак огромного, длинного туннеля или, может быть, трубы. Это напомнило ему трубу, укрепленную на шесте, с которой монахи иногда обходили деревню, поднося трубу к окнам, чтобы жители могли бросать в нее пожертвования, которые затем скатывались в мешок, прикрепленный внизу.
Брат Арнольд почувствовал, как он медленно двигается в трубе. Чувство было особенным, ни на что не похожим. Он снова посмотрел вниз и увидел, как серебристый шнур становится все тоньше и вот уже отделяется и исчезает прямо у него на глазах. Казалось, он был как эластичная резина, конец которой отпустили и она сама собой стянулась.
Когда он поднял голову, он увидел далеко вверху яркий свет. Это напомнило ему о том, как он когда-то спускался в монастырский колодец, чтобы почистить водяные фильтры. Тогда он посмотрел вверх и увидел яркий круг света и освещенный верх колодца. Теперь он испытывал похожее чувство, но ему казалось, что он поднимается вверх, вверх к свету, и он задумался: а что же дальше?
Внезапно, как черт из табакерки, Арнольд выскочил – куда же? – в этот новый мир, или в новый уровень существования. Несколько секунд он ничего не мог понять. Свет был так ярок, что ему пришлось закрыть глаза руками, а когда через несколько мгновений он убрал руки, из его уст вырвался сдавленный возглас: «О, Боже… вот это да!» Сбоку раздался смешок, он повернулся и увидел того, кто был когда-то его отцом. «Ну, Арнольд, – сказал он, – ты, конечно, удивлен. Я подумал бы, что ты уже все вспомнил, хотя должен признаться, – тут он грустно улыбнулся, – что мне для этого потребовалось изрядное количество времени».
Арнольд глядел по сторонам. «Да, честно говоря, я просто поражен. – сказал он. – Это место похоже на Землю, то есть на ее очень сильно улучшенную версию, конечно, но мне это кажется все-таки похожим на нее, а я-то думал, что попаду, ну я не знаю, в какой-то более абстрактный мир, не в такой, как этот». Он обвел рукой, указывая на парк и строения в нем. «Это похоже на какой-то пугающе роскошный вариант Земли!»
«Арнольд, тебе придется многому учиться, или переучиваться, – сказал его бывший отец. – Твои размышления, должно быть, привели тебя к выводу, что, если сущность, душа, переходит из земного мира в духовные сферы, она сразу должна разрушить всю земную логику». Он взглянул на Арнольда и сказал: «Представь себе стакан, обычный чайный стакан; холодный стакан нельзя подставлять под кипяток, а то он лопнет, подобным образом устроены многие вещи. Все должно происходить постепенно, потихоньку. Точно так же никто не ожидает от человека, который месяцами был прикован к постели тяжелой болезнью, того, что, выздоровев, он вскочит и начнет ходить и бегать, как тренированный атлет. Ты был в жестоком, жестоком мире, на Земле, ты взбирался вверх по склону, а теперь ты попал на плато, где ты можешь передохнуть и собраться с силами».
Арнольд смотрел по сторонам, наслаждаясь красотой зданий, зеленью травы и крон парковых деревьев безукоризненной формы. Здесь, он видел, птицы и животные совершенно не боятся людей. Этот мир казался вполне хорошо устроенным.
«Скоро, без сомнения, ты перейдешь вверх, на более высокие уровни, но до того, как решение об этом может быть принято, тебе придется пойти в Зал воспоминаний. Там, возможно, ты вспомнишь о своем первом посещении этого мира».
«Почему ты говоришь „вверх“, – спросил Арнольд, – я думал, что небесные сферы и земные сферы, или уровни существования, называй их как хочешь, пересекаются и, возможно, даже находятся в одном и том же месте, так что почему ты говоришь „вверх“?»
В разговор вмешался еще один человек, который все время стоял рядом, но не проронил до сих пор ни слова. Он мягко заметил: «Нет, это называется „вверх“, потому что это вверху, это совершенно точно. Мы переходим к более высоким вибрациям. Если бы мы переходили к более низким вибрациям, можно было бы говорить о том, что мы опускаемся вниз. И действительно, такие места с более низкими вибрациями существуют и люди туда по некоторым причинам иногда отправляются, например, чтобы помочь какой-нибудь заблудшей душе. Тогда о них так и говорят: „Он спустился на такой-то уровень“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Аббат сидел молча, затем, видимо осененный какой-то мыслью, он послал за писцом, который пришел, чтобы со слов аббата составить бумагу, которую брат Арнольд должен был подписать. Там говорилось, что если брат Арнольд отказывается поехать в больницу, то он остается в монастыре под свою собственную ответственность и монастырские власти не отвечают за последствия такого решения.
В ярком свете полной луны белые стены монастыря холодно блестели. Легкие суетливые облачка проносились мимо блистающего лунного лика, причем в облике монастыря от этого появилось что-то зловещее. Лунный свет, ярко отражаясь от множества окон, сиял и, казалось, подмигивал клубящимся тучам. Где-то гулко ухала сова, совсем рядом слышался мягкий шелест волн, накатывающихся на прибрежный песок, одна дальше другой, и вновь уходящих, чтобы уступить место следующим. За монастырскими стенами стояла тишина, все звуки были приглушены, будто даже стены знали, что неподалеку притаилась смерть, стены словно ждали шелеста крыльев ангела смерти. Время от времени слышны были все те звуки, которые всегда живут в старых, старых зданиях, которые ощущают на себе груз столетий. Мыши тихонько скреблись на полированном полу, перебегая с места на место, изредка какая-нибудь из них испуганно пищала. Но само здание молчало, как только умеют молчать старые здания. Затем в часовне пробили часы, звуки разносились по внемлющей им округе. Откуда-то издали доносился стук колес поезда, несущегося по направлению к городу.
Брат Арнольд мучился от боли в своей постели. В свете мерцающего огонька свечи он видел сочувственное лицо монастырского врача. Вдруг, так внезапно, что брат Арнольд вздрогнул от неожиданности, врач сказал: «Брат Арнольд, мы очень озабочены тобой, твоим будущим. Некоторые твои мысли столь отличаются от канонических. Похоже, ты убежден, что не важно, во что человек верит, лишь бы верил. Брат Арнольд, на склоне дней твоих, покайся, покайся, проси отпущения грехов. Может быть, мне позвать духовника?»
Брат Арнольд посмотрел на него и сказал: «Отец, я удовлетворен прожитою жизнью, я попаду в то место, которое считаю раем, я следую путем своей веры, мне не обязательно во всем слушаться писания. Я считаю, что наша ортодоксальная религия грешит узостью взглядов». Он задохнулся от боли, ему казалось, что в груди у него бушует пожар, что в грудь кто-то забивает железные гвозди, и он подумал о гвоздях, которыми были пробиты руки и ноги Христа, он подумал и о боли от уколов копья стражника, стоявшего возле распятия.
«Преподобный отец, – воскликнул Арнольд голосом, полным боли и недоумения, – кто эти люди, собравшиеся у моей постели? А, вот, вижу, это моя мать, она пришла, чтобы призвать меня в Лучший мир, в Лучшую жизнь. Здесь мать, отец и многие мои друзья». Врач вскочил, выбежал за дверь и внезапно забарабанил кулаком по двери соседней кельи. За дверью послышался возглас удивления, и из-за нее появилась бритая голова монаха.
«Скорее! Скорее! – сказал монастырский врач, – зови аббата. Брат Арнольд покидает нас».
Не застегнув рясу и не одевая сандалий, монах понесся по коридору и запрыгал вниз по лестнице. Вскоре он вернулся вместе с аббатом, который ждал этого момента в своей комнате.
Брат Арнольд дико взглянул на него и воскликнул с мукой в голосе: «Почему, почему мы, служители церкви, проводники веры, боимся умирать?» В мозгу брата Арнольда прозвучал ответ на его вопрос: «Ты все поймешь, Арнольд, когда придешь к нам, на Ту сторону жизни. Ты скоро будешь с нами».
Аббат опустился на колени возле кровати, держа в поднятых руках распятие. Он молился. Он молился о милосердии, о пощаде для души брата Арнольда, так часто отходившего от религиозных канонов. Колеблющееся пламя свечи, горевшей у кровати, вдруг замигало и под порывом блуждающего ветерка на миг обратилось в черный уголек мертвого фитиля. Вдруг пламя вспыхнуло вновь, и в свете этой единственной свечи видно было, как брат Арнольд поднялся, восклицая: «Nunc Dimitis, Nunc Dimitis! Господи, да будет воля Твоя, позволь рабу Твоему отбыть с миром». Он захрипел и, бездыханный, повалился на подушки.
Монастырский врач перекрестился и прочитал отходную молитву. Затем, перегнувшись через все еще коленопреклоненного аббата, он опустил веки брата Арнольда и положил на них маленькие пластинки, чтобы удерживать их закрытыми. Он подвязал умершему нижнюю челюсть, закрыв его разинутый рот и связав концы повязки поверх тонзуры на голове брата Арнольда. Он бережно поднял голову и плечи умершего монаха и вытащил подушки. Он взял руки Арнольда и скрестил их на его груди. Он позаботился о чистоте тела брата Арнольда и после этого укрыл его мертвое лицо и тело простыней.
Аббат медленно поднялся и покинул одинокую келью, пошел к себе в кабинет и отдал распоряжения одному из монахов. Через несколько минут раздались удары колокола, возвещающего о переходе в мир иной. В молчании монахи встали с постелей, одели рясы и потянулись в часовню, чтобы отпеть усопшего. Позже, когда встанет солнце, начнется месса, месса, на которую соберутся все, после чего тело брата Арнольда, облаченное в рясу, с лицом, накрытым капюшоном, с распятием в скрещенных на груди руках, пронесут по садовой дорожке впереди траурной процессии к освященному клочку земли, в котором с давних времен хоронили многих и многих монахов.
Уже сейчас двое монахов готовились пойти туда, чтобы вырыть могилу, обращенную к морю, в этой могиле тело брата Арнольда будет оставаться до полного его разложения. Монахи молча шли, неся на плечах заступы, размышляя, может быть, о том, что ждет за порогом этой жизни. Священное писание многому учит нас, но можно ли во всем, во всех деталях полагаться на него? Брат Арнольд всегда говорил – чем всегда вызывал гнев аббата, – что не нужно слишком серьезно относиться к священному писанию, что им можно пользоваться как компасом, указателем пути. Брат Арнольд часто говорил, что загробная жизнь – это просто-напросто продолжение жизни земной. Как-то раз брат Арнольд сидел в трапезной, молчаливый и неподвижный. Перед ним стояла закрытая бутылка газированной воды. Вдруг он поднялся на ноги, схватил бутылку и воскликнул: «Смотрите, братья, бутылка – это тело человека, внутри нее находится душа. Вот я открываю колпачок – и вода начинает пузыриться и бурлить, в ней циркулируют газы, так же как и в человеческой душе. Вот так, братья мои, мы покидаем тела наши по окончании жизни. Наши тела – лишь одежда для бессмертной души, когда она становится старой и ветхой и не может больше удерживать душу, та освобождается и улетает прочь. А где же находится это „прочь“? Что ж, братья мои, ответ на этот вопрос каждый из нас найдет, когда придет его время». Брат Арнольд наклонил бутылку и, залпом выпив наполненный им стакан, продолжил: «Вот так вода, которая является телом, исчезла, подобным образом исчезнут и наши тела, разложившись в земле на мельчайшие частицы».
Двое монахов размышляли об этом, пока шли по дорожке и подыскивали место, где они могли бы вырыть могилу. Шесть футов в глубину, шесть футов в длину и три в ширину. Не промолвив ни слова, они принялись за работу, аккуратно срезали верхний слой земли с травой и уложили его неподалеку, чтобы затем покрыть им свежую могилу.
В монастыре тело брата Арнольда уже выносили, прежде чем его охватит трупное окоченение и его станет трудно нести по узкой лестнице. В руках четырех монахов был брезент с четырьмя ручками по углам. Они осторожно завели его под тело брата Арнольда и положили тело точно в центре брезента. Они осторожно сложили брезент таким образом, что ручки в голове и в ногах совместились. Монахи потихоньку приподняли тело, аккуратно вынесли его в узкую дверь кельи и с некоторыми усилиями смогли развернуться в коридоре. Двигаясь медленно и повторяя строки отходной молитвы, они вынесли тело вниз по лестнице и проследовали с ним в часовню. Они почтительно опустили тело в гроб, разгладили рясу и одели сандалии на ноги мертвого монаха. Они осторожно положили распятие в мертвые руки и опустили на его лицо капюшон. Затем они принялись нести свою печальную вахту у тела усопшего брата, которая продлится до самого рассвета, когда вновь начнется месса.
Итак, брат Арнольд покинул свое тело. Он почувствовал, что какая-то сила увлекает его вверх. С некоторой опаской посмотрев вниз, он увидел, что от его нынешнего тела к бледному зловещему трупу, лежащему внизу на кровати, тянется серебристо-голубоватый шнур. Рядом с собой он видел с трудом различимые лица. Вот его мать. А вот отец. Они пришли из-за Завесы, чтобы помочь ему, чтобы направить его в этом путешествии.
Перед ним был мрак огромного, длинного туннеля или, может быть, трубы. Это напомнило ему трубу, укрепленную на шесте, с которой монахи иногда обходили деревню, поднося трубу к окнам, чтобы жители могли бросать в нее пожертвования, которые затем скатывались в мешок, прикрепленный внизу.
Брат Арнольд почувствовал, как он медленно двигается в трубе. Чувство было особенным, ни на что не похожим. Он снова посмотрел вниз и увидел, как серебристый шнур становится все тоньше и вот уже отделяется и исчезает прямо у него на глазах. Казалось, он был как эластичная резина, конец которой отпустили и она сама собой стянулась.
Когда он поднял голову, он увидел далеко вверху яркий свет. Это напомнило ему о том, как он когда-то спускался в монастырский колодец, чтобы почистить водяные фильтры. Тогда он посмотрел вверх и увидел яркий круг света и освещенный верх колодца. Теперь он испытывал похожее чувство, но ему казалось, что он поднимается вверх, вверх к свету, и он задумался: а что же дальше?
Внезапно, как черт из табакерки, Арнольд выскочил – куда же? – в этот новый мир, или в новый уровень существования. Несколько секунд он ничего не мог понять. Свет был так ярок, что ему пришлось закрыть глаза руками, а когда через несколько мгновений он убрал руки, из его уст вырвался сдавленный возглас: «О, Боже… вот это да!» Сбоку раздался смешок, он повернулся и увидел того, кто был когда-то его отцом. «Ну, Арнольд, – сказал он, – ты, конечно, удивлен. Я подумал бы, что ты уже все вспомнил, хотя должен признаться, – тут он грустно улыбнулся, – что мне для этого потребовалось изрядное количество времени».
Арнольд глядел по сторонам. «Да, честно говоря, я просто поражен. – сказал он. – Это место похоже на Землю, то есть на ее очень сильно улучшенную версию, конечно, но мне это кажется все-таки похожим на нее, а я-то думал, что попаду, ну я не знаю, в какой-то более абстрактный мир, не в такой, как этот». Он обвел рукой, указывая на парк и строения в нем. «Это похоже на какой-то пугающе роскошный вариант Земли!»
«Арнольд, тебе придется многому учиться, или переучиваться, – сказал его бывший отец. – Твои размышления, должно быть, привели тебя к выводу, что, если сущность, душа, переходит из земного мира в духовные сферы, она сразу должна разрушить всю земную логику». Он взглянул на Арнольда и сказал: «Представь себе стакан, обычный чайный стакан; холодный стакан нельзя подставлять под кипяток, а то он лопнет, подобным образом устроены многие вещи. Все должно происходить постепенно, потихоньку. Точно так же никто не ожидает от человека, который месяцами был прикован к постели тяжелой болезнью, того, что, выздоровев, он вскочит и начнет ходить и бегать, как тренированный атлет. Ты был в жестоком, жестоком мире, на Земле, ты взбирался вверх по склону, а теперь ты попал на плато, где ты можешь передохнуть и собраться с силами».
Арнольд смотрел по сторонам, наслаждаясь красотой зданий, зеленью травы и крон парковых деревьев безукоризненной формы. Здесь, он видел, птицы и животные совершенно не боятся людей. Этот мир казался вполне хорошо устроенным.
«Скоро, без сомнения, ты перейдешь вверх, на более высокие уровни, но до того, как решение об этом может быть принято, тебе придется пойти в Зал воспоминаний. Там, возможно, ты вспомнишь о своем первом посещении этого мира».
«Почему ты говоришь „вверх“, – спросил Арнольд, – я думал, что небесные сферы и земные сферы, или уровни существования, называй их как хочешь, пересекаются и, возможно, даже находятся в одном и том же месте, так что почему ты говоришь „вверх“?»
В разговор вмешался еще один человек, который все время стоял рядом, но не проронил до сих пор ни слова. Он мягко заметил: «Нет, это называется „вверх“, потому что это вверху, это совершенно точно. Мы переходим к более высоким вибрациям. Если бы мы переходили к более низким вибрациям, можно было бы говорить о том, что мы опускаемся вниз. И действительно, такие места с более низкими вибрациями существуют и люди туда по некоторым причинам иногда отправляются, например, чтобы помочь какой-нибудь заблудшей душе. Тогда о них так и говорят: „Он спустился на такой-то уровень“.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26