И еще прибавила, что ей надо кое о чем меня спросить. Если уж вы все хотите знать, она была сильно навеселе. Неприятно это говорить – пила-то она в моем же баре, – но факт остается фактом: она здорово подвыпила и молола всякую чепуху, спрашивала, не слыхал ли я, что болтают о ней мужчины в баре, и все такое. Мне это скоро надоело. Да к тому же она гнала, не разбирая дороги, – наверное, плохо видела в темноте, – и заехала не туда, а я за разговорами сперва и не заметил. Наконец смотрю: мы все еще кружим возле парка. Тогда было, я думаю, около четверти двенадцатого. Я попросил ее остановить машину, сказал, что устал и с меня хватит, выскочил да и пошел домой.
– А она? – спросил инспектор.
– Она, должно быть, разозлилась. Дала газ – и под гору. Ехала как бог на душу положит. Куда ее потом занесло, не знаю. Я же вам говорю – она была навеселе. – Джо насмешливо улыбнулся.
– Кто-нибудь видел, как вы выходили из машины?
– Может, кто и видел, но я никого. Темно же было. В такой час, сами знаете…
– А где именно вы вышли? – спросил инспектор, как будто допрос еще только начинался.
Не дожидаясь ответа Джо, я сказал:
– Сейчас вернусь, – и сошел вниз.
В грязной кухне я застал квартирную хозяйку Джо, женщину довольно молодую, но, как мне показалось, уже разочарованную жизнью. Может быть, в этом виноват был Джо?
– Джо одевается, – сообщил я ей, – и просит те ботинки, которые он надевал вчера.
– Я их только что чистила, – сказала она и принесла пару черных ботинок, вычищенных не слишком тщательно. Я взял их под мышку и, выйдя из кухни, плотно закрыл за собой дверь. В передней висело несколько пальто. Я осмотрел черное, самое новое и щегольское. Джо стал неосторожен: в одном кармане я нашел пару перчаток, в другом – короткую, но тяжелую резиновую дубинку, которая немедленно перекочевала ко мне в карман. После этого я подошел к циновке у входной двери и, стоя спиной к кухне, чтобы хозяйка не видела, что я делаю, если вздумает подглядывать, заляпал ботинки в нескольких местах похожей на грязь черной смазкой, которую мне дал инспектор. Теперь оставалось только легонько отереть ботинки о циновку, вытереть пальцы, спрятать конверт в карман и вернуться наверх, что я и сделал, держа ботинки за спиной.
Было ясно, что инспектор и Джо застряли на мертвой точке. Я это предвидел. Джо утверждал, что он вышел из машины Шейлы у парка около четверти двенадцатого. Он держался весьма уверенно. Инспектор тоже, но ему все это уже начинало надоедать.
– Я ему сейчас сказал, что машина миссис Каслсайд с нею вместе свалилась в канал как раз перед заводом Чартерса. А он ничего об этом не знает!
– Да откуда же мне знать, если мы расстались за добрых две мили до того места! – запротестовал Джо. – Мне, ей-богу, жалко, что она утонула, но она здорово нализалась, и с нею чего только не могло приключиться… Я ее все уговаривал, чтобы она пустила меня за руль… – Он окончательно успокоился и вдохновенно сочинял новые подробности.
Итак, инспектор сделал свое дело; наступило время действовать мне – и действовать совершенно иначе. Джо уже улыбался, считая себя победителем. Теперь с ним заговорят по-другому!
– Хватит врать, предатель! – заорал я, стоя перед ним, но все еще пряча ботинки за спиной. – Я скажу тебе, когда ты вышел из машины и где. Ты вышел около половины двенадцатого. И место могу тебе указать – в двадцати ярдах от канала.
Джо перестал улыбаться и явно занервничал. Этого я и ожидал.
– Вы слишком беспечны, Джо, – продолжал я, совсем как в детективном фильме, – и вы засыпались. Вы не заметили – из-за темноты, должно быть, – что остановились в густой черной грязи, но потом вы могли бы заметить, что она налипла на ваши ботинки. Смотрите! – я ткнул их ему чуть не в лицо, на котором уже не осталось ни следа прежней уверенности, и, не давая опомниться, отчеканил: – Вы вышли из машины не у парка. Вы вышли возле того места, где она полетела в канал. Не лгите больше. Я могу это доказать.
Джо облизал губы.
– Ладно, – пробормотал он, – все было так, как я сказал, только вышел я не у парка, а неподалеку от канала.
– Ага, значит, вы были там? – подхватил инспектор. – Вы признаете это? Еще что-нибудь?
– Больше ничего, – затараторил Джо. – Я вам сказал все, что знаю. Она была пьяна. Мне пришлось выйти из машины. Она не могла управлять. Я ей говорил…
Я швырнул на пол ботинки и, упершись ладонью в лицо Джо, заставил его откинуться назад, на спинку стула.
– Я повторю, что ты ей говорил, предатель! Ты пригрозил, что, если она не добудет нужных тебе сведений, ты ее разоблачишь. – Я увидел, что попал в цель. – А она ответила, что никаких сведений добывать не будет и сейчас же поедет в полицию и расскажет, чего ты от нее требовал. Ты видел, что это не пустая угроза. Оставалось только одно, и ты это сделал: оглушил ее ударом, завел мотор, выскочил и пустил машину прямо в канал. И вот чем ты ее оглушил – вот, смотри! – Я потряс резиновой дубинкой перед его глазами.
И тут Джо сломался. Я так и не дал ему сообразить, какие же у нас есть улики против него. Он что-то хрипло выкрикивал, словно в бреду, а потом, забыв, что он не одет, бросился к двери. Но инспектор опередил его и, взяв огромной ручищей за плечо, слегка встряхнул.
– Наденьте что-нибудь, – сказал он. – И тогда можете ехать со мной и сделать заявление. Это облегчит вашу участь.
Я сказал инспектору, что доеду в полицейской машине до управления и пошлю ее обратно за ним и Джо. Мне нужно было поскорее повидаться с Периго, и так как мы не условились о месте новой встречи, а бродить по улицам в такую погоду – занятие малоприятное, я понимал, что он вернется в управление. И действительно, он пришел через пять минут после меня. Было ясно, что у него есть новости, но я потащил его в гостиную «Ягненка и шеста», где мы могли спокойно поговорить и в случае надобности позвонить по телефону. Рассказав ему о Джо, я спросил, нашел ли он что-нибудь у Дианы.
– Там была какая-то синяя шкатулка, которую я не сумел открыть, – сказал он, улыбаясь, – но зато на дне комода я нашел вот это. Обычные шифрованные письма… кое-что из Америки… вопросы о тетушкином ревматизме и дядюшкиных лошадях и коровах. Наши шифровальщики в два счета во всем этом разберутся.
Несколько минут мы просматривали найденные письма. Со стороны нас можно было принять за двух мирных обывателей, занятых деловым разговором о сдаче магазина в аренду.
– Вам не нравится Диана? – спросил вдруг Периго, складывая письма. – Конечно, она предательница, она на стороне наших врагов, но, может быть, она вам нравится как женщина? По-моему, у вас с нею были какие-то амуры… или намечались… гм?
– Нет, она мне не нравится, – ответил я. – А знаете, что ее погубило? Все то же самомнение. Ей не пришло в голову, что не только она, но и другой может затеять эти самые амуры в интересах дела. Я думаю, что сердце ее принадлежит какому-нибудь рейхсверовцу с моноклем и в сапогах с отворотами, который накачивал ее рейнвейном, уверял, что она Брунгильда, а затем поступил с нею, как полагается. Мне кажется, такой для Дианы – самая подходящая пара. У них много общего. Оба умны до известного предела, а дальше глупы, как пробки. Оба полны самомнения – в этом их беда. В собственных глазах они гиганты среди пигмеев, а здравого смысла ни на грош. Продавщица из «Магазина подарков» – ну, та, что всегда простужена – в житейском плане наверняка в десять раз умнее Дианы.
– А я к Диане сразу почувствовал антипатию, – сказал Периго. – Правда, я и раньше никогда не любил и не доверял крупным, красивым, нестареющим женщинам с холодными глазами. Они все такие сдержанные, что в конце концов их женская дурь превращается в чистейшее помешательство. В то время как женщины, которые дурят открыто, с размахом, при близком знакомстве часто оказываются мудрее Соломона… А Диана по-прежнему горда и самонадеянна, только чуточку беспокоится о Джо, который для нее, разумеется, вовсе не друг, а просто товарищ по работе. Что же нам с ней делать? Если не возражаете, я хотел бы сам ею заняться.
– Я как раз собирался вам это предложить, – сказал я. – Мне думается, когда Диана поймет, что их здешней организации конец, она, вместо того чтобы остаться в Грэтли и замести следы, – а это было бы нетрудно, – по глупости сразу сбежит отсюда и отправится за новыми инструкциями.
– Каждое ваше слово – святая истина, – улыбнулся Периго. – Честное слово, буду проситься к вам в отдел! Мне нравится ваша гибкость и знание людей. Пожалуй, я через несколько минут побегу опять к Диане и в полной панике объявлю ей, что Джо арестован и начал выдавать всех, но ее, кажется, еще не запутал…
– Вот-вот! Скажите ей, что все пропало и вы сегодня тоже смываетесь…
– А пока предложу ей свои услуги, как второй великий ум среди болванов! – веселился Периго. – Отвезу ее на вокзал, предложу взять для нее билет, чтобы сберечь время и не возбуждать подозрений. А там…
– А там дадите кому следует телеграмму туда, куда она едет, – по всей вероятности, в Лондон, – и мы прищемим хвост не только ей, но и ее инструкторам, – подхватил я.
– Ну, а как насчет акробатки, которая, признаюсь, вызывает во мне некоторый эстетический интерес?…
– Фифин я тоже уступаю вам, – сказал я. – Она ваша. Кстати, в их труппе есть один парень, Ларри – наблюдательный, отлично соображает и кое в чем мне помог.
– Ларри? Погодите… Ах, да, помню. Самый ужасный комик, какого я видел. Значит, если мы дадим Фифин продолжать свою деятельность еще неделю-другую, а это, наверное, было бы правильно, – вы полагаете, Ларри нам пригодится?
– Да, его стоит испытать. Но это вы уж сами решайте. Я вечером буду занят в другом месте. Хочу еще сегодня покончить со всем этим делом, со всей компанией.
Периго вдруг перестал улыбаться и превратился в серьезного пожилого человека с дружеским заботливым взглядом.
– Но вы будете осторожны? Смотрите, Нейлэнд!…
– Не обещаю, – сказал я, надеясь, что это звучит не слишком хвастливо. – Я сегодня решил идти напролом, Периго. Хочу поскорее разделаться с этим проклятым Грэтли и буду просить отдел, чтобы меня отпустили. Хватит мне ловить шпионов! У меня есть работа, с которой я неплохо справляюсь. Для людей моей профессии, – продолжал я, воодушевившись, – сейчас много дела на Дальнем Востоке. Строить мосты, железные дороги… Особенно в Китае. Периго, я хочу на воздух! Хочу делать настоящее дело, создавать что-то!… Я вовсе не собираюсь прятаться от войны. Я готов работать в самом опасном месте. Но мне нужны воздух и солнце. Иначе я скоро так закисну, что возненавижу себя самого.
– А кроме себя, вам любить некого? – спросил Периго, и я увидел, что он и не думает острить.
– Нет, я одинок. – И я в нескольких словах рассказал ему о Мараките и мальчике, чтобы он не подумал, что я рисуюсь.
– Понимаю. – Он хотел что-то прибавить, но осекся. – Ну, а что касается вашего возвращения к прежней специальности, то я, наверное, смогу вам помочь – у меня есть кое-какие знакомства в военном министерстве. А сейчас побегу к Диане и постараюсь нагнать на нее страху…
Я позвонил в полицейское управление и узнал, что из Лондона пришел долгожданный ответ на мой запрос. Мне его прочитали по телефону, после чего я помчался под дождем на Раглан-стрит и сел строчить донесение в отдел. Мистер Уилкинсон, величайший стратег среди железнодорожников Грэтли, разработал теперь план захвата Голландии; он был бы весьма заманчив, имей мы только в своем распоряжении сотен пять больших военных кораблей, которые нам бы нигде больше не были нужны. А миссис Уилкинсон – мы с нею очень подружились, и она жадно слушала мои преувеличенно восторженные рассказы о Южной Америке – не придумывала никаких планов быстрого окончания войны и вообще считала войну не делом рук человеческих, а грандиозным стихийным бедствием. У миссис Уилкинсон был свой фронт – продуктовые лавки и поставщики, – и она воевала на этом фронте с кроткой настойчивостью и мужеством, никогда не требуя больше, чем ей полагалось, но преисполненная спокойной решимости получить все, что полагается. Делала она это не ради себя, а ради того, чтобы прилично кормить мужа и жильца. В иные дни – и сегодня был как раз один из них – мне начинало казаться, что миссис Уилкинсон на миллион лет старше всех нас – всех членов военного кабинета, и своего мужа, и Хамфри Нейлэнда и что где-то в глубине души она это знает.
К четырем часам я был на Шервуд авеню. Служанка-австриячка опасливо проводила меня в гостиную. Маргарет Энн Бауэрнштерн ожидала меня, но никакого Отто не было видно. Сегодня она надела темно-зеленое платье с темно-красной отделкой на воротнике и рукавах и выглядела очень эффектно. По-моему, она об этом специально позаботилась, но, чтобы я не догадался, а может быть, и из-за своих слез прошлой ночью держалась в высшей степени холодно, словно давая мне понять, что наша встреча за чашкой чая – ужасная нелепость и что она только из вежливости не говорит этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– А она? – спросил инспектор.
– Она, должно быть, разозлилась. Дала газ – и под гору. Ехала как бог на душу положит. Куда ее потом занесло, не знаю. Я же вам говорю – она была навеселе. – Джо насмешливо улыбнулся.
– Кто-нибудь видел, как вы выходили из машины?
– Может, кто и видел, но я никого. Темно же было. В такой час, сами знаете…
– А где именно вы вышли? – спросил инспектор, как будто допрос еще только начинался.
Не дожидаясь ответа Джо, я сказал:
– Сейчас вернусь, – и сошел вниз.
В грязной кухне я застал квартирную хозяйку Джо, женщину довольно молодую, но, как мне показалось, уже разочарованную жизнью. Может быть, в этом виноват был Джо?
– Джо одевается, – сообщил я ей, – и просит те ботинки, которые он надевал вчера.
– Я их только что чистила, – сказала она и принесла пару черных ботинок, вычищенных не слишком тщательно. Я взял их под мышку и, выйдя из кухни, плотно закрыл за собой дверь. В передней висело несколько пальто. Я осмотрел черное, самое новое и щегольское. Джо стал неосторожен: в одном кармане я нашел пару перчаток, в другом – короткую, но тяжелую резиновую дубинку, которая немедленно перекочевала ко мне в карман. После этого я подошел к циновке у входной двери и, стоя спиной к кухне, чтобы хозяйка не видела, что я делаю, если вздумает подглядывать, заляпал ботинки в нескольких местах похожей на грязь черной смазкой, которую мне дал инспектор. Теперь оставалось только легонько отереть ботинки о циновку, вытереть пальцы, спрятать конверт в карман и вернуться наверх, что я и сделал, держа ботинки за спиной.
Было ясно, что инспектор и Джо застряли на мертвой точке. Я это предвидел. Джо утверждал, что он вышел из машины Шейлы у парка около четверти двенадцатого. Он держался весьма уверенно. Инспектор тоже, но ему все это уже начинало надоедать.
– Я ему сейчас сказал, что машина миссис Каслсайд с нею вместе свалилась в канал как раз перед заводом Чартерса. А он ничего об этом не знает!
– Да откуда же мне знать, если мы расстались за добрых две мили до того места! – запротестовал Джо. – Мне, ей-богу, жалко, что она утонула, но она здорово нализалась, и с нею чего только не могло приключиться… Я ее все уговаривал, чтобы она пустила меня за руль… – Он окончательно успокоился и вдохновенно сочинял новые подробности.
Итак, инспектор сделал свое дело; наступило время действовать мне – и действовать совершенно иначе. Джо уже улыбался, считая себя победителем. Теперь с ним заговорят по-другому!
– Хватит врать, предатель! – заорал я, стоя перед ним, но все еще пряча ботинки за спиной. – Я скажу тебе, когда ты вышел из машины и где. Ты вышел около половины двенадцатого. И место могу тебе указать – в двадцати ярдах от канала.
Джо перестал улыбаться и явно занервничал. Этого я и ожидал.
– Вы слишком беспечны, Джо, – продолжал я, совсем как в детективном фильме, – и вы засыпались. Вы не заметили – из-за темноты, должно быть, – что остановились в густой черной грязи, но потом вы могли бы заметить, что она налипла на ваши ботинки. Смотрите! – я ткнул их ему чуть не в лицо, на котором уже не осталось ни следа прежней уверенности, и, не давая опомниться, отчеканил: – Вы вышли из машины не у парка. Вы вышли возле того места, где она полетела в канал. Не лгите больше. Я могу это доказать.
Джо облизал губы.
– Ладно, – пробормотал он, – все было так, как я сказал, только вышел я не у парка, а неподалеку от канала.
– Ага, значит, вы были там? – подхватил инспектор. – Вы признаете это? Еще что-нибудь?
– Больше ничего, – затараторил Джо. – Я вам сказал все, что знаю. Она была пьяна. Мне пришлось выйти из машины. Она не могла управлять. Я ей говорил…
Я швырнул на пол ботинки и, упершись ладонью в лицо Джо, заставил его откинуться назад, на спинку стула.
– Я повторю, что ты ей говорил, предатель! Ты пригрозил, что, если она не добудет нужных тебе сведений, ты ее разоблачишь. – Я увидел, что попал в цель. – А она ответила, что никаких сведений добывать не будет и сейчас же поедет в полицию и расскажет, чего ты от нее требовал. Ты видел, что это не пустая угроза. Оставалось только одно, и ты это сделал: оглушил ее ударом, завел мотор, выскочил и пустил машину прямо в канал. И вот чем ты ее оглушил – вот, смотри! – Я потряс резиновой дубинкой перед его глазами.
И тут Джо сломался. Я так и не дал ему сообразить, какие же у нас есть улики против него. Он что-то хрипло выкрикивал, словно в бреду, а потом, забыв, что он не одет, бросился к двери. Но инспектор опередил его и, взяв огромной ручищей за плечо, слегка встряхнул.
– Наденьте что-нибудь, – сказал он. – И тогда можете ехать со мной и сделать заявление. Это облегчит вашу участь.
Я сказал инспектору, что доеду в полицейской машине до управления и пошлю ее обратно за ним и Джо. Мне нужно было поскорее повидаться с Периго, и так как мы не условились о месте новой встречи, а бродить по улицам в такую погоду – занятие малоприятное, я понимал, что он вернется в управление. И действительно, он пришел через пять минут после меня. Было ясно, что у него есть новости, но я потащил его в гостиную «Ягненка и шеста», где мы могли спокойно поговорить и в случае надобности позвонить по телефону. Рассказав ему о Джо, я спросил, нашел ли он что-нибудь у Дианы.
– Там была какая-то синяя шкатулка, которую я не сумел открыть, – сказал он, улыбаясь, – но зато на дне комода я нашел вот это. Обычные шифрованные письма… кое-что из Америки… вопросы о тетушкином ревматизме и дядюшкиных лошадях и коровах. Наши шифровальщики в два счета во всем этом разберутся.
Несколько минут мы просматривали найденные письма. Со стороны нас можно было принять за двух мирных обывателей, занятых деловым разговором о сдаче магазина в аренду.
– Вам не нравится Диана? – спросил вдруг Периго, складывая письма. – Конечно, она предательница, она на стороне наших врагов, но, может быть, она вам нравится как женщина? По-моему, у вас с нею были какие-то амуры… или намечались… гм?
– Нет, она мне не нравится, – ответил я. – А знаете, что ее погубило? Все то же самомнение. Ей не пришло в голову, что не только она, но и другой может затеять эти самые амуры в интересах дела. Я думаю, что сердце ее принадлежит какому-нибудь рейхсверовцу с моноклем и в сапогах с отворотами, который накачивал ее рейнвейном, уверял, что она Брунгильда, а затем поступил с нею, как полагается. Мне кажется, такой для Дианы – самая подходящая пара. У них много общего. Оба умны до известного предела, а дальше глупы, как пробки. Оба полны самомнения – в этом их беда. В собственных глазах они гиганты среди пигмеев, а здравого смысла ни на грош. Продавщица из «Магазина подарков» – ну, та, что всегда простужена – в житейском плане наверняка в десять раз умнее Дианы.
– А я к Диане сразу почувствовал антипатию, – сказал Периго. – Правда, я и раньше никогда не любил и не доверял крупным, красивым, нестареющим женщинам с холодными глазами. Они все такие сдержанные, что в конце концов их женская дурь превращается в чистейшее помешательство. В то время как женщины, которые дурят открыто, с размахом, при близком знакомстве часто оказываются мудрее Соломона… А Диана по-прежнему горда и самонадеянна, только чуточку беспокоится о Джо, который для нее, разумеется, вовсе не друг, а просто товарищ по работе. Что же нам с ней делать? Если не возражаете, я хотел бы сам ею заняться.
– Я как раз собирался вам это предложить, – сказал я. – Мне думается, когда Диана поймет, что их здешней организации конец, она, вместо того чтобы остаться в Грэтли и замести следы, – а это было бы нетрудно, – по глупости сразу сбежит отсюда и отправится за новыми инструкциями.
– Каждое ваше слово – святая истина, – улыбнулся Периго. – Честное слово, буду проситься к вам в отдел! Мне нравится ваша гибкость и знание людей. Пожалуй, я через несколько минут побегу опять к Диане и в полной панике объявлю ей, что Джо арестован и начал выдавать всех, но ее, кажется, еще не запутал…
– Вот-вот! Скажите ей, что все пропало и вы сегодня тоже смываетесь…
– А пока предложу ей свои услуги, как второй великий ум среди болванов! – веселился Периго. – Отвезу ее на вокзал, предложу взять для нее билет, чтобы сберечь время и не возбуждать подозрений. А там…
– А там дадите кому следует телеграмму туда, куда она едет, – по всей вероятности, в Лондон, – и мы прищемим хвост не только ей, но и ее инструкторам, – подхватил я.
– Ну, а как насчет акробатки, которая, признаюсь, вызывает во мне некоторый эстетический интерес?…
– Фифин я тоже уступаю вам, – сказал я. – Она ваша. Кстати, в их труппе есть один парень, Ларри – наблюдательный, отлично соображает и кое в чем мне помог.
– Ларри? Погодите… Ах, да, помню. Самый ужасный комик, какого я видел. Значит, если мы дадим Фифин продолжать свою деятельность еще неделю-другую, а это, наверное, было бы правильно, – вы полагаете, Ларри нам пригодится?
– Да, его стоит испытать. Но это вы уж сами решайте. Я вечером буду занят в другом месте. Хочу еще сегодня покончить со всем этим делом, со всей компанией.
Периго вдруг перестал улыбаться и превратился в серьезного пожилого человека с дружеским заботливым взглядом.
– Но вы будете осторожны? Смотрите, Нейлэнд!…
– Не обещаю, – сказал я, надеясь, что это звучит не слишком хвастливо. – Я сегодня решил идти напролом, Периго. Хочу поскорее разделаться с этим проклятым Грэтли и буду просить отдел, чтобы меня отпустили. Хватит мне ловить шпионов! У меня есть работа, с которой я неплохо справляюсь. Для людей моей профессии, – продолжал я, воодушевившись, – сейчас много дела на Дальнем Востоке. Строить мосты, железные дороги… Особенно в Китае. Периго, я хочу на воздух! Хочу делать настоящее дело, создавать что-то!… Я вовсе не собираюсь прятаться от войны. Я готов работать в самом опасном месте. Но мне нужны воздух и солнце. Иначе я скоро так закисну, что возненавижу себя самого.
– А кроме себя, вам любить некого? – спросил Периго, и я увидел, что он и не думает острить.
– Нет, я одинок. – И я в нескольких словах рассказал ему о Мараките и мальчике, чтобы он не подумал, что я рисуюсь.
– Понимаю. – Он хотел что-то прибавить, но осекся. – Ну, а что касается вашего возвращения к прежней специальности, то я, наверное, смогу вам помочь – у меня есть кое-какие знакомства в военном министерстве. А сейчас побегу к Диане и постараюсь нагнать на нее страху…
Я позвонил в полицейское управление и узнал, что из Лондона пришел долгожданный ответ на мой запрос. Мне его прочитали по телефону, после чего я помчался под дождем на Раглан-стрит и сел строчить донесение в отдел. Мистер Уилкинсон, величайший стратег среди железнодорожников Грэтли, разработал теперь план захвата Голландии; он был бы весьма заманчив, имей мы только в своем распоряжении сотен пять больших военных кораблей, которые нам бы нигде больше не были нужны. А миссис Уилкинсон – мы с нею очень подружились, и она жадно слушала мои преувеличенно восторженные рассказы о Южной Америке – не придумывала никаких планов быстрого окончания войны и вообще считала войну не делом рук человеческих, а грандиозным стихийным бедствием. У миссис Уилкинсон был свой фронт – продуктовые лавки и поставщики, – и она воевала на этом фронте с кроткой настойчивостью и мужеством, никогда не требуя больше, чем ей полагалось, но преисполненная спокойной решимости получить все, что полагается. Делала она это не ради себя, а ради того, чтобы прилично кормить мужа и жильца. В иные дни – и сегодня был как раз один из них – мне начинало казаться, что миссис Уилкинсон на миллион лет старше всех нас – всех членов военного кабинета, и своего мужа, и Хамфри Нейлэнда и что где-то в глубине души она это знает.
К четырем часам я был на Шервуд авеню. Служанка-австриячка опасливо проводила меня в гостиную. Маргарет Энн Бауэрнштерн ожидала меня, но никакого Отто не было видно. Сегодня она надела темно-зеленое платье с темно-красной отделкой на воротнике и рукавах и выглядела очень эффектно. По-моему, она об этом специально позаботилась, но, чтобы я не догадался, а может быть, и из-за своих слез прошлой ночью держалась в высшей степени холодно, словно давая мне понять, что наша встреча за чашкой чая – ужасная нелепость и что она только из вежливости не говорит этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30