А
я, напротив, очень доволен: у Риты будет женское общество и она не будет
оставаться одна в те часы, когда мне по делу придется отлучаться из зам-
ка.
Да и при этом Франческа и Лючия милые, здоровые девушки, и их веселая
болтовня оживляет наши обеды и вечера.
Кроме того, Рита говорит, что они так ее любят, что отдадут свою
жизнь за нее.
Общество наше совсем маленькое. Кроме нас с Ритой и двух кузин его
составляют: косматый художник, архитектор и его помощник.
Утро, хочешь не хочешь, мне приходится посвящать работе. В это время
Рита и кузины усердно вышивают. Я это знаю, но что вышивается, от меня
тщательно скрывают. Это мне подарок.
- Потерпи, - говорит Рита, - а за то мы весь бордюр сделаем из насто-
ящего жемчуга.
За обедом нам служат два лакея итальянца, также привезенные Ритой.
Вечер проходит в болтовне и шутках. Лючия превосходно играет на лют-
не; впрочем, и Рита, и Франческа также играют и поют.
Через две недели наша свадьба; мне бы так хотелось, чтобы ты приеха
л... приезжай! Когда я сообщил Рите это свое желание, она пришла в вос-
торг и от себя очень и очень просит тебя приехать.
Постарайся, Альф, доставь нам обоим это удовольствие.
Твой Д.
ПИСЬМО ШЕСТНАДЦАТОЕ
Эх, милый Альф, твой отказ сильно огорчил, но еще больше он опечалил
Риту. Она даже выразилась:
Нет на свете истинной дружбы.
И как я ей ни доказывал, что отказ приехать на свадьбу не мерило
дружбы, что, если б нас постигло горе и мы позвали тебя на помощь, ты
немедленно бы явился. Она только покачивает в ответ своей хорошенькой
головкой.
Ты этим не огорчайся; Рита за последние дни мрачно настроена. Она
побледнела и вся зябнет, уверяет, что "немецкое солнце" не так греет,
как итальянское.
А не только дни, но и ночи стоят небывало жаркие.
Этот "нервный озноб", иначе я его и назвать не могу, начался с того
дня, как я по своей глупости сводил ее в склеп.
Склеп, конечно, вычищен и проветрен.
Кстати, знаешь ли, я так и не нашел гробов ни отца, ни матери! Стран-
но и даже очень.
Рита с любопытством осматривала гробницы и читала надписи: одни прек-
расны по своей наивности, другие дышат тщеславием и гордостью.
Уставши, она оперлась об огромную каменную гробницу, ту самую, в ко-
торую был поставлен гроб деда, привезенного из Америки.
- Как холодно, - с дрожью в голосе сказала Рита, отходя от гробницы.
На ней было легкое кружевное платье с открытой шеей и руками. Только
при восклицании Риты: "Как холодно", я сообразил, какую глупость я наде-
лал! В жаркий день, в одних кружевах, позволил ей спуститься в склеп,
где холодно и сыро.
Осел я, дурак!
Вечер прошел по обыкновению. Рита играла на лютне и пела: "guella
fiamma shk...".
Она, видимо, забыла о неприятном ощущении. Когда все разошлись, я еще
долго стоял в саду под открытым окном Риты, беседуя с ней.
Назавтра она встала бледная и утомленная, отказалась от работы и все
грелась на солнышке.
На другой день то же самое.
Я хотел послать за доктором в деревню, но она прямо запретила мне это
делать.
Даже кормилица, советов которой она обыкновенно слушается, на этот
раз не могла ее убедить.
- Вот синьорина отказывается от доктора, а сегодня ночью я сама слы-
шала из соседней комнаты, как она жалобно стонала, - докончила старуха.
- Что тут особенного, с неудовольствием ответила Рита, - я ночью уко-
лола себя булавкой и от боли застонала.
И она показала мне небольшую ранку под подбородком, на шее.
Ранка была небольшая, но на меня подействовала как удар грома. В пер-
вые минуты я даже не мог понять, почему вид этого красного пятнышка так
взволновал меня.
Позже я уже сообразил причину: такое пятнышко я видел на шее моей ма-
тери!
Умерла она не от него, конечно, но тем не менее вид его на белой шей-
ке Риты пронзил мне сердце.
Я стал расспрашивать.
- Все очень просто, - ответила Рита, - заснула я с открытым окном и
ночью почувствовала, как из него дует холодом и сыростью.
- Рита, помилуй, ночь была жаркая и душная, - вскричала Лючия.
- А я тебе говорю, подуло холодом, могильным холодом, - упрямо отве-
тила моя невеста.
- Я закуталась в теплый платок, - Продолжала она. - И чтобы не разог-
нать сна, не открывая глаз, взяла с ночного столика булавку. На мое нес-
частье, попалась розовая, сердоликовая, та, которую ты мне подарил; я ее
так люблю! А у ней, ты сам заметил, какая длинная и острая игла.
Во всяком случае, это сущие пустяки и завтра ничего не будет, - за-
кончила Рита.
Сам отлично понимаю пустячность этой ранки, а все же мне не по себе:
вспоминается умершая мать... и все...
Я почти забыл, что недосказал тебе своей истории; извини, и сегодня
этого не сделаю. Нет времени: решил тотчас же отправиться в город и
завтра к утру привезти оттуда врача.
Рита наотрез отказалась от медицинской помощи, придется прибегнуть к
хитрости.
Я уже знаю, что в городе живет старый домашний доктор моего отца и
матери. Он очень стар, но не дряхл. Практику он совсем оставил, а живет
на ренту, полученную от отца, и весь погрузился в науку.
Попрошу его приехать в замок не как доктора, а как старого друга.
Пока прощай; письмо в одну сторону, а я в другую.
Д.
XIII
- Но довольно ли на сегодня, - сказал Гарри, - я вижу, у Карла Ивано-
вича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.
Гости не могли не согласиться с желанием хозяина, и, прощаясь, один,
за другим стали выходить из столовой.
- Скоро остались только Джемс и капитан Райт.
Райт молча курил; он точно тянул время пребывания в столовой.
Джемс, весь вечер за ним наблюдавший, был поражен его серым цветом
лица.
- Райт, что с тобой? Ты болен? - спросил озабоченно Джемс.
Капитал вздрогнул и сердито взглянул, на говорившего, но увидев дру-
жеское лицо Джемса, он тяжело вздохнули, положив ему руку на плечо и
сказал:
- Джемми, ты, кажется, прав: я болен, я схожу ума.
- Райт, что за идея, что с тобой? - вскричал Джемс.
- Хорошо, Джемми, я скажу тебе, но ты никому ничего не должен гово-
рить. Согласен?
- Ну, конечно же, говори.
Капитан закурил новую сигару и после небольшого молчания начал:
- Это началось недавно. Вернее, с той ночи, как я согласился лечь в
комнату привидений. Нечего тебе и говорить, что в привидения я не верил
и ничего не боялся.
- Ну, еще бы, - искренне вставил Джемс.
- В комнате было душно; я открыл окно и вскоре задремал. Сколько
прошло времени, не знаю, но внезапно, точно от толчка, я очнулся: в ком-
нате слышался шелест, ну, точь-в-точь, как от женского шелкового платья;
пряный запах лаванды ударил в нос.
А это из шифоньера, что открывал давеча Гарри, и шелестят от ветра
занавесы на окне, - подумал я и совершенно спокойно взял сигару и зажег
спичку.
При свете спички между складок кроватных занавесей я ясно увидел
прекрасную женскую ручку, на пальце которой сверкал дорогой бриллиант.
Занавесы тихо шелохнулись, и в образовавшуюся щель заглянуло женское
личико. Страшно бледное, с большими черными глазами. Черные локоны были
украшены чем-то вроде короны, а на шее лежала нитка розовых кораллов.
Я остолбенел.
Догоравшая спичка обожгла мне пальцы и заставила очнуться.
Все погрузилось во мрак.
Вскочить, зажечь свечу было делом одной минуты. Занавесы на окне тихо
колебались, хотя на воздухе не было ни малейшего ветерка; в этом я впол-
не убедился, поднеся зажженную свечу к открытому окну.
Осмотрев еще раз двери и замки, я снова лег. Сон бежал меня.
С сигарой во рту, вспоминая все мелочи, я старался дать себе отчет в
виденном, невольно, время от времени, посматривая на то место, где яви-
лось видение.
Ты, конечно, знаешь свойство лучших бриллиантов Индии, быть мертвыми
при хорошем освещении и, напротив, в темноте, при малейшем луче света,
играть и блестеть, как звезды.
- Ты вспоминаешь об ожерелье индийской богини Дурги? - спросил Джемс.
- Ну да. Такой же точно свет, вернее, игру света я видел при вспышках
мой сигары между складок постельных занавесей.
Докурив сигару, я снова встал, снова все осмотрел - и опять тщетно.
Больше я уже не ложился.
На другой день Гарри приказал сдвинуть шифоньер в угол и за ним, как
и предполагали, оказалась дверь в таинственную комнату.
Воспользовавшись присутствием слуг, я распорядился подобрать занавесы
у кровати, объясняя это невыносимой жарой.
Днем я совершенно забыл о ночном приключении и, ложась спать, не
вспомнил даже о нем.
Среди ночи чувствую струю холодного затхлого воздуха. Открываю глаза.
Широкая полоса лунного света тянется от окна, где осталась щель между
занавесами через мою кровать, прямо к тому месту на стене, где стоял ши-
фоньер.
Смотрю. Дверь в таинственную комнату открыта, и на дороге стоит женс-
кая фигура.
То же самое лицо, что я видел накануне; только теперь я ее вижу всю.
Чудная, сказочная красавица: высокая, стройная фигура, голубое шелко-
вое платье не скрывает роскошных форм, его складки, в лучах месяца,
как-то особенно мерцают и переливаются. Розовые кораллы покачиваются от
дыхания груди. То, что я принял за корону на голове, край красивой высо-
кой гребенки.
Через минуту она тихо приблизилась к моей кровати и остановилась.
Ощущение холода стало сильнее, также и смешанный запах лаванды и
затхлости. Большие черные глаза были устремлены на меня; я не выдержал и
поднялся.
В тот же миг она исчезла.
Ушла ли она назад в комнату, скрылась ли за оконными занавесами - не
знаю. Она точно растаяла.
Целую ночь я не спал, снова поджидая ее.
- Что это, Джемми? - закончил Райт.
- Галлюцинация.
- Помилуй, Джемми, у меня, капитана Райта, и галлюцинация! Но слушай,
я жду ночи, как любовник, свидания и... и боюсь, ведь это путь в сумас-
шедший дом.
- Почему ты ничего не сказал доктору?
- Что доктор, я или сам должен с этим справиться или погибнуть.
- Хочешь, Райт, я посижу сегодня с тобой, - предложил Джемс.
- Хорошо, Джемми.
Приказали подать рому и сигар в спальню Райта и отпустили слуг.
Долго беседовали друзья.
В открытое окно лился лунный свет и аромат сада.
Вспоминали прошлое, говорили о будущем, но малопомалу разговор стано-
вился вялым, одолевала дремота...
В полной тишине вдруг раздался нежный звук, точно кто тихо коснулся
лютни, еще и еще аккорд...
Друзья насторожились... И вот таинственная дверь плавно открылась, ив
ней показалась женщина.
Джемс должен был сознаться, что Райт, не преувеличивая, назвал ее
сказочной красавицей. Но в то же время ему показалось, что где-то ког-
да-то он уже видел ее. Быть может, наяву, быть может, во сне, но видел,
видел.
Царственная, но в то же время нежная осанка, черные локоны, мраморная
шея, и как красиво покоятся на ней розовые кораллы. А глаза, эти черные
звезды?!
- Ты видишь? - тихо спросил Райт.
- Да, - прошептал Джемс.
Но как только они говорило призрак точно испугался и мгновенно про-
пал.
До утра молодые люди просидели, не проронив ни слова.
XIV
Утром за кофе Гарри опять извинился перед гостями: "Охоты сегодня не
будет".
- Ввод во владение окончен, - сказал он, - и Смит приготовил рабочих,
чтобы открыть капеллу.
Представьте, он говорит, что дверь в нее из сада не только заперта и
замкнута, но так же заделана, как и та, что ведет из второго этажа зам-
ка. Меня это интригует, и я сам хочу все видеть.
Некоторые из гостей попросили у Гарри разрешения сопровождать его.
Доктор, Райт и Джеме также отправились.
Райт свирепо молчал. Всегда веселый, Джемс также был не в духе.
Дорога от Охотничьего дома к замку была уже очищена, и обществу пода-
ли охотничьи экипажи. Поездка через густой зеленый лес, пересекаемый
коегде веселыми солнечными лужайками, была прелестна. Вскоре все общест-
во прибыло к большим воротам замка.
Ворота сегодня были широко открыты для приема владельца. Ни печатей,
ни замков больше не было.
Двор успели уже очистить от мусора и сорной травы. Когда-то он был
прекрасно вымощен, но неумолимое время и на камни наложило свою печать.
В углу двора близ замка лежали две доски крестнакрест и на вопрос
Гарри: "Что это?" - Смит ответил:
- Тут старый колодец, каменная стенка обвалилась, и я боюсь, чтобы
кто-нибудь не оступился.
- А сколько у нас колодцев? - осведомился хозяин.
- Не считая тех, что близ конюшен, два. Этот и второй, более новый, в
саду, - ответил Миллер.
- Приведите оба в порядок, - кончил Гарри.
Пока шли разговоры о колодцах, рабочие усердно трудились над большими
чугунными дверями капеллы. Отпаять олово, которым были залиты створки и
притвор, было не так просто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33