— Кала, ты сумела сломать замки на наших ошейниках, чтобы открыть их,
— сказал Кеман очень тихо, чтобы никто, кроме нее, не услышал. — А можешь ты испортить замок так, чтобы его вообще нельзя было открыть?
Она молча медленно кивнула. Мире принялась браниться и дергаться, пытаясь стряхнуть с себя Шану. Кала развернулась, подошла к Шане и сделала ей знак встать и держать Мире за ноги. А сама уселась Мире на спину и схватила ее за волосы. А ведь Кала была отнюдь не перышко. Мире побагровела от натуги и притихла.
— Лежи тихо, тварь! — сказала жена жреца и тряхнула Мире за волосы так, что драконица скривилась от боли. — Мне все равно, кто ты, демон или чудовище. Пока на тебе этот ошейник, ты всего лишь баба и останешься бабой.
А уж с бабой-то я как-нибудь управлюсь. Так что лежи смирно, пока я работаю, а то я ни за что не ручаюсь. Инструменты у меня очень острые.
Мире застыла, не смея шевельнуться.
Кале только этого и надо было. Она отпустила волосы Мире, достала щуп, сунула его в замок и обломила кончик, оставив его внутри ошейника. И только тогда встала и позволила растрепанной Мире медленно и неуклюже подняться на ноги.
— Теперь этот замок никому открыть не удастся, — спокойно сказала Кала. — Так что снять ошейник ты сумеешь, только если найдешь кого-нибудь, кто согласится его перепилить. А это тоже не так-то просто. С помощью магии ошейник не снять, а закален он так, что не всякий напильник возьмет.
— А пока он на тебе, дуреха, тебе не удастся ни сменить облик, ни воспользоваться магией — разве что самой слабой, — добавил Каламадеа, подошедший вместе с остальной толпой. — На твоем месте я бы и пытаться не стал.
Мне говорили, что последствия могут быть самые неприятные.
Толпа внезапно расступилась, и в круг вошел Дирик.
Следом за ним четыре мужеподобные женщины вели Джамала. Он не был связан, но, судя по тому, как Джамал держался, можно было подумать, что он в цепях. Вождь ссутулился и смотрел в землю.
Но Кеман увидел в его глазах с трудом скрываемую ярость. Вождь потерпел поражение, но никогда не смирится с этим, и, если ему представится случай отомстить, месть его будет ужасна.
«Значит, не следует предоставлять ему такого случая».
— Пока ты сражался в воздухе, мой поборник, — торжественно произнес Дирик, обращаясь к Кеману, — я вел свою битву здесь, внизу.
Он возвысил голос:
— Слушайте, о люди моего народа! Знайте, что ваш военный вождь в безумии своем намеревался рискнуть вашей жизнью и жизнью ваших семей, и все лишь ради того, чтобы добиться мимолетной славы для себя самого!
Дирик принялся излагать сильно отредактированную версию всего, что произошло с тех пор, как Джамал взял в плен четырех волшебников. Кеман быстро понял, к чему клонит жрец, и перестал слушать. Он следил за Мире. Та, видимо, не обратила внимания на предупреждение Каламадеа и попыталась прибегнуть к какой-то мощной магии.
Она смертельно побледнела и с трудом сдержала стон. Кожа под ошейником побагровела и пошла волдырями.
Кеман, наверно, пожалел бы сестру — но уж очень она его разозлила!
А вот Лоррин уставился на нее, разинув рот.
— В чем дело? — негромко спросил Кеман. — Отчего ты так пялишься на мою сестру?
— Да ведь это же.., это же служанка Рены, та самая, что помогла нам сбежать! — выдавил Лоррин, не сводя глаз с Мире. — Но.., разве это не она только что была драконом?
— Она, она. Ведь она еще и моя сестра. Она со времен Войны Волшебников пытается убить Шану и всех ее друзей, — угрюмо ответил Кеман. Лоррин обернулся к нему.
В глазах молодого человека стояла тысяча вопросов. Но Кеман только покачал головой. Теперь многое стало яснее — но с этим можно обождать.
— Потом объясню. А сейчас у нас есть дела поважнее.
Кеман скрипнул зубами. Речь Дирика близилась к завершению. Жрец объявил, что Джамал будет заклеймен как предатель и изгнан из клана.
— Сейчас нам надо предотвратить войну, — сказал Кеман. — Если удастся.
***
К тому времени как спустилась ночь, у Рены голова пошла кругом. Слишком много всего сразу обрушилось на нее. Ее горничная, ее наперсница — драконица? Нет, с этим еще как-то можно было примириться — ведь Мире так много знала о драконах, больше, чем она могла бы знать, даже если бы была агентом волшебников. Но узнать, что Мире к тому же была еще и злым драконом, что сбежать она им помогла отнюдь не из добрых побуждений…
Это потрясло и больно ранило Рену. У нее было так мало друзей, а Мире она считала настоящим другом, несмотря на разделявшую их пропасть… Разве она, Рена, не была добра к своей служанке, вопреки всем обычаям эльфов? Разве не поверяла она Мире все свои секреты? Во всех историях, во всех романах говорилось о том, какую боль причиняет предательство… Теперь Рена изведала это на себе. И как можно после этого верить хоть кому-нибудь?
Да кому она теперь сможет верить?
Такова была ее первая реакция. Рена лихорадочно пыталась осознать все, что произошло, и сделать хоть какие-нибудь выводы. Но по мере того, как шло время и девушка снова обретала способность мыслить трезво, она понимала, что ее собственная боль — всего лишь мелкий эпизод по сравнению с теми важными вещами, о которых рассказала Мире. Сама Рена не слышала того «мысленного голоса», о котором говорил ее брат, но Каламадеа, Шана, Лоррин, Меро и, как ни странно, Дирик слышали. Опасность, грозившая волшебникам в их новом доме, была еще далека — пока, — но кто знает, сколько времени у них осталось?
— Вы можете уйти, когда захотите, — говорил Дирик.
Они снова собрались у него в шатре, но теперь скорее для удобства, чем ради секретности. Джамал уже отправился в изгнание — Дирик счел неразумным позволить ему задержаться в клане, где он мог бы подобраться к Мире. Был уже избран новый военный вождь, одобренный Дириком.
Мире тосковала в шатре для пленных вместе с двумя эльфами: Кеман счел, что лучше оставить ее на попечении Дирика, чем отпустить на все четыре стороны. Пока на ней этот ошейник, менять облик она не сможет. Она, конечно, может сбежать, но куда она пойдет? В своем человеческом облике — облике рабыни из поместья лорда Тилара — она будет весьма уязвима. Она не сможет пользоваться магией, чтобы защитить себя, а без этого в глуши ее ждет сотня смертей, одна другой неприятнее.
Так что Мире больше никому не опасна, по крайней мере, пока. А потом? На этот счет Рена была не так уверена. Если бы это зависело от нее, она охотно замуровала бы Мире до конца ее дней в каком-нибудь глубоком и темном подвале и спускала ей еду и воду на веревке.
— Согласно нашим обычаям, теперь мы ваши союзники, — продолжал Дирик, обращаясь в основном к Шане и Лоррину. — Ведь вы победили поборницу Джамала на глазах у всего клана. Я не знаю, чем мы можем вам помочь, но если вам нужна наша помощь, вам стоит лишь попросить!
Шана покачала головой. С каждым часом волшебница мрачнела прямо на глазах. Рена чувствовала, что Шана напряжена до предела. Видно было, что дай ей волю — она тотчас же оседлает дракона и ринется в битву.
— Да нет. Сейчас нам не помешала бы хорошая армия.
Но я не стану просить вас выступить против эльфов. Об этом я бы никого просить не стала. Мы оба знаем, что это была бы бессмысленная бойня. И потом какой в этом смысл? Но…
Однако Лоррин перебил ее:
— Погоди, Шана. Ведь эльфы еще не готовы напасть прямо сейчас. Они только пытаются уладить все свои древние распри! А что, если мы им помешаем?
— И как? — скептически спросила Шана. — Я не стану просить драконов отправиться в их земли, обернувшись эльфами. Это слишком опасно. Теперь любого эльфийского лорда будут тщательно проверять, кто он и откуда, и потребуют, чтобы десяток свидетелей подтвердил, что это именно он! А если они отправятся в обличье рабов — что они смогут сделать, кроме как наблюдать? Волшебников я тоже отправить не могу. Ведь теперь все эльфы остерегаются личин! А на расстоянии — что мы сможем сделать?
— Отправиться можем мы с Лоррином, — робко предложила Рена. — Я не знаю, что у него на уме, но это вполне возможно. Лоррин может притвориться каким-нибудь ан-лордом или даже младшим сыном — на младших сыновей ведь никто не обращает внимания, как и на женщин.
Мы можем отправиться в самые разные места, не рискуя, что кто-нибудь нас узнает…
Меро стиснул руку Рены.
— Если они отправятся туда, то и я с ними! — отважно вызвался он. Шана испуганно расширила глаза. — Я очень хорошо знаю эльфийских лордов и их поместья. И о городах тоже кое-что знаю. В конце концов, я всегда могу сойти за раба Лоррина. Я привык к этой роли.
Шана перевела взгляд на Лоррина. Тот кивнул.
— Значит, у тебя действительно есть какой-то план, — медленно произнесла девушка. — Ты знаешь что-то, чего мы не знаем…
— Да, одну мелочь, — согласился Лоррин. — И знаешь, Дирик, твой народ действительно мог бы поделиться со мной кое-чем, что нам очень поможет. Украшениями, которые делают ваши женщины.
Дирик вопросительно приподнял бровь.
— Звучит все более и более загадочно, — сказал он. — Надеюсь, твой план не настолько сложен, чтобы быть невыполнимым?
Лоррин покачал головой.
— На самом деле ничего сложного тут нет. У эльфов есть одна древняя распря, которую уладить никак нельзя.
Это непреодолимая пропасть, которая лежит между могущественными и слабыми.
Теперь Рена поняла, к чему клонит ее брат. И зачем ему эти украшения.
— Разница между могущественными и слабыми состоит не столько в богатстве и владениях, сколько в магии! — выпалила она, не дожидаясь, пока Лоррин все объяснит. — Могущественные маги буквально держат в рабстве тех, у кого магия слабая. Нет, это даже хуже, чем рабство! Через эту пропасть никакой мост не перекинешь: слишком застарелые тут обиды, слишком тяжкие раны!
Меро кивнул.
— Пока могущественные лорды могут принуждать слабых к повиновению с помощью магии, эта пропасть со стороны незаметна. Так что не думаю, чтобы хоть кому-то из сильных магов пришло в голову попытаться примириться с теми, кого они угнетают.
— Среди тех, кого угнетают, большинство — женщины, — добавил Лоррин.
— А что было бы, если бы вдруг магия перестала действовать на тех, у кого своей магии нет? Что, если бы среди этих несчастных внезапно распространилась мода на филигранные украшения? И что, если бы они обнаружили, что, пока эти украшения на них, магия на них не действует?
— А что, если эти вещи попадут в руки людей-рабов? — вмешалась Шана, возбужденно сверкая глазами. — Как ты думаешь, Лоррин, слабые эльфы действительно восстанут против своих господ, если будут знать, что магия против них бессильна?
— Почему же только слабые? Подумай обо всех недовольных сыновьях, которым ничего не остается, как повиноваться воле отцов, даже без надежды на наследство! — заметил Кеман. — Они скучают, они умирают от безделья и тоски. Они устали выполнять дурацкие мелкие приказы, словно привилегированные рабы! Я был среди них, когда разыскивал тебя, Шана. Вспомни Дирана! И подумай о том, что, даже если Диран был худшим из эльфов, найдется еще добрая сотня таких, как лорд Тилар, которые почти так же жестоки к своим детям! Если бы эти молодые эльфы получили защиту от магии отцов, среди них набралось бы порядочное число таких, кто не ограничился бы простыми проказами!
— А пока лорды разбираются с восстанием своих вассалов, неповиновением жен и детей, с волшебниками они ничего сделать не смогут! — заключил Лоррин. — Вот это и есть мой план. Мы с Реной отправимся домой. Я пойду бродить по городам и выискивать обиженных вассалов и недовольных наследников. А Рена вернется к отцу, наплетет что-нибудь насчет того, что я силой увез ее с собой, и снова войдет в круг знатных дам — но только теперь она станет носить эти украшения. Я думаю, надо их посеребрить, чтобы скрыть, что они железные. Так никто, кроме их владельцев, не заподозрит, в чем их сила. Выглядят они достаточно экзотично, чтобы войти в моду. Женщины без ума от всего нового.
Рена печально кивнула. Лоррин обернулся к ней.
— Единственная проблема в том, что для тебя это может быть очень опасно. Если не хочешь — не ходи. Тобой я рисковать не стану.
Взгляд юноши был серьезен, лицо хмурое.
— Если ты согласишься, все пойдет куда лучше, но я и один управлюсь.
— Пока не попадешься, — мрачно заметил Меро. — Нет, тогда уж и я с тобой.
— И я тоже! — Рена вызывающе вскинула голову. — Я думаю, ты прав. Вот уж чего лорды не ждут, так это восстания среди женщин!
Она на миг призадумалась. Ей вспомнилась та давняя ночь, когда она лежала без сна в своей комнате и представляла себе свое унылое будущее — жизнь полурабыни, замужем за круглым идиотом. Что бы она сделала, знай она тогда, что есть возможность защититься, противостоять воле отца? Что бы она ответила отцу, если бы знала, что он не сможет лишить ее разума?
Нет, отец, конечно, мог бы прибегнуть и к физической силе. Но с этим тоже можно что-нибудь сделать. А если бы ее мать могла надеть на него железный ошейник — ночью, когда он спит…
«Мама!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51