Да уж, воистину тайный язык сновидений всяк может трактовать по-своему.
В этот миг на полу перед ним вспыхнул простой, но постоянно меняющийся узор, составленный из белых и голубых квадратов. Беку сразу вспомнилась бабушкина кухня (вот только кафель на ее полу не менял свой цвет, подчиняясь последовательностям случайных чисел): малышом он страшно любил скакать по бело-голубым плиткам, выдумывая разнообразные варианты бессмертной игры в «классики».
Потом ему пришел на ум эпизод из любимого в детстве фантастического романа, где Доброму Доктору пришлось выбирать правильный путь по замощенной квадратными плитами площади, поскольку часть этих квадратов скрывала под собой хитроумные лазерные ловушки… Кажется, герой решил задачу с помощью числа «пи»? Он видел перед собой девять рядов плиток. 3,14159… Нет, для рядов эти цифры не годятся, но могут подойти для колонок.
Когда в первом ряду третья плитка слева засияла молочным светом, Бек подошел поближе и стал ждать. Он наступил на нее, когда она вспыхнула белым еще раз, и был вознагражден за это мелодичным хрустальным звоном. Отчаянно замигав, весь первый ряд перестал меняться а после засветился ровным светом. Взглянув под ноги, Бек увидел, что ботинки его едва-едва умещаются в квадрате.
– Ладно, — сказал он вслух. — Так и быть, сыграю в вашу глупую игру.
Он стал ждать, когда во втором ряду загорится первая плитка слева, но та вспыхнула ультрамарином, и профессор пропустил ход. Прошла почти целая минута, когда плитка снова зажглась; шагнув на нее, Бек опять услышал хрустальный звон. Как и первый, весь второй ряд бешено запульсировал и застыл.
Далее все пошло, как по маслу (жди и шагай, шагай и жди), и он уже преодолел полкоридора, но вдруг узор впереди резко изменился. Стоя на белом квадрате, профессор изумленно взирал на простиравшееся перед ним пространство: лестница отдалилась, а весь пол перед ней занимал довольно сложный орнамент, выложенный из темно-коричневых и тускло-золотых плиток. Эти квадратики были слишком малы, и на одну плитку можно было ступить только одной ногой.
Интересно, где же он видел похожий узор?.. Ну разумеется! Бек не смог удержаться от смеха, припомнив десятки общественных туалетов, которые ему довелось посетить за свою жизнь: полы в мужских уборных всегда украшало нечто подобное. Он немного подождал, но ни один квадратик не засветился. Присмотревшись к орнаменту, профессор пришел к выводу, что разбросанные там и сям светлые плитки образуют нечто вроде кривой дорожки в дальний конец коридора… Вполне доступной для того, кто не прочь как следует попрыгать!
Пока он обдумывал первый ход, стало заметно темнее; обернувшись, Бек увидел, что бело-голубые плитки гаснут ряд за рядом, и на него неудержимо наступает тьма. Осознав с неприятным холодком в груди, что не имеет ни малейшего желания выяснять, что случится, когда белый квадрат под ним погаснет, он поспешно отыскал взглядом в трех шагах от себя две золотистые плитки, разделенные расстоянием около двух футов, аккуратно примерился и прыгнул.
Приземление было вознаграждено поощрительным звоном, и золотые квадраты под его ногами ослепительно засияли. В этот миг Бек заметил, что вместо высоких черных ботинок, в которых вышел из отеля, он обут в белые теннисные туфли, и восхитился услужливой пластичности собственных сновидений. Страшно довольный собой, он быстро выбрал еще две плитки и снова удачно приземлился. Третий прыжок оказался гораздо труднее, поскольку обнаружился, лишь один подходящий квадрат, и Бек, выбирая очередную цель, вынужден был балансировать на одной ноге. Прыгнув в четвертый раз, он потерял равновесие и лишь в последний момент исхитрился попасть левой ногой на одну и правой рукой на вторую плитку, изо всех сил стараясь уравновесить тело с помощью свободных конечностей. И это ему удалось! Затем он стал Подтягивать правую ногу, чтобы поставить ее на второй квадрат… и снова только чудом не шлепнулся на пол.
С немалым трудом разогнувшись, профессор оценил мудрость предварительного планирования и скрупулезно просчитал все необходимые прыжки, повороты и перескоки до самого конца коридора. На выполнение алгоритма потребовалась уйма времени, и Бек был искренне рад, что это происходит во сне: в реальной жизни он давно бы рухнул от изнеможения. Добравшись наконец до первой ступеньки, он обернулся и окинул взглядом пройденный путь: сияющие золотые квадраты образовали стилизованный знак вопроса. Потом плитки начали гаснуть, и Бек перенес внимание на очередное препятствие.
Это была старая-престарая лестница из красного дерева — точь-в-точь такая, как в доме его дедушки и бабушки в Свампскотте. Даже пахла она точно так же: свежей политурой, застарелой плесенью и пылью веков.
Бек растрогался. Он любил эту лестницу. Ему было очень приятно видеть ее во сне. Когда-то он проводил на ней приятнейшие часы, выискивая способы подняться по ступенькам совершенно беззвучно. А это было совсем не легко, ибо старушка обожала скрипеть, стонать, трещать и жаловаться на преклонный возраст! Профессор покопался в памяти, стараясь припомнить волшебную формулу, которая доставит его на второй этаж и не вызовет нечаянным звуком толпу ужасных гремлинов… Мечтательно улыбнувшись, он аккуратно поставил ногу на середину первой ступени. Так, левый край, правый край, наступить на дырочку от сучка, обойти две ступеньки по перилам, потом опять на середину, правее, левее… Ура-а-а!
Стоя на верхней площадке, Бек обернулся, чтобы окинуть старую лестницу торжествующим взглядом, но вместо нее увидел гладкий, маслянисто отсвечивающий металлом пандус. Что это? Спуск или западня? В недоумении он шагнул к знакомой двери, но перед ним открылась не бабушкина спальня, а невыносимо зеленая лужайка, усыпанная неправдоподобно крупными и яркими цветами. Небо казалось одновременно голубым и розовым, солнце улыбалось взаправдашней улыбкой, белоснежные облачка отдавали сахарной ватой, а радостно щебечущие пташки — студией Диснея… Профессору показалось, что он узнал переводную картинку, украшавшую когда-то дверь старого холодильника.
Лужайку окружали высокие кусты с глянцевитой темной листвой, среди которой виднелись какие-то круглые ярко-оранжевые объекты, сильно смахивающие на клоунские носы. Помимо чрезмерно ликующих пташек, пейзаж был населен одной-единственной черно-белой коровой, которая усердно жевала пучок ядовито-зеленой травы, задумчиво взирая на Бека огромными шоколадными глазами. На шее у нее была голубая ленточка, а на ленточке висел золотой колокольчик.
«Ну ладно, — подумал Бек, — сыграем и в эту игру». Он подошел к корове и сказал: «Привет», — так как даже во сне не следует забывать о вежливости. Та, в свою очередь, открыла рот и изрекла: «Смотри внимательно». Сказав это, она немедля встала на задние ноги и принялась жонглировать тремя загадочными оранжевыми объектами. Откуда она их взяла, Бек так и не понял, но управлялась она с ними чрезвычайно ловко, и профессор смотрел на «циркачку» с большим удовольствием.
Корова демонстрировала свое искусство примерно с полминуты, а потом поймала один Шар передними копытами, остальные же губами и проглотила их целиком. Затем она снова опустилась на все четыре копыта, встряхнула головой (золотой колокольчик мелодично зазвенел) и задала вопрос:
– Что это было? У тебя тридцать секунд или четыре попытки, уж как получится.
– Разве не считалось всегда, что должно быть три попытки?
– Это желания. Разве я похожа на джинна? Желаний три, а попытки четыре. — Она не дала ему времени ответить, провозгласив: — Первая попытка! Начинай.
– Ты жонглировала клоунскими носами?
– Ответ неверный. Еще три попытки или пятнадцать секунд.
– Это были мандарины?
– Это твой ответ? Жонглировать мандаринами? — Она закатила глаза. — Опять неверно. Но уже теплее.
В сахарном облачке над ее головой образовалась узкая прорезь с бешено крутящимися роликами; крайний справа остановился, и на нем появилась надпись МАНДАРИНЫ. Бек подумал, что правильный ответ наверняка принесет ему приз, но что случится, если он не разгадает загадки?
– Что будет, если я не догадаюсь?
– Ты проиграешь.
– Это я понимаю. И что тогда?
– Ты выйдешь из игры.
– Ты хочешь сказать, проснусь?
– А почему ты решил, что это сон?
– Да потому, что наяву мне никогда не приходилось беседовать с пятнистой коровой, которая живет на диснеевской лужайке и умеет Жонглировать клоунскими носами!
Корова глубоко вздохнула.
– Тебе нужна подсказка? Мне позволено дать тебе один ключ. Бек кивнул.
– Тогда смотри.
И она указала ему глазами в сторону кустов, сквозь которые осторожно пробирался человечек в костюме «сафари», пробковом шлеме и с огромным сачком в руке. Натуралист явно кого-то выслеживал, но Бек не мог понять, кого именно. Он хотел спросить у коровы, но та сердито цыкнула. Тем временем охотник подкрался на цыпочках к большому кусту и с торжествующим воплем взмахнул сачком: в сетку упали два оранжевых шара. Победитель удалился, крепко прижимая их к груди.
Корова обратила на Бека невыразимо печальный взгляд и произнесла:
– Ну?
– Он… сорвал?.. Нет. Он поймал сачком… э-э-э… достал из кустов? Из кустов — два мандарина?
Еще один ролик в прорези остановился, и на нем появилась жирная двойка.
– Ну-ну, — сказала корова. — Еще теплее, но не то.
– Что теплее? — вскричал Бек, но она лишь тяжко вздохнула и отвернулась. — Из кустов — это тепло? Скажи!
Корова еще раз вздохнула, и в тот же миг в мозгу профессора что-то шевельнулось.
– Из кустов, из кустов… — забормотал он. — Искус… искусство? Нет-нет… ИСКУСНО!
Разгадка явилась к нему с воспоминанием о том, как одна из коллег-преподавательниц со смехом цитировала странные комбинации слов, которые ее студенты составляли на занятиях по грамматике. Ответ звучал нелепо, но это был его сон и его воспоминание, и Бек твердым голосом произнес:
– ИСКУСНО ПЛЕНИТЬ ДВА МАНДАРИНА!
Ролики в прорези немедленно остановились, и раздался гулкий удар колокола.
– Ну, чувак, я сдаюсь, — сказала корова и вмиг исчезла вместе с зеленой лужайкой, мандариновыми кустами и розово-голубым небом в пышных облачках из ваты. Профессор с изумлением обнаружил, что стоит посреди кладбищенского двора в окружении замшелых могильных камней, черных воронов и ослепительно белого здания мертвецкой.
Это ему совсем не понравилось. Какого черта! Вот так награда за отгадку! Сценка была до жути мрачной, но чем-то знакомой, и в памяти Бека снова что-то закопошилось. Повинуясь неясному импульсу, он решительно направился к мертвецкой.
Фойе оказалось совершенно пустым. Он заглянул в ритуальный зал и обнаружил там целую флотилию новехоньких пустых гробов с гостеприимно откинутыми крышками. В полумраке за оправленной в сталь стеклянной дверью в дальнем конце зала скрывались некие служебные помещения, и Бек от души надеялся, что ему не придется разгадывать тайны прозекторской.
Вернувшись в фойе, он заметил вход в часовню — резную деревянную дверь с изображением Солнечной системы в виде девяти шариков на концентрических орбитах вокруг центрального светила. Каждую планету сопровождал религиозный символ: Звезда Давида, пылающий огонь, цветок лотоса, крест, свастика, шри-янтра, пятиконечная звезда, звезда и полумесяц, девятиконечная звезда. Бек потянул за ручку, но дверь не шелохнулась. Он снова взглянул на Солнечную систему: планеты и символы были расположены явно не в том порядке… Еще одна загадка?
Задумавшись на пару секунд, профессор усилием воли расставил все по своим местам, начав с Меркурия с его девятиконечной звездой и закончив Плутоном с его свастикой. Гм… Плутон — девятая планета! Девять планет, девять символов, девять светящихся колец… всего по девять? Но Бек не смог догадаться, что это означает, и, пожав плечами, вошел в часовню.
Перед алтарем стоял большой черный гроб, закрытый и запертый на защелки, а рядом с ним — клоун с синими волосами и мандариновым носом, одетый в строгий черный костюм и огромные ярко-красные башмаки; лицо его выражало одновременно жгучую скорбь и безумную радость. Завидев Бека, клоун раздвинул губы в гримасе, более смахивающей на зловещий оскал, чем на приветливую улыбку, и извлек из воздуха детскую грифельную доску.
Маниакально-депрессивный паяц… Только этого еще недоставало! В детстве профессор ужасно не любил и боялся клоунов — и с тех пор, как он понял сейчас, ровно ничего не изменилось.
– Как тебя зовут? — вопросил клоун замогильным голосом.
– Беккет Ходж.
– Беккет Ходж, если хочешь продолжить игру, ты должен ответить на четыре вопроса.
Бек послушно кивнул, хотя в данный момент более всего желал проснуться, даже если ему придется полжизни каяться перед Лоренсом Бурбонон и Зефом Дарреном в том, что он позволил себе уснуть посреди дружеской беседы!
1 2 3 4 5 6 7