Фарватер для прохода подводной лодки был найден и промерен.
Но, едва лодка вернулась на корабль, начался новый ливень. Тот самый грозовой фронт, о котором Топорков сообщал по радио, закрыл остров.
Но он не задержал работу. Внутри звездолёта подводная лодка поспешно оснащалась всем необходимым. Наученные горьким опытом, звездоплаватели старались предусмотреть самое худшее. На лодку погрузили двойной запас продуктов на пять человек, с расчётом на неделю, тройной комплект кислородных баллонов и дополнительных аккумуляторов, тщательно проверили механизм и радиоаппаратуру. Не были забыты водолазные и охлаждающие костюмы. Топорков установил на пульте управления свой электробарометр.
Люди торопились, но каждый узел, каждая деталь были трижды проверены.
Подводная лодка, построенная специально для рейса на Венеру, была не велика – восемь метров в длину и два с половиной в диаметре. Её корпус был отлит из пластмассы, крепкой, как сталь, и прозрачной, как стекло. Четыре мощных прожектора давали возможность осветить всё пространство вокруг лодки. Два винта, приводимые в действие электромоторами, могли сообщить ей скорость в пятьдесят километров в час. Почти все части оборудования были пластмассовые, что делало лодку лёгкой и подвижной.
Как только грозовой фронт прошёл, возобновилась связь с самолётом. Мельников уточнил положение открытой ими земли. По его расчёту, она находилась на юго-западо-западе от острова, в ста пятидесяти километрах. Протяжённость берега была настолько велика, что лодка никак не могла проскочить мимо.
– По-моему, это материк, – сказал Борис Николаевич. – Было бы неплохо, если бы Зиновий Серапионович по дороге к нам осмотрел берега к северу и югу. Надо уточнить, материк это или остров. Мы хорошо видим лес, и это не кораллы.
– В каком состоянии самолёт? – спросил Белопольский.
– Шасси сломано, крыльев нет. Боюсь, что он окончательно не годен.
– Я не об этом спрашиваю. В каком состоянии фюзеляж, где вы находитесь?
– Он медленно погружается. Очевидно, его засасывает песчаное дно, да ещё ливни помогают.
– А вы говорите, чтобы Баландин осматривал берега!
Хладнокровие Мельникова восхищало всех членов экипажа, торопящихся к нему на помощь.
Через два часа лодка, спущенная на воду, готовая стояла у выходной камеры.
Появились Баландин и Зайцев. Ни следа утомления не осталось после вмешательства медицины. Оба были полны сил и энергии.
– Отправляйтесь прямо к Мельникову и Второву, – сказал им Белопольский. – Что бы ни встретилось на пути, не задерживайтесь. Если Борис Николаевич предложит вам заняться какими-нибудь исследованиями, я запрещаю его слушаться.
– Какие же тут исследования? – удивился Баландин.
Ему передали разговор с Мельниковым. Профессор только покачал головой в ответ.
Опасение, что снова начнётся длительная гроза, заставило поторопиться с выходом в океан. Скалистую гряду, запиравшую залив, надо было пройти при ясной погоде, а когда лодка окажется в открытом море, она погрузится в воду, и никакие ливни не будут ей страшны. Тщательно выполненный план фарватера был вручён Зайцеву.
Звездоплаватели были теперь почти спокойны. Крепость лодки не вызывала сомнений. Расстояние в сто пятьдесят километров она пройдёт, руководствуясь радиосигналами с самолёта, за три часа. Пусть даже встретятся непредвиденные препятствия, на преодоление которых потребуется ещё три часа, Мельников и Второв вовремя будут сняты с обломков самолёта. На специальный запрос Белопольского пришёл ответ, что фюзеляж погружается на пять – шесть сантиметров в час. Вода не могла проникнуть в герметически закрытую кабину.
Крайнее переутомление взяло своё. Как только лодка отошла от звездолёта, все, кроме Белопольского и Топоркова, ушли на отдых. На корабле наступила полная тишина и покой, сменившие недавнюю напряжённую деятельность.
– Идите и вы на отдых, – сказал Топоркову Белопольский. – Через три часа я вас разбужу.
– А вы?
– Я устал меньше всех.
В репродукторе монотонно звучали сигналы радиомаяка. Иногда Белопольский обменивался фразами с Мельниковым или Баландиным, когда перерывы связи сменялись кратковременным прохождением радиоволн.
Всё шло пока хорошо…
Остался позади извилистый проход между скалами, которым подводная лодка вышла из залива. Сразу началась качка. Чем дальше отходили от берега, тем она становилась сильнее. Лёгкое судно то взлетало на гребень океанской волны, то стремительно проваливалось вниз. Они не решались погрузиться под воду в прибрежной полосе, опасаясь столкновения с коралловым рифом. Только когда эхолот показал значительную глубину, Зайцев, сидевший за пультом управления, открыл краны заполнения цистерн.
Лодка пошла вниз. Уже ставший привычным слабый дневной свет Венеры сменился непроницаемым мраком. На глубине десяти метров качка совершенно прекратилась.
Зажгли прожектор. Мощный луч электрического света пробил толщу воды далеко вперёд. Сквозь прозрачные стенки корпуса виднелись быстро скользящие неясные тени, которые бесследно исчезали, как только лодка приближалась к ним.
– Это несомненно рыбы! – взволнованно сказал Баландин. – Хотя бы одну из них увидеть вблизи! Тише ход! – закричал он, увидя в луче прожектора, совсем близко, мелькнувшее на мгновение длинное тело.
– Давайте ни на что не обращать внимания, – предложил Зайцев. – Если это морские животные, они никуда не денутся. Рассмотрим их на обратном пути. Сейчас у нас одна задача – спасти Мельникова и Второва. Мы не знаем, что встретим дальше. Лучше всего точно выполнить полученное приказание. Не надо задерживаться.
– Вы правы, Константин Васильевич, – упавшим голосом ответил профессор. – Я увлёкся, простите меня. Дайте полный ход.
– Это ещё рано.
Как только обогнули с юга коралловый остров, на экране локатора появилась туманная полоса. Зайцев повернул руль. Нос лодки отклонился больше к западу. Полоса на экране сузилась, стала ярче. Когда она превратилась в узкую чёрточку, светящуюся зелёным светом, оба мотора были пущены на максимальную скорость. Лодка стрелой помчалась к цели.
На Земле радиосигналы, как правило, распространяются в воде хуже, чем в воздухе. На Венере дело обстояло иначе. Ионизация в районах грозовых фронтов, создающая перерывы в прохождении радиоволн, не отражалась на проводимости водяных слоёв океана. По указанию Топоркова, Мельников опустил антенну самолёта в воду, и сигналы радиомаяка в виде зелёной линии, хотя и ослабленные, не исчезали с экрана подводной лодки. Работавший одновременно звуковой маяк был едва слышен и часто замолкал совсем.
Корпус лодки разогрелся от скорости движения, и видимость ухудшилась, но Зайцев не замедлял хода. Приборы локации успокоительно сообщали, что впереди нет никаких препятствий. Стремительно скользящие струйки воды мешали видеть и по сторонам.
Профессор Баландин был даже доволен этим. Трудно было не обращать внимания на подводный мир Венеры, куда впервые проник человек. Глядя вперёд, он видел, как далеко, в конце светового коридора, то и дело появлялись плохо различимые, но безусловно живые существа, мгновенно исчезавшие в неосвещённом пространстве. Сквозь боковые стенки во мраке вод чувствовалось движение. Смутные тени приближались так близко, что становились почти видимыми. Вспыхивали и погасали разноцветные точки.
Баландин с трудом сдерживал желание зажечь все прожекторы и осветить воду вокруг…
По тому, как часто прерывалась связь с звездолётом, они узнавали, что наверху один за другим проходят многочисленные грозовые фронты. Но здесь, в глубине океана, ничто не изменялось.
Прошёл первый час. Пятьдесят километров остались позади.
Зелёная линия на экране постепенно становилась всё более яркой.
Лента локатора указывала, что его луч ещё не нащупал берега. Лодка с прежней скоростью мчалась вперёд.
С напряжённым вниманием Баландин и Зайцев вглядывались в освещённую прожектором толщу воды. Могло встретиться неожиданное препятствие, о котором локатор не предупредит их, – какие-нибудь растительные заросли, «прозрачные» для радиоволн и потому не отразившие их обратно. Кто мог знать, какие сюрпризы может поднести человеку сестра Земли?..
Мысли Баландина всё время возвращались к загадкам планеты.
– Венера, – рассуждал профессор, – давно прошла период первоначального зарождения жизни. Как и на Земле, её жизнь развилась в океане. Разделение организмов на растительный и животный мир – пройденный этап. Мы можем считать установленным, что растения вышли на сушу и приспособились к неблагоприятным климатическим условиям. Но сделали ли это животные? Или они остались в воде? Принимая во внимание длительность дня и ночи, а так же высокую температуру, которая стоит днём на суше, я был бы склонен считать, что животные остались в океане, где более равномерны условия существования. Это было бы даже очевидно, но найденная нами линейка опровергает такой выход. Ах, эта злосчастная линейка! Она не даёт мне покоя. За ней кроется тайна жизни на Венере, и, пока эта тайна не раскрыта, мы не можем ничего считать твёрдо установленным, каким бы очевидным оно ни казалось.
– Значит, вы решительно отвергаете теорию посещения планеты космическим кораблём? – спросил Зайцев.
Баландин посмотрел на него со странным выражением.
– Скажите, Константин Васильевич, – спросил он после непродолжительного молчания, – среди ваших инструментов на звездолёте есть деревянные линейки?
– Нет, конечно!
– Вы пользуетесь более совершенными измерительными приборами?
– Разумеется.
– Так почему же мы должны думать, что звездоплаватели с другой планеты, техника которых во всяком случае не ниже нашей, пользуются таким грубым и неточным измерительным прибором?
– А ведь это верная мысль! – удивлённо сказал Зайцев. – Как это никто не обратил внимания на то, что найденная нами линейка крайне примитивна?
– Мне тоже кажется, что это верная мысль. Она высказана Арсеном Георгиевичем, и вы сами натолкнули его на эту мысль.
– Я? Вот уж не помню…
– Не прямо! Сегодня, когда мы собирали самолёт, вы сделали Пайчадзе замечание за то, что он измерил диаметр какого-то отверстия линейкой. Точной, металлической, а не деревянной. Вы сказали ему, что существует штангенциркуль.
– Верно, – улыбнулся Зайцев. – Было такое.
– Вот тогда Пайчадзе и сказал мне, что, по-видимому, линейку никто не принёс на Венеру. Она сделана здесь «человеком» – существом, обладающим сознательным разумом, хотя он может и не походить на нас внешним видом. А разум, способный к математическому познанию, очень высокая ступень эволюционного развития материи. Но где следы деятельности этого разума? Кроме всё той же линейки, их нет.
– Найдём!
– Вот именно, надо найти…
Ещё одна загадка
Накренившийся немного набок и на половину погрузившийся в воду, самолёт стоял в шестидесяти метрах от берега. Вернее сказать, не самолёт, а один только фюзеляж.
Когда погода прояснялась, Мельников и Второв открывали пластмассовый кожух и дышали воздухом Венеры через противогазы. Это было выгоднее, из соображений экономии драгоценного запаса кислорода, который следовало беречь. Было неизвестно, когда придёт помощь. Подводная лодка шла пока без задержек, но нельзя было поручиться, что так будет и дальше. Непредвиденные препятствия могли встретиться в любую минуту.
Мель, совершенно незаметная со стороны, спасла жизнь обоим лётчикам. Поплавки самолёта налетели на неё в последнюю секунду, когда, казалось, ничто уже не сможет предотвратить рокового столкновения со скалами, с трёх сторон обступившими узкий залив.
Повернуть, чтобы избежать катастрофы, было некуда, затормозить так близко от берега уже поздно. Летевший с большой скоростью самолёт и после остановки мотора сохранил огромный запас инерции.
Всё произошло в несколько секунд.
Оба звездоплавателя уже простились с жизнью, когда страшный удар отшвырнул их к передней стенке кабины. Мельников рассёк лоб о штурвал. Второв ударился о приборную доску, и разбившийся шлем порезал ему щёки и подбородок.
С окровавленными лицами они поднялись, ещё не понимая, что произошло, и зная только, что остались живы.
Оказав друг другу первую помощь, осмотрелись.
Самолёт неподвижно стоял на мели, посреди спокойной воды залива. Поплавки глубоко врезались в песок, и это помешало машине опрокинуться при внезапной остановке. Шасси было сломано, приборы управления разбиты, тросы оборваны.
Кругом высились, по-видимому, гранитные, скалы. Поднимавшийся от воды пар мешал разглядеть мелкие подробности, но хорошо было видно траву или что-то вроде травы жёлто-коричневого цвета, росшую на обрывах. Ещё дальше – верхушки деревьев, настоящих, не коралловых, с ветвями и листьями шевелились под ветром. Какого цвета были их стволы и как они выглядели, мешал рассмотреть гребень берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Но, едва лодка вернулась на корабль, начался новый ливень. Тот самый грозовой фронт, о котором Топорков сообщал по радио, закрыл остров.
Но он не задержал работу. Внутри звездолёта подводная лодка поспешно оснащалась всем необходимым. Наученные горьким опытом, звездоплаватели старались предусмотреть самое худшее. На лодку погрузили двойной запас продуктов на пять человек, с расчётом на неделю, тройной комплект кислородных баллонов и дополнительных аккумуляторов, тщательно проверили механизм и радиоаппаратуру. Не были забыты водолазные и охлаждающие костюмы. Топорков установил на пульте управления свой электробарометр.
Люди торопились, но каждый узел, каждая деталь были трижды проверены.
Подводная лодка, построенная специально для рейса на Венеру, была не велика – восемь метров в длину и два с половиной в диаметре. Её корпус был отлит из пластмассы, крепкой, как сталь, и прозрачной, как стекло. Четыре мощных прожектора давали возможность осветить всё пространство вокруг лодки. Два винта, приводимые в действие электромоторами, могли сообщить ей скорость в пятьдесят километров в час. Почти все части оборудования были пластмассовые, что делало лодку лёгкой и подвижной.
Как только грозовой фронт прошёл, возобновилась связь с самолётом. Мельников уточнил положение открытой ими земли. По его расчёту, она находилась на юго-западо-западе от острова, в ста пятидесяти километрах. Протяжённость берега была настолько велика, что лодка никак не могла проскочить мимо.
– По-моему, это материк, – сказал Борис Николаевич. – Было бы неплохо, если бы Зиновий Серапионович по дороге к нам осмотрел берега к северу и югу. Надо уточнить, материк это или остров. Мы хорошо видим лес, и это не кораллы.
– В каком состоянии самолёт? – спросил Белопольский.
– Шасси сломано, крыльев нет. Боюсь, что он окончательно не годен.
– Я не об этом спрашиваю. В каком состоянии фюзеляж, где вы находитесь?
– Он медленно погружается. Очевидно, его засасывает песчаное дно, да ещё ливни помогают.
– А вы говорите, чтобы Баландин осматривал берега!
Хладнокровие Мельникова восхищало всех членов экипажа, торопящихся к нему на помощь.
Через два часа лодка, спущенная на воду, готовая стояла у выходной камеры.
Появились Баландин и Зайцев. Ни следа утомления не осталось после вмешательства медицины. Оба были полны сил и энергии.
– Отправляйтесь прямо к Мельникову и Второву, – сказал им Белопольский. – Что бы ни встретилось на пути, не задерживайтесь. Если Борис Николаевич предложит вам заняться какими-нибудь исследованиями, я запрещаю его слушаться.
– Какие же тут исследования? – удивился Баландин.
Ему передали разговор с Мельниковым. Профессор только покачал головой в ответ.
Опасение, что снова начнётся длительная гроза, заставило поторопиться с выходом в океан. Скалистую гряду, запиравшую залив, надо было пройти при ясной погоде, а когда лодка окажется в открытом море, она погрузится в воду, и никакие ливни не будут ей страшны. Тщательно выполненный план фарватера был вручён Зайцеву.
Звездоплаватели были теперь почти спокойны. Крепость лодки не вызывала сомнений. Расстояние в сто пятьдесят километров она пройдёт, руководствуясь радиосигналами с самолёта, за три часа. Пусть даже встретятся непредвиденные препятствия, на преодоление которых потребуется ещё три часа, Мельников и Второв вовремя будут сняты с обломков самолёта. На специальный запрос Белопольского пришёл ответ, что фюзеляж погружается на пять – шесть сантиметров в час. Вода не могла проникнуть в герметически закрытую кабину.
Крайнее переутомление взяло своё. Как только лодка отошла от звездолёта, все, кроме Белопольского и Топоркова, ушли на отдых. На корабле наступила полная тишина и покой, сменившие недавнюю напряжённую деятельность.
– Идите и вы на отдых, – сказал Топоркову Белопольский. – Через три часа я вас разбужу.
– А вы?
– Я устал меньше всех.
В репродукторе монотонно звучали сигналы радиомаяка. Иногда Белопольский обменивался фразами с Мельниковым или Баландиным, когда перерывы связи сменялись кратковременным прохождением радиоволн.
Всё шло пока хорошо…
Остался позади извилистый проход между скалами, которым подводная лодка вышла из залива. Сразу началась качка. Чем дальше отходили от берега, тем она становилась сильнее. Лёгкое судно то взлетало на гребень океанской волны, то стремительно проваливалось вниз. Они не решались погрузиться под воду в прибрежной полосе, опасаясь столкновения с коралловым рифом. Только когда эхолот показал значительную глубину, Зайцев, сидевший за пультом управления, открыл краны заполнения цистерн.
Лодка пошла вниз. Уже ставший привычным слабый дневной свет Венеры сменился непроницаемым мраком. На глубине десяти метров качка совершенно прекратилась.
Зажгли прожектор. Мощный луч электрического света пробил толщу воды далеко вперёд. Сквозь прозрачные стенки корпуса виднелись быстро скользящие неясные тени, которые бесследно исчезали, как только лодка приближалась к ним.
– Это несомненно рыбы! – взволнованно сказал Баландин. – Хотя бы одну из них увидеть вблизи! Тише ход! – закричал он, увидя в луче прожектора, совсем близко, мелькнувшее на мгновение длинное тело.
– Давайте ни на что не обращать внимания, – предложил Зайцев. – Если это морские животные, они никуда не денутся. Рассмотрим их на обратном пути. Сейчас у нас одна задача – спасти Мельникова и Второва. Мы не знаем, что встретим дальше. Лучше всего точно выполнить полученное приказание. Не надо задерживаться.
– Вы правы, Константин Васильевич, – упавшим голосом ответил профессор. – Я увлёкся, простите меня. Дайте полный ход.
– Это ещё рано.
Как только обогнули с юга коралловый остров, на экране локатора появилась туманная полоса. Зайцев повернул руль. Нос лодки отклонился больше к западу. Полоса на экране сузилась, стала ярче. Когда она превратилась в узкую чёрточку, светящуюся зелёным светом, оба мотора были пущены на максимальную скорость. Лодка стрелой помчалась к цели.
На Земле радиосигналы, как правило, распространяются в воде хуже, чем в воздухе. На Венере дело обстояло иначе. Ионизация в районах грозовых фронтов, создающая перерывы в прохождении радиоволн, не отражалась на проводимости водяных слоёв океана. По указанию Топоркова, Мельников опустил антенну самолёта в воду, и сигналы радиомаяка в виде зелёной линии, хотя и ослабленные, не исчезали с экрана подводной лодки. Работавший одновременно звуковой маяк был едва слышен и часто замолкал совсем.
Корпус лодки разогрелся от скорости движения, и видимость ухудшилась, но Зайцев не замедлял хода. Приборы локации успокоительно сообщали, что впереди нет никаких препятствий. Стремительно скользящие струйки воды мешали видеть и по сторонам.
Профессор Баландин был даже доволен этим. Трудно было не обращать внимания на подводный мир Венеры, куда впервые проник человек. Глядя вперёд, он видел, как далеко, в конце светового коридора, то и дело появлялись плохо различимые, но безусловно живые существа, мгновенно исчезавшие в неосвещённом пространстве. Сквозь боковые стенки во мраке вод чувствовалось движение. Смутные тени приближались так близко, что становились почти видимыми. Вспыхивали и погасали разноцветные точки.
Баландин с трудом сдерживал желание зажечь все прожекторы и осветить воду вокруг…
По тому, как часто прерывалась связь с звездолётом, они узнавали, что наверху один за другим проходят многочисленные грозовые фронты. Но здесь, в глубине океана, ничто не изменялось.
Прошёл первый час. Пятьдесят километров остались позади.
Зелёная линия на экране постепенно становилась всё более яркой.
Лента локатора указывала, что его луч ещё не нащупал берега. Лодка с прежней скоростью мчалась вперёд.
С напряжённым вниманием Баландин и Зайцев вглядывались в освещённую прожектором толщу воды. Могло встретиться неожиданное препятствие, о котором локатор не предупредит их, – какие-нибудь растительные заросли, «прозрачные» для радиоволн и потому не отразившие их обратно. Кто мог знать, какие сюрпризы может поднести человеку сестра Земли?..
Мысли Баландина всё время возвращались к загадкам планеты.
– Венера, – рассуждал профессор, – давно прошла период первоначального зарождения жизни. Как и на Земле, её жизнь развилась в океане. Разделение организмов на растительный и животный мир – пройденный этап. Мы можем считать установленным, что растения вышли на сушу и приспособились к неблагоприятным климатическим условиям. Но сделали ли это животные? Или они остались в воде? Принимая во внимание длительность дня и ночи, а так же высокую температуру, которая стоит днём на суше, я был бы склонен считать, что животные остались в океане, где более равномерны условия существования. Это было бы даже очевидно, но найденная нами линейка опровергает такой выход. Ах, эта злосчастная линейка! Она не даёт мне покоя. За ней кроется тайна жизни на Венере, и, пока эта тайна не раскрыта, мы не можем ничего считать твёрдо установленным, каким бы очевидным оно ни казалось.
– Значит, вы решительно отвергаете теорию посещения планеты космическим кораблём? – спросил Зайцев.
Баландин посмотрел на него со странным выражением.
– Скажите, Константин Васильевич, – спросил он после непродолжительного молчания, – среди ваших инструментов на звездолёте есть деревянные линейки?
– Нет, конечно!
– Вы пользуетесь более совершенными измерительными приборами?
– Разумеется.
– Так почему же мы должны думать, что звездоплаватели с другой планеты, техника которых во всяком случае не ниже нашей, пользуются таким грубым и неточным измерительным прибором?
– А ведь это верная мысль! – удивлённо сказал Зайцев. – Как это никто не обратил внимания на то, что найденная нами линейка крайне примитивна?
– Мне тоже кажется, что это верная мысль. Она высказана Арсеном Георгиевичем, и вы сами натолкнули его на эту мысль.
– Я? Вот уж не помню…
– Не прямо! Сегодня, когда мы собирали самолёт, вы сделали Пайчадзе замечание за то, что он измерил диаметр какого-то отверстия линейкой. Точной, металлической, а не деревянной. Вы сказали ему, что существует штангенциркуль.
– Верно, – улыбнулся Зайцев. – Было такое.
– Вот тогда Пайчадзе и сказал мне, что, по-видимому, линейку никто не принёс на Венеру. Она сделана здесь «человеком» – существом, обладающим сознательным разумом, хотя он может и не походить на нас внешним видом. А разум, способный к математическому познанию, очень высокая ступень эволюционного развития материи. Но где следы деятельности этого разума? Кроме всё той же линейки, их нет.
– Найдём!
– Вот именно, надо найти…
Ещё одна загадка
Накренившийся немного набок и на половину погрузившийся в воду, самолёт стоял в шестидесяти метрах от берега. Вернее сказать, не самолёт, а один только фюзеляж.
Когда погода прояснялась, Мельников и Второв открывали пластмассовый кожух и дышали воздухом Венеры через противогазы. Это было выгоднее, из соображений экономии драгоценного запаса кислорода, который следовало беречь. Было неизвестно, когда придёт помощь. Подводная лодка шла пока без задержек, но нельзя было поручиться, что так будет и дальше. Непредвиденные препятствия могли встретиться в любую минуту.
Мель, совершенно незаметная со стороны, спасла жизнь обоим лётчикам. Поплавки самолёта налетели на неё в последнюю секунду, когда, казалось, ничто уже не сможет предотвратить рокового столкновения со скалами, с трёх сторон обступившими узкий залив.
Повернуть, чтобы избежать катастрофы, было некуда, затормозить так близко от берега уже поздно. Летевший с большой скоростью самолёт и после остановки мотора сохранил огромный запас инерции.
Всё произошло в несколько секунд.
Оба звездоплавателя уже простились с жизнью, когда страшный удар отшвырнул их к передней стенке кабины. Мельников рассёк лоб о штурвал. Второв ударился о приборную доску, и разбившийся шлем порезал ему щёки и подбородок.
С окровавленными лицами они поднялись, ещё не понимая, что произошло, и зная только, что остались живы.
Оказав друг другу первую помощь, осмотрелись.
Самолёт неподвижно стоял на мели, посреди спокойной воды залива. Поплавки глубоко врезались в песок, и это помешало машине опрокинуться при внезапной остановке. Шасси было сломано, приборы управления разбиты, тросы оборваны.
Кругом высились, по-видимому, гранитные, скалы. Поднимавшийся от воды пар мешал разглядеть мелкие подробности, но хорошо было видно траву или что-то вроде травы жёлто-коричневого цвета, росшую на обрывах. Ещё дальше – верхушки деревьев, настоящих, не коралловых, с ветвями и листьями шевелились под ветром. Какого цвета были их стволы и как они выглядели, мешал рассмотреть гребень берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45