Единственное украшение – фибула, рассыпающая бесчисленные бриллиантовые блики. Стильно, ничего не скажешь...
Но мою женушку и в этом переплюнуть никто не сумеет. С третьим ударом гонга, ни секундой раньше, к трапезе пожаловала Хирра. В таком виде, что я чуть мимо стула не сел, позабыв об этикете. Уж на что она над собой измывалась все это время, но дойти до подобного моей высокородной пока еще не удавалось.
Запредельно изысканное платье из трех разных материалов – плотной синей парчи, облегающей тело бесчисленными складками, черно-муарового жесткого газа, прихотливо собранного в пышные гроздья, и поверх всего – прорезной, тисненной серебром тончайшей пепельной замши, обрисовывающей объемы... Все это великолепие было еще и принципиально асимметричным, от турнюра с разрезом сбоку и шлейфа до рукавов и воротника.
Перерисованное заново лицо превращено в серебряную маску с перламутровым отливом и блестками, на которой глаза, губы и скулы нанесены резкими штрихами. С обладательницей этого лица я незнаком и не горю желанием познакомиться.
Воплощенное безумие на голове, пронизанное росчерками драгоценностей и металлизированных прядей, описать нельзя даже нецензурно. Единственное, что можно сказать, – сие сооружение также было асимметричным, а отдельные локоны спадали на шлейф. Вдобавок эта прическа и каблуки разных по длине высоких сапог из прорезной черно-лаковой кожи с серебром и стразами добавляли еще фута полтора к ее исходным шести с половиной. Что делало мою Инорожденную жену подчеркнуто недоступной. Произведением искусства. Не женщина – башня из слоновой кости...
В общем, непонятно, чего хотелось больше – то ли встать по стойке «смирно» и есть начальство глазами, то ли вылить ей на голову бочку дегтя и поинтересоваться самочувствием. Темноэльфийская дива, Ночная Властительница в масштабе один к одному, демоны всего негодного ее побери!
Рефлекторно я щелкнул каблуками и вытянулся. Гость, напротив, склонился в церемонном поклоне, затем шагнул навстречу невозможной в своем великолепии Хирре и опустился на одно колено, протягивая к ней обе руки ладонями вверх.
На его ладонях крохотным заревом встало сияние, и из ниоткуда проявилась синяя лилия, невыразимо изящная в своей невозможности. Роскошная, как моя жена, и стильная, как этот ее родственничек. Да что там – как весь их род, весь цвет Ночи, вся их раса любимых детей Отца, Перводракона, Повелителя Неосс...
Кузен склонил голову еще ниже, хотя я не думал, что это возможно, поднес лилию Хирре и не вставал, пока та не приняла дар. Место для цветка нашлось в безумной прическе моей высокородной, причем так, что с первого взгляда делалось ясно – только его там и не хватало.
Мне вот ни разу не приходило в голову поднести жене что-то подобное. А у этого экзотические синие цветы – фирменный стиль. Телепосыльные-то чары – фокус простенький, но сами лилии... Блин, откуда он их берет?!
После столь ударного впечатления мне уже не были доступны ни суть застольного разговора, ни вкус самого обеда. Накатило совершенно угнетенное состояние. Ничего не хотелось, и ничто не могло отвлечь от великолепной пары. Глаза бы мои всего этого не видели! Впору пожалеть, что их у меня нынче снова два, и ни один из них не собачий...
Двое совершенных существ синхронно встали, завершая трапезу. Ритуал прощания ничуть не уступал церемонии приветствия, вот только на прощание прекрасную и эфемерную иллюзию из радужной пленки сплела в воздухе уже сама Хирра. Вызвав тем очередной приступ величественного поклонения родича. Оба словно в танце плыли. Как движущаяся картинка в книжке сказок. От хрупкости и изящества всей сцены хотелось взвыть.
Нет, уйду я от них. Нет больше никакого терпения. В подпол, в подвал забьюсь, где мне и место...
А это, кстати, идея!
Не насчет того, где мне место, а насчет подвалов. Оптимальный способ занять себя на время официального родственного визита. Ремонт устрою. Заодно и разберусь, где что, в собственном хозяйстве. А то до сих пор даже в жилых покоях и главных службах с трудом ориентируюсь, и это едва ли треть всех помещений замка...
На следующий день, хотя на грани нарушения клятвы продолжала балансировать Хирра, отправляться ниже земли пришлось мне. Сорвался прямо с официального, как и все в последнее время, завтрака, отговорившись необходимостью, и пошел исполнять принятое с вечера решение – разбирать замковые подвалы.
На них заклятие непыльности наложено не было, так что накануне пришлось заказать два контейнера мелких зеленых гоблинов – для растаскивания завалов и сноса руин, буде таковые накопились за тысячелетия существования замка Стийорр.
Шум на подъемном мосту замка как нельзя вовремя отвлек от раздумий, в последнее время традиционно мрачных. Прибыли фуры с заказанными гоблинами. Неуклюжие экипажи разворачивались во дворике предмостья.
Зеленявки посыпались из плетеных кузовов, словно лущеный горох из ларя. Разве что по брусчатке двора не запрыгали, как те горошины. И куч выше, чем в три своих роста, не образовывали, галдя от любопытства. Поставщики, зная такую их повадку, споро развернулись и, получив оговоренные деньги, лишней минуты не задержались в замке, оставив меня наедине с полуторасотеиной оравой.
Ситуацию следовало немедленно брать в руки. Показать, кто здесь хозяин, покуда орда не расползлась окончательно. А то они, как всякие неквалифицированные работяги, рады заказчику на шею сесть. Опрокинутой пирамидой, наподобие Обратного Зиккурата, жемчужины Заброшенных гробниц Тесайра...
Средства к тому были. Конечно, я и сам мог справиться – армейский опыт не только подчинению учит.
Командно рявкнуть, так, чтобы все само собой разобралось по ранжиру, я умею. Только зачем попусту глотку драть, напрягаться, если у меня для этого Харм есть? Две с небольшим тонны бронированного авторитета с семидюймовыми клыками разведочного кадавра серии МК-IV. Никому мало не покажется!
Все так же неподвижно стоя в дверном проеме со скрещенными на груди руками, я тихонечко свистнул, полагаясь на чуткие уши своего пса-кадорга. Знакомый лязг и стук по полу металлических ног в каучуковых «калошах»-протекторах раздался не более чем полминуты спустя. По прошествии еще полудюжины секунд я ощутил на своем затылке дыхание живого носа Харма. Попутно любуясь естественной и непосредственной реакцией гоблинов, которые увидели то, что увидели, и ни граном меньше.
Зеленявки почти мгновенно смолкли и столь же быстро вернулись к пребыванию на плоскости без дальнейших попыток изобразить океанскую прибойную волну в Хисахе. Уровень звука и высота акробатических построек у них падали синхронно, словно светящийся зеленью кожный узор эквалайзера на шее певчего крикуна.
Уже хорошо. Теперь можно начинать настоящий разговор без излишних затрат на упорядочение шумной оравы.
– Кто у вас колпак носит? Подь сюды! – озвучил я свое первое требование, окинув неровный еще строй максимально тяжелым взглядом.
Колпачник, или тим-лидер – это одновременно максимальный и минимальный, а попросту единственный представитель гоблинской мужской иерархии. Нужен он для того, чтобы держать остальных в узде без лишних усилий и не тратить времени на бесконечные указания каждому отдельному зеленявке. Он у них вроде программного слова у кадавра по сравнению с простейшими кодами заклятия, кои всего лишь фиксированные по времени воздействия избранных стихий и способов их соединения.
Так и гоблины, роевые по сути существа, – лишь овеществленные возможные действия. Без интерпретатора команд здесь не обойдешься. Каковой и был моментально представлен моему вниманию, выдавленный средой из своих рядов.
Передо мной воздвигся исключительный гоблин – полных три фута в высоту и немногим меньше в диаметре. Колпак на нем тоже был преизрядный: поля оного спадали на плечи, и из-под сего выдающегося образца шляпного искусства видны были только уши, нос, брезгливо надутые губы и обвислые щеки.
Вообще-то индивидуальность следует ценить. Особенно в столь однородной массе, какую представляют собой мелкие зеленые гоблины. Но конкретно эту индивидуальность приветствовать как-то не хотелось. А уж когда околпаченный открыл рот, все остатки моей возможной доброжелательности испарились со свистом. Гоблинам и так-то свойственно огрублять гласные. Этот же экземпляр добрых две трети их произносить оказался вообще не способен. Без искажений у него шел только верхний ряд – «и», «ы», «у», а все остальные в произвольном порядке заменялись на «я» или то же «у», но сильно придавленные. На фоне получавшейся звуковой каши особенно дивно звучало излюбленное гоблинское обращение «милый».
– Чяво нудо, милый? Чяво шум пуднимяшь?!
Ага. Это он спрашивает, значит, в чем я нуждаюсь и чем обеспокоен. Самое время, вот только форма малость подкачала. Как-то не хватает в ней уважительности и внимания к требованиям заказчика. Списать на перепуг это не удастся. Скорее на исключительную тупость и самомнение, сквозь которые не может пробиться даже воспитательный эффект присутствия Харма.
Перспектива грядущего сотрудничества с таким вот исполнителем моих сокровенных пожеланий в области домашнего переустройства что-то не вдохновляла. Мне тут еще жить после того, что наработают зеленявки под столь чутким руководством.
Видимо, кое-что из моих размышлений в полную силу отразилось на лице и позе, ибо гоблины, сгрудившись, без команды подались на шаг назад, а пес-кадорг, напротив, глухо заворчал и выдвинулся из-за плеча, встав вровень со мной. Именно в таком порядке все было, не наоборот. Так что собственные способности к обеспечению дисциплины и правопорядка мне недооценивать не следует.
– Да вот, смотрю, годитесь ли вы для серьезной работы... – размеренно, с ленцой пояснил я и так уже понятное всем, кроме колпачника.
Гоблин в ответ только еще пуще надул и без того жирные щеки:
– Ня хучяшь, ня бяри! Никту ня зястявлят, милый! До него не дошло. Что же, подпустим страху, чтобы наверняка пробило.
– Кого я не беру, тот ему, – кивнул я головой на Харма, – достается.
Пес, умница, рыкнул тоном ниже. Вследствие этого трепет рядовой массы зеленявок начал ощущаться прямо через брусчатку. Как град по крыше, только более глухо, поскольку по земле передается, а не по кровле, под которой пусто.
– Кту ж тябя ня угудил? – сделал колпачник с трудом опознаваемую попытку к примирению. – Тяву яму и скурми, ня жялку!
– Да есть тут один...
Его самодовольное непонимание начало прямо-таки умилять. Впрочем, не до такой степени, чтобы спустить все на тормозах. Что ж, если добром не понимает, объясню напрямую. За Меканом не заржавеет, а таким вот свое место знать надобно.
Я навис над ним, грозно возвышаясь во весь свой пяти-с-половиной-футовый рост, словно настоящий эльфийский властитель, и во весь голос осведомился:
– Ты сам-то на что годен, МИЛЫЙ? А то мне затычка для сливной трубы в главном нужнике понадобилась! Как раз подойдешь по диаметру.
Не знаю, что его добило больше – предположение, что кроме главного нужника у меня в хозяйстве сыщутся второстепенные, или заковыристое словечко «диаметр». Но колпачник наконец-то явственно увял и даже попытался несколько сдуться.
Не то чтобы это у него получилось с ходу. Тут тренировка требуется, длительная медитация на отказ от чувства собственной важности. Но само по себе стремление ценное. Если б сие было хоть сколько-нибудь продолжительным.
Пусть не до прежних размеров, но надутый гоблин все же слегка расправился по новой. Настолько даже, что сделал последнюю вялую попытку настоять на своей необходимости.
– Кяк жя уни бяз мяня? Уни бяз мяня ня мугут, ничяву ня мугут!!!
Ага, как же. Не знай я зеленявок накоротке, мог бы и поверить. В их среде всегда кроме явного лидера наличествует неформальный. На то, чтобы выявить его на смену текущему, я и рассчитывал, начиная весь этот базар.
– Харм присмотрит! – снизошел я до ответа.
Поименованный пес-кадорг, будучи обрадован возложенной ответственностью, с лязгом встал, сделал шаг к орде и гавкнул. Гоблины чисто рефлекторно выстроились в каре и вздвоили ряды.
С правого фланга, четко печатая шаг, наконец-то вышел особо морщинистый, даже в чем-то щетинистый экземпляр. Вообще-то зеленявкам шерсти по уставу не положено, но этот, видимо, просто обтрепался до бахромы.
Бахромчатый дошел до колпачника и четким движением, как эполеты с разжалованного, оборвал тому поля колпака, натянув их до самых локтей. Открылись испуганные свинячьи глазки экзекутируемого. В них светилось искреннее непонимание.
Теми же отточенными движениями Махровый развернул Надутого лицом к выходу и дал ему пинка. Несмотря на то что сей жест выглядел так же церемониально, низвергнутый правитель с ходу набрал немалую скорость, а к концу подъемного моста даже закувыркался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66