— Увидь меня во сне, — прошептала она.
— Не могу, мне надо отдохнуть. Иди, детка, похохочи со своими веселенькими дружками. Пока.
— Под этой маской скрывается сердце, полное...
— ...вожделения.
— Именно это я и хотела сказать.
Они стояли в затемненном углу зала, где Хью, не опасаясь чужих глаз, мог позволить себе прощальную ласку и назидательный шлепок по самому тугому месту юбки. Этот звук и недовольное восклицание Бетти утонули в меди квартета, игравшего на маленькой сцене. Но крепкий локоть Бетти так глубоко вошел в живот Хью, что у него перехватило дыхание и он никак не мог поймать ртом воздух — ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы Бетти вернулась к столику, который оставила при его появлении, села и обворожительно улыбнулась. Потом она послала ему воздушный поцелуй, и Хью покорно побрел спать.
Глава 6
В воскресенье в четыре часа дня в кабинет Макса Хейнса ввалился его помощник Бен Браун, плюхнулся в кресло возле стола и выдавил из себя:
— Эта система сукиного сына продолжает работать на него, Макс. Три штуки в день.
— Сколько он делал ставок?
— Больших? Пять за день. Выиграл первый раз, проиграл во второй, а потом взял три подряд. Честное слово, у ребят, которые работают за этим столом, нервы не выдерживают, Макси. Он может два часа валять дурака с долларовыми ставками, а потом вдруг — бац!
— А они знают систему?
— Конечно. После восьми или больше выигрышей одного бросающего он ставит второй бросок против следующего играющего, если тот сохраняет ход. Но если даже знаешь, когда он поставит, все равно это шок, Макс. Сейчас он влез в наш карман на сто двадцать пять, и я говорю тебе, что если он будет продолжать еще какое-то время, то нам будет плохо.
— Но он нечасто ведь ставит, Бенни.
— Он что, приехал обчистить нас?
— Зависит от того, сколько ему нужно. Если он здесь ненадолго, то с этим и уедет. Может уехать в любое время, даже в эту минуту. Знаешь, как это бывает. Но если ему нужно много... Если ему нужно черт знает как много, то мы вернем свое и его заберем.
— Э, Макс, он играет не как настоящий игрок.
— Он и не игрок. Этот старый кожаный мешок здорово объехал меня, я и не ожидал. У него нет этого зуда, какой бывает у настоящих игроков. Хладнокровен, как рыба. Он задумал умную вещь и у меня предчувствие, что она у него сработает. Он не будет жадничать и постарается уехать с хорошим кушем.
— Постарается уехать, Макс?
Хейнс оттянул пальцами кожу двойного подбородка, и в его глубоко посаженных глазах заиграли злобные огоньки.
— Некоторым образом, да. Но я лично не буду заказывать для него лимузин и помогать ему с быстрым отъездом.
Бен Браун был моложавым одноцветным мужчиной — с коричневой кожей, каштановыми волосами, карими глазами и тонкими бесцветными губами. Он обладал искусством без устали бродить по казино, никем не замечаемый и сам видящий все. Если что-то возбуждало в нем подозрение, он быстро шел за тонкую дополнительную западную стенку зала, где был сооружен помост, через замаскированное отверстие наводил на нужное место сильную подзорную трубу и с адской выдержкой охотящегося кота вел наблюдение. Еще у него был редкий талант выявлять людей с умственным расстройством до того, как они сделают первый шаг. Когда его потом спрашивали насчет них, он только и мог сказать: «Видно было, что ненормальный».
При малейшем подозрении Бен поднимал по тревоге службу безопасности казино и ни на миг не упускал из виду сомнительную личность. Служба безопасности «Камеруна» состояла из нескольких крупногабаритных молодчиков, когда-то изгнанных из правоохранительных органов за чрезмерную жестокость. Люди несведущие часто считают, что поскольку в казино бывают толпы народа, а деньги — на виду, то их легко украсть. Думать о казино таким образом столь же ошибочно, как и о главном здании «Морган гэранти траст компани».
Такие попытки пресекаются в корне, максимально быстро и без лишнего шума, чтобы не привлекать ненужного внимания. Часто служба безопасности ограничивается тем, что неудачливого вора отводят в звуконепроницаемое помещение или отдаленный темный угол огромной автостоянки и с тем же эмоциональным спокойствием, с каким бригада водопроводчиков устанавливает какой-нибудь насос, за пяток минут вносят в последующую жизнь дилетанта-грабителя десяток мучительных лет.
Способная и опытная группа профессионалов могла бы, разумеется проведя хорошую разведку, ограбить любое казино. Но профессионализм такого рода находится под контролем всеамериканской уголовной империи, которая никак не заинтересована в натравливании одной своей части на другую. Было особо оговорено, что Лас-Вегас исключается из всякой междоусобицы. Этого решения строго придерживались, и даже имели место сходки и голосования по поводу частных случаев неподчинения со стороны мелкой уголовной сошки, в ходе которых выносились постановления, чтобы они убирались из Лас-Вегаса, пока целы...
Бен Браун не без колебания произнес:
— Не сердись, если я скажу кое-что... Так, просто мыслишка.
— И какая же?
— Будь это Гавана, не было в никаких проблем. Прошло бы автоматически. У меня припрятана пара человек. Ребята те еще, Макс, мы их в свое время привезли из Гонолулу. Так вот, берем толстяка Пого и ставим его крупье, а Уилли — на банк, и они так все гладенько сделают, что никто и не заметит. Каждый, раз после длинной серии, которой ждет старик, мы всучиваем следующему бросающему кубики, которые выигрывают, а после второй серии меняем их обратно на нормальные.
Макс изучающе уставился на него.
— И ты считаешь, что это хорошая мысль?
— Да как сказать... А что делать, старик обувает нас по-страшному.
Макс, как сонный медведь, прошел по комнате, встал над Брауном и вдруг с неожиданной быстротой нанес ему страшной силы удар. Кресло опрокинулось, Бен покатился по ковру, потом с трудом встал. На лице его были написаны ужас и страдание от боли, в углу рта показалась кровь.
— Бог с тобой, Макс! Бог с тобой!
— Собери себя в кучу и слушай, что я скажу. Мне на память приходит пара-другая случаев, когда ты намекал на кое-какие хитрые трюки, Браун. Сейчас ты снова вылез с ними. Пойми — мы живем тут как у Христа за пазухой. Мы крутим ручку денежной машины. Из каждой сотни тысяч баков, проходящих через столы, мы в среднем имеем восемь, после выплаты налогов. И находится идиот вроде тебя, который хочет сломать такую машину.
Сейчас я тебе нарисую общую картинку, Браун. Положим, мы найдем выход из сегодняшней ситуации, выгребем миллион из старика. Ты и я будем знать об этом. Пого и Уилли будут знать об этом. Одно неосторожное слово — и пошло гулять. Это так же точно, как то, что ты пока дышишь. Я не говорю уж о государственных службах — инспекционных, лицензионных. Но это не понравится важным людям, которые не могут позволить, чтобы каждый дурак пытался опрокинуть эту телегу с яблоками. Сопоставь этот миллион с доходами по всему городу — это же мелкие карманные деньги! И вот те важные люди зашевелятся, мой дорогой друг, пришлют сюда специалистов. Потом тебя и меня, Пого и Уилли завезут вон в ту пустыню и, когда им надоест смотреть, кто из нас громче кричит, закончат работу, набросают камней на наши могилки и укатят обратно на восток. И это будет хорошим предупреждением другим, у кого в головах могут заваляться умные мысли.
— Господи Христе, Макс!
— Вот почему твоя идея глупа. Выкинь из головы все свои умные мысли. И не старайся что-нибудь придумывать. Я люблю тебя, как сына, Брауни, но если узнаю, что ты проявил свою изобретательность в отношении кого-то из нашей клиентуры, то первый помогу, когда тебя будут убивать. А теперь подними кресло и садись.
Бен Браун сел, вздохнул. Потом вытер рот носовым платком и что-то сплюнул на ладонь.
— Зуб выбил, Макс.
— Ну-ка дай взглянуть. Развернись немного к свету. Да, действительно. Но это ничего, Бен, вроде, только край обломился. Не болит?
— Да нет, ничего не чувствую.
— Значит, до нерва не надломился, а то болело бы жутко. У тебя есть здесь зубной врач?
— Есть.
— Да, а как Салли? Давно ее здесь не было.
— Знаешь, на этот раз, Макс, плохо чувствует себя по утрам, тошнит. У нее так легко прошло с первым ребенком, мы думали, что и со вторым будет так же. Осталось два месяца, так жалко ее сейчас. А Кеван как раз начал ходить, везде нос сует, ей приходится не спускать с него глаз.
Макс открыл средний ящик стола, достал конверт, вытащил пять сотенных купюр и положил их перед Беном Брауном:
— Сняли сливки, Браун.
— Спасибо, Макс, огромное спасибо.
— Так мы как, все выяснили?
— Конечно, Макс. Намек понял. Только я не могу смириться с тем, что этот старый ублюдок уйдет от нас с набитыми карманами. Если так, то у нас будет тощая неделя.
— Это моя печаль, не твоя. Если он продолжит играть, то закономерность сработает в нашу пользу. Старик втравил меня в большой климат, и Эл задаст мне кое-какие вопросы, если у Гэллоуэлла все выйдет, как ему хочется. Так что я особенно заинтересован в том, чтобы он обязательно еще поиграл, и у меня есть кое-какие идейки на этот счет. А ты иди посмотри и держи меня в курсе, как там у него.
Бен Браун пришел через полчаса и сообщил Максу Хейнсу, что старик проиграл одну фишку.
После ухода Бена Макс погрузился в кресло, широкий, тяжелый, и, полуприкрыв глаза, стал размышлять о человеке, в руках которого сейчас находились сто тысяч принадлежавших казино долларов — ровно половина того, что он проиграл здесь в прошлом году.
* * *
В это воскресенье в четыре часа дня Хью Даррен был в бассейне, когда ему сказали, что в Малом зале его ждет Эл Марта. Хью торопливо попрощался с Бетти, быстро переоделся и прошел в зал. Эл сидел в большом кожаном кресле в компании двух неизвестных Даррену лиц. Перед Элом стоял стакан с виски, а незнакомцы жадно и флегматично уплетали специально приготовленный бифштекс. Оба были внушительных размеров, обоим было под сорок, оба носили строгие костюмы, а на лицах — очки в черной массивной оправе, да еще бледность людей, редко бывающих на солнце.
— Садись, Хью, садись, парень. Ребята, это управляющий отелем, о котором я вам говорил, друг Шэннарда. — Хью кивнул всем и сел. — А это ребята, которые прилетели послушать о деле.
С первого взгляда оба выглядели как служащие среднего звена все равно где — в автомобильной промышленности, в банке, в страховой компании. Но в их поведении сквозила нарочитая грубоватость, манерам держаться за столом они были явно не обучены, а холодный расчет проглядывал даже сквозь корректирующие линзы очков. Все это делало их весьма неподходящими кандидатами на конкурс обаятельного бизнесмена — конкурс, в котором настоящие бизнесмены чувствуют себя обязанными участвовать всю жизнь.
— Вы говорили с Тэмплом? — спросил Хью.
— Да, но возникло затруднение, Шэннарда кое-что не устраивает. Может быть, вы сумеете помочь выбраться из тупика. Дэн, пожалуй, ты лучше сумеешь объяснить.
Заговорил тот, который казался чуть постарше. У него была неприятная манера во время разговора пристально разглядывать узелок галстука собеседника и почти не смотреть в лицо.
— Похоже, мы можем проявить кое-какой интерес ко всей этой собственности. Через неделю мы уточним все детали, чтобы быть уверенными в том, что с его правами представлять эту собственность все нормально, а там поставим дело на наличный расчет. Но ваш друг хочет получить от нас то, на что мы никогда не пойдем. Мы никогда не прибегаем к помощи партнеров, нам просто не нужны партнеры в предприятиях, в которые мы вкладываем деньги. Если проверка прав собственности покажет, что там все нормально, мы выплатим вашему другу четыреста сорок тысяч за его акции. Это несколько больше того, что они в действительности стоят, но мы идем на это, потому что заинтересованы в расширении программы капиталовложений в курортный бизнес в этом районе. Шэннард в тяжелой ситуации. Он говорит, что эти деньги не покроют его неоплаченных долгов. Он хочет частично сохранить собственность, так пусть вкладывает деньги в акции и получает долю в доходах от программы развития или продает свои акции после завершения программы. Нас мало интересуют его личные финансовые проблемы. У него, кажется, впечатление, что мы стараемся заключить с ним соглашение. Нужно, чтобы кто-нибудь убедил его, что мы ни с кем не заключаем соглашений. У нас нет нужды. У него есть что продать — мы покупаем. Мы назвали цену. Если вы сумеете убедить его, что для него самое лучшее сейчас — это продать, то мы заплатим вам посреднические двадцать тысяч долларов.
— Я уже говорил Элу, что не собираюсь наживаться на друге.
— Тогда возьмите эти деньги и отдайте ему, и у него будет четыреста шестьдесят тысяч вместо четырехсот сорока — раз уж вы так принципиальны в вопросах дружбы. Но главное — вы поговорите с ним?
— Я не знаю, стоит ли ему соглашаться на это.
— Думаю, ему уже поздно искать что-то другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39