Мы с его бабой так оба и вытаращились. Я ее из-за этого чуть не упустил. Помчалась, как заяц вспугнутый. Да я ее ухватил за волосы, намотал на руку. Другой рукой схватил за горло да и макнул в одну из тех луж, которые у них по всем крышам блещут. Какой-то был просто шейный день! Обоих за одно и то же место. Она там так и осталась, когда перестала булькать, я не стал ее вытаскивать. Я бы ее не тронул, но она видала, как я ее муженька угробил, так что у меня, можно сказать, выхода не было.
— И вы приехали туда на этом своем дурацком «роллсе»?
— Нее-е. Я машину напрокат взял.
— А их дети? Их дома не было?
— Ни одного.
— Слушайте, у меня затекли руки и вывернуты плечи. Я не могу думать в таком состоянии. Вы не могли бы развязать меня?
— Вот еще! Забудь об этом, судебная крыса.
— Ну, пусть… В котором часу это произошло?
— В два часа дня. Я не знаю, что у вас есть оригиналы. Я знаю, что они оказались у вас в руках, потому что Тед внезапно умер, вы с Хиспом мудрили, как бы их вставить в завещание, если он погибнет в ближайшей экспедиции. О'кей. Я да Фрэнк Хейс только и остались в живых из тех, кто был с Тедом в заливе Ла Паз. Мы там кое-что искали и уже взяли след, как у нас сломалась помпа. И погода начала портиться. Мы бы нашли и все остальное, да в тот год по побережью прошел ураган и все перемешал. Нам даже неоткуда было начинать все заново.
— А этот Фрэнк Хейс — он случайно не Хейс из «Семи Морей», подводной компании, которая базируется на острове Большой Кайман?
— Он самый. Мы оба собирались идти с Тедом в новое плаванье, которое он планировал как раз тогда, когда его сбила машина. Оно обещало быть легким и прибыльным. Фрэнк принес мне письмо от Менсфилда Холла, и мы оба сошлись на том, что кто-то пустил в ход бумаги Теда. А они, между прочим, принадлежат его дочери, и я точно знаю, что она их не получила, и вообще никто их не видел с тех пор, как Тед умер.
Повисло молчание. Я наслаждался ночными звуками. В канале давали концерт лягушки: две вели сложную сольную партию, а время от времени к ним присоединился с припевом весь хор. Свет моих ламп привлек нескольких ночных бабочек. Они кружили вокруг, выписывали невиданные пируэты, время от времени садясь на чуть теплое стекло, в кои-то веки не причиняя себе вреда. Огромные тени от их маленьких крыльев плясали у меня на лице.
Я знал, что Коллайр лихорадочно ищет выход, что его мысль скользит и не находит опоры, что он в отчаянье. Я был доволен.
— Менсфилд Холл, — произнес он наконец. Это был не вопрос. Если бы маленький поверенный услышал, как это было сказано, он бы не на шутку испугался.
— Не-е-ет! — протянул я как мог презрительнее. — При чем тут он. Он-то вас не называл. Да и я бы не догадался. Я подумал, что если кто и начнет разыскивать сокровища через подставное лицо, так это будет Хисп. Это Хисп уж мне сказал, в чем тут дело. Нет, Коллайр, все заметано. Я позвоню им и скажу, как это не смешно, чистейшую правду. Что вы обокрали дочку Левеллена. Что это вы шантажом заставили Хиспа молчать. Я ведь знаю все о том вашем дельце с векселями и подписями. Я скажу им, что вы решили пустить Тедовы бумаги в дело и тайно, через подставное лицо, пытались связаться с «Семью Морями». Я скажу, что вы на эту тему с Хиспом чуть не передрались, потому что он тоже хотел урвать кусок. Так что все будет против вас, Коллайр, и они тут же возьмутся вас искать. И они обыщут весь свет, но забудут заглянуть в эту яму. Извини, приятель, у меня есть только один шанс на то, чтобы не ждать к себе копов всю оставшуюся жизнь. Если можешь придумать что-нибудь еще, придумай что-нибудь еще.
— Я непременно бы придумал, но эти веревки режут мне руки. Я не могу думать в таком состоянии, мне больно! Не могли бы вы…
— Никоим образом. Думай так.
— Вы ошибаетесь, если считаете, что все в порядке. Вы ничего не выиграете с моей смертью.
— Я выиграю собственную свободу.
— Нет, Макги, поверьте мне. Не найдя меня, они примутся выяснять, где меня видели в последний раз и с кем меня в последний раз. Я могу сделать вам предложение. Я поклянусь, что вызывал вас на свое ранчо. И что вы приехали около часа. И я верну вам все бумаги Левеллена.
— А потом спустите на меня всех собак? Кому они поверят, Томасу Дж. Коллайру или мне? Не смешите меня.
— Да с какой, скажите, стати мне это делать? Вы знаете, что я воспользовался бумагами, доверенными мне клиенту. Вы знаете, что я участвовал в не слишком честных банковских делах, а потом еще и подделал документы. Вы в любой миг можете мне порушить не только карьеру, но и обеспеченную жизнь. Как я могу, как вы выражаетесь, спустить на вас всех собак, если вы немедленно и с полным обоснованием можете заявить, что это я послал вас разделаться с Лоутоном Хиспом?
Я обдумал его слова. В покере есть такой момент, в который вы, даже имея на руках самые превосходные карты, просто обязаны изобразить нерешительность и осторожность. Большинство людей с грязными руками предлагают пари слишком часто и улыбаются слишком елейно. Поэтому, прежде чем протянуть им навстречу свою руку, делайте хотя бы вид, что сомневаетесь.
Поэтому я встал, снова воткнул заступ в землю, подошел к нему и взял за подмышки.
— Что вы…
Я молча тащил его к могиле.
— Послушайте! О, Боже!..
Подтащив его к краю, я хорошенько подтолкнул, и Коллайр скатился на дно. Теперь он лежал на спине, в дюйме от лужи в которой уже плавал его бумажник. Лужица потихоньку росла.
— Макги! — истошно заорал он.
А я преспокойно взялся за заступ, набрал его полный земли и сбросил первую пригоршню прямо Коллайру на живот.
— Постойте! — орал он. Голос его срывался на визг. — Погодите!
Слова не шли ему на язык, да и к тому же, судя по моему молчанию и следующей лопате, совершенно не действовали. Тогда он завыл. Томас Дж. Коллайр был готов окончательно.
Мне было его почти не видно в темноте, и я взял одну из световых трубок и бросил так, чтобы она упала рядом с его лицом. Он перестал выть и посмотрел на меня.
— Я не понимаю, почему я должен тебе все это еще и растолковывать, Коллайр. Ты всегда был прохвостом, прохвостом и останешься. Тебе нечем подтвердить твои слова так, чтобы я им поверил. Ты всю жизнь продавал и покупал всех и вся. У тебя наверняка есть друзья и в полиции. Меня выпотрошат подчистую, а ты выйдешь сухим из воды. Нет уж. Кстати, я чуть не забыл передать тебе привет от Нэнси. Она просила сказать тебе, что у нее все просто великолепно — без тебя.
— Послушайте! Пожалуйста, послушайте! Ведь существуют же доказательства. Пожалуйста, выпустите меня отсюда! О, Господи! Вы просто сумасшедший. Я могу записать… могу признаться в ужасных вещах. Вы правы. Конечно, никто не должен верить мне.
— Тед Левеллен тебе верил. И Гуля тебе верила. Как ты вообще собирался утаить свои махинации с бумагами Левеллена? Гуля же знает все названия судов, которых раскопал ее отец. Она бы отдала это на растерзание журналистам, а те разорвали бы тебя в клочья.
— Выпустите меня отсюда!
— Никоим образом.
— Подождите! Что вы хотели знать? Насчет дочери? Но она была бы отправлена в сумасшедший дом. Никто не обратил бы на ее слова никакого внимания.
— Почему это в сумасшедший дом?
— Эмоциональные проблемы. Эта история с ее поисками стабильности… Я сделал так, чтобы она была… доведена до нужного состояния. Ее муж… словом, он все сделает.
— Ты столковался с Говардом Бриндлем?
— Помогите мне. Пожалуйста.
— Ты, чертов ублюдок, хочешь знать, сколько лопат надо на то, чтобы заткнуть тебе рот?
— Да что же вы от меня хотите наконец?
— Говард не мог иметь с тобой никакого дела. Даже в могиле, даже в собственной могиле ты бесстыдно врешь! Говард — превосходный парень. Спроси кого хочешь.
— Бриндль — мой баг! Шпионящее устройство! Он работает на меня! Любой законник, если он общается с криминальными делами, знает, что такое живой баг! Через пять минут разговора с ним о смерти Фреда Харрона, я знал, что его убил он!
— Говард не способен обидеть и мухи!
— Да черт бы вас побрал, он сам признался мне в этом! Он сидел у меня в кабинете, и булькал, и вздыхал, и заламывал руки. Он, видите ли, не хотел его убивать! Просто так получилось. И что это с ним впервые в жизни. Что на самом деле он очень хороший. Глядя на него, этому даже можно поверить. Но за ним целая гора трупов! Он не хотел признаваться, не хотел даже после того, как я несколько раз поймал его на лжи. Но потом он понял, что я пущу в ход историю с Харроном, если он не сознается. Так что он в конце концов сознался, и был очень недоволен, когда я прокрутил ему запись. Не тогда же, конечно, потому что я не был уверен, что он не унесет кассету, оставив меня на полу с проломленным черепом. И я сказал ему, что это дубликат, и что оригинал хранится у меня. Никто раньше не мог так подловить его. Я знал, что он сделает все так, как я скажу, и поэтому пользовался я этим очень осторожно. Я велел ему остаться на побережье и не терять со мной связи. У меня были различные планы на его счет, но тут погиб Левеллен. И я придумал превосходный план, один из самых лучших. Я велел ему жениться на ней.
— И вы думали, он сможет?
— Тут полно воды. И она все прибывает.
— Так поплавайте немного.
— У меня сердце вот-вот выскочит из груди.
— Ничего, скоро оно отдохнет на славу.
— Вы еще хуже Бриндля! Вы — жестокий убийца! У вас нет сердца. Просто нет сердца… Да, я велел ему жениться на ней и он женился на ней! Он ошивался вокруг. Был у нее на побегушках. Делал всю неприятную работу. Он всегда бал при ней. А она была одна. Он всем казался таким славным парнем. Я сказал ему, что круиз — превосходная идея. Почему бы и нет? Яхта и деньги — что еще нужно человеку для круиза? Я велел ему использовать любую мелочь, чтобы она поверила в свое безумие. А когда начинаешь верить, что ты свихнулся, ты в очень скором времени свихнешься на самом деле. Начинаешь делать непонятные глупости. А раз оказавшись внутри такой клетки, выбраться очень нелегко, особенно если рядом есть человек, который следит за этим.
— Вы сказали, что он — убийца. Так что ж вы не велели ему убить и ее? — Она стоит слишком дорого для такого риска. Было бы много шума, кто-нибудь непременно начал бы выяснять, откуда у нее взялось такое наследство. Могли начать потрошить Бриндля, всплыли бы его прошлые дела. Я сказал ему, что если он убьет ее, Я изжарю его на медленном огне. Послушайте, Макги, я могу записать это все для вас, если хотите.
— Так вы думаете, он не убьет ее.
— Я не знаю. Такие, как Бриндль, непредсказуемы. Если он сможет придумать, как сделать это, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения, что произошел несчастный случай, он это сделает. Или покончит с собой из-за какого-нибудь внезапного порыва. Такие люди пытаются так или иначе надуть окружающих всю свою жизнь. Они думают, что все остальные — круглые идиоты. Они думают, что все так же скучны и пусты изнутри, как и они сами. Я знал, что иду на риск. Но с другой стороны, я точно знал, что у нее не будет возможности поднимать скандал. Мертвая или сумасшедшая, она в любом случае выходит из игры. Поверьте мне, Макги, миллионы стоят такого риска. Вы никогда не получите больше подобного шанса, даже если проживете еще столько же.
— Да, наверное, — сказал я тихо. — Думаю, да.
Эта мокрица извивалась на дне грязной ямы, вода лилась ему на уши. А Тед, наверное даже не подозревал подвоха. Пожалуйста, помогите мне разобраться в этом вопросе, мистер Коллайр. Я хочу, чтобы моя дочь была в безопасности, если со мной вдруг что-нибудь случится.
И Коллайр позаботился о его дочурке на славу. У него на посылках был веселый услужливый сопиопат, он только и дожидался самой странной, самой необычной работы. Позаботься о Тедовой дочке. О моей девочке. Подари ее старому доброму Говарду Биндлю.
Белый холодный свет заливал могилу, вокруг лампы велись мотыльки, задевая мохнатыми крылышками могилу Тома Коллайра. Он издал какой-то странный звук и, наклонившись поближе, я увидел, что он плачет. Нижняя губа его кривилась и дрожала. Бедный Том. Ладно, час потехи прошел. Все долги заплачены. Пусть теперь кто-нибудь другой нанимает убийц, сводит с ума, торгует обманом оптом и в розницу и вообще всячески забавляется.
Я сжал древко заступа с такой силой, что мои натруженные ладони свело от боли. Дикое, жестокое желание подавил я в себе: взять сейчас лопату и быстрыми четкими ударами закопать яму вместе с содержимым, от ног до скривившегося лица, разровнять место, заложить срезанным дерном и забыт сюда дорогу. Хихиканье, доносившееся из могилы, напоминало кваканье лягушек в канале.
Я достал из кармана нож, прыгнул в яму, надрезал несколько петель, стягивающих ему руки. Остальное пусть распутывает сам. Прихватив обе длинных лампы и взяв заступ подмышку, я заправился к машине. Я шел еле-еле, словно нехотя, словно кто-то дергал мое ватное, непослушное тело за веревочки. Мне так хотелось убить его, почему же я этого не сделал, повторял я про себя, шатаясь, как пьяный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— И вы приехали туда на этом своем дурацком «роллсе»?
— Нее-е. Я машину напрокат взял.
— А их дети? Их дома не было?
— Ни одного.
— Слушайте, у меня затекли руки и вывернуты плечи. Я не могу думать в таком состоянии. Вы не могли бы развязать меня?
— Вот еще! Забудь об этом, судебная крыса.
— Ну, пусть… В котором часу это произошло?
— В два часа дня. Я не знаю, что у вас есть оригиналы. Я знаю, что они оказались у вас в руках, потому что Тед внезапно умер, вы с Хиспом мудрили, как бы их вставить в завещание, если он погибнет в ближайшей экспедиции. О'кей. Я да Фрэнк Хейс только и остались в живых из тех, кто был с Тедом в заливе Ла Паз. Мы там кое-что искали и уже взяли след, как у нас сломалась помпа. И погода начала портиться. Мы бы нашли и все остальное, да в тот год по побережью прошел ураган и все перемешал. Нам даже неоткуда было начинать все заново.
— А этот Фрэнк Хейс — он случайно не Хейс из «Семи Морей», подводной компании, которая базируется на острове Большой Кайман?
— Он самый. Мы оба собирались идти с Тедом в новое плаванье, которое он планировал как раз тогда, когда его сбила машина. Оно обещало быть легким и прибыльным. Фрэнк принес мне письмо от Менсфилда Холла, и мы оба сошлись на том, что кто-то пустил в ход бумаги Теда. А они, между прочим, принадлежат его дочери, и я точно знаю, что она их не получила, и вообще никто их не видел с тех пор, как Тед умер.
Повисло молчание. Я наслаждался ночными звуками. В канале давали концерт лягушки: две вели сложную сольную партию, а время от времени к ним присоединился с припевом весь хор. Свет моих ламп привлек нескольких ночных бабочек. Они кружили вокруг, выписывали невиданные пируэты, время от времени садясь на чуть теплое стекло, в кои-то веки не причиняя себе вреда. Огромные тени от их маленьких крыльев плясали у меня на лице.
Я знал, что Коллайр лихорадочно ищет выход, что его мысль скользит и не находит опоры, что он в отчаянье. Я был доволен.
— Менсфилд Холл, — произнес он наконец. Это был не вопрос. Если бы маленький поверенный услышал, как это было сказано, он бы не на шутку испугался.
— Не-е-ет! — протянул я как мог презрительнее. — При чем тут он. Он-то вас не называл. Да и я бы не догадался. Я подумал, что если кто и начнет разыскивать сокровища через подставное лицо, так это будет Хисп. Это Хисп уж мне сказал, в чем тут дело. Нет, Коллайр, все заметано. Я позвоню им и скажу, как это не смешно, чистейшую правду. Что вы обокрали дочку Левеллена. Что это вы шантажом заставили Хиспа молчать. Я ведь знаю все о том вашем дельце с векселями и подписями. Я скажу им, что вы решили пустить Тедовы бумаги в дело и тайно, через подставное лицо, пытались связаться с «Семью Морями». Я скажу, что вы на эту тему с Хиспом чуть не передрались, потому что он тоже хотел урвать кусок. Так что все будет против вас, Коллайр, и они тут же возьмутся вас искать. И они обыщут весь свет, но забудут заглянуть в эту яму. Извини, приятель, у меня есть только один шанс на то, чтобы не ждать к себе копов всю оставшуюся жизнь. Если можешь придумать что-нибудь еще, придумай что-нибудь еще.
— Я непременно бы придумал, но эти веревки режут мне руки. Я не могу думать в таком состоянии, мне больно! Не могли бы вы…
— Никоим образом. Думай так.
— Вы ошибаетесь, если считаете, что все в порядке. Вы ничего не выиграете с моей смертью.
— Я выиграю собственную свободу.
— Нет, Макги, поверьте мне. Не найдя меня, они примутся выяснять, где меня видели в последний раз и с кем меня в последний раз. Я могу сделать вам предложение. Я поклянусь, что вызывал вас на свое ранчо. И что вы приехали около часа. И я верну вам все бумаги Левеллена.
— А потом спустите на меня всех собак? Кому они поверят, Томасу Дж. Коллайру или мне? Не смешите меня.
— Да с какой, скажите, стати мне это делать? Вы знаете, что я воспользовался бумагами, доверенными мне клиенту. Вы знаете, что я участвовал в не слишком честных банковских делах, а потом еще и подделал документы. Вы в любой миг можете мне порушить не только карьеру, но и обеспеченную жизнь. Как я могу, как вы выражаетесь, спустить на вас всех собак, если вы немедленно и с полным обоснованием можете заявить, что это я послал вас разделаться с Лоутоном Хиспом?
Я обдумал его слова. В покере есть такой момент, в который вы, даже имея на руках самые превосходные карты, просто обязаны изобразить нерешительность и осторожность. Большинство людей с грязными руками предлагают пари слишком часто и улыбаются слишком елейно. Поэтому, прежде чем протянуть им навстречу свою руку, делайте хотя бы вид, что сомневаетесь.
Поэтому я встал, снова воткнул заступ в землю, подошел к нему и взял за подмышки.
— Что вы…
Я молча тащил его к могиле.
— Послушайте! О, Боже!..
Подтащив его к краю, я хорошенько подтолкнул, и Коллайр скатился на дно. Теперь он лежал на спине, в дюйме от лужи в которой уже плавал его бумажник. Лужица потихоньку росла.
— Макги! — истошно заорал он.
А я преспокойно взялся за заступ, набрал его полный земли и сбросил первую пригоршню прямо Коллайру на живот.
— Постойте! — орал он. Голос его срывался на визг. — Погодите!
Слова не шли ему на язык, да и к тому же, судя по моему молчанию и следующей лопате, совершенно не действовали. Тогда он завыл. Томас Дж. Коллайр был готов окончательно.
Мне было его почти не видно в темноте, и я взял одну из световых трубок и бросил так, чтобы она упала рядом с его лицом. Он перестал выть и посмотрел на меня.
— Я не понимаю, почему я должен тебе все это еще и растолковывать, Коллайр. Ты всегда был прохвостом, прохвостом и останешься. Тебе нечем подтвердить твои слова так, чтобы я им поверил. Ты всю жизнь продавал и покупал всех и вся. У тебя наверняка есть друзья и в полиции. Меня выпотрошат подчистую, а ты выйдешь сухим из воды. Нет уж. Кстати, я чуть не забыл передать тебе привет от Нэнси. Она просила сказать тебе, что у нее все просто великолепно — без тебя.
— Послушайте! Пожалуйста, послушайте! Ведь существуют же доказательства. Пожалуйста, выпустите меня отсюда! О, Господи! Вы просто сумасшедший. Я могу записать… могу признаться в ужасных вещах. Вы правы. Конечно, никто не должен верить мне.
— Тед Левеллен тебе верил. И Гуля тебе верила. Как ты вообще собирался утаить свои махинации с бумагами Левеллена? Гуля же знает все названия судов, которых раскопал ее отец. Она бы отдала это на растерзание журналистам, а те разорвали бы тебя в клочья.
— Выпустите меня отсюда!
— Никоим образом.
— Подождите! Что вы хотели знать? Насчет дочери? Но она была бы отправлена в сумасшедший дом. Никто не обратил бы на ее слова никакого внимания.
— Почему это в сумасшедший дом?
— Эмоциональные проблемы. Эта история с ее поисками стабильности… Я сделал так, чтобы она была… доведена до нужного состояния. Ее муж… словом, он все сделает.
— Ты столковался с Говардом Бриндлем?
— Помогите мне. Пожалуйста.
— Ты, чертов ублюдок, хочешь знать, сколько лопат надо на то, чтобы заткнуть тебе рот?
— Да что же вы от меня хотите наконец?
— Говард не мог иметь с тобой никакого дела. Даже в могиле, даже в собственной могиле ты бесстыдно врешь! Говард — превосходный парень. Спроси кого хочешь.
— Бриндль — мой баг! Шпионящее устройство! Он работает на меня! Любой законник, если он общается с криминальными делами, знает, что такое живой баг! Через пять минут разговора с ним о смерти Фреда Харрона, я знал, что его убил он!
— Говард не способен обидеть и мухи!
— Да черт бы вас побрал, он сам признался мне в этом! Он сидел у меня в кабинете, и булькал, и вздыхал, и заламывал руки. Он, видите ли, не хотел его убивать! Просто так получилось. И что это с ним впервые в жизни. Что на самом деле он очень хороший. Глядя на него, этому даже можно поверить. Но за ним целая гора трупов! Он не хотел признаваться, не хотел даже после того, как я несколько раз поймал его на лжи. Но потом он понял, что я пущу в ход историю с Харроном, если он не сознается. Так что он в конце концов сознался, и был очень недоволен, когда я прокрутил ему запись. Не тогда же, конечно, потому что я не был уверен, что он не унесет кассету, оставив меня на полу с проломленным черепом. И я сказал ему, что это дубликат, и что оригинал хранится у меня. Никто раньше не мог так подловить его. Я знал, что он сделает все так, как я скажу, и поэтому пользовался я этим очень осторожно. Я велел ему остаться на побережье и не терять со мной связи. У меня были различные планы на его счет, но тут погиб Левеллен. И я придумал превосходный план, один из самых лучших. Я велел ему жениться на ней.
— И вы думали, он сможет?
— Тут полно воды. И она все прибывает.
— Так поплавайте немного.
— У меня сердце вот-вот выскочит из груди.
— Ничего, скоро оно отдохнет на славу.
— Вы еще хуже Бриндля! Вы — жестокий убийца! У вас нет сердца. Просто нет сердца… Да, я велел ему жениться на ней и он женился на ней! Он ошивался вокруг. Был у нее на побегушках. Делал всю неприятную работу. Он всегда бал при ней. А она была одна. Он всем казался таким славным парнем. Я сказал ему, что круиз — превосходная идея. Почему бы и нет? Яхта и деньги — что еще нужно человеку для круиза? Я велел ему использовать любую мелочь, чтобы она поверила в свое безумие. А когда начинаешь верить, что ты свихнулся, ты в очень скором времени свихнешься на самом деле. Начинаешь делать непонятные глупости. А раз оказавшись внутри такой клетки, выбраться очень нелегко, особенно если рядом есть человек, который следит за этим.
— Вы сказали, что он — убийца. Так что ж вы не велели ему убить и ее? — Она стоит слишком дорого для такого риска. Было бы много шума, кто-нибудь непременно начал бы выяснять, откуда у нее взялось такое наследство. Могли начать потрошить Бриндля, всплыли бы его прошлые дела. Я сказал ему, что если он убьет ее, Я изжарю его на медленном огне. Послушайте, Макги, я могу записать это все для вас, если хотите.
— Так вы думаете, он не убьет ее.
— Я не знаю. Такие, как Бриндль, непредсказуемы. Если он сможет придумать, как сделать это, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения, что произошел несчастный случай, он это сделает. Или покончит с собой из-за какого-нибудь внезапного порыва. Такие люди пытаются так или иначе надуть окружающих всю свою жизнь. Они думают, что все остальные — круглые идиоты. Они думают, что все так же скучны и пусты изнутри, как и они сами. Я знал, что иду на риск. Но с другой стороны, я точно знал, что у нее не будет возможности поднимать скандал. Мертвая или сумасшедшая, она в любом случае выходит из игры. Поверьте мне, Макги, миллионы стоят такого риска. Вы никогда не получите больше подобного шанса, даже если проживете еще столько же.
— Да, наверное, — сказал я тихо. — Думаю, да.
Эта мокрица извивалась на дне грязной ямы, вода лилась ему на уши. А Тед, наверное даже не подозревал подвоха. Пожалуйста, помогите мне разобраться в этом вопросе, мистер Коллайр. Я хочу, чтобы моя дочь была в безопасности, если со мной вдруг что-нибудь случится.
И Коллайр позаботился о его дочурке на славу. У него на посылках был веселый услужливый сопиопат, он только и дожидался самой странной, самой необычной работы. Позаботься о Тедовой дочке. О моей девочке. Подари ее старому доброму Говарду Биндлю.
Белый холодный свет заливал могилу, вокруг лампы велись мотыльки, задевая мохнатыми крылышками могилу Тома Коллайра. Он издал какой-то странный звук и, наклонившись поближе, я увидел, что он плачет. Нижняя губа его кривилась и дрожала. Бедный Том. Ладно, час потехи прошел. Все долги заплачены. Пусть теперь кто-нибудь другой нанимает убийц, сводит с ума, торгует обманом оптом и в розницу и вообще всячески забавляется.
Я сжал древко заступа с такой силой, что мои натруженные ладони свело от боли. Дикое, жестокое желание подавил я в себе: взять сейчас лопату и быстрыми четкими ударами закопать яму вместе с содержимым, от ног до скривившегося лица, разровнять место, заложить срезанным дерном и забыт сюда дорогу. Хихиканье, доносившееся из могилы, напоминало кваканье лягушек в канале.
Я достал из кармана нож, прыгнул в яму, надрезал несколько петель, стягивающих ему руки. Остальное пусть распутывает сам. Прихватив обе длинных лампы и взяв заступ подмышку, я заправился к машине. Я шел еле-еле, словно нехотя, словно кто-то дергал мое ватное, непослушное тело за веревочки. Мне так хотелось убить его, почему же я этого не сделал, повторял я про себя, шатаясь, как пьяный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36