Королева вытянулась рядом с телом прекрасного юноши и коснулась губами его лица, похожего на лицо девушки.
— Если твое тело помнит что-то, — прошептала Наразен, — то представь, что я какой-то мужчина, которого ты любил. Представь, что я — это он. Я не оскорблю тебя. Но этой ночью я стану твоим любовником.
Потом королева встала на колени перед юношей и склонилась, лаская его тело. Руки и губы королевы скользили по коже юноши, пахнущей благовониями и сохранившей аромат жизни.
В мерцании света лампы задрожала странная тень. Неяркий огонь облизывал сетку светильника маленькими язычками, а рядом с ним появилась змея с янтарной чешуей, спрятавшая голову в тени, — вот чем стал шнур из деревянного ларца.
Наразен текла, как река, через тело юноши. Ее рыжие волосы, освободясь, разметались, окружив мертвеца красным светом, подобно малиновому шатру. Ее руки скользнули на мель речного ложа, меж прекрасного золотого тростника, прокладывая курс, чтобы река вошла в свое русло.
В свете догорающей лампы янтарная змея вздрагивала, вытянувшись во всю длину и переливаясь. Теперь она вся была на свету. Лишь ее голова по-прежнему оставалась в тени.
Пальцы Наразен обвили корень реки, ее исток. Она наклонила голову, чтобы глотнуть немного воды.
В мерцании светильника змея двигалась резкими толчками, пульсировала. Потом змея стала рекой, которая волновалась и текла по речному ложу. Голова колдовского создания ударялась об пол и вдруг поднялась из тени и застыла в воздухе. Змея танцевала на хвосте.
Наразен приподнялась. Она заключила юношу в объятия на коврах малинового шатра. Свет серебряными кинжалами скользил по спине Наразен, так же как по телу корчившейся змеи. Наразен смотрела в девичьи глаза юноши, на копье мужчины, вонзившееся в нее, и думала о Мерхе. Сейчас она стала леопардом и боролась, как леопард, пронзенный копьем. Королева выгнула спину и потянулась, наслаждаясь кровью леопарда, наслаждаясь его смертью.
Змея подняла голову, раскрыла пасть и зашипела, рассыпая по шатру дождь огненных игл.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПЛАЧУЩИЙ РЕБЕНОК
Глава 1
С приходом весны Мерх снова стал зеленым и золотистым. Его широкая река цвета темного нефрита, вновь прохладная и чистая, извивалась между огромными деревьями. Животные Мерха приходили напиться к ее берегам, в заводях поселились длинноногие птицы. В земле созревало молодое зерно, свежие плоды росли в цветущих садах. В озерах появилась вода, а в округлых грудях женщин — молоко. В стойлах снова раздавались крики молодняка, а в домах плакали маленькие дети. Люди назвали эту весну временем Плачущего Ребенка. Но была еще одна причина для такого названия…
Когда Наразен вернулась с востока, она увидела исцеленную землю, здоровую и благополучную. Больше месяца королева провела в кедровом лесу. Возвращаясь, она знала, почему Мерх вновь стал плодородным, ведь он был подобен Наразен. Королева сняла проклятие Иссака со своей страны: она возвращалась с ребенком.
Везде, где бы она ни проходила, люди становились перед ней на колени. Они приносили ей венки полевых цветов и кувшины с вином, приходили к ней с корзинами зерна, чтобы Наразен благословила его. Теперь королева стала их богиней плодородия. В городе люди падали ниц перед своей владычицей, разливали благовония на тех улицах, где она должна была пройти. На площади перед дворцовыми воротами нескольких горожан повесили за то, что они оскорбляли королеву в дни чумы. Начальник стражи Наразен, охранявший дворец во время отсутствия королевы и следивший за порядком на улицах, вышел с важным видом и поклонился своей повелительнице, прикрыв глаза, чтобы не видеть ее живот, Наразен так же стойко терпела свою беременность, как и все, что предпринимала раньше во имя спасения Мерха. Но она ощущала себя рабыней, таскающей в животе тяжелый жернов. К тому же ребенок не стремился покинуть чрево. Он клубочком свернулся в животе королевы и спал. Казалось, что он не собирается родиться в положенное время, Наразен с отвращением думала о ребенке. Он был ленивым, этот ребенок от мертвеца. Возможно, он тоже оживший мертвец… Королева не могла ни ездить верхом, ни охотиться. Ей не хотелось ни есть, ни пить. Она не хотела видеть своих любовниц. Толстая, как огромный кит, выброшенный из воды на безжалостную землю, она терпела все неудобства. «Выйди, жернов, освободи меня. Ты уже сделал свое дело». Королева считала, что должна убить ребенка, как только он родится. Ведь в душе она оставалась воином и мужчиной. Да, она непременно убьет ребенка.
Наконец ребенок зашевелился. Боль мечом рассекла тело Наразен. «Я не буду унижаться перед тобой, — подумала королева. — Это ты будешь пронзительно кричать, а не я».
И правительница Мерха не издала ни звука, хотя ребенок разрывал и раздирал ее чрево, как кусок полотна.
— Она умрет, — скорбно шептали лекари, склонясь над Наразен. — Даже ее чрево отказывается верить в то, что принадлежит женщине, и поэтому королева не может освободиться от ребенка. Она умрет…
— Я не умру, — отвечала Наразен с обидой и яростью. — Я запомнила того, кто сказал эти слова.
Прошло два дня и две ночи. Дни, будто расплавленное серебро, и ночи, как горячая черная кровь. Она вспоминала Иссака, его рассказ о том, как его обманули дрины, карлики из земель демонов… Теперь королеве казалось, что эти дрины поселились в ее животе и постоянно били молотками по своим наковальням, как заправские кузнецы; раскаленным металлом служили ее страдания, а драгоценными камнями — сгустки жуткой боли.
— Да, — утверждали лекари, — королева умрет.
Наразен уже не могла отвечать. Она думала:
«Нет, я не умру, но завтра же убью всех мужчин в королевстве. Всех, кто своей похотью причиняют женщинам такие страдания».
Пришел третий день. Он незаметно подкрался к дверям дворца в шелковых туфлях. Сразу же за ним устремился четвертый, он принес облегчение.
— Королева, поблагодарите богов за то, что они даровали вам ребенка — воскликнул девичий голос.
— Если это мальчик, задушите его, — прошептала Наразен.
— Это девочка, Ваше Величество! — воскликнул главный лекарь.
Наразен очнулась. Тело ее превратилось в сгусток боли, но она осталась жива, лежала на кровати. Вокруг на стенах, расписанных военными и охотничьими сценами, сверкало оружие.
Главный лекарь и его помощники поднесли младенца к окну, рассматривая его с явным изумлением. Но один из них остался у изголовья королевы. Он нагнулся и поднес к губам Наразен небольшую чашу. Жидкость потекла в рот женщины, и ей пришлось проглотить горький напиток. Лекарь с чашей выпрямился и выскользнул в дверь.
Наразен показалось, будто паук жалит ее в сердце. Она открыла глаза и сквозь трепещущую кровавую пелену разглядела женщину в синем, размалывающую что-то в ступке. Все закружилось перед глазами королевы, алая дымка превратилась в багровый туман, напоминающий густое вино, и Наразен поплыла, как размолотая косточка в этом вине, а где-то далеко-далеко засмеялся Синий Пес.
«Неужели я так слаба и не переживу эти дурацкие роды?» — спрашивала сама себя Наразен. Она чувствовала, что погружается в ледяную воду и та смывает ее выдержку и надежду.
Королева еще успела подумать о чаше горького напитка, о странном лекаре, быстро выскользнувшем из ее покоев. У Наразен были враги: многие завидовали королеве, а некоторые просто ненавидели ее. Неужели именно сейчас, когда ей удалось спасти королевство, и она может жить, вновь наслаждаясь властью, ей суждено умереть из-за одного-единственного глотка отравленного зелья? Нет… Но холодный поток в ее жилах становился все сильнее и шумел, как море…
Доктора оживленно разговаривали у окна. Кожа ребенка, которого они разглядывали, напоминала молоко, и дневной свет, казалось, проходил сквозь нее. Дитя шевелило ножками и ручками, но не плакало. «Ты тоже молчишь», — подумала Наразен, А потом королева разозлилась, она ведь рассчитывала царствовать в Мерхе лет шестьдесят или больше. Ради этого она переносила насилие, распутство, колдовство, продала в рабство свою душу и, наконец, выносила младенца, заставила его выжить. Теперь все это у нее отняли. У Наразен не осталось сил даже для того, чтобы злиться.
И тут она увидела в воздухе у стены спальни черную тень. Еще не Смерть, но предвестника Смерти.
— Так, — сказала Наразен, — меня обманули…
— Нет, — ответила тень. — Я не властен над часом твоей кончины. Этим распоряжается твоя судьба. Твои враги повинны в этом. Смерть, словно ночь, приходит в положенный срок, но не вольна выбирать момент своего появления. Владыка Смерти не всесилен.
Наразен вымученно улыбнулась:
— Я слишком слаба, чтобы спорить. Но остерегайся меня, когда я попаду в твое царство праха. Я вновь обрету силу в стране праха. Это будет скоро. Я знаю.
Лекарь, отравивший королеву, мчался по коридорам дворца. Стрелой влетел он в комнату начальника стражи. Тот, развалившись на широком диване, ел плод багрового цвета. Начальник стражи был красив, но слишком ленив.
— Господин Жорнадеш, королева очень больна, — сказал лекарь.
— Ты прав, к сожалению, — ответил Жорнадеш, продолжая жевать.
— Такие мучительные роды, — продолжал лекарь. — Она потеряла много крови. Кроме того, ребенок был зачат при помощи колдовства, извращения и порока… Скоро нам придется надеть траурные одежды — смерть Наразен неизбежна.
— И когда же это случится? — спросил Жорнадеш.
— На закате, — ответил лекарь. — Осмелюсь почтительно напомнить, ваша светлость, что доза яда, который я дал королеве, подобрана с большой тщательностью. Это зелье очень эффективно. Я также посмею сказать вашей светлости, что я очень старался, выбирая лекарство. Никаких следов не обнаружится при условии, что королева будет незамедлительно похоронена.
— А ребенок? — нетерпеливо спросил Жорнадеш. — Он тоже мертв?
— Нет. Он жив, но, говорят, урод, — сказал лекарь. — Лучше всего похоронить его вместе с матерью.
— Конечно, так будет лучше, — согласился Жорнадеш, выплевывая косточки. Он всегда испытывал отвращение к противоестественным наклонностям королевы Мерха и удивлялся, почему престол должен принадлежать такой женщине. Во время отсутствия королевы, оставшись единственным хозяином во дворце, он много размышлял. Теперь Наразен оказалась на смертном ложе, а воины Жорнадеша были готовы захватить власть в Мерхе. Отныне Жорнадеш сам станет править государством. Чтобы не прогневать богов, он решил не убивать новорожденного инфанта. Пролить кровь невинного младенца было бы позором даже для такого жестокого человека, как он. Похоронить дитя живьем — другое дело. Пусть боги вмешаются, если хотят не допустить греха. Жорнадеш был доволен собой. Он все продумал. Дав денег лекарю, он отослал его, а следом отправил своего человека, чтобы тот расплатился с отравителем другой монетой — острым ножом. Затем Жорнадеш послал за кувшином желтого вина и девушкой с винно-желтыми волосами. Теперь он ждал хороших вестей.
Наразен умерла на закате. В ее спальне бродили лишь тени, но на улицах горели факелы. За три часа до полуночи Жорнадеш стал королем Мерха, а у королевы Наразен остался лишь серебряный гроб.
Ее тело увезли по реке.
Стояла безлунная ночь. Тусклые светильники на носу и корме корабля не могли развеять ночную тьму. Священники шептали молитвы, гребцы в темных одеждах сушили весла, отдавшись во власть течению. Ладья плыла вдоль берега, как призрак, закутанный в погребальный саван. С берега никто не наблюдал за медленно плывущим кораблем, так как весть о смерти Наразен продвигалась еще медленнее, чем похоронная процессия. А те, кто видел ладью, приняли ее за нечто сверхъестественное. Потом налетел ветер. Он принес запах ладана и звуки ритуальных молитв в память умершей, а еще тонкий, кристально чистый плач, разорвавший кожу ночи, как серебристое лезвие кинжала.
Новорожденный долго не плакал. Он вступил в мир безбоязненно, радуясь спасению из ненавистной клетки, утробы матери. Но теперь ему угрожала смерть. Ребенок начал всхлипывать, но никто не пытался успокоить младенца. Все его боялись. Никто не знал, что с ним делать — убить или оставить в живых. Его положили в большую круглую чашу из красной меди, и там он копошился, пытаясь найти точку опоры на гладких стенках или отыскать нечто похожее на мягкий холмик, из которого должно бежать молоко. Чаша оказалась еще более ненавистной, чем чрево Наразен. По ее медным стенкам стучали черные капли дождя. Они били в глаза ребенку, а река, словно в насмешку, раскачивала его колыбель.
Река бежала к северным окраинам Мерха. Раскидистые деревья проплывали мимо траурной ладьи, ветви склонившихся над водой черных ив сплетались, как волосы. На них зелеными драгоценностями сверкали светлячки. Вскоре на черной лужайке над рекой показалась каменная ограда с бронзовыми воротами.
Процессия сошла на берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59