Возможно, что нам это и предстоит.
Но надо знать - куда. Меня вы не желаете слушать... пока. И
поэтому наносите какие-то мелкие разрозненные удары по тем
группкам противника, которые не сумели увернуться.. или получили
приказ не уворачиваться. Такое тоже может быть. Три десятка
схваток, все без исключения нами выиграны... и что? Ничего
абсолютно. Трата невосполнимых патронов и горючего.
"Мы возьмем власть и будем диктовать свою волю..." Даже не
помню, кто это был, такой умный. Все-таки, кажется, не Адлерберг.
Тот, хоть и псих, но не дурак.
Впрочем... даже стоящие часы, случается, показывают
правильное время...
Связаться с Парвисом.
Парвис - это голова.
В конце концов, именно этот вариант прорабатывался три года
назад, когда Вась-Вася и Чемдалова в последний раз приглашали к
Брежневу. Именно тогда Парвис и его группа получили особые
полномочия.
Вполне возможно, что час пробил.
- ...просто не дошел. Убили, захватили - разве узнаешь
теперь? Или дошел - и не поверили. Легко себе представляю. Нет,
полковник, я с вами не согласен...
Они ехали в рассохшемся скрипучем фургоне (тент полуистлел,
в прорехи смотрели звезды; их было много сегодня), запряженном
парой меринов настолько старых, что даже масть не запомнилась -
равномерная пепловатость. Претензий к миссис Гекерторн за такой
ветхий транспорт быть не могло: получено почти даром, под
неопределенные обещания и простую бумажную расписку. А главное -
могло ведь не быть и этого...
Дэнни шел впереди с фонарем, Глеб и полковник сидели рядом
на козлах и тихо беседовали, думая, что она спит. А она не спала,
смотрела в небо.
Меня даже не тянет к нему... Человек и человек, один из
многих. Господи, какое было безумство, какие сны, какие грезы!
Получается - навоображала себе, а он и не смотрит. Или - не до
того? Еще мокнет рана, еще просыпается он от кашля и тяжело
дышит... и вокруг - происходит такое... И постоянно - люди
рядом... и Билли на руках.
Доктор Фицпатрик рассказывал как-то, что у женщин сильнее
развито природное начало, что часто все порхания и фейерверки -
лишь средство заполучить мужчину, отца ребенка - после чего
характер меняется, и потребность в порханиях исчезает. И это не
задавленность былом, а что ни на есть природный императив.
Правда, женщина сама этого понять не может и в изменениях этих
винит мужчину - который, да, явился поводом для них - но отнюдь
не причиной... Вот и у меня так, говорила она себе, я получила от
Глеба все, что он способен был мне дать: месяц блаженства и
ребенка. Больше мне требовать нечего...
Но - почему он так побледнел, когда увидел Билли? Я
испугалась, что он упадет. И - больше ни слова о сынишке, как
будто это... что?
Каким он был славным и открытым тогда - и насколько он
непонятен и даже неприятен сейчас.. Он так отмахнулся от вопросов
об Олив - а ведь это моя ближайшая подруга. Допустим, ему неловко
говорить со мной о ней... хотя, черт возьми, какая может быть
неловкость между нами после всего, что было? Я ведь знаю - он
спал с ней, а потом она и меня затолкала в его постель... И мне
это было по душе, понимаете? Потому что... ах, да что говорить...
Что такое жизнь? Всего лишь способ накопления ошибок...
Читая старые слова, мы пишем новые тетради, и прекратите,
Бога ради, стирать нам грани естества. Осенний пир едва ль
продлится, уж маски вянут, пламенея, и опадают, словно листья, в
миру стать лицами не смея. И вот я по аллее длинной иду и
подбираю лица... О, научи меня молиться - но прежде вылепи из
глины!
Билли шевельнулся рядом, и в ответ шевельнулось сердце.
Неумолчный скрип колес вдруг стих. Фургон остановился.
- Вроде бы, приехали,- сказал Глеб.
- Похоже, - отозвался полковник. - По крайней мере, по
расчету времени получается так.
- Здесь указатель, - издалека донесся голос Дэнни.-
Написано: " Вомдейл".
- Смотри-ка ты, - сказал полковник. - Не промахнулись.
Постов на въезде в городок не было. Равно как и света в
окнах домов, не говоря уже об уличных фонарях. Дэнни долил масла
в "летучую мышь" и продолжал идти впереди лошадей.
- Да вот же он, телеграф,- сказал вдруг Глеб.
Пришлось стучать в запертую дверь, прежде чем с той стороны
раздались шаги и скрип засова.
13.
К утру седьмого сентября Виггелан собрал на восточном
побережье сорокапятитысячную армию при трехстах орудиях. Два
новейших крейсера, два монитора и десяток кораблей помельче
готовы были открыть огонь по любой цели в трехмильной прибрежной
полосе. И пару козырей адмирал имел в рукаве: бригаду
добровольцев с Хармони и секретные пушки инженер-майора Зацепина.
Пускать их в ход нужно было наверняка и в решающем месте боя.
Только вот боя как такового все не было и не было. Бурунцы
метались, подобно опасному, но слепому зверю.
Спрашивается: почему они вдруг сорвались с цепи? Кажется,
договорились по-хорошему...
Наверное, уже не узнать.
Но теперь остается только одно: ткнуть зверя палкой - и,
когда он вцепится в нее зубами, ударить по башке.
Он оторвался от карты и посмотрел на штабных офицеров. Они
стояли молча и строго.
- Георгий Иванович, - сказал он и почувствовал, как
позвякивает в голосе перекаленное железо, - демонстрацию
произведем на твоем участке. Силами гренадерского полка. Затем,
отступая, будешь заманивать противника вот сюда, в теснину. Здесь
их встретят волонтеры... и, даст Бог, крепко обработают. После
чего ты наносишь настоящий удар вот отсюда в направлении теснины
и там их запираешь - насмерть. А Филипп Андреевич и Василий
Захарович со своими егерями проходят через лес и наваливаются на
них с флангов. В то время как артиллерия вот отсюда, с высоток,
будет их гвоздить и гвоздить...
Крысиным капканом мы пытаемся поймать волка, подумал вдруг
он. Нам никогда не одолеть их... Это была слабость, обычная его
слабость перед любым боем. Никто не мог знать о ней...
Рано утром седьмого сентября армия трудовиков смяла
оставленные палладийцами заслоны на восточном участке фронта и
начала стремительное наступление вдоль побережья на север,
настигая и захватывая обозы...
- У нас еще есть шанс избежать настоящего боя,- сказал
Туров, когда все, наконец, замолчали. - Я прошу всех задуматься о
том положении, в котором мы оказались...
- По чьей вине?- вскочил Адлерберг.
- Я вам могу назвать фамилию,- пожал плечами Туров, - но что
это даст?
- И это будет, конечно, не фамилия Туров?
- Нет. Я не отдавал приказа вводить вас сюда - и не отдавал
приказа оставить вас здесь. Единственный человек, обладающий
властью отдать эти приказы - ...
- Миша Меченый,- хмуро закончил Адлерберг. - Это нам ничего
не дает.
- А если меня прислонить к стенке - это что-то даст?
- Короче,- сказал Адлерберг.- Свою вину за все произошедшее
вы отрицаете?
Это паранойя, подумал Туров. С ними уже ничего не сделать.
- Если за все - то отрицаю. Признаю лишь, что развалил
дисциплину в группе и выпустил из рук управление ею. Но я никогда
и подумать не мог, что прапорщики и офицеры КГБ за три дня сумеют
превратиться в отъявленных махновцев...
Молчат. Съели.
- Оправдывает и вас, и в какой-то степени меня лишь то, что
мы оказались в положении совершенно безвыходном. Я прошу сейчас
всех спокойно и очень холодно произнести про себя: мы - здесь -
застряли - на - годы. Не исключено, что навсегда. Понимаете, что
это значит? Мы ведь не сможем все время воевать...
Он сделал паузу. Все ждали.
Дяденька, выведи...
- Я сам пойду парламентером. Может быть, мне удастся
объяснить...
Автобус подпрыгнул, и тут же тугой удар близкого разрыва
забил уши. Поэтому накатывающиеся плотные цепи солдат в зеленых
мундирах он видел , как в немом кино...
Не из чего было сделать белый флаг!
Потом - под танками задрожала земля...
Петр Сергеевич бросил бинокль. Не было сил смотреть на это.
Гренадеры, которые утром стояли перед ним - гибли сотнями под
пулеметами, под гусеницами танков... Он занл, что так и будет,
что в этом и состоит сатанинский план - но невыносимо было
видеть... А через минуту наступит очередь его бригады - вот так
же гибнуть в огне. Только мы, может быть, сумеем ужалить в
ответ...
Ночью никто не спал. Настроение было взвинченно-веселое.
Травили анекдоты, пели. Знали: те, кто завтра останется живой,
получит все гражданские права для себя, семьи и еще двух человек
по своему выбору. На эту тему почему-то было особенно много
смеха. А ведь после всего, подумал Забелин, Хармони уже не
удастся удержать... Независимо от исхода боя, исхода войны -
тесто поперло. Уже не загнать обратно. Он не знал, хорошо это или
плохо...
Внизу по дороге рванули вперед два танка - прямо на батарею
капитана Губернаторова. Пушки стояли за земляным валом, старые
четырехдюймовые гладкоствольные. Ничто они были против танков.
Так, приманка...
Справа и слева от дороги сидели в замаскированных окопах
добровольцы с безоткатными орудиями. На испытаниях кумулятивные
снаряды прошивали сорокасантиметровую стальную плиту...
- Они подожгли Павлика и Кольку!
- Что?!
- Они подожгли Павлика и Кольку! У них ПТО! Ты слышишь? У
них ПТО!
- Этого не может быть!
- Я же видел сам! Били в борта! Они пробивают броню!
- Понял... Седьмой, девятый! Вперед, к третьему и шестому -
но близко не подходить, обработать все по сторонам дорог -
осколочными! Четвертый и пятый - выйти из боя, пополнить
боекомплект. Как поняли?
- Есть пополнить...
Откуда у них ПТО? И - кипятком: Марин! Значит, и он здесь...
И - может быть убит нами, последний мостик, последняя надежда...
Плохо, что мы опять играем не в свою игру. Нас раздразнили
тем ударом. Не делаем ли мы то, чего от нас почему-то хотят?..
Не могу думать.
Зверь. Просто бросаюсь.
Но все, что остается - вперед и еще раз вперед. Равнина и
путь на юг. Там у нас будет преимущество не только в огне, но и в
подвижности. Здесь слишком тесно, здесь мы уязвимы. Да, надо
вырваться - и сразу посылать парламентеров.
Плохой участок - почти полкилометра: узкая долина иссохшей
речушки. Но если пробиться здесь - дальше будет почти легко.
Поднять вертолет и обработать сверху...
- Не жалеют снарядов...- сказал Денисов.
Четыре танка издалека и не слишком торопливо расстреливали
из пушек позиции добровольцев. Не верилось, что там кто-то мог
остаться живой.
- Сейчас пойдут. Сейчас обязательно пойдут...
Но прошло три четверти часа, прежде чем передние танки
качнулись и понеслись вперед, по дороге, ведущей к выходу на
равнину.
- Эти остаются прикрывать... молодцы...
Вертолет несколько раз прошел над тесным участком, поливая
из пулеметов кусты и камни.
За танками ушли пять БМД. Остальные окружили грузовики и
цистерны - и двинулись следом.
Тянулось молчание.
- Чего ждешь, майор?- хрипло сказал Денисов. - Уйдут...
- Нет, - покачал головой Алик. - Они уже мои.
Они мои, содрогнувшись, подумал он. Они все мои. На всю
оставшуюся жизнь... может быть, на пять минут, а может быть...
Это пылало в каком-то далеком уголке сознания, а все остальное
было как из сырого тяжелого дерева. Так было когда-то перед
экзаменом по истории - решался вопрос, остаться ли ему в школе
или отправляться в техникум. Так было, когда он наконец узнал
правду про Транквилиум... пришлось быстро принимать решения, а
сознание было именно таким: деревянным. И сравнительно недавно,
когда он освобождал Глеба... тогда требовалось решить... впрочем,
это неважно. Хорошо, что он не прельстился тогда иллюзорной
идеей... все, хватит об этом. Хватит.
Тот, деревянный, повернулся и сказал:
- Ильюха, ракету!
Будто кто-то огромный подхватил штабной автобус под капот и
опрокинул на спину, как жука. Турову казалось, что он плывет в
черной воде, не в силах вынырнуть. Во рту скрипело. Он шарил
руками вокруг, но ни на что не мог наткнуться...
- Бей! - хрипел Денисов. - Бей! Бей!..
Смерч гулял по лощине.
Алик стоял, вцепившись в свой бинокль, и считал залпы. Было
трудно не сбиться.
- Илья. Четыре ракеты.
- Зачем?- вскинулся Денисов.
- Все. Больше нельзя...
- Что?!
- Я говорю, достаточно.
- Добивай их! Добивай, майор!
- Все, командор. Ты не понимаешь...
- Чего я могу не понимать? Жалеешь своих?! Продолжать
огонь!!!
Алик стоял столбом. Денисов схватился за револьвер.
- Продолжать огонь, майор!!!
- Нет, командор. Все. Кончено.
- Солдат! Приказываю: сигнал к продолжению огня!
- Илья, не сметь.
- Вашсоко...
- Майор, огонь! Огонь же!!!
- Нет.
- Но - почему? - выдохнул, вдруг как-то обмякнув, Денисов.
- Остались только особые снаряды...
- И - что?
- В них не взрывчатка. Яд. Понимаешь?
- Вот как.
- Да. Наделал сдуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Но надо знать - куда. Меня вы не желаете слушать... пока. И
поэтому наносите какие-то мелкие разрозненные удары по тем
группкам противника, которые не сумели увернуться.. или получили
приказ не уворачиваться. Такое тоже может быть. Три десятка
схваток, все без исключения нами выиграны... и что? Ничего
абсолютно. Трата невосполнимых патронов и горючего.
"Мы возьмем власть и будем диктовать свою волю..." Даже не
помню, кто это был, такой умный. Все-таки, кажется, не Адлерберг.
Тот, хоть и псих, но не дурак.
Впрочем... даже стоящие часы, случается, показывают
правильное время...
Связаться с Парвисом.
Парвис - это голова.
В конце концов, именно этот вариант прорабатывался три года
назад, когда Вась-Вася и Чемдалова в последний раз приглашали к
Брежневу. Именно тогда Парвис и его группа получили особые
полномочия.
Вполне возможно, что час пробил.
- ...просто не дошел. Убили, захватили - разве узнаешь
теперь? Или дошел - и не поверили. Легко себе представляю. Нет,
полковник, я с вами не согласен...
Они ехали в рассохшемся скрипучем фургоне (тент полуистлел,
в прорехи смотрели звезды; их было много сегодня), запряженном
парой меринов настолько старых, что даже масть не запомнилась -
равномерная пепловатость. Претензий к миссис Гекерторн за такой
ветхий транспорт быть не могло: получено почти даром, под
неопределенные обещания и простую бумажную расписку. А главное -
могло ведь не быть и этого...
Дэнни шел впереди с фонарем, Глеб и полковник сидели рядом
на козлах и тихо беседовали, думая, что она спит. А она не спала,
смотрела в небо.
Меня даже не тянет к нему... Человек и человек, один из
многих. Господи, какое было безумство, какие сны, какие грезы!
Получается - навоображала себе, а он и не смотрит. Или - не до
того? Еще мокнет рана, еще просыпается он от кашля и тяжело
дышит... и вокруг - происходит такое... И постоянно - люди
рядом... и Билли на руках.
Доктор Фицпатрик рассказывал как-то, что у женщин сильнее
развито природное начало, что часто все порхания и фейерверки -
лишь средство заполучить мужчину, отца ребенка - после чего
характер меняется, и потребность в порханиях исчезает. И это не
задавленность былом, а что ни на есть природный императив.
Правда, женщина сама этого понять не может и в изменениях этих
винит мужчину - который, да, явился поводом для них - но отнюдь
не причиной... Вот и у меня так, говорила она себе, я получила от
Глеба все, что он способен был мне дать: месяц блаженства и
ребенка. Больше мне требовать нечего...
Но - почему он так побледнел, когда увидел Билли? Я
испугалась, что он упадет. И - больше ни слова о сынишке, как
будто это... что?
Каким он был славным и открытым тогда - и насколько он
непонятен и даже неприятен сейчас.. Он так отмахнулся от вопросов
об Олив - а ведь это моя ближайшая подруга. Допустим, ему неловко
говорить со мной о ней... хотя, черт возьми, какая может быть
неловкость между нами после всего, что было? Я ведь знаю - он
спал с ней, а потом она и меня затолкала в его постель... И мне
это было по душе, понимаете? Потому что... ах, да что говорить...
Что такое жизнь? Всего лишь способ накопления ошибок...
Читая старые слова, мы пишем новые тетради, и прекратите,
Бога ради, стирать нам грани естества. Осенний пир едва ль
продлится, уж маски вянут, пламенея, и опадают, словно листья, в
миру стать лицами не смея. И вот я по аллее длинной иду и
подбираю лица... О, научи меня молиться - но прежде вылепи из
глины!
Билли шевельнулся рядом, и в ответ шевельнулось сердце.
Неумолчный скрип колес вдруг стих. Фургон остановился.
- Вроде бы, приехали,- сказал Глеб.
- Похоже, - отозвался полковник. - По крайней мере, по
расчету времени получается так.
- Здесь указатель, - издалека донесся голос Дэнни.-
Написано: " Вомдейл".
- Смотри-ка ты, - сказал полковник. - Не промахнулись.
Постов на въезде в городок не было. Равно как и света в
окнах домов, не говоря уже об уличных фонарях. Дэнни долил масла
в "летучую мышь" и продолжал идти впереди лошадей.
- Да вот же он, телеграф,- сказал вдруг Глеб.
Пришлось стучать в запертую дверь, прежде чем с той стороны
раздались шаги и скрип засова.
13.
К утру седьмого сентября Виггелан собрал на восточном
побережье сорокапятитысячную армию при трехстах орудиях. Два
новейших крейсера, два монитора и десяток кораблей помельче
готовы были открыть огонь по любой цели в трехмильной прибрежной
полосе. И пару козырей адмирал имел в рукаве: бригаду
добровольцев с Хармони и секретные пушки инженер-майора Зацепина.
Пускать их в ход нужно было наверняка и в решающем месте боя.
Только вот боя как такового все не было и не было. Бурунцы
метались, подобно опасному, но слепому зверю.
Спрашивается: почему они вдруг сорвались с цепи? Кажется,
договорились по-хорошему...
Наверное, уже не узнать.
Но теперь остается только одно: ткнуть зверя палкой - и,
когда он вцепится в нее зубами, ударить по башке.
Он оторвался от карты и посмотрел на штабных офицеров. Они
стояли молча и строго.
- Георгий Иванович, - сказал он и почувствовал, как
позвякивает в голосе перекаленное железо, - демонстрацию
произведем на твоем участке. Силами гренадерского полка. Затем,
отступая, будешь заманивать противника вот сюда, в теснину. Здесь
их встретят волонтеры... и, даст Бог, крепко обработают. После
чего ты наносишь настоящий удар вот отсюда в направлении теснины
и там их запираешь - насмерть. А Филипп Андреевич и Василий
Захарович со своими егерями проходят через лес и наваливаются на
них с флангов. В то время как артиллерия вот отсюда, с высоток,
будет их гвоздить и гвоздить...
Крысиным капканом мы пытаемся поймать волка, подумал вдруг
он. Нам никогда не одолеть их... Это была слабость, обычная его
слабость перед любым боем. Никто не мог знать о ней...
Рано утром седьмого сентября армия трудовиков смяла
оставленные палладийцами заслоны на восточном участке фронта и
начала стремительное наступление вдоль побережья на север,
настигая и захватывая обозы...
- У нас еще есть шанс избежать настоящего боя,- сказал
Туров, когда все, наконец, замолчали. - Я прошу всех задуматься о
том положении, в котором мы оказались...
- По чьей вине?- вскочил Адлерберг.
- Я вам могу назвать фамилию,- пожал плечами Туров, - но что
это даст?
- И это будет, конечно, не фамилия Туров?
- Нет. Я не отдавал приказа вводить вас сюда - и не отдавал
приказа оставить вас здесь. Единственный человек, обладающий
властью отдать эти приказы - ...
- Миша Меченый,- хмуро закончил Адлерберг. - Это нам ничего
не дает.
- А если меня прислонить к стенке - это что-то даст?
- Короче,- сказал Адлерберг.- Свою вину за все произошедшее
вы отрицаете?
Это паранойя, подумал Туров. С ними уже ничего не сделать.
- Если за все - то отрицаю. Признаю лишь, что развалил
дисциплину в группе и выпустил из рук управление ею. Но я никогда
и подумать не мог, что прапорщики и офицеры КГБ за три дня сумеют
превратиться в отъявленных махновцев...
Молчат. Съели.
- Оправдывает и вас, и в какой-то степени меня лишь то, что
мы оказались в положении совершенно безвыходном. Я прошу сейчас
всех спокойно и очень холодно произнести про себя: мы - здесь -
застряли - на - годы. Не исключено, что навсегда. Понимаете, что
это значит? Мы ведь не сможем все время воевать...
Он сделал паузу. Все ждали.
Дяденька, выведи...
- Я сам пойду парламентером. Может быть, мне удастся
объяснить...
Автобус подпрыгнул, и тут же тугой удар близкого разрыва
забил уши. Поэтому накатывающиеся плотные цепи солдат в зеленых
мундирах он видел , как в немом кино...
Не из чего было сделать белый флаг!
Потом - под танками задрожала земля...
Петр Сергеевич бросил бинокль. Не было сил смотреть на это.
Гренадеры, которые утром стояли перед ним - гибли сотнями под
пулеметами, под гусеницами танков... Он занл, что так и будет,
что в этом и состоит сатанинский план - но невыносимо было
видеть... А через минуту наступит очередь его бригады - вот так
же гибнуть в огне. Только мы, может быть, сумеем ужалить в
ответ...
Ночью никто не спал. Настроение было взвинченно-веселое.
Травили анекдоты, пели. Знали: те, кто завтра останется живой,
получит все гражданские права для себя, семьи и еще двух человек
по своему выбору. На эту тему почему-то было особенно много
смеха. А ведь после всего, подумал Забелин, Хармони уже не
удастся удержать... Независимо от исхода боя, исхода войны -
тесто поперло. Уже не загнать обратно. Он не знал, хорошо это или
плохо...
Внизу по дороге рванули вперед два танка - прямо на батарею
капитана Губернаторова. Пушки стояли за земляным валом, старые
четырехдюймовые гладкоствольные. Ничто они были против танков.
Так, приманка...
Справа и слева от дороги сидели в замаскированных окопах
добровольцы с безоткатными орудиями. На испытаниях кумулятивные
снаряды прошивали сорокасантиметровую стальную плиту...
- Они подожгли Павлика и Кольку!
- Что?!
- Они подожгли Павлика и Кольку! У них ПТО! Ты слышишь? У
них ПТО!
- Этого не может быть!
- Я же видел сам! Били в борта! Они пробивают броню!
- Понял... Седьмой, девятый! Вперед, к третьему и шестому -
но близко не подходить, обработать все по сторонам дорог -
осколочными! Четвертый и пятый - выйти из боя, пополнить
боекомплект. Как поняли?
- Есть пополнить...
Откуда у них ПТО? И - кипятком: Марин! Значит, и он здесь...
И - может быть убит нами, последний мостик, последняя надежда...
Плохо, что мы опять играем не в свою игру. Нас раздразнили
тем ударом. Не делаем ли мы то, чего от нас почему-то хотят?..
Не могу думать.
Зверь. Просто бросаюсь.
Но все, что остается - вперед и еще раз вперед. Равнина и
путь на юг. Там у нас будет преимущество не только в огне, но и в
подвижности. Здесь слишком тесно, здесь мы уязвимы. Да, надо
вырваться - и сразу посылать парламентеров.
Плохой участок - почти полкилометра: узкая долина иссохшей
речушки. Но если пробиться здесь - дальше будет почти легко.
Поднять вертолет и обработать сверху...
- Не жалеют снарядов...- сказал Денисов.
Четыре танка издалека и не слишком торопливо расстреливали
из пушек позиции добровольцев. Не верилось, что там кто-то мог
остаться живой.
- Сейчас пойдут. Сейчас обязательно пойдут...
Но прошло три четверти часа, прежде чем передние танки
качнулись и понеслись вперед, по дороге, ведущей к выходу на
равнину.
- Эти остаются прикрывать... молодцы...
Вертолет несколько раз прошел над тесным участком, поливая
из пулеметов кусты и камни.
За танками ушли пять БМД. Остальные окружили грузовики и
цистерны - и двинулись следом.
Тянулось молчание.
- Чего ждешь, майор?- хрипло сказал Денисов. - Уйдут...
- Нет, - покачал головой Алик. - Они уже мои.
Они мои, содрогнувшись, подумал он. Они все мои. На всю
оставшуюся жизнь... может быть, на пять минут, а может быть...
Это пылало в каком-то далеком уголке сознания, а все остальное
было как из сырого тяжелого дерева. Так было когда-то перед
экзаменом по истории - решался вопрос, остаться ли ему в школе
или отправляться в техникум. Так было, когда он наконец узнал
правду про Транквилиум... пришлось быстро принимать решения, а
сознание было именно таким: деревянным. И сравнительно недавно,
когда он освобождал Глеба... тогда требовалось решить... впрочем,
это неважно. Хорошо, что он не прельстился тогда иллюзорной
идеей... все, хватит об этом. Хватит.
Тот, деревянный, повернулся и сказал:
- Ильюха, ракету!
Будто кто-то огромный подхватил штабной автобус под капот и
опрокинул на спину, как жука. Турову казалось, что он плывет в
черной воде, не в силах вынырнуть. Во рту скрипело. Он шарил
руками вокруг, но ни на что не мог наткнуться...
- Бей! - хрипел Денисов. - Бей! Бей!..
Смерч гулял по лощине.
Алик стоял, вцепившись в свой бинокль, и считал залпы. Было
трудно не сбиться.
- Илья. Четыре ракеты.
- Зачем?- вскинулся Денисов.
- Все. Больше нельзя...
- Что?!
- Я говорю, достаточно.
- Добивай их! Добивай, майор!
- Все, командор. Ты не понимаешь...
- Чего я могу не понимать? Жалеешь своих?! Продолжать
огонь!!!
Алик стоял столбом. Денисов схватился за револьвер.
- Продолжать огонь, майор!!!
- Нет, командор. Все. Кончено.
- Солдат! Приказываю: сигнал к продолжению огня!
- Илья, не сметь.
- Вашсоко...
- Майор, огонь! Огонь же!!!
- Нет.
- Но - почему? - выдохнул, вдруг как-то обмякнув, Денисов.
- Остались только особые снаряды...
- И - что?
- В них не взрывчатка. Яд. Понимаешь?
- Вот как.
- Да. Наделал сдуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36