Гигантское отверстие входа зияло перед ним. Какой ужас таился там? После всего перенесенного в адском городе это вовсе не заботило Конана. А того, что волшебнику удастся свалить это строение, можно было не опасаться — для этого здание было чересчур массивным. Кроме того, оно хранило Секиру Варуны.
— Добрый бог уберег нас от всего и благополучно доставил сюда! — благодарно вздохнул Фалко.
Конан, правда, держался того мнения, что не стоило бы преуменьшать значение их собственных действий, однако предпочел об этом не говорить. Он ссадил Фалко с плеч.
— Оставайся здесь и сторожи, — попросил он. — Я пойду туда.
Юноша посмотрел на него с немым благоговением.
Без сомнения, перед ними был единственный вход в гробницу. Абсолютная тишина окутала киммерийца, когда он ненадолго остановился, а потом эхо его шагов снова зазвучало по каменным плитам, отраженное высокими стенами и потолком, теряющимся во мраке. Совсем тихо шелестели крылья и шуршала чешуя.
Когда он бросил беглый взгляд через плечо, вход показался ему смутным серо-красным пятном. Но ему не пришлось пробираться вслепую и на ощупь, ибо впереди горело голубоватое мерцание.
И оно становилось сильнее, чем ближе подходил варвар — с осторожностью и гибкостью пантеры. И вот он уже видит, что сияние изливается из хрустального шара, покоящегося на огромном каменном блоке. Этот блок был исписан странными символами, неприятным образом притягивающими глаз, заставляющими идти по жутким тропам, пробуждающими кошмарные картины. Собрав всю силу воли, Конан оторвал от них взгляд. Позади алтаря высилось огромное изображение божества — не Сэта, но чего-то с крыльями и бесчисленными щупальцами. Возможно, то был еще более древний бог. Конан удостоил идола лишь одним мрачным взором, после чего продолжил осмотр.
На полу, освещенном хрустальным шаром, он увидел торчащую скобу. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть ее получше, и установил, что она является частью тау-креста, сделанного из того же камня, что и кусок пола размером в человеческий рост. Волнение охватило Конана! Именно так описывал ему это место Парасан! Это была крышка древней могилы, где пророк спрятал секиру.
Конан спросил себя, откуда жрец взял силы, чтобы поднять такую невероятную тяжесть. Он встал, расставив пошире ноги, схватился за скобу обеими руками и собрал всю свою мощь, чтобы открыть крышку гробницы.
Мускулы грозили порвать кольчугу, вздулись канатами на руках и ногах. Жилы на ладонях и шее напряглись. Пот проложил дорожки, смывая кровь и грязь. Но действовал он очень осмотрительно, ибо — вот бы дьяволы посмеялись, сломайся он у самой цели! Он стал медленно выпрямляться, очень медленно, так что ноги и бедра принимали на себя постепенно всю тяжесть.
Гигантская каменная плита со скрежетом подалась. Конан повернул ее, чтобы лучше поднять, ухватился за нее и наконец стремительно отскочил в сторону, выпустив ее. Она опрокинулась на каменный пол и разлетелась. Треск и грохот загремели по всему зданию и отразились эхом от стен. Конан опустился на колени возле отверстия и заглянул в могилу.
Кости и следы от даров умершему были покрыты пылью, но на них он вообще не обратил внимания. Он видел лишь одно — то, с чем время ничего не могло поделать. Это была боевая секира, оружие такого рода тайянцы до сих пор используют в сражениях. Рукоятка была длинной и прямой, лезвие, заканчивающееся наверху острым шипом, — слегка изогнутым. Но она была больше обыкновенных боевых секир, и только по-настоящему сильный человек смог бы ее поднять. Рукоятка из незнакомого Конану красно-коричневого дерева ни в малейшей степени не пострадала. На лезвии с обеих сторон было выгравировано изображение солнца. Металл отливал голубовато-белым, как тонкий шелк, как будто сквозь него струился свет. Еще никогда киммерийцу не доводилось видеть подобной стали. С непривычным благоговейным чувством склонился над ней Конан, схватил Секиру и встал. Он попробовал широко размахнуться, и у него возникло ощущение, что она ожила в его руке, стала частью его и превратила его в бога войны. В нем забурлило ликование, которое он все же попытался подавить. Осторожно провел он пальцем по острию. Несмотря на эту осторожность, он все же легко порезался, так что выступило несколько капелек крови. Оружие было острым, как бритва. Парасан упоминал о том, что оно никогда не нуждается в заточке. Конан восторженно засмеялся и со свистом рассек ею воздух перед идолом.
Раздался дьявольский скрежет. Конан резко обернулся. Звук напоминал сигнал горна, которым созвали мертвецов, чтобы напасть на отряд тайянцев. А Фалко остался один возле здания. Варвар бросился бежать.
Гадюка накинулась на него, но промахнулась и нашла свою смерть под тяжелыми ногами.
Конан бурей вырвался из гробницы. Фалко, скорчившись, прислонился к огромной каменной плите. В руке он держал кинжал и выкрикивал воинственные проклятия. С затянутого багровой пеленой неба опускалось новое чудовище, рассекая пыль и тьму. Теперь Конан понял, почему вдруг улегся штормовой ветер: чтобы не причинить вреда этому монстру, потому что, несмотря на его размеры, ветер мог бы размозжить его о какую-нибудь стену.
Конан разглядел острый клюв, кожистые крылья с размахом в добрых тридцать футов — их изображения он видел в Крылатой Ладье Сэта. Рептилия управляла своим полетом при помощи хвостового плавника, похожего на руль. Хотя когти чудовища были довольно малы, но тем не менее их бы хватило для того, чтобы вырвать глаза, а клюв был снабжен зубами, похожими на рыболовные крючки.
На чудище сидел человек — на самом затылке, перед взмахивающими крыльями. На встречном ветру развевалось его просторное черное одеяние, окутывающее тощее тело. Старое лицо с резкими чертами, наголо бритая голова. Он снова подул в рог, привязанный к его поясу кожаным ремнем, а затем опустил рог и испустил вопль, порожденный безумием. Крик этот был таким же пронзительным и хриплым, что и звук рога.
Расставив ноги, Конан стоял, готовый к бою. В лицо ему с чудовищной силой ударил ветер, поднятый крыльями. Чародей положил пальцы на талисман в форме змеиной головы, что висел у него на груди, сделал знак и нацелил в Конана открытый рот змеи.
Оттуда вырвалась ослепительная молния. Конан отскочил на шаг назад — но молния попала не в него, а в лезвие секиры и тут же полетела обратно. Чудесное оружие отшвырнуло ее. Загрохотал гром. Огненный жар окутал стигийца. Он исчез в пламени.
Чудовищное верховое животное было уже почти возле людей. Конан перенес центр тяжести назад и взмахнул Секирой. Она без труда перерубила длинную шею рептилии. Отрубленная голова захлопнула челюсть на левом предплечье Конана, но, прежде чем зубы смогли глубоко вонзиться в плоть, она утратила силы и скатилась на землю. Тяжелое тело грянуло о плиты гробницы. Еще какое-то время щелкала челюсть и били крылья, а потом чудовище осталось лежать неподвижно. Неподалеку от него скорчился обугленный до неузнаваемости труп.
И теперь ветер стих окончательно. Пыль опустилась.
Солнце вновь сияло в ореоле лучей.
Глава восемнадцатая. Коварство Птейона
В полной тишине, по угнетающей жаре возвращались назад оба товарища.
Они собирались было обойти площадь по боковым улицам, но осторожного взгляда из-за кучи развалин было достаточно, чтобы увидеть: площадь пуста, если не считать бесформенных останков лошади и гиены. Ни одна рептилия не могла бы вынести полуденной жары пустыни. Зубы гиены сделали клинок Конана бесполезным, но сабля и щит Фалко почти не пострадали. Поддерживаемый своим товарищем, офирец отважно захромал дальше.
Они проделали уже примерно половину дороги, когда тишину нарушил резкий металлический звук. Встревоженные, они переглянулись. Это не был скрежет волшебного рога, это был сигнал трубы.
— Алло-о! — взревел Конан. — Мы здесь!
Тем временем боль Фалко стала такой сильной, что он смог лишь слабо простонать.
Их обнаружил всадник, рысью вылетевший из-за угла. Он остановился так резко, что из-под копыт высоко взлетел песок. Это была Дарис, забрызганная кровью. Одежда свисала с нее лохмотьями. Она выронила свое копье, соскочила с седла и помчалась вверх по улице, широко раскинув руки.
— Конан! О Конан! — ликовала она сквозь смех и слезы.
Он прижал ее к себе. Всхлипнув, она поцеловала его. Увидев, что он прислонил к обломку стены, чтобы освободить для объятий руки, она выпустила его. Удивление, восхищение откровенно смотрели из ее глаз.
Она опустилась на колени. Дрожащим голосом она спросила:
— Это Секира Варуны?
Конан кивнул. Она подняла глаза к небу:
— Митра, благодарю тебя!
Когда она поднялась, слова волнения и гордости вырвались из ее груди:
— И ты поднимешь ее, наш избавитель, ты, моя большая, моя истинная любовь!
Он знал, что должен был бы обрадоваться этому торжеству, ее благоговению и восторгу. Но — быть может, то была усталость, вгрызшаяся в его плоти? — каким-то образом в нем вновь стало подниматься то скверное настроение, от которого его избавила лишь радость битвы. Что она вообще воображает, когда так настойчиво пытается привязать его к себе? И какими идиотами он обречен командовать? Они же действительно верят в то, что одно-единственное оружие, ради которого он рисковал жизнью — своей жизнью, принадлежащей Бэлит, — само по себе обеспечит им победу. Это безумное представление уже означает верное поражение. Ему надо с самого начала поставить ее на место.
— Что ты здесь, собственно, потеряла? — грубо спросил он.
Испуганная, она отступила на шаг:
— Я… я пришла сюда, чтобы найти вас.
— Что с остальными?
— Мы уничтожили множество врагов, но заплатили за это высокую цену. Дело шло к тому, что конец неминуем, но внезапно они все одновременно упали и остались лежать неподвижно, как и подобает трупам. И ураган прекратился так же резко, и солнце вновь засияло. И тогда я поняла, что ты сделал это, Конан. Но теперь легко могло оказаться, что ты ранен или… или еще что-нибудь. — Смущенная, она рассматривала укус, оставленный летающей рептилией. — Я сделаю перевязку.
— В этом нет необходимости, — недовольно отстранился он. — Кровь уже свернулась. Так что с остальными?
— Почти половина погибли или тяжело ранены. Те, что вышли невредимыми, очень устали. Я решила, будет лучше дать им отдохнуть.
Киммериец мрачно нахмурился:
— И ты так запросто сделала это, не зная, навстречу какой опасности отправляешься, да еще оставила их без командования! Ха, единственная настоящая воительница на свете, которая достойна быть предводительницей, — это моя Бэлит!
Дарис побледнела так, словно он ударил ее. Она сжала кулаки и осталась стоять, вытянувшись и дрожа.
— Привет, принцесса, — хрипло сказал Фалко. Лишенный опоры, он подковылял к ним, наступая лишь на здоровую ногу.
— Это… это неправильно с твоей стороны, Конан, бранить эту храбрую женщину.
Он зашатался, споткнулся и упал. Крик боли вырвался у него.
— Ты ранен! — испуганно воскликнула Дарис. Она упала рядом с ним на колени. — Так плохо? — Она погладила мокрый от пота лоб. — Бедняжка.
Ярость кипела в Конане. Он поздравил себя самого с тем, как хорошо ему удается ее скрыть, и произнес довольно холодно:
— Он вывихнул лодыжку. Само пройдет. Но зачем делать хуже, если в том нет необходимости? Дай ему свою лошадь, а сама садись позади него.
— Конечно, он поедет верхом, но я пойду с тобой пешком, — сказала она и вновь поднялась.
— Делай, что я сказал! — загремел Конан. — Я хочу, чтобы ты как можно скорее вернулась туда, где тебе надлежит находиться! Позаботься о том, чтобы люди снова были на ногах, взяли раненых и приготовились выступать. Сама разве не понимаешь, дура? Я скоро вас догоню!
Она бросила на него долгий взгляд, прикусила губу и повернулась, чтобы подвести лошадь. Конан помог Фалко сесть в седло. Она тоже забралась на лошадь, немного отклонилась назад, чтобы раненому удобнее было сидеть, и обхватила офирца за пояс. Не сказав больше ни слова, они рысью двинулись прочь.
Варвар в сквернейшем расположении духа остался стоять на жаре среди руин. Она наверняка наслаждается этой поездкой, эта идиотка, которую хлебом не корми, дай какую-нибудь опасность, подумал Конан, все еще бушуя от ярости. Наконец он пробормотал сочное проклятие, забросил секиру на плечо и зашагал следом за своими скрывшимися из виду товарищами.
Какое-то время не было ничего, кроме жара, безмолвия и тихо поскрипывающего под ногами песка. Он не узнавал зданий, мимо которых проходил. Быть может, он проходил этот лабиринт другой дорогой? Но это не имело значения. Главное — он держался верного направления. Ему бросился в глаза фасад дома, хоть и пострадавшего от времени, но в общем и целом сохранившегося. Когда Конан подошел поближе, он обнаружил вмурованный над входом (где не имелось двери) рубин размером с кулак. Интересно, почему никто его не прибрал еще к рукам, хотя город пустует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33