Как все это больно…»
– (И все же уже тогда) он стал другим, – ответила Шейла. – (Он слишком изменился, как и весь наш мир… Я пыталась удержать его, а он ускользал из рук, словно его уносило само время…) Я потеряла его прежде, чем он умер.
– Нет. Он был с тобой – он всегда был только с тобой, – сказала, передернув плечами, Хельга. – Что касается этой истории, могу сказать одно: жизнь тем не менее продолжает идти своим чередом (пусть она и кажется нам теперь такой ущербной. Мы, как и прежде, дышим, едим, пьем, ходим на работу – иного выхода у нас попросту нет.)
– Ты – сильный человек, – сказала Шейла. – (Я на такое не способна.)
– Я стараюсь держаться, – кивнула Хельга.
– Ты можешь жить надеждой.
– Наверное, ты права.
Шейла улыбнулась, но не сказала вслух ни слова. – (И все же Я счастливее тебя. Со мной всегда мое вчера – ты понимаешь?)
– Они могут вернуться в любой момент, – вздохнула Хельга. – (Никто не знает, что с ними произошло на самом деле. У тебя есть силы ждать?)
– Нет, – уверенно ответила Шейла. – Вернуться могут только их тела, но не они сами. (Не Пит. Он стал совсем другим, какою мне не стать. Я не хочу быть ему в тягость.)
Хельга положила руку на плечо Шейле. Каким оно было худым! Она чувствовала все его косточки.
– Постой, – сказала она. – Терапия (рано или поздно сможет поставить все на свое место. Пройдет всего несколько лет, и ты вновь) станешь нормальной.
– Я так не считаю.
Холодные голубые глаза исполнились едва уловимого презрения. «Как же ты думаешь жить в будущем? Неужели ты считаешь, что можно оставаться такой же, живя в новом мире?»
– Тебе остается одно – ждать. Не станешь же ты кончать с собой…
– Я об этом и не говорю. (Остаются горы, ущелья, реки, луна и солнце, и высокие зимние звезды…) Я найду чем жить.
– (Я связывалась с Кирнсом.) Кирнс считает, что дело идет на поправку.
– Разумеется. – «Я научилась скрывать свои истинные чувства. Уж слишком много соглядатаев в этом новом мире». – Оставим эти разговоры, Хельга. Я пришла сюда только для того, чтобы попрощаться. До свидания.
– Куда (ты собираешься отправиться? Мне нужно знать это – вдруг он вернется.)
– Я напишу (в случае чего.)
– Можешь передать информацию через экстрасенсов. (Почты как таковой больше не существует.)
«Как – и почты уже нет? Когда я была совсем маленькой девочкой, к нам приходил старенький такой почтальон – господин Барнвельдт. Он еще смешно шаркал… И всегда у него в кармане находилась для меня конфетка…»
– Слушай, что-то я проголодалась, – сказала вдруг Хельга. – (Почему бы нам не пообедать где-нибудь) вместе?
– (Нет, спасибо. Что-то не хочется.) – Шейла поднялась из кресла. – Прощай, Хельга.
– Что значит «прощай», Шейла? Мы еще не раз увидимся, только ты уже будешь здорова. С тобой все будет в порядке, можешь не сомневаться.
– Да, – кивнула Шейла. – Со мной все будет в порядке. И все-таки прощай.
Она вышла из кабинета и поспешила покинуть здание Института. Людей к этому времени на улицах стало заметно побольше. Шейла пересекла улицу и скрылась за неприметной дверью.
Ей совсем не было грустно. Она не чувствовала ничего – ни печали, ни тоски, ни смущения – все они в один миг куда-то запропали. Время от времени в ее сознании возникали неясные зыбкие тени, но она уже нисколько их не боялась, более того, ей было их жалко. Бедные призраки! Жить им осталось совсем недолго…
Она увидела на другой стороне улицы Хельгу – та спешила к кафе. Сейчас она пообедает и вновь понесется на свою работу, чтобы заниматься там неведомо чем. Шейла улыбнулась и покачала головой. «Ох, Хельга, несчастная ж ты труженица…»
Через минуту из дверей Института вышли Грюневальд и Манзелли, ни на минуту не прерывавшие своей беседы. Шейла почувствовала, что сердце ее забилось чаще. Ладони ее от волнения вспотели. Подождав, пока мужчины скроются из виду, она перебежала через улицу и вновь вошла в институтские двери.
Ее каблучки громко стучали по каменным ступеням. Пока она добралась до седьмого этажа, с нее сошло семь потов, но вызвано это было не столько усталостью, сколько волнением. Ей понадобилась примерно минута, для того чтобы полностью прийти в себя. После этого она побежала к дверям физической лаборатории.
Дверь была приоткрыта. Она на миг застыла, глядя на монтируемую ими установку. Грюневальд говорил ей о каких-то безумных планах… Что он тогда сказал?.. Впрочем, неважно. Всему этому не суждено свершиться. Он, Манзелли и вся эта банда рецидивистов посходили с ума.
«А я?» Сил, по крайней мере, у нее сейчас было хоть отбавляй, хотя выполнить задуманное в каком-то смысле было труднее, чем выстрелить самому себе в висок.
Аппарат для шокотерапии, стоявший возле операционного стола, походил на экзотическое животное, покрытое броней. Нет, не зря она просила Кирнса приносить ей книги по психологии и психиатрии… Бедный Кирнс! Как он расстроится, когда узнает, что она все это время обманывала его!
Машина загудела, начав медленно прогреваться. Шейла достала из сумочки небольшой пакет. Шприц, игла, обезболивающее, электродная паста, шнур, один конец которого она должна привязать к выключателю, а другой – взять в зубы, чтобы подключить питание, таймер… Если все пройдет нормально, она в конце процедуры будет уже без сознания, питание должно будет отключиться автоматически.
А если что-нибудь будет не так? Тогда ее мозг изжарится прямо в черепушке. Ну и что из этого?
Улыбнувшись, она выглянула в окно и тут же сделала себе укол. Прощайте солнце, синее небо, тучки, дождь, крик перелетных птиц… Спасибо вам за все.
Сорвав с себя одежду, она легла на операционный стол и стала закреплять холодные, как лед, электроды. Она продумала все до малейших деталей – когда все электроды были прикреплены, а ремни затянуты, она подсунула свободную правую руку под ремень, шедший поперек стола. Теперь она не могла и пошелохнуться.
Наркотик уже начал действовать. Ей смертельно хотелось спать…
Она вздохнула и потянула зубами шнур. И –
ГРОХОТ И ПЛАМЯ – КЛОЧЬЯ РАЗЛЕТАЮЩЕЙСЯ ТЬМЫ…
ВДРЕБЕЗГИ – НЕСТЕРПИМЫЙ СВЕТ ОТОВСЮДУ БОЛЬНО МНЕ БОЛЬНО МНЕ БОЛЬНО
Глава 19
– Алло, Земля! Питер Коринф запрашивает Землю с борта звездолета номер один! Мы летим домой!
Жужжание и треск космических помех, голоса звезд. Земля сверкает в ночи голубым бриллиантом, крохотная жемчужина Луны, Солнце, объятое неугасимым пламенем…
– Алло, Земля! Выходите на связь. Вы слышите меня, Земля?
Клик-клик, – космические голоса.
«Здравствуй, Шейла!»
Планета росла на глазах. Корабль слегка потряхивало. Коринф почувствовал, что его тоже бьет крупная дрожь, но решил, что на сей раз самовнушение было бы излишним – пусть все будет так, как есть.
– Алло, Земля, – вновь сказал он в микрофон. Корабль двигался непривычно медленно. – Алло, Земля, вы меня слышите? Говорит звездолет номер один. Мы возвращаемся домой.
Льюис пробурчал что-то невразумительное. Смысл сказанного сводился примерно к следующему:
– Может, они уже и забыли о таких вещах, как радио… За эти месяцы могло…
Коринф покачал головой:
– Я уверен в том, что какие-то мониторы продолжают свою работу… – Он вновь повернулся к микрофону. – Земля, Земля, почему не выходите на связь? Земля, вы меня слышите?
– Если нас и поймает какой-нибудь пятилетний радиолюбитель из России, Индии или Африки, на то, чтобы ответить, ему понадобится какое-то время. Так что не спеши. Расслабься.
– Ох уж это время! – Коринф поднялся со своего кресла. – Вероятно, ты прав… До спуска остается всего несколько часов. Мне хотелось, чтобы нам устроили настоящий прием.
– Дюжина лимфьордских устриц, залитых лимонным соком, – мечтательно произнес Льюис. – Рейнское вино урожая тридцать седьмого года… Молодые креветки под майонезом, копченый угорь с омлетом и ломтиком ржаного хлеба, лучок…
Коринф заулыбался, хотя думал сейчас только о Шейле. Как приятно было сидеть, говоря ни о чем, ожидая той минуты, когда вновь можно будет ступить на землю… Всю дорогу домой они о чем-то беспрестанно спорили, боясь замолчать даже на минуту, боясь вспомнить о холодном темном безмолвии, окружавшем их со всех сторон. Теперь же они стремительно возвращались к жизни, словно почувствовав тепло родного дома.
– Алло, звездолет номер один!
От неожиданности они вздрогнули. Голос, слышавшийся из динамика, смешивался с треском и шумом Солнца и звезд, но это был настоящий человеческий голос. Они были дома.
– Слушай! – потрясенно пробормотал Льюис. – Да он же говорит с бруклинским акцентом!
– Алло, звездолет номер один. Вас вызывает Нью-Йорк. Вы меня слышите?
– Да, – прохрипел Коринф, почувствовав, что у него пересохло в горле.
– Еле с вами связался, – послышалось через какое-то время. – Нужно было учесть эффект Доплера – вы несетесь прямо как угорелые! Впрочем, все это неважно… Примите мои поздравления! С вами все в порядке?
– Все нормально, – ответил Льюис. – Были кой-какие проблемы, но теперь все это уже в прошлом. Мы целы и невредимы и надеемся, что нам организуют достойную встречу. – Он на миг замолк. – Кстати, а как там у вас, на Земле?
– Более или менее. Думаю, вы нашу планету теперь не узнаете. Все меняется так стремительно, что даже дурно от этого становится. Мы уже и говорим не по-английски – вы можете себе это представить? Что с вами стряслось?
– Об этом попозже, – отрезал Коринф. – А как дела… у наших коллег?
– Думаю, неплохо. Это не мой уровень. Я работаю техником в Брукхейвене. Вы, я так полагаю, совершите посадку где-то здесь?
– Да. – Коринф мгновенно решил сложную систему дифференциальных уравнений. – Это произойдет через шесть часов.
– Хорошо. Я думаю, мы… – Сигнал внезапно пропал, из динамиков вновь раздавался только треск.
– Алло, Нью-Йорк, вас не слышно, – сказал Коринф.
– Брось ты это дело, – фыркнул Льюис. – Выключай рацию.
– Но…
– Мы уже столько ждали, что и эти шесть часов как-нибудь перетерпим. Нечего ерундой заниматься.
– М-да, пожалуй, ты прав… – Коринф вновь взял микрофон в руку. – Алло, Нью-Йорк. Алло, Земля. Говорит звездолет номер один. Сеанс связи окончен. Прием и конец связи.
Какое-то время Коринф сидел молча.
– С кем бы я сейчас действительно хотел поговорить, так это с Шейлой, – наконец сказал он.
– Скоро наговоришься вдоволь, – отозвался Льюис. – Мне кажется, сейчас надо думать о другом. Что-то мне эта тряска не нравится – раньше с кораблем такого не было. Мало ли что с ним может случиться…
– Я думаю, это связано с усталостными эффектами на кристаллическом уровне, – буркнул Коринф в ответ. – Ладно, будем считать, твоя взяла.
Он вновь занял место за приборной доской.
Земля росла с каждой минутой. Им, привыкшим преодолевать за час световые годы, теперешняя скорость казалась черепашьей – она не превышала нескольких сот миль в секунду. Однако совершать точные маневры на больших скоростях они пока не умели, подобные задачи были бы по плечу только новому кораблю. При невиданных темпах технического прогресса, ставших возможными в последнее время, следующий корабль мог стать подлинным чудом, воплощенным совершенством. Инженерное дело вот-вот должно было достигнуть пределов, поставленных самой природой. После этого человеческий разум мог устремиться на освоение каких-то иных сфер. Коринф едва ли не с нежностью посмотрел на растущую голубую планету. Ave atque vale!
Серп Земли превратился в затянутый облаками светлый диск. Они вылетали на дневную сторону. Вскоре стал слышен свист рассекаемого воздуха. Они пролетели над залитым лунным светом Тихим океаном и оказались над Сьерра-Невадой. Под ними лежала Америка – зеленая, огромная и прекрасная. Только что под ними промелькнула серебристая нить Миссисипи, и вот уже над морем показались небоскребы Манхэттена.
Сердце Коринфа было готово выскочить из груди. «Успокойся, – сказал он самому себе. – Успокойся и жди… Теперь спешить некуда…» Он повел корабль к взлетной площадке, находившейся в Брукхейвене, и увидел внизу сверкающий шпиль. Значит, они уже приступили к постройке нового звездолета.
Корабль дернулся. Они были уже на Земле. Льюис щелкнул тумблером, отключив двигатели звездолета. Через мгновение они замолкли, и от этого у Коринфа зазвенело в ушах – он так привык к постоянному гулу работающих двигателей, что для него они стали неотъемлемой частью реальности.
– Идем!
Льюис не успел подняться на ноги, как Коринф уже начал возиться с хитроумным запором шлюзовой камеры. Сначала в сторону отошла внутренняя дверь, затем – внешняя. Воздух запах морем.
«Шейла! Где Шейла?» Он стремительно съехал на люльке вниз, сошел на землю, оступился и упал, но тут же снова был на ногах. Корпус стоявшей за ним ракеты был покрыт трещинами, раковинами и странными кристаллическими наростами.
К нему подошел Феликс Мандельбаум. Он выглядел постаревшим и очень усталым. Мандельбаум молча взял Коринфа за руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– (И все же уже тогда) он стал другим, – ответила Шейла. – (Он слишком изменился, как и весь наш мир… Я пыталась удержать его, а он ускользал из рук, словно его уносило само время…) Я потеряла его прежде, чем он умер.
– Нет. Он был с тобой – он всегда был только с тобой, – сказала, передернув плечами, Хельга. – Что касается этой истории, могу сказать одно: жизнь тем не менее продолжает идти своим чередом (пусть она и кажется нам теперь такой ущербной. Мы, как и прежде, дышим, едим, пьем, ходим на работу – иного выхода у нас попросту нет.)
– Ты – сильный человек, – сказала Шейла. – (Я на такое не способна.)
– Я стараюсь держаться, – кивнула Хельга.
– Ты можешь жить надеждой.
– Наверное, ты права.
Шейла улыбнулась, но не сказала вслух ни слова. – (И все же Я счастливее тебя. Со мной всегда мое вчера – ты понимаешь?)
– Они могут вернуться в любой момент, – вздохнула Хельга. – (Никто не знает, что с ними произошло на самом деле. У тебя есть силы ждать?)
– Нет, – уверенно ответила Шейла. – Вернуться могут только их тела, но не они сами. (Не Пит. Он стал совсем другим, какою мне не стать. Я не хочу быть ему в тягость.)
Хельга положила руку на плечо Шейле. Каким оно было худым! Она чувствовала все его косточки.
– Постой, – сказала она. – Терапия (рано или поздно сможет поставить все на свое место. Пройдет всего несколько лет, и ты вновь) станешь нормальной.
– Я так не считаю.
Холодные голубые глаза исполнились едва уловимого презрения. «Как же ты думаешь жить в будущем? Неужели ты считаешь, что можно оставаться такой же, живя в новом мире?»
– Тебе остается одно – ждать. Не станешь же ты кончать с собой…
– Я об этом и не говорю. (Остаются горы, ущелья, реки, луна и солнце, и высокие зимние звезды…) Я найду чем жить.
– (Я связывалась с Кирнсом.) Кирнс считает, что дело идет на поправку.
– Разумеется. – «Я научилась скрывать свои истинные чувства. Уж слишком много соглядатаев в этом новом мире». – Оставим эти разговоры, Хельга. Я пришла сюда только для того, чтобы попрощаться. До свидания.
– Куда (ты собираешься отправиться? Мне нужно знать это – вдруг он вернется.)
– Я напишу (в случае чего.)
– Можешь передать информацию через экстрасенсов. (Почты как таковой больше не существует.)
«Как – и почты уже нет? Когда я была совсем маленькой девочкой, к нам приходил старенький такой почтальон – господин Барнвельдт. Он еще смешно шаркал… И всегда у него в кармане находилась для меня конфетка…»
– Слушай, что-то я проголодалась, – сказала вдруг Хельга. – (Почему бы нам не пообедать где-нибудь) вместе?
– (Нет, спасибо. Что-то не хочется.) – Шейла поднялась из кресла. – Прощай, Хельга.
– Что значит «прощай», Шейла? Мы еще не раз увидимся, только ты уже будешь здорова. С тобой все будет в порядке, можешь не сомневаться.
– Да, – кивнула Шейла. – Со мной все будет в порядке. И все-таки прощай.
Она вышла из кабинета и поспешила покинуть здание Института. Людей к этому времени на улицах стало заметно побольше. Шейла пересекла улицу и скрылась за неприметной дверью.
Ей совсем не было грустно. Она не чувствовала ничего – ни печали, ни тоски, ни смущения – все они в один миг куда-то запропали. Время от времени в ее сознании возникали неясные зыбкие тени, но она уже нисколько их не боялась, более того, ей было их жалко. Бедные призраки! Жить им осталось совсем недолго…
Она увидела на другой стороне улицы Хельгу – та спешила к кафе. Сейчас она пообедает и вновь понесется на свою работу, чтобы заниматься там неведомо чем. Шейла улыбнулась и покачала головой. «Ох, Хельга, несчастная ж ты труженица…»
Через минуту из дверей Института вышли Грюневальд и Манзелли, ни на минуту не прерывавшие своей беседы. Шейла почувствовала, что сердце ее забилось чаще. Ладони ее от волнения вспотели. Подождав, пока мужчины скроются из виду, она перебежала через улицу и вновь вошла в институтские двери.
Ее каблучки громко стучали по каменным ступеням. Пока она добралась до седьмого этажа, с нее сошло семь потов, но вызвано это было не столько усталостью, сколько волнением. Ей понадобилась примерно минута, для того чтобы полностью прийти в себя. После этого она побежала к дверям физической лаборатории.
Дверь была приоткрыта. Она на миг застыла, глядя на монтируемую ими установку. Грюневальд говорил ей о каких-то безумных планах… Что он тогда сказал?.. Впрочем, неважно. Всему этому не суждено свершиться. Он, Манзелли и вся эта банда рецидивистов посходили с ума.
«А я?» Сил, по крайней мере, у нее сейчас было хоть отбавляй, хотя выполнить задуманное в каком-то смысле было труднее, чем выстрелить самому себе в висок.
Аппарат для шокотерапии, стоявший возле операционного стола, походил на экзотическое животное, покрытое броней. Нет, не зря она просила Кирнса приносить ей книги по психологии и психиатрии… Бедный Кирнс! Как он расстроится, когда узнает, что она все это время обманывала его!
Машина загудела, начав медленно прогреваться. Шейла достала из сумочки небольшой пакет. Шприц, игла, обезболивающее, электродная паста, шнур, один конец которого она должна привязать к выключателю, а другой – взять в зубы, чтобы подключить питание, таймер… Если все пройдет нормально, она в конце процедуры будет уже без сознания, питание должно будет отключиться автоматически.
А если что-нибудь будет не так? Тогда ее мозг изжарится прямо в черепушке. Ну и что из этого?
Улыбнувшись, она выглянула в окно и тут же сделала себе укол. Прощайте солнце, синее небо, тучки, дождь, крик перелетных птиц… Спасибо вам за все.
Сорвав с себя одежду, она легла на операционный стол и стала закреплять холодные, как лед, электроды. Она продумала все до малейших деталей – когда все электроды были прикреплены, а ремни затянуты, она подсунула свободную правую руку под ремень, шедший поперек стола. Теперь она не могла и пошелохнуться.
Наркотик уже начал действовать. Ей смертельно хотелось спать…
Она вздохнула и потянула зубами шнур. И –
ГРОХОТ И ПЛАМЯ – КЛОЧЬЯ РАЗЛЕТАЮЩЕЙСЯ ТЬМЫ…
ВДРЕБЕЗГИ – НЕСТЕРПИМЫЙ СВЕТ ОТОВСЮДУ БОЛЬНО МНЕ БОЛЬНО МНЕ БОЛЬНО
Глава 19
– Алло, Земля! Питер Коринф запрашивает Землю с борта звездолета номер один! Мы летим домой!
Жужжание и треск космических помех, голоса звезд. Земля сверкает в ночи голубым бриллиантом, крохотная жемчужина Луны, Солнце, объятое неугасимым пламенем…
– Алло, Земля! Выходите на связь. Вы слышите меня, Земля?
Клик-клик, – космические голоса.
«Здравствуй, Шейла!»
Планета росла на глазах. Корабль слегка потряхивало. Коринф почувствовал, что его тоже бьет крупная дрожь, но решил, что на сей раз самовнушение было бы излишним – пусть все будет так, как есть.
– Алло, Земля, – вновь сказал он в микрофон. Корабль двигался непривычно медленно. – Алло, Земля, вы меня слышите? Говорит звездолет номер один. Мы возвращаемся домой.
Льюис пробурчал что-то невразумительное. Смысл сказанного сводился примерно к следующему:
– Может, они уже и забыли о таких вещах, как радио… За эти месяцы могло…
Коринф покачал головой:
– Я уверен в том, что какие-то мониторы продолжают свою работу… – Он вновь повернулся к микрофону. – Земля, Земля, почему не выходите на связь? Земля, вы меня слышите?
– Если нас и поймает какой-нибудь пятилетний радиолюбитель из России, Индии или Африки, на то, чтобы ответить, ему понадобится какое-то время. Так что не спеши. Расслабься.
– Ох уж это время! – Коринф поднялся со своего кресла. – Вероятно, ты прав… До спуска остается всего несколько часов. Мне хотелось, чтобы нам устроили настоящий прием.
– Дюжина лимфьордских устриц, залитых лимонным соком, – мечтательно произнес Льюис. – Рейнское вино урожая тридцать седьмого года… Молодые креветки под майонезом, копченый угорь с омлетом и ломтиком ржаного хлеба, лучок…
Коринф заулыбался, хотя думал сейчас только о Шейле. Как приятно было сидеть, говоря ни о чем, ожидая той минуты, когда вновь можно будет ступить на землю… Всю дорогу домой они о чем-то беспрестанно спорили, боясь замолчать даже на минуту, боясь вспомнить о холодном темном безмолвии, окружавшем их со всех сторон. Теперь же они стремительно возвращались к жизни, словно почувствовав тепло родного дома.
– Алло, звездолет номер один!
От неожиданности они вздрогнули. Голос, слышавшийся из динамика, смешивался с треском и шумом Солнца и звезд, но это был настоящий человеческий голос. Они были дома.
– Слушай! – потрясенно пробормотал Льюис. – Да он же говорит с бруклинским акцентом!
– Алло, звездолет номер один. Вас вызывает Нью-Йорк. Вы меня слышите?
– Да, – прохрипел Коринф, почувствовав, что у него пересохло в горле.
– Еле с вами связался, – послышалось через какое-то время. – Нужно было учесть эффект Доплера – вы несетесь прямо как угорелые! Впрочем, все это неважно… Примите мои поздравления! С вами все в порядке?
– Все нормально, – ответил Льюис. – Были кой-какие проблемы, но теперь все это уже в прошлом. Мы целы и невредимы и надеемся, что нам организуют достойную встречу. – Он на миг замолк. – Кстати, а как там у вас, на Земле?
– Более или менее. Думаю, вы нашу планету теперь не узнаете. Все меняется так стремительно, что даже дурно от этого становится. Мы уже и говорим не по-английски – вы можете себе это представить? Что с вами стряслось?
– Об этом попозже, – отрезал Коринф. – А как дела… у наших коллег?
– Думаю, неплохо. Это не мой уровень. Я работаю техником в Брукхейвене. Вы, я так полагаю, совершите посадку где-то здесь?
– Да. – Коринф мгновенно решил сложную систему дифференциальных уравнений. – Это произойдет через шесть часов.
– Хорошо. Я думаю, мы… – Сигнал внезапно пропал, из динамиков вновь раздавался только треск.
– Алло, Нью-Йорк, вас не слышно, – сказал Коринф.
– Брось ты это дело, – фыркнул Льюис. – Выключай рацию.
– Но…
– Мы уже столько ждали, что и эти шесть часов как-нибудь перетерпим. Нечего ерундой заниматься.
– М-да, пожалуй, ты прав… – Коринф вновь взял микрофон в руку. – Алло, Нью-Йорк. Алло, Земля. Говорит звездолет номер один. Сеанс связи окончен. Прием и конец связи.
Какое-то время Коринф сидел молча.
– С кем бы я сейчас действительно хотел поговорить, так это с Шейлой, – наконец сказал он.
– Скоро наговоришься вдоволь, – отозвался Льюис. – Мне кажется, сейчас надо думать о другом. Что-то мне эта тряска не нравится – раньше с кораблем такого не было. Мало ли что с ним может случиться…
– Я думаю, это связано с усталостными эффектами на кристаллическом уровне, – буркнул Коринф в ответ. – Ладно, будем считать, твоя взяла.
Он вновь занял место за приборной доской.
Земля росла с каждой минутой. Им, привыкшим преодолевать за час световые годы, теперешняя скорость казалась черепашьей – она не превышала нескольких сот миль в секунду. Однако совершать точные маневры на больших скоростях они пока не умели, подобные задачи были бы по плечу только новому кораблю. При невиданных темпах технического прогресса, ставших возможными в последнее время, следующий корабль мог стать подлинным чудом, воплощенным совершенством. Инженерное дело вот-вот должно было достигнуть пределов, поставленных самой природой. После этого человеческий разум мог устремиться на освоение каких-то иных сфер. Коринф едва ли не с нежностью посмотрел на растущую голубую планету. Ave atque vale!
Серп Земли превратился в затянутый облаками светлый диск. Они вылетали на дневную сторону. Вскоре стал слышен свист рассекаемого воздуха. Они пролетели над залитым лунным светом Тихим океаном и оказались над Сьерра-Невадой. Под ними лежала Америка – зеленая, огромная и прекрасная. Только что под ними промелькнула серебристая нить Миссисипи, и вот уже над морем показались небоскребы Манхэттена.
Сердце Коринфа было готово выскочить из груди. «Успокойся, – сказал он самому себе. – Успокойся и жди… Теперь спешить некуда…» Он повел корабль к взлетной площадке, находившейся в Брукхейвене, и увидел внизу сверкающий шпиль. Значит, они уже приступили к постройке нового звездолета.
Корабль дернулся. Они были уже на Земле. Льюис щелкнул тумблером, отключив двигатели звездолета. Через мгновение они замолкли, и от этого у Коринфа зазвенело в ушах – он так привык к постоянному гулу работающих двигателей, что для него они стали неотъемлемой частью реальности.
– Идем!
Льюис не успел подняться на ноги, как Коринф уже начал возиться с хитроумным запором шлюзовой камеры. Сначала в сторону отошла внутренняя дверь, затем – внешняя. Воздух запах морем.
«Шейла! Где Шейла?» Он стремительно съехал на люльке вниз, сошел на землю, оступился и упал, но тут же снова был на ногах. Корпус стоявшей за ним ракеты был покрыт трещинами, раковинами и странными кристаллическими наростами.
К нему подошел Феликс Мандельбаум. Он выглядел постаревшим и очень усталым. Мандельбаум молча взял Коринфа за руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26