Работа
была монотонной и не мешала думать и даже разговаривать с соседями,
которых он, конечно, не видел, но прекрасно слышал и знал.
Когда гулко пронесся удар гонга - конец работе, уже темнело. Лог
устал, проголодался и подумал, что в таком состоянии он не сможет сделать
то, что задумал на сегодня. Он только сходит и проверит, все ли цело, не
нашел ли кто-нибудь случайно его делянки. Дома его ждал обед, малыши
повисли на руках, а мать, невидимая в тумане и вечерней серости, сказала:
- Лог, староста просил тебя зайти.
Ухнуло сердце. Просил зайти. Приказал - это вернее. Последний раз
староста вызывал Лога три года назад, когда он с ребятами ходил избивать
камнями дом с привидениями. Дому-то ничего не сделалось, а ребят и Лога
наказали.
Наскоро поев, Лог бросился вон из дома, и одному ему известной
дорогой, находя путь по едва заметным приметам - зарубкам, которые он
нащупывал руками, прежде чем успевал увидеть, он дошел до окраины селения
и, присев, долго искал конец оставленной вчера веревки. Нашел он ее
немного в стороне от того места, где ожидал, и поспешил в сгустившуюся
темноту, уверенный, что ничего не найдет на делянке и что вызов к старосте
связан именно с этим ужасным событием, перечеркнувшим все его надежды и
планы. Он так торопился, что поранил обо что-то ногу, но на делянке все
оказалось в порядке, все, как он оставил вчера, ничто не сдвинуто с места,
ничего не пропало.
Переведя дух. Лог пошел обратно, торопясь застать старосту до сна -
тот ложился рано, - иначе не избежать новых наказаний. О причине вызова он
больше не думал. Главное, что никто не нашел делянку. Остальное - ерунда.
У двери старосты он прислушался, но все было тихо, где-то в глубине
комнаты горели лампады, рассеивая желтоватый свет, - три круглых пятна на
сером полотне. Староста жил один, и если не молился в молитвенном доме, то
обычно лежал на кровати, отдыхая после трудового дня. У старосты никогда
не было легких дней. Человек он был немолодой, а забот хватало.
- Иди сюда, Лог, - сказал староста, узнав шаги. - Не бойся, я позвал
не наказывать, хотя ты и заслуживаешь наказания.
Лог нащупал скамью у стола, сел. Солома под старостой зашуршала, он
не встал, он и без того прекрасно знал, какое сейчас у Лога лицо. Боится
наказания. Все боятся наказания.
- Путешественник поразил тебя, - сказал староста, - и я хочу
предостеречь. Ты, Лог, падок на все необычное, это у тебя в крови. Тебя
тянет то в дом с привидениями, то к Путешественнику. И ты не замечаешь,
что он глуп.
Лог сделал движение, едва не смахнув со стола кружку с водой.
- Да, глуп, - староста повысил голос. - Умный человек не станет
мотаться от селения к селению, когда везде жизнь тяжела и везде одинакова.
Разве не этому учит Закон? Разве не для того, чтобы служить Закону, живет
человек? Ты и сам. Лог, хорошо это знаешь, ведь ты был лучшим учеником у
старейшин. Далеко ли может видеть взгляд? Не дальше протянутой руки.
Далеко ли может слышать ухо? Не дальше соседних домов. Вот и все. Нужно
жить тем, что рядом с тобой. Голубой туман... Если даже есть такой, искать
его - недостойная ересь. Чтобы жить, нужно работать и работать. И думать о
ближних: о матери, о малышах, о том, что на доме прохудилась крыша и,
значит, нужно сделать ремонт. Это жизнь. Ты умен. Лог, а Петрин глуп и
умрет где-нибудь в поле от голода и сырости. Тебя будут помнить, а его
забудут. Ты успеешь сделать много добрых дел, а он даже зла не совершит.
Понимаешь, Лог?.. Старейшины хотят наказать тебя, но я пока не стану.
Подумай, Лог, о том, что я сказал. А теперь иди...
"Значит, староста узнал о последних словах Путешественника? - подумал
Лог, выходя из дома. - Неужели плотник Валент все слышал?" То, что
староста сказал в назидание. Лог знал, это были поучения Закона, и все это
было верно только не для него.
Старый Лепир жил, к сожалению, не один. Он снимал маленькую комнатку
в доме, где обитали еще три семьи, и когда Лог разговаривал со стариком,
ему всегда мешал шум за стеной, голоса, смех, а то и крики. К тому же и
там, за стеной, при желании можно было услышать, наверное, даже шепот, и
Лог не знал, какая часть их разговоров с Лепиром становилась известна
старейшинам. Лепир уже больше года не покидал своей комнатки, к старости
он вовсе ослеп, и слепота не тяготила его, он отлично ориентировался, но
видеть его подернутые бельмами глаза Логу было невыносимо.
- Я думал, что ты уже не придешь сегодня, - сказал Лепир, узнав шаги.
- Здесь был Путешественник, - сказал Лог.
- Знаю, - Лепир перешел на шепот. - Я тут за день всего наслышался...
Пришел и ушел... Ты говорил с ним?
Лог пересказал разговор, стараясь вспомнить не только слова, но и
интонации.
- Когда-то и я тоже, - вздохнул Лепир. - Но чтобы так, сразу, уйти...
Он безрассудный человек, этот Петрин. Погибнет. Оранжевый туман, да...
Красиво. И подумать только, что люди губят себя ради красоты. Какая
разница, какого цвета туман?
Лог молчал пораженный. Это был день изумления. Теперь поражал его
старый Лепир, который, сколько помнил Лог, с упоением вспоминал свое
единственное Путешествие, продолжавшееся восемь долгих дней.
- Ага, - прошептал Лепир, - ты думаешь, я спятил на старости лет.
Нет, просто я думаю... Ради одной лишь красоты не стоит уходить. Если ты
ищешь неведомую красоту - оранжевый туман, говоришь ты, то ведь знаешь,
что хочешь найти. А? Представляешь себе. Но тогда и искать не стоит.
Вообрази себе оранжевый туман, и наверняка в воображении он окажется
красивее, чем на самом деле. Верно? Идти нужно только тогда, когда не
знаешь, что найдешь. Вот почему так мало Путешественников. Все все знают.
Знают, что днем светло, а ночью темно, и так везде. Знают, что Голос неба
забирает часть урожая, оставляя нам столько, чтобы мы не умерли от голода.
И так везде. Верно? Знают, что новые ножи, топоры появляются на дороге,
когда этого хочет Голос. Почему появляются? Знают и это: Голос дает их в
награду за наш урожай. Мы все знаем. Зачем тогда путешествовать? А?
- Искать красоту, - убежденно сказал Лог. - Я представляю себе
оранжевый туман, но если то, что я найду, окажется невообразимо
прекраснее?
- Все-таки ты ищешь не красоту, а знание, - едва слышно сказал Лепир.
- Новое знание. Пусть это будет знание новой красоты. Но разве для того,
чтобы узнать что-то новое. Лог, нужно обязательно куда-то идти? Скажи,
разве здесь, в селении, ты не можешь насытить свою жажду нового?
- Я знаю здесь все, - усмехнулся Лог, - и между прочим, с твоей
помощью, Лепир.
- Да, я научил тебя, чему мог. А что глубоко под землей, глубже самых
глубоких колодцев? А что в песчинке, такой маленькой, что глаз наш не в
силах разглядеть?
- Да, - сказал Лог, решившись, наконец, приоткрыть перед Лепиром
часть своей тайны, не всю, не настолько, чтобы старик понял, но часть,
чтобы услышать ответ. - Я не знаю этого. И еще я не знаю, что там, высоко
над головой, выше деревьев, выше домов.
- Голос, - сказал старик. - Голос, небо и свет. Не будь Голоса, мы бы
не жили, не будь света, земля была бы бесплодной.
- А если там, откуда приходит свет и где обитает Голос, туман не
серый, а оранжевый?
- Опять ты об этом, - с досадой сказал старик. - Ты вырос, Лог.
Прежде ты слушал меня, а теперь - себя.
Лог промолчал, ему почудилось какое-то движение за тонкой стенкой.
"Мы слишком громко разговариваем, - подумал Лог. - И не о том. Не такие
разговоры принято вести в селении. О пахоте и севе. О ремонте дома. О
ремеслах. И конечно, не о красоте непостижимого".
Лог коснулся рукой тонкого плеча старика, приник к нему в темноте,
зашептал:
- Путешественник Петрин смелый человек, но он не там ищет красоту. А
ты, Лепир, не там искал знание. Ни в двух, ни в трех, ни в тысяче дней
перехода нет ничего нового - ты ведь сам был Путешественником, и Петрин
говорит то же самое. И под землей ничего нового нет. И ты, и Петрин, и мой
отец - все вы повторяли Друг друга. Один искал новую красоту, другой -
новое знание, третий - лучшую жизнь. И никто не нашел и не мог найти,
потому что шли тем же путем, что и многие до них. А нужно иначе. Совсем
иначе, понимаешь? Чтобы увидеть красоту, какую никто не видел, чтобы
узнать то, чего никто не знает, нужно ведь и сделать то, чего еще никто не
делал.
- Что ты задумал, Лог? - шепот Лепира был тревожен. - Я не понимаю
тебя. Ты говоришь странные вещи, и хорошо, если говоришь только мне. Не
забывай о Законе, Лог...

За ним пришли рано утром. Лог успел покормить малышей и оделся, чтобы
идти в поле. В это время в дом вошли несколько человек, один из которых,
судя по голосу, был старостой. Лог и не подумал прятаться.
- Честное слово, Лог, - сказал староста, связывая ему руки, - ты
неразумен, как младенец. Я предупреждал тебя... Ничего, наказание, думаю,
не будет суровым. Ты ведь впервые перед судом старейшин.
И в это время раздался Голос. Он возник из утренней тишины, сгустился
из тумана, за какие-то мгновения уплотнился, набрался сил и загремел
оглушающе над самой головой, отражаясь от стен, крыши, от всего, что
попадало ему на пути, и даже в голове Лога Голос отражался и усиливался
многократно, низкий и властный, зовущий и пугающий. Голос неба.
Все замерли. Староста едва слышно в этом грохоте кричал слова
молитвы, а у Лога пересохло В горле, и он молчал, думая в испуге, чья же
сейчас очередь умирать. Ведь не за урожаем явился Голос в этот неурочный
утренний час! Уж не за старым ли Лепиром? О себе Лог не подумал. Только
после того как Голос смолк, растаял в тумане, после того как руки старосты
неожиданно жестко схватили его за локти и потащили к невидимой в тумане
двери на улицу, только после того как закричала мать, а малыши, путаясь
под ногами, заревели почти так же громко, как Голос, только после всего
этого уже на улице Лог подумал, что явление Голоса было воспринято
старостой и всеми, кто пришел с ним, как указание: его. Лога, наказывают
справедливо.
До землянки, в которую сажали провинившихся и кающихся, Лог дошел
сам. Дорогу он знал не хуже остальных, туман несколько поредел, и Лог
видел даже плечи двух человек, шагавших рядом с ним. Лог позволил
запихнуть себя в тесное помещение, где только и было место для лежанки, а
в отверстие над головой можно было просунуть руку и даже голову, но не
больше. Дверь захлопнулась, скрипнул засов, и голос старосты сказал:
- Судить тебя будем завтра. Думай и кайся. Лог. Вот твоя провинность
перед Законом: ты хотел запретного и посягал на устои.
Шаги стихли. Лог опустился на лежанку, постель была сырой, но больше
сидеть было не на чем. "Конечно, - подумал Лог, - вчерашние разговоры
дошли до ушей старейшин. И с Путешественником, и с Лепиром". Но за
крамольные желания наказывают месячным покаянием. А потом он продолжит
свою работу. Если только... Нет, не должно случиться, чтобы его делянку
нашли. Но кто выдал? Кто слышал их разговоры? С Путешественником - плотник
Валент. А с Лепиром?

День прошел. Логу не было скучно, он размышлял. Он впервые размышлял
так неторопливо, считая свободное время не пригоршнями, а целыми охапками.
Под вечер явился староста, опустил в оконце похлебку и подождал, пока Лог
насытится.
- Завтра соберется совет старейшин, - сказал староста. - Если ты
одумался, то тебе, конечно, окажут снисхождение, и самое страшное, что
тебе грозит, - год заключения.
Год?! Год в этом земляном мешке, и выпускать будут только в поле,
потому что работать должны все. А как же мать? Как же старый Лепир? А
делянка? Ее найдут, и тогда - новое наказание, еще суровее. Все будет
кончено. Все и так кончено. Чтобы жить с людьми, нужно быть такими, как
они, как все, как каждый. А если ты хочешь чего-то иного, чего-то, о чем
нельзя и подумать? Тогда - в мешок тебя. Оранжевого тумана захотелось?
Будет и оранжевый, и зеленый в крапинку. Во сне.
Староста ушел, так и не дождавшись от Лога вразумительного ответа.
Голос и шаги его давно стихли, а Лог все сидел неподвижно, будто примерз,
хотя летняя ночь была тепла. "Нужно было уйти, - думал Лог. - С
Путешественником Петрином или одному". Какой он глупец! Он хотел слишком
многого сразу и потерял все. Через год он никуда не сможет уйти, за ним
будут присматривать, любой его шаг - а шаги его научатся узнавать в самом
густом тумане - тут же станет известен старейшинам. Пропадет мечта.
Пропадет жизнь.
- Лог, - услышал он растерянный шепот. - Лог...
Это был голос Лены. Лог мгновенно вышел из состояния полусна. Он
вскочил на лежанку и вытянул вверх руки.
1 2 3 4 5