очевидно, что говорить он начал, не дожидаясь моего ответа. — Встреча близнецов не имеет к твоей миссии никакого отношения.
— Вы думаете, Экселенц? Именно в месте проведения встречи я и должен искать близнеца номер четыре.
Экселенц молчал, лысина его то приближалась к экрану, то удалялась от него, похоже, что шеф раскачивался на стуле или молился, будто правоверный еврей возле Стены плача в Иерусалиме.
— К сожалению, — добавил я, — мне не удалось получить информацию у Шабановой. Уверен, что ей известно, где находится ее муж.
— Ну, конечно, — буркнул Экселенц. — Применить бы к ней сейчас допрос третьей степени… Максим, послушай меня внимательно. Мне уже приходили в голову идеи, которые ты сейчас излагал. Наши эксперты этот вариант развития событий проанализировали и не сумели исключить полностью. Все это возможно. Тем не менее, ни на Альцине, и нигде в системе ЕН 200244 челнок, на котором находился Грапетти, из т-режима не выходил. Если поведение Грапетти связано с предстоящей встречей близнецов, то место этой встречи находится не в системе Альцины. Ты понимаешь, что сейчас самая важная задача — найти Грапетти? Ты понимаешь это, сынок?
Честно скажу, у меня мурашки побежали по коже. Экселенц поднял на меня глаза, произнеся последнюю фразу, и, в сочетании с заданным вопросом, взгляд поразил меня какой-то потаенной беспомощностью. Мне пришло в голову, что, по сути, Экселенц оказался сейчас куда в худшем положении, чем два года назад. Тогда на Землю прибыл автомат Странников — так полагал Экселенц. Абалкин был один. Сейчас, судя по всему, девять оставшихся в живых близнецов намерены были устроить свою конференцию. Неизвестно где и неизвестно с какой целью. О том, что эта цель сопряжена с опасностью для человечества, можно было судить по тому, что близнецам пришлось уже пойти на совершенно немыслимое действие — уничтожение звездолета с экипажем. Место встречи — неизвестно. Что, если каждый из близнецов устроит небольшой фейерверк вроде того, что натворил Грапетти?
Что предпринять? Экселенц мог следовать за Абалкиным со своим верным «Магнумом». А сейчас? Черт возьми, если разобраться, то именно на мою долю пришлась сейчас эта миссия — найти и предотвратить. Кого найти — ясно. Но — что предотвратить?
И почему, если именно мне решать и определять главные действия, Экселенц по-прежнему не намерен сообщать мне полной информации — о поведении всех близнецов, в частности?
— Да, вот еще что, — сказал Экселенц, не опуская головы, но глядя куда-то в сторону. — Если тебе это поможет… Корней Яшмаа не далее, как неделю назад, отказался от очередного сеанса ментоскопирования. Наблюдатель сообщил об этом в информатеку КОМКОНа-2, но этому поступку сначала не было придано значения. Это мой прокол… — Экселенц пожевал губами, продолжая смотреть на какую-то точку справа от камеры. — Дело в том, что подошло время обычного контроля, но оно оказалось на редкость неудачным — Яшмаа готовился к поездке со свитой Герцога и дорожил каждой секундой… Сегодня мне доставили полную запись разговора Яшмаа с Шировером. На предложение пройти сеанс, Яшмаа ответил, что не станет этого делать, потому что хочет еще пожить.
Экселенц замолчал, и я, опасаясь, что он, сказав все, что хотел, отключит связь, поспешил задать последний вопрос:
— Я бы, тем не менее, хотел знать, Экселенц, все ли близнецы покинули свои планеты, и сколько из них направляется к Альцине.
Экселенц посмотрел мне в глаза и произнес только одно слово:
— Все.
x x x
Ясно, почему он не хотел говорить мне этого. Он боялся. Боялся, что, осознав ответственность, я не смогу думать без оглядки на последствия своих поступков. Одно дело — принимать решение по частной, пусть и важной, проблеме. Совсем иное — решать, зная, что от твоего решения может зависеть не больше, не меньше, как судьба человечества.
Допрос третьей степени, сказал он. Естественно, Экселенц иронизировал. Он полагал — надеялся или действительно был уверен? — что я сумею найти подход к Татьяне (или Ландовской, поскольку она наверняка была в курсе всего). Он ошибался — ни с Татьяной, ни, тем более, с Ландовской у меня уже не было такого контакта, как в первые минуты знакомства. Холод ощущался на протяжении всей нашей последней беседы. Я не понимал причину. Догадки меня сейчас не устраивали.
Но иного пути — во всяком случае, для меня лично — просто не существовало.
Я надеялся только, что женщины не разбежались куда-нибудь по своим делам, и мне не придется вылавливать каждую по информационным сетям Альцины.
x x x
Естественно, оправдались мои худшие предположения. В холле у Ландовской сидел на диване, странно, будто раненый кузнечик, подогнув ноги, господин астролог-пророк Фарамон, смотревший на меня пронзительным взглядом филина. Возможно, Ландовска была где-то в другой комнате — ответить на этот вопрос Фарамон затруднился. Он вообще затруднялся давать точные ответы, даже если мог обойтись любимыми им простыми предложениями.
— Так могу я поговорить с госпожой Ландовский или нет? — спросил я в третий раз.
— Да, — твердо повторил Фарамон и добавил, как и прежде: — Но нет. Отсутствует.
— Она в доме?
— В доме? — опять затруднился пророк. — В доме, да. Не в этом.
Так, уже кое-что.
— А в каком?
— Дом? — Фарамон задумался на несколько секунд. — Да. Дом Эстарба, вторая позиция, возвратное движение.
Дом Эстарба — это где? Ну, да неважно. Расспрашивая, потеряю больше времени. Информ подскажет. Я мысленно проклял Фарамона — похоже, что и сам я начал думать односложными предложениями.
— Спасибо, — сказал я и на всякий случай поинтересовался: — А Татьяна Шабанова? Ее тоже нет?
— Нет? — удивился Фарамон. — Есть. Не здесь.
— Тоже в доме Эстарба? — спросил я наобум.
— Нет! Нет! — испуг пророка был столь очевиден, что я подумал было, что дом этого неизвестного мне Эстарба представляет собой пыточную камеру для женщин определенного рода занятий.
— А где? — если Фарамон знает, где Татьяны нет, то почему бы ему не знать, где она есть? Или будет — пророк он, в конце концов, или не пророк?
— Где, где… — запричитал неожиданно Фарамон. — Неопределимо! Нет ответа! Лучано Грапетти! Полный веер! На весь круг!
Он затряс головой и умолк.
Надо ли было понимать это так, что Таня находится сейчас там же, где ее муж, а где сейчас находится ее муж, Фарамон сказать затрудняется? Полный веер — лучше не скажешь. Впрочем, я бы выразился иначе, было такое старинное ругательство, но у меня сейчас совершенно вылетело из головы, какая часть тела использовалась в нем в качестве существительного.
Спрашивать для того лишь, чтобы получать нелепые ответы, было бессмысленно, и я отключил связь, не попрощавшись. В конце концов, я и не знал, принято ли прощаться в обществе местных пророков.
На вопрос о том, где расположен дом Эстарба, информ ответил прямо и честно: нет такого дома в схеме жилого фонда, а равно в списках нежилых помещений или иных конструкций. Похоже, что либо я опять не понял того, что имел в виду Фарамон, либо пророк пользовался какими-то местными названиями, не вошедшими в реестр, составленный земной администрацией на Альцине.
Я задал информу общий поиск по вектору связи госпожи Ландовской и госпожи Шабановой и немедленно получил ответ: обе женщины отключили свои личные информы, но медицинские браслеты показывают, что и Ванда, и Татьяна находятся в полном здравии. В полном здравии — где? Где, где… — как сказал господин пророк Фарамон.
Я все делал не так с самого начала. Нужно было не изображать из себя то журналиста, то идеалиста-комконовца, а сразу связываться с местным отделением КОМКОНа-2, приставлять наблюдателей сначала к Татьяне, а потом и к Ванде, и следить за каждым их шагом. Тогда я сейчас не находился бы в глупейшем положении.
Нет, не мог я этого сделать. Я приехал на Альцину, имея определенные инструкции Экселенца, которые он, кстати, до сих пор не отменил. Я не имел права выходить ни на кого из моих коллег. Я должен был действовать сам. Все это было глупо. Я не мог исключить даже, что Экселенц по иным каналам давно уже поставил наблюдение за моими подопечными и сейчас лучше меня знает, где они находятся и что делают. Но не говорит. У него своя стратегия и своя тактика, которую я порой абсолютно не понимаю. Не понимаю даже тогда, когда проблема оказывается решенной. Экселенц обычно отделывается фразой «Так было нужно, сынок», и мне не остается ничего иного, как, поджав хвост, отправляться в свой кабинет и на досуге обдумывать, какое из моих личных действий помогло решению задачи и помогло ли вообще, и почему отсутствие полной информации не всегда вредно для дела, а иногда очень даже полезно.
В сложившейся ситуации я мог сделать три вещи: во-первых, отправиться к Ландовской лично и в обществе Фарамона ждать ее возвращения; во-вторых, отправиться к Шабановой-Грапетти и ждать ее возвращения на скамеечке перед домом; и в-третьих, отправиться искать женщин куда глаза глядят. Я выбрал вариант номер один по трем причинам. Во-первых, в дом Ландовской, в отличие от дома Татьяны, я мог войти. Во-вторых, Ландовска, по моим впечатлениям, играла в этой истории роль, существенно большую, нежели бедная Таня, беспокоившаяся о судьбе мужа. И в-третьих, если Фарамон не покинул гостеприимный дом, я смогу, коротая время, задать ему еще несколько вопросов.
x x x
Я отправился на «стрекозе», как и в первый раз. Мне хотелось подумать. Собственно, последние сутки я, в основном, занимался только тем, что думал. Но мне казалось сейчас, что все мои предшествовавшие мыслительные конструкции были скроены на скорую руку и представляли собой набор штампов. Синдром Каммерера. Синдром Сикорски. Штамп КОМКОНА-2. Штамп современного обывателя. Штамп специалиста по научной криминалистике. Обычно этих штампов бывает достаточно для того, чтобы сделать нужные (и правильные!) выводы — в конце концов, в подавляющем большинстве случаев наша жизнь состоит из набора блоков, которые варьируются подобно сюжетным конструкциям беллетристики. Я читал, что лет двести назад было обнаружено, что все сюжетное многообразие мировой литературы состоит примерно из тридцати или сорока (не помню точно) блоков. И не более того. Миллионы произведений, в том числе и гениальных, — и сорок камней, из которых все это многообразие сложено. Между тем, литература лишь отражает жизнь. Отсюда следует, что и жизнь наша, как бы она ни была сложна и удивительна, складывается все из тех же блоков-сюжетов, и, как бы мы ни тщились доказать обратное, тот, кто следит за нами оттуда, сверху, будь то Высший разум, Странники или иная сверхцивилизация, с усмешкой отмечает наши потуги, втискивая уникальные переживания личности в стандартный блок номер семнадцать. Или двадцать четыре. Сейчас я, скорее всего, рассуждал, следуя сюжетному блоку номер тридцать девять. Что-нибудь, наверняка близкое к концу списка.
И дальше — пустота.
Так мне казалось, когда я подходил к дому Ландовской и, надо полагать, заблуждение мое было столь же велико, сколь велика была уверенность в том, что для решения проблемы мне непременно нужно выйти за рамки сорока сюжетов и придумать свой, сорок первый. Которого вовсе и нет в природе.
Фарамон сидел на диване в той же позе, в какой я видел его полчаса назад во время телевизита. В мою сторону он даже головы не повернул, сказал в пустоту:
— Кофе. Чай. Сами. Будете ждать.
Первые три предложения не нуждались в интерпретациях. В последнем я засомневался: имел ли в виду Фарамон вопросительную интонацию или просто констатировал факт? Поскольку он был пророком, то, вполне вероятно, предвидел, что мне придется-таки сидеть здесь в его обществе, и потому мог и не задавать ненужного вопроса.
— Вы будете пить чай или предпочитаете кофе? — я взял на себя роль хозяина.
— Нет, — отозвался пророк. — Не пью жидкости. Опасно.
Я пожал плечами. Вполне возможно, что питье чего бы то ни было отрицательно сказывалось на метаболизме местной фауны, включая ее разумных представителей. Хотя и сомнительно. Я приготовил себе чай и, пригубив, понял, что совершил ошибку — это был настой из местных трав и высушенных листьев, обрывки которых плавали в чашке, будто мусор в сточной канаве. Вкус был соответствующим. Но, поскольку Фарамон прервал медитацию и принялся разглядывать меня с бесцеремонной откровенностью исследователя-натуралиста, я надел на лицо маску удовольствия и пил эту бурду, будто нектар с полей Леониды.
— Почему опасно пить жидкости? — спросил я, осушив чашку до дна.
— Мешает. Не могу. Только завтра.
Что — завтра? Завтра можно будет пить? Может, у него пост? Какой-то ритуальный праздник?
— Скажите, уважаемый Фарамон, вы можете мне сказать как можно более односложно, знаете ли вы, что произошло с Лучано Грапетти?
— Да, — не замедлил с ответом пророк. И добавил, чуть подумав: — Но нет.
Ответ, достойный Нострадамуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Вы думаете, Экселенц? Именно в месте проведения встречи я и должен искать близнеца номер четыре.
Экселенц молчал, лысина его то приближалась к экрану, то удалялась от него, похоже, что шеф раскачивался на стуле или молился, будто правоверный еврей возле Стены плача в Иерусалиме.
— К сожалению, — добавил я, — мне не удалось получить информацию у Шабановой. Уверен, что ей известно, где находится ее муж.
— Ну, конечно, — буркнул Экселенц. — Применить бы к ней сейчас допрос третьей степени… Максим, послушай меня внимательно. Мне уже приходили в голову идеи, которые ты сейчас излагал. Наши эксперты этот вариант развития событий проанализировали и не сумели исключить полностью. Все это возможно. Тем не менее, ни на Альцине, и нигде в системе ЕН 200244 челнок, на котором находился Грапетти, из т-режима не выходил. Если поведение Грапетти связано с предстоящей встречей близнецов, то место этой встречи находится не в системе Альцины. Ты понимаешь, что сейчас самая важная задача — найти Грапетти? Ты понимаешь это, сынок?
Честно скажу, у меня мурашки побежали по коже. Экселенц поднял на меня глаза, произнеся последнюю фразу, и, в сочетании с заданным вопросом, взгляд поразил меня какой-то потаенной беспомощностью. Мне пришло в голову, что, по сути, Экселенц оказался сейчас куда в худшем положении, чем два года назад. Тогда на Землю прибыл автомат Странников — так полагал Экселенц. Абалкин был один. Сейчас, судя по всему, девять оставшихся в живых близнецов намерены были устроить свою конференцию. Неизвестно где и неизвестно с какой целью. О том, что эта цель сопряжена с опасностью для человечества, можно было судить по тому, что близнецам пришлось уже пойти на совершенно немыслимое действие — уничтожение звездолета с экипажем. Место встречи — неизвестно. Что, если каждый из близнецов устроит небольшой фейерверк вроде того, что натворил Грапетти?
Что предпринять? Экселенц мог следовать за Абалкиным со своим верным «Магнумом». А сейчас? Черт возьми, если разобраться, то именно на мою долю пришлась сейчас эта миссия — найти и предотвратить. Кого найти — ясно. Но — что предотвратить?
И почему, если именно мне решать и определять главные действия, Экселенц по-прежнему не намерен сообщать мне полной информации — о поведении всех близнецов, в частности?
— Да, вот еще что, — сказал Экселенц, не опуская головы, но глядя куда-то в сторону. — Если тебе это поможет… Корней Яшмаа не далее, как неделю назад, отказался от очередного сеанса ментоскопирования. Наблюдатель сообщил об этом в информатеку КОМКОНа-2, но этому поступку сначала не было придано значения. Это мой прокол… — Экселенц пожевал губами, продолжая смотреть на какую-то точку справа от камеры. — Дело в том, что подошло время обычного контроля, но оно оказалось на редкость неудачным — Яшмаа готовился к поездке со свитой Герцога и дорожил каждой секундой… Сегодня мне доставили полную запись разговора Яшмаа с Шировером. На предложение пройти сеанс, Яшмаа ответил, что не станет этого делать, потому что хочет еще пожить.
Экселенц замолчал, и я, опасаясь, что он, сказав все, что хотел, отключит связь, поспешил задать последний вопрос:
— Я бы, тем не менее, хотел знать, Экселенц, все ли близнецы покинули свои планеты, и сколько из них направляется к Альцине.
Экселенц посмотрел мне в глаза и произнес только одно слово:
— Все.
x x x
Ясно, почему он не хотел говорить мне этого. Он боялся. Боялся, что, осознав ответственность, я не смогу думать без оглядки на последствия своих поступков. Одно дело — принимать решение по частной, пусть и важной, проблеме. Совсем иное — решать, зная, что от твоего решения может зависеть не больше, не меньше, как судьба человечества.
Допрос третьей степени, сказал он. Естественно, Экселенц иронизировал. Он полагал — надеялся или действительно был уверен? — что я сумею найти подход к Татьяне (или Ландовской, поскольку она наверняка была в курсе всего). Он ошибался — ни с Татьяной, ни, тем более, с Ландовской у меня уже не было такого контакта, как в первые минуты знакомства. Холод ощущался на протяжении всей нашей последней беседы. Я не понимал причину. Догадки меня сейчас не устраивали.
Но иного пути — во всяком случае, для меня лично — просто не существовало.
Я надеялся только, что женщины не разбежались куда-нибудь по своим делам, и мне не придется вылавливать каждую по информационным сетям Альцины.
x x x
Естественно, оправдались мои худшие предположения. В холле у Ландовской сидел на диване, странно, будто раненый кузнечик, подогнув ноги, господин астролог-пророк Фарамон, смотревший на меня пронзительным взглядом филина. Возможно, Ландовска была где-то в другой комнате — ответить на этот вопрос Фарамон затруднился. Он вообще затруднялся давать точные ответы, даже если мог обойтись любимыми им простыми предложениями.
— Так могу я поговорить с госпожой Ландовский или нет? — спросил я в третий раз.
— Да, — твердо повторил Фарамон и добавил, как и прежде: — Но нет. Отсутствует.
— Она в доме?
— В доме? — опять затруднился пророк. — В доме, да. Не в этом.
Так, уже кое-что.
— А в каком?
— Дом? — Фарамон задумался на несколько секунд. — Да. Дом Эстарба, вторая позиция, возвратное движение.
Дом Эстарба — это где? Ну, да неважно. Расспрашивая, потеряю больше времени. Информ подскажет. Я мысленно проклял Фарамона — похоже, что и сам я начал думать односложными предложениями.
— Спасибо, — сказал я и на всякий случай поинтересовался: — А Татьяна Шабанова? Ее тоже нет?
— Нет? — удивился Фарамон. — Есть. Не здесь.
— Тоже в доме Эстарба? — спросил я наобум.
— Нет! Нет! — испуг пророка был столь очевиден, что я подумал было, что дом этого неизвестного мне Эстарба представляет собой пыточную камеру для женщин определенного рода занятий.
— А где? — если Фарамон знает, где Татьяны нет, то почему бы ему не знать, где она есть? Или будет — пророк он, в конце концов, или не пророк?
— Где, где… — запричитал неожиданно Фарамон. — Неопределимо! Нет ответа! Лучано Грапетти! Полный веер! На весь круг!
Он затряс головой и умолк.
Надо ли было понимать это так, что Таня находится сейчас там же, где ее муж, а где сейчас находится ее муж, Фарамон сказать затрудняется? Полный веер — лучше не скажешь. Впрочем, я бы выразился иначе, было такое старинное ругательство, но у меня сейчас совершенно вылетело из головы, какая часть тела использовалась в нем в качестве существительного.
Спрашивать для того лишь, чтобы получать нелепые ответы, было бессмысленно, и я отключил связь, не попрощавшись. В конце концов, я и не знал, принято ли прощаться в обществе местных пророков.
На вопрос о том, где расположен дом Эстарба, информ ответил прямо и честно: нет такого дома в схеме жилого фонда, а равно в списках нежилых помещений или иных конструкций. Похоже, что либо я опять не понял того, что имел в виду Фарамон, либо пророк пользовался какими-то местными названиями, не вошедшими в реестр, составленный земной администрацией на Альцине.
Я задал информу общий поиск по вектору связи госпожи Ландовской и госпожи Шабановой и немедленно получил ответ: обе женщины отключили свои личные информы, но медицинские браслеты показывают, что и Ванда, и Татьяна находятся в полном здравии. В полном здравии — где? Где, где… — как сказал господин пророк Фарамон.
Я все делал не так с самого начала. Нужно было не изображать из себя то журналиста, то идеалиста-комконовца, а сразу связываться с местным отделением КОМКОНа-2, приставлять наблюдателей сначала к Татьяне, а потом и к Ванде, и следить за каждым их шагом. Тогда я сейчас не находился бы в глупейшем положении.
Нет, не мог я этого сделать. Я приехал на Альцину, имея определенные инструкции Экселенца, которые он, кстати, до сих пор не отменил. Я не имел права выходить ни на кого из моих коллег. Я должен был действовать сам. Все это было глупо. Я не мог исключить даже, что Экселенц по иным каналам давно уже поставил наблюдение за моими подопечными и сейчас лучше меня знает, где они находятся и что делают. Но не говорит. У него своя стратегия и своя тактика, которую я порой абсолютно не понимаю. Не понимаю даже тогда, когда проблема оказывается решенной. Экселенц обычно отделывается фразой «Так было нужно, сынок», и мне не остается ничего иного, как, поджав хвост, отправляться в свой кабинет и на досуге обдумывать, какое из моих личных действий помогло решению задачи и помогло ли вообще, и почему отсутствие полной информации не всегда вредно для дела, а иногда очень даже полезно.
В сложившейся ситуации я мог сделать три вещи: во-первых, отправиться к Ландовской лично и в обществе Фарамона ждать ее возвращения; во-вторых, отправиться к Шабановой-Грапетти и ждать ее возвращения на скамеечке перед домом; и в-третьих, отправиться искать женщин куда глаза глядят. Я выбрал вариант номер один по трем причинам. Во-первых, в дом Ландовской, в отличие от дома Татьяны, я мог войти. Во-вторых, Ландовска, по моим впечатлениям, играла в этой истории роль, существенно большую, нежели бедная Таня, беспокоившаяся о судьбе мужа. И в-третьих, если Фарамон не покинул гостеприимный дом, я смогу, коротая время, задать ему еще несколько вопросов.
x x x
Я отправился на «стрекозе», как и в первый раз. Мне хотелось подумать. Собственно, последние сутки я, в основном, занимался только тем, что думал. Но мне казалось сейчас, что все мои предшествовавшие мыслительные конструкции были скроены на скорую руку и представляли собой набор штампов. Синдром Каммерера. Синдром Сикорски. Штамп КОМКОНА-2. Штамп современного обывателя. Штамп специалиста по научной криминалистике. Обычно этих штампов бывает достаточно для того, чтобы сделать нужные (и правильные!) выводы — в конце концов, в подавляющем большинстве случаев наша жизнь состоит из набора блоков, которые варьируются подобно сюжетным конструкциям беллетристики. Я читал, что лет двести назад было обнаружено, что все сюжетное многообразие мировой литературы состоит примерно из тридцати или сорока (не помню точно) блоков. И не более того. Миллионы произведений, в том числе и гениальных, — и сорок камней, из которых все это многообразие сложено. Между тем, литература лишь отражает жизнь. Отсюда следует, что и жизнь наша, как бы она ни была сложна и удивительна, складывается все из тех же блоков-сюжетов, и, как бы мы ни тщились доказать обратное, тот, кто следит за нами оттуда, сверху, будь то Высший разум, Странники или иная сверхцивилизация, с усмешкой отмечает наши потуги, втискивая уникальные переживания личности в стандартный блок номер семнадцать. Или двадцать четыре. Сейчас я, скорее всего, рассуждал, следуя сюжетному блоку номер тридцать девять. Что-нибудь, наверняка близкое к концу списка.
И дальше — пустота.
Так мне казалось, когда я подходил к дому Ландовской и, надо полагать, заблуждение мое было столь же велико, сколь велика была уверенность в том, что для решения проблемы мне непременно нужно выйти за рамки сорока сюжетов и придумать свой, сорок первый. Которого вовсе и нет в природе.
Фарамон сидел на диване в той же позе, в какой я видел его полчаса назад во время телевизита. В мою сторону он даже головы не повернул, сказал в пустоту:
— Кофе. Чай. Сами. Будете ждать.
Первые три предложения не нуждались в интерпретациях. В последнем я засомневался: имел ли в виду Фарамон вопросительную интонацию или просто констатировал факт? Поскольку он был пророком, то, вполне вероятно, предвидел, что мне придется-таки сидеть здесь в его обществе, и потому мог и не задавать ненужного вопроса.
— Вы будете пить чай или предпочитаете кофе? — я взял на себя роль хозяина.
— Нет, — отозвался пророк. — Не пью жидкости. Опасно.
Я пожал плечами. Вполне возможно, что питье чего бы то ни было отрицательно сказывалось на метаболизме местной фауны, включая ее разумных представителей. Хотя и сомнительно. Я приготовил себе чай и, пригубив, понял, что совершил ошибку — это был настой из местных трав и высушенных листьев, обрывки которых плавали в чашке, будто мусор в сточной канаве. Вкус был соответствующим. Но, поскольку Фарамон прервал медитацию и принялся разглядывать меня с бесцеремонной откровенностью исследователя-натуралиста, я надел на лицо маску удовольствия и пил эту бурду, будто нектар с полей Леониды.
— Почему опасно пить жидкости? — спросил я, осушив чашку до дна.
— Мешает. Не могу. Только завтра.
Что — завтра? Завтра можно будет пить? Может, у него пост? Какой-то ритуальный праздник?
— Скажите, уважаемый Фарамон, вы можете мне сказать как можно более односложно, знаете ли вы, что произошло с Лучано Грапетти?
— Да, — не замедлил с ответом пророк. И добавил, чуть подумав: — Но нет.
Ответ, достойный Нострадамуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22