Возбужденный неожиданной схваткой и немного отдохнувший, я снова пустился в путь. Много, слишком много зависело от исхода моего похода, в котором я был одинок Повсюду в воздухе висела опасность, которую слишком поздно обнаружила растерзанная ласточка. Двигаясь бегом вдоль глубокого рва и выискивая, где бы через него переправиться, я услышал неподалеку неприятный шум, который, как я догадался, не предвещал мне ничего хорошего. Всего в двух полях отсюда проревел рог, раздался яростный собачий лай. Послышались неясные голоса, они все близились, пока не поднялись до возбужденного вопля. Я понял — они неслись по следу добычи, а какая тут еще могла быть добыча, как не я?
Действительно, это за мной неслась охота. В следующее мгновение я увидел, как в заросли просунулась голова огромного мастиффа, и бросился прочь. Не глядя ни на расстояние, ни на опасность, я прыгнул в сторону, на другой берег. Потерял равновесие, упал, тяжело перекатившись на бок. Мне казалось, будто я двигаюсь как в воде или во сне, так вялы были мои движения. Шатаясь, я поднялся на ноги и увидел собаку. За ней бежала еще одна и еще, прокладывая путь и плавно приближаясь ко мне через травянистые заросли громадными, длинными низкими прыжками.
Я рванулся через поросшие тростником кочки, проламываясь сквозь колючий кустарник, не обращая внимания на типы ежевики, терзавшие мои окровавленные бока, понесся по длинной тропинке, внезапно открывшейся передо мной в траве, бежал, думая лишь о том, как спастись от острых как ножи клыков, что с каждым мгновением становились все ближе. Тропинка внезапно вильнула, и я, завернув за поворот, чуть не поскользнулся, когда тонкий слой дерна поехал по скользкой грязи под ним. Восстановив равновесие, я очертя голову прыгнул вперед — и неуклюже полетел в реку, которая в этом месте омывала небольшой островок.
Переворачиваясь в воде, тщетно пытаясь поначалу прийти в себя и снова выбраться на берег, я уже не мог сказать, чего я боялся больше — утонуть или попасть в лапы преследователей. Страх охватил и поглотил меня, и, к стыду своему, должен я сказать, что все — Мэлгон Высокий, судьба Острова Могущества, даже ты, моя Гвенддидд, Звезда моя Утренняя и Вечерняя, — все улетучилось из моей головы, когда меня стремительно понесла река, то подбрасывая, то утягивая вниз.
Меня унесло этак на семь копейных бросков или больше, прежде чем я нашел укромное местечко. Поток ослабел там, где путь ему преградило поросшее тростником стоячее болото. Кроме тех мест, где оно лежало на поверхности смоляно-черными лужами, болото было незаметно. Вода просачивалась сквозь топь, ища в лежащей там неизвестности выхода наружу. Цапля сердито и неуклюже взлетела передо мной, когда я ломился сквозь трясину к единственному видимому убежищу. На низком зеленом холмике, встававшем из-за густых зарослей камыша, росли березы, и в эти заросли я пробирался до тех пор, пока мог.
Там я залег в высоких камышах, глотая воздух и дыша, как кузнечный мех, сердце мое билось громко, как молот по наковальне. Но по крайней мере сейчас я был в безопасности — хоть на какое-то время. Собравшись с мыслями, я понял, что понятия не имею, куда меня занесло мое бегство. Может, я повернул назад по своим следам, заблудился, и мне не хватит времени добраться до холмов до заката. Мне не слишком улыбалось провести ночь на болоте, да и времени, чтобы выполнить предназначенное, оставалось в обрез. И все же я не стал бы роптать, если бы мне удалось спастись от жестокой погони — и, похоже, удалось.
Но, о моя Гвенддидд, как часто и нежно утешала ты меня, когда это страшное мгновение снова вставало в моей памяти! Я лежал, завязнув в тростниках, в ушах отдавалось биение сердца и громкое дыхание ветра, и слышал я лишь треск, крики да лай собак повсюду вокруг меня! Резкие вопли неслись отовсюду, и мне в моем жалком потаенном укрытии казалось, что это корявый язык дикарей или речь расы более старшей, чем бритты, и все еще живущей в краях вроде этого, по которому я хотел пройти.
Что я мог сделать? Кроме маленькой березовой рощицы, здесь можно было бежать только в открытое болото. Там мои враги, несомненно, затравят меня. Мне оставалось только тихонько лежать и верить в то, что моя Утренняя Звезда хранит меня. Крики и треск приближались — люди ломали тростник, как я понимаю, копейными древками. Но потом шум несколько утих, отдалившись к березам Я закрыл глаза, и слабая надежда робко затеплилась в моем сердце.
В следующее мгновение прямо надо мной, как мне показалось, раздались яростный свист и треск. Я поднял взгляд и увидел, как тростники раздвинулись и на меня с ухмылками уставились трое. Острые наконечники их копий целились в меня, а прямо за ними слышались треск и прыжки собак, прибежавших на зов одного из охотников. Звуки рога и лай неслись отовсюду, когда все охотники и собаки столпились вокруг своей жертвы. После того как я ушел от стольких опасностей, меня в конце концов загнали в угол. Не лежать мне в зеленом холме, не поведает обо мне менестрель перед королями в чадном пиршественном зале. Мою плоть разорвут в кровавые клочья на поживу безродным псам дикарей, мои кости отмоет добела вода в бочаге.
И тут обуял меня гнев, жгучий и алый, прогнав страх и заставив броситься на врагов. Я почувствовал, как острия копий вонзаются в плоть, но толстая щетинистая шкура вепря уберегла меня от самого худшего. Я двигался довольно быстро, сшибив одного из нападавших плечом и втоптав другого в грязь у меня под ногами. Третий выхватил короткий меч и попытался решительно ткнуть меня в горло. Мне показалось, что этот удар задел меня, но я не остановился и внезапным движением распорол ему живот от паха до грудины. Я ясно видел, как он медленно падает, как его рвет черной кровью, как он тщетно пытается зажать мешанину внутренностей, вываливающихся из зияющей в животе раны.
Я бросился напролом сквозь заросли тростника, выдирая на каждом шагу ноги из тщетно цеплявшейся за них грязи. Когда я выбрался на поросший деревьями бугорок, две-три собаки — огромные, косматые, покрытые шрамами твари со слюнявыми красными пастями с яростью бросились на меня, чтобы вцепиться мне в загривок. Повернув прямо на них, я со злобой стал бить направо и налево. И такая сила была дана в тот миг моим плечам и мускулам, что я почувствовал, что мало кто может противостоять мне. Пронзенные моими клыками псы визжали и скулили, и когда третий пес бросился прямо мне в морду, разинув жадную пасть, я подбросил его так, что он перелетел высоко надо мной и тяжело грохнулся где-то позади. Он забил лапами в воздухе, пытаясь встать, но из его полного муки поскуливанья я понял, что он сломал спину.
На раздумья, однако, времени не было — позади чисто и громко протрубил рог, и со всех сторон послышались возбужденные крики и яростный лай. Мимо пролетели два-три копья, и я быстро, как мысль, понесся по траве вперед. Я сохранил достаточно разума, чтобы заметить, где впереди лежит темная полоса холмов, и направил свой бег к этому пристанищу. Страх и гнев несли меня как на крыльях, и ни заросли ежевики, ни ручьи не могли остановить моего отчаянного бега. Не скоро я осмелился замедлить свой бешеный бег, но в конце концов жуткие вопли озверевших людей и псов затихли вдалеке, и лишь случайный слабый звук рога сказал мне, что мои враги еще не оставили своего тщетного преследования.
Я остановился и огляделся по сторонам. Я бежал так быстро и неудержимо, что неожиданно для себя вдруг увидел, что нахожусь почти у цели. Далекий серый вал на горизонте стал высокими зелеными холмами, отвесно поднимавшимися над моей головой. Длинный широкий язык леса тянулся от их подножий прямо ко мне, и я легко протрусил через него. Вскоре я обнаружил, что нахожусь в тени у подножья холмов, поскольку солнце скрылось за их гребнями. Несмотря на мой бешеный бег и теплую толстую шкуру вепря, я ощутил внезапный холод, а вместе с ним — новый приступ страха. Это был, однако, не тот страх, что стянул мне нутро, когда на меня наткнулись охотники, а ледяное смятение духа, стылое и зловещее, как хватка незримого демона, который стискивает тебя ледяной своей рукой в полуночный час.
Я не затем пережил столько опасностей, чтобы поддаваться смутным страхам, какими бы зловещими они ни были. Надо мной изгибался крутой обрыв, словно зеленая морская волна. У подножья его лежало что-то маленькое, темное и квадратное. Приблизившись, я увидел, что это огромный красно-бурый камень, вросший в дерн. Он был мне по грудь, а в середине его была узкая щель. Вокруг него был круг срезанной травы, точно такой, какой оставляют люди Материнского Благословения на месте своих танцев.
Пока я стоял, гадая, в чем смысл этого одинокого камня, я заметил, что рядом с ним в землю был глубоко вонзен посох из ошкуренного тиса, а на посохе были начертаны руны. На счастье, нет более искушенного в чтении рун на всем Острове Придайн с его Тремя Близлежащими Островами, чем я, Мирддин маб Морврин. Не напрасно моя мать Керидвен собирала для своего Котла травы земли в определенный день и час и варила их год и один день, и из трех капель их отвара получил я при рождении мой разум.
Вот что прочел я на тисовом посохе:
«В сеть загоняет охотник свою добычу, и в путанице ее путь к смерти. Прямо копье, и согнут лук, и где же путь? По Каэр Гвидион поднимаются к Медведю, и все кружится вокруг Головы Брана. Огнем и водой укрощают клинок — поостерегись вступать в Дом Гофаннона и берегись оставаться там долго, о Черный Одержимый!»
Я усмехнулся, читая эти слова. Я не дам так просто перемудрить меня в магии и чародейской науке! Прыгая на одной ноге, прикрыв один глаз и пользуясь только одной рукой, я вошел в этот предел и начертал на обратной стороне тисового посоха такие руны:
«Что говорят мои руны, семью по семь поднимающихся по долине? Жена-колдунья тайно собрала салат у ручья, голова сельди была в гладком хвосте пятнистого лосося, и зуб лосося был в клыке вепря».
Затем я припал губами к отверстию в камне и издал глубокий громкий звук, что стоном пронесся над долиной, затихнув в лесу и слабо отдавшись во впадинах холмов. В ответ сразу же раздался раскат грома, и показалось мне, будто бы вслед за ним в серых небесах услышал я собачий визг, топот копыт и рев рогов, словно надо мной неслась охота. На миг тревога охватила меня, словно мое недавнее бегство в долине снова нахлынуло в память, но мешанина звуков быстро унеслась прочь. Теперь ничего не оставалось, кроме голого ступенчатого склона и порывистого блуждающего ветра, который сердито трепал мое хлопающее одеянье из шкуры вепря.
Без суеты (возможно, я боялся, что моя решимость растает, если я не стану действовать быстро) я начал подъем по высокому поросшему травой валу, что окружает запретный край Ллоэгр, Равнину Брана маб Иверидда. Склон был таким отвесным, что верхний край вала, казалось, нависает надо мной и я едва мог удерживаться, поднимаясь вверх. Трава на откосе была почти под корень объедена дикими козами, одна из которых с любопытством пялилась на меня, мучительно взбиравшегося наверх Словно рассерженный тем, что я нагло нарушил покой этого огромного убежища, с севера налетел сильный ветер и с яростью набросился на меня, завывая в моих ушах и бешено дергая мой плащ.
Некоторое время я так карабкался вверх, затем повернул, чтобы укрыться у одной из наклонных зеленых подпор выступавших немного выше по склону Там я и съежился, восстанавливая дыхание и поплотнее завернувшись в шкуру вепря. Подо мной расстилалась, исчезая в туманной дали равнина, так что из моего ненадежного убежища было просто невозможно определить, где именно произошло мое последнее приключение Широкий пояс лесов и вод отделял холмы от королевств бриттов вплоть до далекого севера. Это был пустынный край — разве что пару раз тонкий дымок выдавал места уединенных поселений диких ивисов среди болоту Далеко-далеко забрался я от гостеприимных пиршественных залов королей Кимри, и ныне стремился я к стране еще более далекой и холодной, чем любая, которая встречалась мне мокрой равниной на юг тянулась рваная завеса дождевых облаков, а надо мной на гребне тяжело висело кольцо тумана — словно друидическая дымка, заслоняя мне небо и явно предостерегая меня от дальнейшего необдуманного подъема. Немного посидев на корточках в раздумье, собираясь с духом, я посмотрел направо, где в долине с крутыми стенами, вырезанной в склоне, кувыркался сбитый с толку ветер. Пока я смотрел туда, туман раздался, и я увидел мельком чудо, о котором друиды, мудрые, говорят посвященным. По склону холма неслась легким галопом, вытянув в нетерпении шею, великолепная белоснежная кобылица. Вольно, без всадника, она мчалась вверх по холму с беспечным изяществом. И все же, хотя ее шаг был шире, чем холмы и долины, а ее длинные легкие ноги несли ее быстрее орла казалось мне, что она не удалялась от меня и не приближалась ко мне Привлеченный ее стремительной красотой и свободной силой я снова стал карабкаться наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115