После окончания службы для прихожан оставалось совершить ещё ряд церемоний, на которые допускались только посвящённые. Именно поэтому патриарх был в парадных одеждах.
Ламорик двинулся к патриарху, а сопровождающие остались ждать, разглядывая изразцы, украшавшие вход и поднимавшиеся к тёмным окнам. Дьюранд задумался. Он может молчать и дальше, но посмеет ли он тогда смотреть в глаза Ламорику?
Седобородый патриарх опустил руку на плечо Ламорику. Дьюранд обнаружил, что не знает, куда деть руки. Гутред с кислым выражением на лице посмотрел на Дьюранда, который наконец не выдержал и с раздражением произнёс:
— Господи, давненько я не бывал в подобном месте, — он поднял взгляд, устремив его туда, где колонны достигали теряющегося во мгле свода собора. В темноте плясали огоньки свечей, отражаясь в тысячах оконных стёкол.
Эйгрин фыркнул.
— Здесь ты можешь почувствовать Его, — сказал старый оруженосец. — Он смотрит на тебя. Смотрит и молчит. Совсем как мой отец. Глядит на тебя, глядит, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе надо делать.
Конзар что-то буркнул себе под нос.
— Мы в святом храме. Он древнее самого королевства, — промолвил Эйгрин.
Патриарх кинул в их сторону пронзительный, как у ястреба, взгляд.
— Ладно, всем — тихо, — пробормотал Конзар.
Дьюранд, снедаемый сомнениями, поднял взгляд вверх и замер. С одним из оконных стёкол было что-то не так — в нем не отражался свет. Казалось, за окном кто-то был.
Раздался стон, который донёсся не от окна, а откуда-то из-под свода собора. Звук повторился. В глубине нефа Ламорик преклонил колено.
В храме зазвонили колокола, словно предупреждая о чем-то, их печальный гул был похож на стенание. Зарычав, Дьюранд повернулся и бросился к открытой двери прочь из храма во тьму ночи. Соглядатай, должно быть, притаился за углом, прижавшись к окну. Дьюранд понимал, что наверняка опоздал, соглядатая, если он, конечно, был мастером своего дела, надо полагать, давно и след простыл.
И все же, выбежав во двор, в двадцати шагах от себя Дьюранд увидел фигуру в чёрной одежде, рукава которой, словно крылья, волочились по земле.
Чернец поднял палец, знаком показывая Дьюранду не поднимать шума. Дьюранд рванулся вперёд, но человечек бросился прочь и, нырнув во тьму, пропал из виду.
Гнаться было не за кем. Дьюранд остановился, оглядывая надгробия, деревья и видневшиеся вдалеке дома. До него донеслись звуки голосов и лязг извлекаемых из ножен мечей.
— Вон там! — закричал Гутред. За ним бежали Конзар и Эйгрин, устремившие взгляды в сторону крыши Святилища. Колокола замолчали.
— В чем дело? Здесь вообще кто-нибудь был? — подал голос Гутред.
Эйгрин приблизился к Дьюранду и окинув взглядом сад спросил:
— Что ты видел?
Дьюранд не знал, что ответить рыцарю. Что заставило чернеца очутиться здесь, у могилы Альвен? Что он делал в Акконеле? Дьюранд не мог врать, но что ему сказать, не навредив при этом себе?
— Увидел кого-то в темноте. Кто-то подглядывал.
Конзар подошёл к окну. Стекло в одной из оконных панелей отсутствовало.
— Я погнался за ним, — продолжил Дьюранд, — но ему удалось сбежать.
— Замечательно, теперь мы благодаря тебе мы гоняемся за привидениями. Так получается? — ехидно поинтересовался Гутред.
Из-за угла показался патриарх Оредгар, за которым следовал Ламорик.
— Тебе не почудилось, — патриарх обращался к Дьюранду. — Здесь было нечто, но оно скрылось во тьме. Это существо не было человеком, но храм охраняет сила патриархов древности, поэтому попасть внутрь ему было не под силу.
Дьюранд, Гутред и оба рыцаря глядели на улицы Акконеля. Никто не проронил ни слова.
— Мне хочется побыть с сестрой, — прервал молчание Ламорик.
Они ждали Ламорика в темноте храма, нервничая, словно солдаты, заплутавшие в землях врага. Человек не смеет обнажать оружие в храме под страхом навеки погубить свою душу, но все они держали руки на рукоятях мечей. Дьюранд сжимал клинок, размышляя над тем, что этими же пальцами он касался руки Альвен.
Пока они ждали, их одежда, намокшая под дождём, просохла.
В третьем часу ночи Ламорик закончил заупокойную молитву и медленно направился к ним. Дьюранд старался не смотреть ему в глаза.
— Вы, должно быть, хотите побыть с семьёй, — предположил Конзар.
— Мы отправляемся в Хайэйшес.
Конзар озадаченно почесал подбородок.
— Ваша светлость, но мы уже потеряли два дня. Чтобы добраться до Монервея, нам придётся преодолеть добрую половину проклятого Гесперанда.
— В таком случае, нам надо поторопиться!
Конзар внимательно посмотрел на Ламорика и кивнул:
— Слушаюсь, ваша светлость.
Глава 11
Снова в путь
Во дворе трактира царил гомон — там толпились люди и кони. Ламорик хотел отправиться в дорогу немедленно, но рыцари и оруженосцы едва стояли на ногах от усталости. Солнце уже почти достигло зенита, а они пока так и не выехали из Акконеля. Дьюранд забросил на коня седельные сумки и увидел как из дверей трактира вышел Ламорик, направившийся прямо к Гутреду.
— Куда подевались эти сукины дети? — мрачно спросил молодой лорд.
— Они ещё у цирюльника, — ответил Гутред. — Бейден не сможет сидеть в седле, покуда…
— Значит мы повезём его в телеге! — рявкнул Ламорик.
— Мы отыщем его, — сказал Дьюранд.
К нему повернулся Гутред и прорычал:
— Найди тачку. Шевелись, это ведь ты ему локтем зубы выбил.
Вдвоём они бросились по улице Соломенной к рыночной площади. Колёса пустой тачки, которую толкал перед собой Дьюранд, грохотали по булыжной мостовой, словно походные барабаны. По улице мимо лавок спешили по своим делам люди. Рыцарей нигде не было видно.
— Черт, они должны быть где-то здесь, — задыхаясь, сказал Гутред.
Дьюранд оглядел палатки и увидел двух воинов, двигающихся нетвёрдой походкой по направлению к боковой улице. Один из них был одноглазым.
— Вон они!
Гутред сорвался с места, энергично перебирая кривыми ногами. Расталкивая прохожих и перепрыгивая через кучи мусора, старый оруженосец и Дьюранд кинулись к рыцарям. Через несколько мгновений Гутред ухватил Берхарда за рукав. Одноглазый рыцарь прижал к стене ничего не соображающего Бейдена, раскачивавшегося из стороны в сторону так, словно рыжеволосый воин был мертвецки пьян.
— Лорд Берхард, вы закончили?
— Видели бы вы нашего Бейдена, — расплылся в улыбке бородач.
Бейден, словно услышав, что говорят о нем, закатил глаза и осел на землю. Его рубаха спереди была перемазана кровью.
— Нам надо поскорей возвращаться. Мы теряем время, а до Хайэйшес путь не близкий, — сказал Гутред.
— Хорошо, — кивнул Берхард, — давайте положим его в тачку.
Дьюранд подхватил Бейдена под руки, и через мгновение все было готово. Вздохнув, Дьюранд взялся за ручки.
— Да, парень, жаль, что тебя с нами не было, — рассмеялся Берхард, потрепав Дьюранда по плечу.
Бейден, выглянувший из тачки, был красен как рак. Впрочем, он заслужил подобное унижение. Дьюранд тронулся с места, стараясь идти как можно быстрее.
— Короче, открывает цирюльник ему рот, и что бы вы думали? Тут же говорит, что с радостью выдернул бы ему семь зубов. Не один. Не два. Целых семь, — Берхард сунул в рот палец. — Вше ш этой штороны, — он с явным удовольствием извлёк палец изо рта, — по пенни за зуб.
— Платить цирюльнику зубами… — с отвращением покачал головой старый оруженосец.
— Друг мой, считай он дёшево отделался, — ответил Берхард. — Вам, например, повезло, что у вас оба глаза на месте. Ведь когда спишь, всегда приходится держать один глаз открытым. Если вы, конечно, хотите встретить рассвет живыми и в добром здравии.
Дьюранд, чьё внимание было сосредоточено на тачке, криво улыбнулся рыцарю. Бейден весил немало, а тачка, будто живая, моталась из стороны в сторону, норовя попасть колёсами в каждую яму и колдобину на дороге.
— Значит так, завожу я Бейдена в маленькую палатку, — Берхард махнул рукой в сторону рыночной площади. — Зашли мы туда, а там ничего нет — только два стула и коробка с инструментами. Бейден старается раскрыть рот пошире, но толку с того — меж его зубов и кончик кинжала не просунешь. Зубодёр, нежненько так, кладёт руки ему на лицо… Бейден этого даже не заметил, и тут цирюльник как рванёт, — они миновали арку, отозвавшуюся гулким эхом на смех Берхарда.
— Бейден так дёрнулся назад, что я уж думал, он себе шею сломает, но ему повезло — он с вечера не просыхал, а пьяниц Всевышний бережёт.
У Дьюранда в спине отчаянно засвербело, но времени, чтобы остановиться и почесаться не было.
— Мы поднимаем Бейдена на ноги, и когда до него доходит, что происходит, он нас начинает гнать от себя. Он, мол, не хочет, чтобы его считали трусом, держать его не надо. После этого он сам садится на стул. Никакой помощи ему не надо. Но пальцами он вцепился в собственные коленки крепко — не оторвать. Зубодёр открывает рот несчастного и, Всевышний, на глазах Бейдена наворачиваются слезы. Но он сдерживает их, мужчины не плачут. Мол, пусть ублюдок-цирюльник тешится вволю.
Дьюранд налетел тачкой на телегу и чуть не упал.
— Начинается осмотр, — продолжил Берхард. — Зубодёр берет в руки иголку, это я её так называю, хотя та иголка больше походила на шило, да и конец её был затуплен. Принимает боевую стойку. Бейден как глаза зажмурил, так и не открывает их. Цирюльник начинает ковыряться у Бейдена во рту и определяет по фырканью да сопению бедняги, здоровый он зуб своим шилом зацепил или больной.
Гутред выругался. Плечи и руки Дьюранда страшно ныли и горели огнём.
— И вдруг, — Берхард хлопнул в ладоши. — Зубодёр начал травить байки. Не знаю, что творилось у него в башке. По мне, чем быстрее закончишь, тем лучше. Но этот начинает: «Знавал я одного цирюльника в Эльдиноре, и пришла к нему однажды девушка. Зуб у бедняжки был гнилой — нечего сластей столько трескать. Он ей объяснил, что ничего страшного ей не грозит, что он всего-навсего тот зуб выдернет. Ну он полез ей в рот, тянет, тянет. Он в одну сторону, девка в другую. И неожиданно зуб выскочил. Цирюльник полетел вверх тормашками в одну сторону, девка в другую, юбки у неё задрались… Цирюльник поднимается на ноги, кидает взгляд на её задницу, девка ревёт белугой, и тут он замечает, что у него вся рука в крови. Понятное дело, он к крови привык — зубодёр как никак. Он присматривается внимательнее и видит, что у него из пальца точит что-то белое…»
Дьюранд содрогнулся.
— А теперь внимание. Вы, надеюсь, не забыли, что цирюльник рассказывает эту историю, а Бейден слушает. Я вижу, как лицо бедолаги заливает пот. Он тихонько убирает руки с коленей и тянется ими вверх к воротнику цирюльника. Когда тот доходит в своём рассказе до самого интересного места, Бейден резко дёргает цирюльника за воротник и открывает глаза. Видели бы вы, как Бейден на него посмотрел, — Берхард приложил руку к сердцу. — Отродясь такого взгляда такого не видывал. Зубодёр глаза выкатил и хрипит. Когда Бейден его отпустил, цирюльник больше не проронил ни слова. Он словно засунул все свои байки про зубы мудрости, сломанные челюсти, ржавые щипцы в шкатулку, запер её на замок и бросил в глубокую реку. Даже настойку какую-то приволок. То ли на маке, то ли на плюще, а может быть, вообще на мандрагоре. Потом зубодёр снова взялся за работу, и, что греха таить, дело своё он знал. Не скажу, что Бейден и дальше вёл себя паинькой. Согласитесь, не так-то просто усидеть на месте, когда у тебя выдирают зубы.
Из тачки донёсся стон, оборвавший весёлый смех Берхарда. Наконец показался трактир, располагавшийся на вершине небольшого пологого холма. Дьюранд, сжав зубы, налёг на тачку, и через несколько мгновений они уже стояли у дверей.
— Будет здоров как бык, — кивнул Берхард на тачку. — Когда он придёт в себя, зубодёр велел прополоскать рот мальвазией и рассолом, чтобы отогнать зло.
— Духи вечно слетаются на кровь, но они любят вино или солоноватую воду, — кивнул Дьюранд.
У дверей трактира ждал сэр Эйгрин.
— Лучше бы ему подумать о Всевышнем, — промолвил он. — Впрочем, Бейден — это Бейден.
К ним подошёл Конзар.
— Черт, в повозку его, — приказал он, посмотрев на Бейдена. — Ламорик уже отправился в путь.
Через полчаса кортеж Ламорика выехал из Закатных врат, и, проскакав по Западному мосту, направился прочь от Акконеля. Дьюранд, поглаживая рукоять меча, размышлял над тем, что дорога в Монервей пролегает по владениям герцога Ирлакского. Прошлой ночью он внимательно осмотрел подаренный ему меч — на лезвии клинка, уже побывавшего в битвах, почти не было заусенцев. Меч, не новый, но и не старый, благодаря металлической насадке на рукояти, был очень хорошо сбалансирован.
Сначала они поехали по Ферангорскому тракту, а потом Конзар повёл кортеж на северо-запад, избегая многочисленных дорог, сворачивающих к столице Ирлака. Дьюранду мерещилось, что в каждой деревне, в каждом селе, которые они проезжали, прячутся люди Гоула, готовые в любой момент выскочить из засады и напасть на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Ламорик двинулся к патриарху, а сопровождающие остались ждать, разглядывая изразцы, украшавшие вход и поднимавшиеся к тёмным окнам. Дьюранд задумался. Он может молчать и дальше, но посмеет ли он тогда смотреть в глаза Ламорику?
Седобородый патриарх опустил руку на плечо Ламорику. Дьюранд обнаружил, что не знает, куда деть руки. Гутред с кислым выражением на лице посмотрел на Дьюранда, который наконец не выдержал и с раздражением произнёс:
— Господи, давненько я не бывал в подобном месте, — он поднял взгляд, устремив его туда, где колонны достигали теряющегося во мгле свода собора. В темноте плясали огоньки свечей, отражаясь в тысячах оконных стёкол.
Эйгрин фыркнул.
— Здесь ты можешь почувствовать Его, — сказал старый оруженосец. — Он смотрит на тебя. Смотрит и молчит. Совсем как мой отец. Глядит на тебя, глядит, а потом ты вдруг понимаешь, что тебе надо делать.
Конзар что-то буркнул себе под нос.
— Мы в святом храме. Он древнее самого королевства, — промолвил Эйгрин.
Патриарх кинул в их сторону пронзительный, как у ястреба, взгляд.
— Ладно, всем — тихо, — пробормотал Конзар.
Дьюранд, снедаемый сомнениями, поднял взгляд вверх и замер. С одним из оконных стёкол было что-то не так — в нем не отражался свет. Казалось, за окном кто-то был.
Раздался стон, который донёсся не от окна, а откуда-то из-под свода собора. Звук повторился. В глубине нефа Ламорик преклонил колено.
В храме зазвонили колокола, словно предупреждая о чем-то, их печальный гул был похож на стенание. Зарычав, Дьюранд повернулся и бросился к открытой двери прочь из храма во тьму ночи. Соглядатай, должно быть, притаился за углом, прижавшись к окну. Дьюранд понимал, что наверняка опоздал, соглядатая, если он, конечно, был мастером своего дела, надо полагать, давно и след простыл.
И все же, выбежав во двор, в двадцати шагах от себя Дьюранд увидел фигуру в чёрной одежде, рукава которой, словно крылья, волочились по земле.
Чернец поднял палец, знаком показывая Дьюранду не поднимать шума. Дьюранд рванулся вперёд, но человечек бросился прочь и, нырнув во тьму, пропал из виду.
Гнаться было не за кем. Дьюранд остановился, оглядывая надгробия, деревья и видневшиеся вдалеке дома. До него донеслись звуки голосов и лязг извлекаемых из ножен мечей.
— Вон там! — закричал Гутред. За ним бежали Конзар и Эйгрин, устремившие взгляды в сторону крыши Святилища. Колокола замолчали.
— В чем дело? Здесь вообще кто-нибудь был? — подал голос Гутред.
Эйгрин приблизился к Дьюранду и окинув взглядом сад спросил:
— Что ты видел?
Дьюранд не знал, что ответить рыцарю. Что заставило чернеца очутиться здесь, у могилы Альвен? Что он делал в Акконеле? Дьюранд не мог врать, но что ему сказать, не навредив при этом себе?
— Увидел кого-то в темноте. Кто-то подглядывал.
Конзар подошёл к окну. Стекло в одной из оконных панелей отсутствовало.
— Я погнался за ним, — продолжил Дьюранд, — но ему удалось сбежать.
— Замечательно, теперь мы благодаря тебе мы гоняемся за привидениями. Так получается? — ехидно поинтересовался Гутред.
Из-за угла показался патриарх Оредгар, за которым следовал Ламорик.
— Тебе не почудилось, — патриарх обращался к Дьюранду. — Здесь было нечто, но оно скрылось во тьме. Это существо не было человеком, но храм охраняет сила патриархов древности, поэтому попасть внутрь ему было не под силу.
Дьюранд, Гутред и оба рыцаря глядели на улицы Акконеля. Никто не проронил ни слова.
— Мне хочется побыть с сестрой, — прервал молчание Ламорик.
Они ждали Ламорика в темноте храма, нервничая, словно солдаты, заплутавшие в землях врага. Человек не смеет обнажать оружие в храме под страхом навеки погубить свою душу, но все они держали руки на рукоятях мечей. Дьюранд сжимал клинок, размышляя над тем, что этими же пальцами он касался руки Альвен.
Пока они ждали, их одежда, намокшая под дождём, просохла.
В третьем часу ночи Ламорик закончил заупокойную молитву и медленно направился к ним. Дьюранд старался не смотреть ему в глаза.
— Вы, должно быть, хотите побыть с семьёй, — предположил Конзар.
— Мы отправляемся в Хайэйшес.
Конзар озадаченно почесал подбородок.
— Ваша светлость, но мы уже потеряли два дня. Чтобы добраться до Монервея, нам придётся преодолеть добрую половину проклятого Гесперанда.
— В таком случае, нам надо поторопиться!
Конзар внимательно посмотрел на Ламорика и кивнул:
— Слушаюсь, ваша светлость.
Глава 11
Снова в путь
Во дворе трактира царил гомон — там толпились люди и кони. Ламорик хотел отправиться в дорогу немедленно, но рыцари и оруженосцы едва стояли на ногах от усталости. Солнце уже почти достигло зенита, а они пока так и не выехали из Акконеля. Дьюранд забросил на коня седельные сумки и увидел как из дверей трактира вышел Ламорик, направившийся прямо к Гутреду.
— Куда подевались эти сукины дети? — мрачно спросил молодой лорд.
— Они ещё у цирюльника, — ответил Гутред. — Бейден не сможет сидеть в седле, покуда…
— Значит мы повезём его в телеге! — рявкнул Ламорик.
— Мы отыщем его, — сказал Дьюранд.
К нему повернулся Гутред и прорычал:
— Найди тачку. Шевелись, это ведь ты ему локтем зубы выбил.
Вдвоём они бросились по улице Соломенной к рыночной площади. Колёса пустой тачки, которую толкал перед собой Дьюранд, грохотали по булыжной мостовой, словно походные барабаны. По улице мимо лавок спешили по своим делам люди. Рыцарей нигде не было видно.
— Черт, они должны быть где-то здесь, — задыхаясь, сказал Гутред.
Дьюранд оглядел палатки и увидел двух воинов, двигающихся нетвёрдой походкой по направлению к боковой улице. Один из них был одноглазым.
— Вон они!
Гутред сорвался с места, энергично перебирая кривыми ногами. Расталкивая прохожих и перепрыгивая через кучи мусора, старый оруженосец и Дьюранд кинулись к рыцарям. Через несколько мгновений Гутред ухватил Берхарда за рукав. Одноглазый рыцарь прижал к стене ничего не соображающего Бейдена, раскачивавшегося из стороны в сторону так, словно рыжеволосый воин был мертвецки пьян.
— Лорд Берхард, вы закончили?
— Видели бы вы нашего Бейдена, — расплылся в улыбке бородач.
Бейден, словно услышав, что говорят о нем, закатил глаза и осел на землю. Его рубаха спереди была перемазана кровью.
— Нам надо поскорей возвращаться. Мы теряем время, а до Хайэйшес путь не близкий, — сказал Гутред.
— Хорошо, — кивнул Берхард, — давайте положим его в тачку.
Дьюранд подхватил Бейдена под руки, и через мгновение все было готово. Вздохнув, Дьюранд взялся за ручки.
— Да, парень, жаль, что тебя с нами не было, — рассмеялся Берхард, потрепав Дьюранда по плечу.
Бейден, выглянувший из тачки, был красен как рак. Впрочем, он заслужил подобное унижение. Дьюранд тронулся с места, стараясь идти как можно быстрее.
— Короче, открывает цирюльник ему рот, и что бы вы думали? Тут же говорит, что с радостью выдернул бы ему семь зубов. Не один. Не два. Целых семь, — Берхард сунул в рот палец. — Вше ш этой штороны, — он с явным удовольствием извлёк палец изо рта, — по пенни за зуб.
— Платить цирюльнику зубами… — с отвращением покачал головой старый оруженосец.
— Друг мой, считай он дёшево отделался, — ответил Берхард. — Вам, например, повезло, что у вас оба глаза на месте. Ведь когда спишь, всегда приходится держать один глаз открытым. Если вы, конечно, хотите встретить рассвет живыми и в добром здравии.
Дьюранд, чьё внимание было сосредоточено на тачке, криво улыбнулся рыцарю. Бейден весил немало, а тачка, будто живая, моталась из стороны в сторону, норовя попасть колёсами в каждую яму и колдобину на дороге.
— Значит так, завожу я Бейдена в маленькую палатку, — Берхард махнул рукой в сторону рыночной площади. — Зашли мы туда, а там ничего нет — только два стула и коробка с инструментами. Бейден старается раскрыть рот пошире, но толку с того — меж его зубов и кончик кинжала не просунешь. Зубодёр, нежненько так, кладёт руки ему на лицо… Бейден этого даже не заметил, и тут цирюльник как рванёт, — они миновали арку, отозвавшуюся гулким эхом на смех Берхарда.
— Бейден так дёрнулся назад, что я уж думал, он себе шею сломает, но ему повезло — он с вечера не просыхал, а пьяниц Всевышний бережёт.
У Дьюранда в спине отчаянно засвербело, но времени, чтобы остановиться и почесаться не было.
— Мы поднимаем Бейдена на ноги, и когда до него доходит, что происходит, он нас начинает гнать от себя. Он, мол, не хочет, чтобы его считали трусом, держать его не надо. После этого он сам садится на стул. Никакой помощи ему не надо. Но пальцами он вцепился в собственные коленки крепко — не оторвать. Зубодёр открывает рот несчастного и, Всевышний, на глазах Бейдена наворачиваются слезы. Но он сдерживает их, мужчины не плачут. Мол, пусть ублюдок-цирюльник тешится вволю.
Дьюранд налетел тачкой на телегу и чуть не упал.
— Начинается осмотр, — продолжил Берхард. — Зубодёр берет в руки иголку, это я её так называю, хотя та иголка больше походила на шило, да и конец её был затуплен. Принимает боевую стойку. Бейден как глаза зажмурил, так и не открывает их. Цирюльник начинает ковыряться у Бейдена во рту и определяет по фырканью да сопению бедняги, здоровый он зуб своим шилом зацепил или больной.
Гутред выругался. Плечи и руки Дьюранда страшно ныли и горели огнём.
— И вдруг, — Берхард хлопнул в ладоши. — Зубодёр начал травить байки. Не знаю, что творилось у него в башке. По мне, чем быстрее закончишь, тем лучше. Но этот начинает: «Знавал я одного цирюльника в Эльдиноре, и пришла к нему однажды девушка. Зуб у бедняжки был гнилой — нечего сластей столько трескать. Он ей объяснил, что ничего страшного ей не грозит, что он всего-навсего тот зуб выдернет. Ну он полез ей в рот, тянет, тянет. Он в одну сторону, девка в другую. И неожиданно зуб выскочил. Цирюльник полетел вверх тормашками в одну сторону, девка в другую, юбки у неё задрались… Цирюльник поднимается на ноги, кидает взгляд на её задницу, девка ревёт белугой, и тут он замечает, что у него вся рука в крови. Понятное дело, он к крови привык — зубодёр как никак. Он присматривается внимательнее и видит, что у него из пальца точит что-то белое…»
Дьюранд содрогнулся.
— А теперь внимание. Вы, надеюсь, не забыли, что цирюльник рассказывает эту историю, а Бейден слушает. Я вижу, как лицо бедолаги заливает пот. Он тихонько убирает руки с коленей и тянется ими вверх к воротнику цирюльника. Когда тот доходит в своём рассказе до самого интересного места, Бейден резко дёргает цирюльника за воротник и открывает глаза. Видели бы вы, как Бейден на него посмотрел, — Берхард приложил руку к сердцу. — Отродясь такого взгляда такого не видывал. Зубодёр глаза выкатил и хрипит. Когда Бейден его отпустил, цирюльник больше не проронил ни слова. Он словно засунул все свои байки про зубы мудрости, сломанные челюсти, ржавые щипцы в шкатулку, запер её на замок и бросил в глубокую реку. Даже настойку какую-то приволок. То ли на маке, то ли на плюще, а может быть, вообще на мандрагоре. Потом зубодёр снова взялся за работу, и, что греха таить, дело своё он знал. Не скажу, что Бейден и дальше вёл себя паинькой. Согласитесь, не так-то просто усидеть на месте, когда у тебя выдирают зубы.
Из тачки донёсся стон, оборвавший весёлый смех Берхарда. Наконец показался трактир, располагавшийся на вершине небольшого пологого холма. Дьюранд, сжав зубы, налёг на тачку, и через несколько мгновений они уже стояли у дверей.
— Будет здоров как бык, — кивнул Берхард на тачку. — Когда он придёт в себя, зубодёр велел прополоскать рот мальвазией и рассолом, чтобы отогнать зло.
— Духи вечно слетаются на кровь, но они любят вино или солоноватую воду, — кивнул Дьюранд.
У дверей трактира ждал сэр Эйгрин.
— Лучше бы ему подумать о Всевышнем, — промолвил он. — Впрочем, Бейден — это Бейден.
К ним подошёл Конзар.
— Черт, в повозку его, — приказал он, посмотрев на Бейдена. — Ламорик уже отправился в путь.
Через полчаса кортеж Ламорика выехал из Закатных врат, и, проскакав по Западному мосту, направился прочь от Акконеля. Дьюранд, поглаживая рукоять меча, размышлял над тем, что дорога в Монервей пролегает по владениям герцога Ирлакского. Прошлой ночью он внимательно осмотрел подаренный ему меч — на лезвии клинка, уже побывавшего в битвах, почти не было заусенцев. Меч, не новый, но и не старый, благодаря металлической насадке на рукояти, был очень хорошо сбалансирован.
Сначала они поехали по Ферангорскому тракту, а потом Конзар повёл кортеж на северо-запад, избегая многочисленных дорог, сворачивающих к столице Ирлака. Дьюранду мерещилось, что в каждой деревне, в каждом селе, которые они проезжали, прячутся люди Гоула, готовые в любой момент выскочить из засады и напасть на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69