Ну как она найдет Калума, когда кто-то в голове пытается объяснить ей, как раскрашивать карту? Где-то за правым виском, и внизу, шла настоящая лекция по географии… нет, это не география… в голове проскальзывали странные, полузнакомые словечки: «Конъектура… лемма… простая замкнутая кривая…»
«Ну надо же!»
— По-моему, — проговорила она раздумчиво, — Калум сидит в крайней камере справа.
Пилот был так поглощен диаграммами, которые чертил на стене пальцем, что Акорне пришлось добрую минуту шипеть сквозь зубы, покуда Калум не заметил. И даже тогда он не обернулся.
— Погодите, я думаю, — отмахнулся он рассеянно, и только потом взвился, так поспешно вскинув голову, что едва не потерял равновесия. — Акорна? Что за…
— Мы тебя спасаем, — терпеливо объяснила девушка.
— Кто это «мы»? И у вас не найдется, куда записать мои выводы? Не хотелось бы их потерять, а чертить схемы на запотевшей стене, знаешь…
— Чтоб десять тысяч бесов побрали твои диаграммы и утопили в навозных ямах Шеола! — выпалила Акорна, немного подправив по ситуации любимое проклятье Рафика. — Хочешь тут сидеть, пока тебя пытками не заставят активировать компьютер «Акадецки»? Или все же оставишь свою математику на пару минут, чтобы влезть по канату?
Калум с сомнением глянул на тонкий тросик, потом — на узкий зев вентиляционной трубы, откуда доносился шепот Акорны, и наконец, с сожалением — на еле видные чертежи на стене.
— Да ну, — пробормотал он, — потом все докажу заново.
Пропихнуться в отверстие широкоплечему горняку оказалось куда сложнее, чем тощему Хоа или Акорне. Когда пилот, казалось, застрял напрочь, Маркель решил воодушевить его перечислением излюбленных паломелльских пыток. В завершение тирады он предположил, что, если пилот действительно не может пропихнуть плечи в трубу, то пятки его болтаются, без сомнения, на самой что ни на есть удобной высоте.
— А Нуэва Фаллона, — добавил он, — любит играть со спичками.
Последним судорожным усилием Калум протолкнул вперед сначала одно плечо, за ним — другое, и вполз в вентиляционную трубу, не выпуская из рук тросика.
— Да ну, — прохрипел он, когда Акорна принялась причитать над его рассаженными плечами, — это только шкура, до свадьбы заживет.
Они вернули на место решетку и двинуться обратно, за доктором Хоа. Ученого неудержимо трясло после всего пережитого.
— Я мирный человек, — шептал он, будто извиняясь. — Я всего лишь ученый… и я пытался бежать от подобных негодяев… только чтобы оказаться у них в руках вместе с вами…
Акорна мимолетно коснулась рогом его щеки, и судороги стихли. К концу пути им, впрочем, пришлось обвязать Хоа тросом — Акорна тянула его за собой, в то время, как Маркель подталкивал, помогая одолевать стыки и фартуки, сочленявшие километры и километры труб и коробов. Когда они добрались до убежища Маркеля, юноша тут же сунул в ухо динамик подслушивателя, а Акорну жестами попросил устроить доктора Хоа поудобнее в куче одежды и самогреющих одеял.
Девушка только рада была помочь, а заодно — исцелить раны ученого. Судя по всему, его жестоко избивали еще до того, как паломелльцы взялись планомерно увечить его руки, и, по совести сказать, Акорна не винила его за то, что Хоа не сумел сохранить в тайне свое открытие, равно как и в том, что хань-киянец поддался отчаянию и страху. По мере того, как целительный рог заживлял его раны, Хоа озирался все спокойней и сдержаннее, а, когда Акорна завершила свой труд, поймал ее за руку. Глаза его сияли любопытством и умом.
— Ци-линь ? — спросил он так тихо, что Маркель, подслушивавший переговоры по внутрикорабельной сети, не мог его услышать.
Девушка с улыбкой приложила палец к губам, как это делал ее юный проводник.
Хоа прикрыл на миг веки, показывая, что понял, потом коснулся подживающим кончиком хрупкого пальца сначала своих губ, потом — ее. Акорна подала ему флягу с водой, отделив одну от целой грозди развешанных по стене. Хотя ученый вцепился во флягу, как и можно было ожидать от томимого жаждой, девушке не пришлось напоминать ему, что пить следует мелкими, нечастыми глотками, заново приучая тело к влаге.
Маркель, склонив голову к динамику, ухмылялся до ушей. Время от времени он шепотом пересказывал услышанное, потом отвлекался снова:
— Вначале они увидали, что пропал Хоа, и проверили остальные камеры. Как они с Калумом удрали — никто понятия не имеет, но все спорят так бурно, что в твою, Акорна, камеру, еще никто не заглядывал. Вот и славно. Будет время поду…
Юноша замолк, прижимая динамик к уху и раздраженно помаргивая, потом расслабился и вновь улыбнулся.
— Мне надо кое с кем встретиться, — объявил он, аккуратно убирая подслушиватель в футляр. — И срочно. А вы сидите тут и не шумите, — тихонько бросил он Акорне с Калумом, потом глянул на доктора Хоа, пожал плечами и уполз по трубе прочь, быстро и ловко, как ползет паук по своей паутинке.
Акорна сообразила, что ученый спит, обеими руками бережно прижав в груди флягу. Девушка вспомнила вздутые, обезображенные суставы, клочья обгорелой, кровоточащей кожи — ужасающее зрелище, стертое ее целительным касанием, — и, вздрогнув, постаралась изгнать мысль о той намеренной жестокости, с какой наносились эти увечья.
— Не нравится мне это, — пробормотал Калум. — Насколько мы можем доверять этому мальчишке?
Акорна холодно глянула на него.
— Для начала, он только что спас нас обоих из плена, а тебя — еще и от пыток. Плюс к тому его отец погиб во время переворота, который устроили на корабле эти негодяи…
— Это он так говорит. Откуда нам знать, что он не врет?
— Ну, мы же на свободе, так?
— Да ну? — Калум попытался расправить плечи, но уперся локтями в стенки трубы.
— Зараза! — воскликнула Акорна. — Ну почему мне в голову не пришло попросить Маркеля отправить весточку или в федерацию Шенджеми, или на Маганос… а еще лучше — две сразу?
Что такого мог услыхать Маркель среди переговоров по внутренней сети, что вызвало у него сначала ярость, а потом — веселье, попыталась догадаться Акорна, но не смогла. Покуда шло время, девушка решила подкрепиться. Бережно глотнув воды, она сжевала морковку — настолько тихо, насколько вообще можно хрустеть морковкой. Испугавшись шума, девушка заставила себя проглотить полупережеванные кусочки, и снова принялась вслушиваться в тишину.
После бесконечно долгого ожидания по трубам донесся слабый шорох. Но похоже было, что приближается кто-то крупный и рослый — на осторожную, торопливую поступь Маркеля это было совсем не похоже. Акорна торопливо накрыла доктора Хоа одеялом, надеясь хоть так уберечь его от тех, кто наткнулся на убежище беглецов, и испуганно обернулась к Калуму. Пилот успокоительно взял ее за руку — во всяком случае, девушке хотелось надеяться, что он успокаивает ее .
Острый слух позволил Акорне прежде Калума уловить, что к ним приближаются двое, второй — массивней первого.
— Все в порядке, — шепнула она старшему товарищу. — Это Маркель кого-то привел.
— Этого, — просипел в ответ Калум, — я и боялся.
— Акорна?
Девушка подняла взгляд. Рослый мужчина за спиной Маркеля показался ей смутно знакомым, и в то же время узор его мыслей был для нее совершенно новым… Акорна была совершенно уверена, что никогда прежде не сталкивалась с этим человеком, и в то же время черты его были ей откуда-то известны.
Незнакомец же, увидав ее, едва не подавился. Шумно сглотнув, он ткнул в девушку пальцем. Маркель покосился на него, потом — на Акорну, и тоже подавился.
— Зараза, — выпалила девушка в полный голос.
В судорожной попытке спрятать доктора Хоа она потеряла шляпку, скрывавшую рог.
Калум захихикал. Да что с ним такое? Минуту назад он полагал, будто Маркель спит и видит, как их предать, а теперь веселится оттого, что ее рог виден всем и каждому?
— Все в порядке, девочка, — проговорил пилот. — И Маркелю можно доверять, раз он связался с этим космическим тунеядцем.
Незнакомец, которого привел Маркель, только фыркнул.
— Мне следовало догадаться, Калум. Тебя же хлебом не корми — дай в беду влезть. А вот чем ты думал, когда малышку Акорну за собой потащил?
Девушка изумленно охнула.
— Нет, — мужчина повернулся к ней, — вы меня не знаете. А вот я о вас очень даже наслышан.
— А?
— Гилл мне все ваши голоснимки посылал, пока мы не потеряли друг друга из виду. Даже этот умник, — он мотнул подбородком в сторону Калума, — упоминал… когда вообще брал на себя труд письмо отправить.
— Не может быть, чтобы?..
— Джонни Грин — вполне к вашим услугам, сударыня.
Акорна облегченно вздохнула.
— Ну конечно! Гилл держит ваш снимок в кабинете, но…
Человек на голографии был молод и бесшабашно-весел. Черты лица того, кто стоял перед девушкой вживе, расчертили морщинами забота и опаска — оставившие свое клеймо на всех, кто пережил переворот Нуэвы Фаллоны.
— Мог бы сказать, — обрушилась она на Калума.
— Когда? — оправдывался пилот. — Я же не знал, что он сюда заявится!..
Маркель встревоженно оглянулся.
— А куда вы подевали доктора Хоа?
Вместо ответа Акорна приподняла, потянувшись, уголок одеяла. Изможденный хань-киянец сладко дремал, едва заметно улыбаясь во сне.
— Просто камень с души! — воскликнул Джонни, увидав ученого. — Не знаю, как тебе это удалось, Маркель…
— С большой осторожностью, — ответил юноша, небрежно опершись о колени. Выглядел он совершенно спокойным и очень, очень довольным собой. — Вытащил через вентиляционные люки. Если снять решетки, то наискось можно пропихнуться. Только вот этому здоровяку, — он подбородком указал на Калума, — пришлось пособить. — Приглядевшись, юноша нахмурился. — Эй, а почему кровь не льется? Зуб даю, вы изрядно ободрали плечи!
— О, это… — начал было Калум, и осекся, заметив, что Акорна предупреждающе качает головой. Не то, чтобы она не доверяла Маркелю, но на юношу и так свалилось уже слишком много. А если что-то пойдет не так… нет, об этом она отказывалась думать. У нее хватит времени, чтобы рассказать все о своем неповторимом целительском даре, если — нет, когда они выберутся отсюда! — …Это сущая ерунда, — поправился Калум. — Из мухи слона раздули. Правда, я, когда лез, думал, что половину шкуры там оставлю!
— Маркель, — торопливо вмешалась Акорна, — ты можешь не только подслушивать разговоры в сети, но и отправлять сообщения? Мы должны сообщить федерации Шенджеми о том, что случилось на Рушиме — и запросить Маганос о помощи!
— Может быть… — сознался Маркель. — Но тут придется доить главную силовую жилу, чтобы запитать передатчик, и кто-то может заметить пик разбора. Дай проверю, кто там на вахте…
Он снова запихнул в ухо динамик, прислушался. Глаза его вспыхнули, словно у мальчишки, замыслившего большую шкоду.
— О-ох, как Нуэва бесится! — пробормотал он. — Всем головомойку устроила, грозит следующего недоумка, кто упустит пленников, шлюзануть… говорит, «Их», — Маркель ткнул себя пальцем в грудь, — «надо отыскать». Ого! — Он дернулся, потом обмяк, и взгляд его потух. — Сенграт только что сообразил, что меня во время переворота так и не нашли… а Шимена ему напомнила, что я лучше всех на корабле разбираюсь в трубах и шахтах. — То, с каким упором он произнес последнее имя, подсказало Акорне, что юношу что-то связывало с этой Шименой… прежде. — Они правда на стороне Нуэвы, — прошептал он. — Не просто примазываются, чтобы спасти свои шкуры. Даже Шимена… А ведь она мне нравилась. Не понимаю таких людей.
— Я тоже, — утешила его Акорна.
— Вы двое, конечно, — сама святая невинность, — перебил Джонни, — но мне лично куда интереснее, что они собираются делать по этому поводу, и как Маркель собирается им утереть нос… Я-то знаю, малыш, отчего у тебя вот так начинают глаза гореть.
Он дружески взъерошил Маркелю волосы.
— Нуэва собиралась отправить кого-нибудь в центральную шахту, — отчитался юноша. — Мы бы им славные прятки устроили, в таком-то лабиринте. Загоняли бы любых охотников. Но Сенграт предложил пустить газ. Он меня все еще недооценивает.
Не прерываясь, он нырнул в кучу припасов, чтобы одной рукой вытащить оттуда связку дыхательных масок, а другой — баллончики с аварийным запасом кислорода.
— Это нам не понадобится, — улыбнулась Акорна.
Джонни недоуменно покосился на нее.
— Она ци-линь , — пояснил доктор Хоа, проснувшийся где-то во время возбужденной тирады Маркеля. — Ее рог очищает воздух и воду, исцеляет раны. Не так ли, наимилостивейшая госпожа ци-линь ?
— Я не ци-линь, доктор Хоа, — отозвалась девушка, — но все остальное верно.
— Видите? Она исцелила мои руки после пыток. — Ученый закатал рукав, демонстрируя слегка морщинистую, но в остальном вполне здоровую кожу на запястье. От самых глубоких ожогов остались только светлые пятна. — И… и все остальное, — с некоторым изумлением добавил он, только теперь сообразив, что может садиться и ходить, не испытывая боли.
— И мои костяшки, — только теперь заметив, прошептал Маркель, и широко распахнул глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43