Раньше они всей своей группой бросились бы к нему на помощь, но теперь их остановили сообщения из других больниц, предупреждавшие, что подобные пациенты впадают в опасное буйство.
— Нам надо как-то убрать Леонарда оттуда, — решительно заявила Кендра. — Марк, Том, вы со мной?
Втроем они вошли в изолятор и, торопливо освободив тормозные колодки на колесах койки, покатили ее вместе с мониторами через автоматически открывающуюся дверь в изолятор номер два. Марк метнулся назад и, склонившись над Фрэнком Дональдсеном, попытался нащупать пульс. Потом поднял взгляд на наблюдавших за ним коллег и отрицательно покачал головой, давая понять, чтобы они больше не опасались и что Дональдсен уже никогда и никому не причинит ни малейшего вреда.
Том спросил у Кендры, не хочет ли она, чтобы инъекцию делал он.
— Ну уж нет, — решительно отвергла Кендра этот великодушный жест. — Нет, это моя работа.
Она прекрасно знала, что, даже несмотря на все заверения Натана, отвечать в конечном итоге придется лишь ей одной.
Том отошел и перевел взгляд на Марка, который, пыхтя, волочил труп Дональдсена в соседнее помещение, где того ждало вскрытие.
— Том, — позвал Марк, — подсоби-ка малость! Том молча вернулся в изолятор номер один. Подходя к Леонарду, Кендра услышала свистящее шипение, словно через одну из трубок, тянувшихся к телу Леонарда, вырывался воздух. Но шипение, быстро усиливаясь, достигло такой пронзительной громкости, что она испугалась, что вот-вот оглохнет.
— Что это? — тревожно окликнула она сидевших за стеной у мониторов врачей.
При звуке ее голоса Марк и Том, заворачивавшие в первом изоляторе тело Дональдсена в черный пластик, оторвались от этого угрюмого занятия и разом оглянулись, уставившись на нее удивленными глазами. За стеклом палаты, где была установлена аппаратура, Энн и другие также в недоумении пожимали плечами, хором заверяя, что ничего не слышали.
— В ушах, наверное, звенит от усталости, — предположила Кендра.
— Давайте я вас сменю, доктор Клайн, — настаивал Том.
— Нет, не надо… Все в порядке, — отказалась Кендра, успокаиваясь, поскольку шипение прекратилось.
Взяв безжизненную руку Леонарда, она нащупала пульс, лихорадочно учащенный и все убыстряющийся у нее под пальцами. Кендра строго упрекнула Энн за то, что та не сообщила ей об этом, на что Энн обиженно ответила, что монитор ничего подобного не показывает. Кендра потрясенно подумала, неужели начались галлюцинации, может быть, действительно лучше перепоручить сделать инъекцию Тому или Марку… Оглянувшись через плечо, она наткнулась на встревоженные взгляды своих коллег. У них мелькнула та же самая мысль, поняла Кендра. Они все уверены, что она сама заразилась страшной болезнью и переживает ее первую стадию.
— Не приближайся ко мне, — раздался жуткий голос, заполнивший всю палату.
— А теперь, черт побери, вы слышали? Марк? Энн? Том? — спросила она их по внутренней связи.
— Что? — хором ответили они.
— Голос!
— Какой голос?! Мы ничего не слышали, доктор Клайн.
Они уставились на нее так, будто впервые увидели. Марк снова предложил сменить ее, ведь он, наверное, сможет справиться с такой нехитрой операцией, как укол, не хуже нее.
— Нет, нет… Не надо… Все в порядке… — опять отказалась Кендра.
Энн по ту сторону стеклянной перегородки неодобрительно хмыкнула и нахмурилась.
Кендра склонилась над Леонардом, и его веки внезапно поднялись, открывая зеленоватый отлив закатившихся под лоб глаз. Губы его задвигались двумя бесцветными червями, будто кто-то дергал их за ниточку. Откуда-то изнутри послышались гортанные звуки, словно басовитое бульканье кипящей лавы.
— Ну, и сейчас ничего не слышите?
— Слышим, — подтвердил Марк. — Какие-то шумы проходят.
— Ага, а голос тот мне просто почудился, — язвительно усмехнулась Кендра, и тело Леонарда затряслось судорожными толчками, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
— У него наступает шок! Как у Вайцеля перед смертью, — крикнула она в микрофон и вонзила иглу шприца в тощую руку Леонарда. В тот же самый момент он другой рукой вцепился в закрывавшую лицо Кендры маску, обрызгав все стекло зловонной бурой слюной.
Леонард безостановочно выкрикивал одну и ту же фразу то по-испански, то на арабском, иврите, китайском, английском:
— Я убью тебя! — но в исходившем из него звеневшем яростью голосе не было ничего человеческого.
Леонард колотился в судороге, которая буквально подняла его тело над койкой. Обвисли вырванные трубки капельниц, звякнул опрокинутый поднос, кольцами опустились оборванные провода датчиков, погас экран электрокардиографа, но сам пациент был весьма жив и активен, пинками отбрасывая мешавшие ему предметы, размахивая руками, он набросился на Кендру, свалив ее на пол. В изолятор ворвались Марк и Том. Но, чтобы удержать Леонарда, им пришлось усесться на него обоим. Перепуганная Кендра Клайн с трудом поднялась на ноги.
— Где я? Кто вы такие? Да отпустите же меня, пожалуйста, — вдруг услышали они с пола голос.
— Доктор Леонард… — Кендра опустилась на колени и, протиснувшись между Марком и Томом, все еще сидевшим верхом на поверженном пленнике, склонилась над археологом.
Из его ушей, ноздрей, рта, пузырясь, стекала бурая слизь. То же самое тягучее бурое вещество, которым исходил умирающий Вайцель.
— Ради всего святого, скажите, где я? — вновь спросил он, глядя на нее ясными чистыми глазами.
— Я доктор Кендра Клайн. Вы находились в коме, а теперь вернулись к нам. Отпустите же его, Том, Марк. Помогите встать. О, Боже! Мы ведь нащупали противоядие!
Доктор Леонард, иссохший и изможденный, был крайне слаб — в отличие от Штрауда, который очнулся бодрым, полным сил и энергии.
— Марк, соберите это вещество, пусть посмотрят под микроскопом, но только предельно осторожно!
Тома она попросила подкрепить силы Леонарда, после чего ему предстояло пройти обследования по той же программе, что и Штрауд.
— Абрахам Штрауд тоже был в коме? — спросил Леонард, услышав знакомое имя.
Кендра подтвердила только сам этот факт, не вдаваясь в подробности. Да, Штрауд пришел в себя и был признан практически здоровым.
— Я сейчас же позвоню ему и обрадую, что с вами все в порядке, доктор Леонард, — пообещала она. — И еще, сэр, вот в эту минуту вы, может быть, спасли жизнь многих других людей. Мы вовсе не были уверены, что наша сыворотка подействует.
Он кивнул и молча смотрел ей вслед, оставленный на попечение человека, одетого в странный, будто у космонавта, костюм.
Во время скучной процедуры дезинфекции Кендра Клайн думала о том, что, вероятно, именно дезинфекция спасла Штрауда и других, но все же обычных мер, видимо, недостаточно для борьбы со страшной болезнью. Теперь она уже не была даже уверена, что имеет дело с болезнью. При каких же это болезнях пациенты кричат и бранятся на разных языках, интересно… И не странно ли, что ее случай с Леонардом почти до мельчайших деталей похож на то, что произошло между Штраудом и Вайцелем. Штрауд, например, утверждал, что, хотя Вайцель говорил с ним, на самом деле это был не Вайцель. Нечто говорило через Вайцеля. В точности как у нее с Леонардом, и никто, кроме нее, этого голоса не слышал…
— У нас прекрасные новости, доктор Вишневски! — Штрауд торопливо передал ему рассказ Кендры Клайн о выздоровлении Леонарда.
Вишневски, который до той минуты не отрывался от работы, расслабленно откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.
— Слава Богу! Я уж начал думать, что мы навсегда потеряли нашего дорогого друга.
— Вам, наверное, пора немного отдохнуть, доктор. Вишневски не стал спорить.
— Да, сейчас нужна ясная голова…
— С чем бы мы ни столкнулись, доктор Вишневски, это очень грозная и могущественная сила.
— Вековое зло, — задумчиво подтвердил Вишневски. — Изначальное зло, источник всех наших бед и несчастий, Штрауд.
— Сатана?
— Сатана, если угодно… Имен ему столько же, сколько есть на пашей планете рас и религий. Этруски, скорее всего, называли его по-своему, но как именно? Этого мне в письменных источниках обнаружить пока не удалось.
— А что вы скажете о костях?
— Останки тех, кто был принесен в жертву этому злому духу.
— Откуда такая уверенность?
Вишневски поднял одну из костей. Это была большеберцовая кость, на нижней части бросались в глаза уродливые наросты. Постукивая по ним пальцем, Вишневски отметил:
— Весьма типично и показательно для всех костей, которые мы обнаружили на корабле. Видите следы переломов? Избитых и искалеченных людей загнали на корабль и оставили там без пищи умирать голодной смертью, поскольку их все равно предполагалось скормить этой… этому омерзительному божеству.
— Тогда эти знаки на пергаменте, похоже, обозначают цифры… число принесенных в жертву?
— Когда вернется Леонард, он расшифрует эти знаки. Я лично согласился бы с вашим мнением.
— Эта… это нечто каким-то образом проникает в мозг человека, превращает его в ходячего мертвеца, заставляет покорно поклоняться себе и безропотно приносить себя на его алтарь, после чего пожирает…
— Да, насколько я понимаю. Хотя без Леонарда… Видите ли, он намного лучше разбирается в таких вещах.
— Все, доктор. Пора отдыхать. Вы и так сегодня сделали более чем достаточно.
— А все же потрясающая новость. Насчет Леонарда. Я уже боялся самого худшего.
— Да и я тоже.
— А знаете, Штрауд, я ведь видел.
— Что?
— Видел его облик. Вот что лишило меня рассудка.
— Вы видели? Где, как?
— Когда вы выпали из дезинфекционной камеры. И тут я увидел его. Оно улеглось рядом, нашептывая вам на ухо — невыразимо ужасное, отталкивающее создание, и я… не выдержал, во мне… что-то… сломалось.
Штрауд понял, что Виш потому и схватился за кирку, что увидел дьявола. Что Вишневски собирался убить не Штрауда, а это жуткое создание, которое как-то сумело вызвать в мозгу Виша жуткий образ, наложить его на Штрауда и вынудить замороченного археолога нанести ему смертельный удар. И если бы это удалось ему до конца, Виш убил бы Штрауда. Это нечто, вне всяких сомнений, жаждало смерти Штрауда.
Кабинет доктора Вишневски в музее на это время стал им и домом, для чего в их распоряжение были предоставлены два обитых черной кожей дивана, кофеварка, крошечный холодильник и умывальник.
Остановившись в раздумье у своего дивана, Вишневски произнес:
— Если бы вы бросили меня в том застенке, Штрауд, я бы так и оставался сумасшедшим…
В этот момент зазвонил телефон. Это был Натан, которого интересовало, как идут дела. Штрауд сообщил ему о выздоровлении Леонарда, а других новостей на данный момент у них не было. Он едва успел положить трубку, как телефон вновь разразился заливистой трелью. Звонила Кендра Клайн. Голос ее звучал очень странно, в нем чувствовалась какая-то тревога и подавленность.
— Мне нужно… Я должна увидеться с вами. Сможете приехать?
— А где вы? Уже почти два часа ночи…
— В больнице, у себя в лаборатории. Пожалуйста, приезжайте, очень важно и неотложно. Скорее, пожалуйста.
— Сейчас тут кое-что улажу и буду у вас, Кендра.
— Скорее… пожалуйста… скорее.
— У вас все в порядке?
— Нет… не все…
— Выезжаю. Держитесь!
Штрауд торопливо сообщил Вишневски о неожиданных обстоятельствах.
— Что-нибудь неладно с Леонардом? — забеспокоился тот.
— Да нет! Она ни словом не упомянула о Леонарде. Здесь что-то совсем другое, — солгал Штрауд. Он и сам не знал, что случилось, но тревожить Вишневски не хотел. — Ложитесь спать, а я постараюсь вернуться как можно быстрее.
— За меня не волнуйтесь, Штрауд. Езжайте… Делайте все, что нужно.
— У вас за дверью охрана, так что, если вам что-нибудь понадобится, Виш…
— Поезжайте же, ради Бога, Эйб… Не тратьте время!
Штрауд молча кивнул и чуть ли не бегом бросился из кабинета, по-настоящему напуганный странным тоном, так явственно звучавшим в голосе Кендры Клайн.
В больницу Штрауд отправился на полицейском автомобиле, и когда он попросил шофера прибавить газу, тот включил сирену. Через двадцать минут после звонка Кендры он прибыл на место. Кендра ждала его в своей лаборатории, и Штрауду пришлось натянуть на себя защитный костюм. Закончив с переодеванием, он вошел в изолятор, где Кендра объяснила ему, что она подвергла исследованию образец органического вещества, исторгнутого доктором Леонардом, когда тот выходил из комы. Образец этот находился сейчас под микроскопом, и Кендра хотела, чтобы Штрауд сам взглянул на него. Выглядела она при этом очень взволнованной и возбужденной.
Штрауда страшно стеснял защитный костюм, а уж пользоваться сравнительным микроскопом, когда лицо закрывает маска из толстенного стекла, оказалось делом и вовсе не легким. Тем не менее Штрауд разглядел в обоих окулярах мельтешение необыкновенно кипучей жизни, но ничего особенного не заметил. Он поднял голову от прибора и осторожно спросил:
— Ну и что? На что я смотрю-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Нам надо как-то убрать Леонарда оттуда, — решительно заявила Кендра. — Марк, Том, вы со мной?
Втроем они вошли в изолятор и, торопливо освободив тормозные колодки на колесах койки, покатили ее вместе с мониторами через автоматически открывающуюся дверь в изолятор номер два. Марк метнулся назад и, склонившись над Фрэнком Дональдсеном, попытался нащупать пульс. Потом поднял взгляд на наблюдавших за ним коллег и отрицательно покачал головой, давая понять, чтобы они больше не опасались и что Дональдсен уже никогда и никому не причинит ни малейшего вреда.
Том спросил у Кендры, не хочет ли она, чтобы инъекцию делал он.
— Ну уж нет, — решительно отвергла Кендра этот великодушный жест. — Нет, это моя работа.
Она прекрасно знала, что, даже несмотря на все заверения Натана, отвечать в конечном итоге придется лишь ей одной.
Том отошел и перевел взгляд на Марка, который, пыхтя, волочил труп Дональдсена в соседнее помещение, где того ждало вскрытие.
— Том, — позвал Марк, — подсоби-ка малость! Том молча вернулся в изолятор номер один. Подходя к Леонарду, Кендра услышала свистящее шипение, словно через одну из трубок, тянувшихся к телу Леонарда, вырывался воздух. Но шипение, быстро усиливаясь, достигло такой пронзительной громкости, что она испугалась, что вот-вот оглохнет.
— Что это? — тревожно окликнула она сидевших за стеной у мониторов врачей.
При звуке ее голоса Марк и Том, заворачивавшие в первом изоляторе тело Дональдсена в черный пластик, оторвались от этого угрюмого занятия и разом оглянулись, уставившись на нее удивленными глазами. За стеклом палаты, где была установлена аппаратура, Энн и другие также в недоумении пожимали плечами, хором заверяя, что ничего не слышали.
— В ушах, наверное, звенит от усталости, — предположила Кендра.
— Давайте я вас сменю, доктор Клайн, — настаивал Том.
— Нет, не надо… Все в порядке, — отказалась Кендра, успокаиваясь, поскольку шипение прекратилось.
Взяв безжизненную руку Леонарда, она нащупала пульс, лихорадочно учащенный и все убыстряющийся у нее под пальцами. Кендра строго упрекнула Энн за то, что та не сообщила ей об этом, на что Энн обиженно ответила, что монитор ничего подобного не показывает. Кендра потрясенно подумала, неужели начались галлюцинации, может быть, действительно лучше перепоручить сделать инъекцию Тому или Марку… Оглянувшись через плечо, она наткнулась на встревоженные взгляды своих коллег. У них мелькнула та же самая мысль, поняла Кендра. Они все уверены, что она сама заразилась страшной болезнью и переживает ее первую стадию.
— Не приближайся ко мне, — раздался жуткий голос, заполнивший всю палату.
— А теперь, черт побери, вы слышали? Марк? Энн? Том? — спросила она их по внутренней связи.
— Что? — хором ответили они.
— Голос!
— Какой голос?! Мы ничего не слышали, доктор Клайн.
Они уставились на нее так, будто впервые увидели. Марк снова предложил сменить ее, ведь он, наверное, сможет справиться с такой нехитрой операцией, как укол, не хуже нее.
— Нет, нет… Не надо… Все в порядке… — опять отказалась Кендра.
Энн по ту сторону стеклянной перегородки неодобрительно хмыкнула и нахмурилась.
Кендра склонилась над Леонардом, и его веки внезапно поднялись, открывая зеленоватый отлив закатившихся под лоб глаз. Губы его задвигались двумя бесцветными червями, будто кто-то дергал их за ниточку. Откуда-то изнутри послышались гортанные звуки, словно басовитое бульканье кипящей лавы.
— Ну, и сейчас ничего не слышите?
— Слышим, — подтвердил Марк. — Какие-то шумы проходят.
— Ага, а голос тот мне просто почудился, — язвительно усмехнулась Кендра, и тело Леонарда затряслось судорожными толчками, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
— У него наступает шок! Как у Вайцеля перед смертью, — крикнула она в микрофон и вонзила иглу шприца в тощую руку Леонарда. В тот же самый момент он другой рукой вцепился в закрывавшую лицо Кендры маску, обрызгав все стекло зловонной бурой слюной.
Леонард безостановочно выкрикивал одну и ту же фразу то по-испански, то на арабском, иврите, китайском, английском:
— Я убью тебя! — но в исходившем из него звеневшем яростью голосе не было ничего человеческого.
Леонард колотился в судороге, которая буквально подняла его тело над койкой. Обвисли вырванные трубки капельниц, звякнул опрокинутый поднос, кольцами опустились оборванные провода датчиков, погас экран электрокардиографа, но сам пациент был весьма жив и активен, пинками отбрасывая мешавшие ему предметы, размахивая руками, он набросился на Кендру, свалив ее на пол. В изолятор ворвались Марк и Том. Но, чтобы удержать Леонарда, им пришлось усесться на него обоим. Перепуганная Кендра Клайн с трудом поднялась на ноги.
— Где я? Кто вы такие? Да отпустите же меня, пожалуйста, — вдруг услышали они с пола голос.
— Доктор Леонард… — Кендра опустилась на колени и, протиснувшись между Марком и Томом, все еще сидевшим верхом на поверженном пленнике, склонилась над археологом.
Из его ушей, ноздрей, рта, пузырясь, стекала бурая слизь. То же самое тягучее бурое вещество, которым исходил умирающий Вайцель.
— Ради всего святого, скажите, где я? — вновь спросил он, глядя на нее ясными чистыми глазами.
— Я доктор Кендра Клайн. Вы находились в коме, а теперь вернулись к нам. Отпустите же его, Том, Марк. Помогите встать. О, Боже! Мы ведь нащупали противоядие!
Доктор Леонард, иссохший и изможденный, был крайне слаб — в отличие от Штрауда, который очнулся бодрым, полным сил и энергии.
— Марк, соберите это вещество, пусть посмотрят под микроскопом, но только предельно осторожно!
Тома она попросила подкрепить силы Леонарда, после чего ему предстояло пройти обследования по той же программе, что и Штрауд.
— Абрахам Штрауд тоже был в коме? — спросил Леонард, услышав знакомое имя.
Кендра подтвердила только сам этот факт, не вдаваясь в подробности. Да, Штрауд пришел в себя и был признан практически здоровым.
— Я сейчас же позвоню ему и обрадую, что с вами все в порядке, доктор Леонард, — пообещала она. — И еще, сэр, вот в эту минуту вы, может быть, спасли жизнь многих других людей. Мы вовсе не были уверены, что наша сыворотка подействует.
Он кивнул и молча смотрел ей вслед, оставленный на попечение человека, одетого в странный, будто у космонавта, костюм.
Во время скучной процедуры дезинфекции Кендра Клайн думала о том, что, вероятно, именно дезинфекция спасла Штрауда и других, но все же обычных мер, видимо, недостаточно для борьбы со страшной болезнью. Теперь она уже не была даже уверена, что имеет дело с болезнью. При каких же это болезнях пациенты кричат и бранятся на разных языках, интересно… И не странно ли, что ее случай с Леонардом почти до мельчайших деталей похож на то, что произошло между Штраудом и Вайцелем. Штрауд, например, утверждал, что, хотя Вайцель говорил с ним, на самом деле это был не Вайцель. Нечто говорило через Вайцеля. В точности как у нее с Леонардом, и никто, кроме нее, этого голоса не слышал…
— У нас прекрасные новости, доктор Вишневски! — Штрауд торопливо передал ему рассказ Кендры Клайн о выздоровлении Леонарда.
Вишневски, который до той минуты не отрывался от работы, расслабленно откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.
— Слава Богу! Я уж начал думать, что мы навсегда потеряли нашего дорогого друга.
— Вам, наверное, пора немного отдохнуть, доктор. Вишневски не стал спорить.
— Да, сейчас нужна ясная голова…
— С чем бы мы ни столкнулись, доктор Вишневски, это очень грозная и могущественная сила.
— Вековое зло, — задумчиво подтвердил Вишневски. — Изначальное зло, источник всех наших бед и несчастий, Штрауд.
— Сатана?
— Сатана, если угодно… Имен ему столько же, сколько есть на пашей планете рас и религий. Этруски, скорее всего, называли его по-своему, но как именно? Этого мне в письменных источниках обнаружить пока не удалось.
— А что вы скажете о костях?
— Останки тех, кто был принесен в жертву этому злому духу.
— Откуда такая уверенность?
Вишневски поднял одну из костей. Это была большеберцовая кость, на нижней части бросались в глаза уродливые наросты. Постукивая по ним пальцем, Вишневски отметил:
— Весьма типично и показательно для всех костей, которые мы обнаружили на корабле. Видите следы переломов? Избитых и искалеченных людей загнали на корабль и оставили там без пищи умирать голодной смертью, поскольку их все равно предполагалось скормить этой… этому омерзительному божеству.
— Тогда эти знаки на пергаменте, похоже, обозначают цифры… число принесенных в жертву?
— Когда вернется Леонард, он расшифрует эти знаки. Я лично согласился бы с вашим мнением.
— Эта… это нечто каким-то образом проникает в мозг человека, превращает его в ходячего мертвеца, заставляет покорно поклоняться себе и безропотно приносить себя на его алтарь, после чего пожирает…
— Да, насколько я понимаю. Хотя без Леонарда… Видите ли, он намного лучше разбирается в таких вещах.
— Все, доктор. Пора отдыхать. Вы и так сегодня сделали более чем достаточно.
— А все же потрясающая новость. Насчет Леонарда. Я уже боялся самого худшего.
— Да и я тоже.
— А знаете, Штрауд, я ведь видел.
— Что?
— Видел его облик. Вот что лишило меня рассудка.
— Вы видели? Где, как?
— Когда вы выпали из дезинфекционной камеры. И тут я увидел его. Оно улеглось рядом, нашептывая вам на ухо — невыразимо ужасное, отталкивающее создание, и я… не выдержал, во мне… что-то… сломалось.
Штрауд понял, что Виш потому и схватился за кирку, что увидел дьявола. Что Вишневски собирался убить не Штрауда, а это жуткое создание, которое как-то сумело вызвать в мозгу Виша жуткий образ, наложить его на Штрауда и вынудить замороченного археолога нанести ему смертельный удар. И если бы это удалось ему до конца, Виш убил бы Штрауда. Это нечто, вне всяких сомнений, жаждало смерти Штрауда.
Кабинет доктора Вишневски в музее на это время стал им и домом, для чего в их распоряжение были предоставлены два обитых черной кожей дивана, кофеварка, крошечный холодильник и умывальник.
Остановившись в раздумье у своего дивана, Вишневски произнес:
— Если бы вы бросили меня в том застенке, Штрауд, я бы так и оставался сумасшедшим…
В этот момент зазвонил телефон. Это был Натан, которого интересовало, как идут дела. Штрауд сообщил ему о выздоровлении Леонарда, а других новостей на данный момент у них не было. Он едва успел положить трубку, как телефон вновь разразился заливистой трелью. Звонила Кендра Клайн. Голос ее звучал очень странно, в нем чувствовалась какая-то тревога и подавленность.
— Мне нужно… Я должна увидеться с вами. Сможете приехать?
— А где вы? Уже почти два часа ночи…
— В больнице, у себя в лаборатории. Пожалуйста, приезжайте, очень важно и неотложно. Скорее, пожалуйста.
— Сейчас тут кое-что улажу и буду у вас, Кендра.
— Скорее… пожалуйста… скорее.
— У вас все в порядке?
— Нет… не все…
— Выезжаю. Держитесь!
Штрауд торопливо сообщил Вишневски о неожиданных обстоятельствах.
— Что-нибудь неладно с Леонардом? — забеспокоился тот.
— Да нет! Она ни словом не упомянула о Леонарде. Здесь что-то совсем другое, — солгал Штрауд. Он и сам не знал, что случилось, но тревожить Вишневски не хотел. — Ложитесь спать, а я постараюсь вернуться как можно быстрее.
— За меня не волнуйтесь, Штрауд. Езжайте… Делайте все, что нужно.
— У вас за дверью охрана, так что, если вам что-нибудь понадобится, Виш…
— Поезжайте же, ради Бога, Эйб… Не тратьте время!
Штрауд молча кивнул и чуть ли не бегом бросился из кабинета, по-настоящему напуганный странным тоном, так явственно звучавшим в голосе Кендры Клайн.
В больницу Штрауд отправился на полицейском автомобиле, и когда он попросил шофера прибавить газу, тот включил сирену. Через двадцать минут после звонка Кендры он прибыл на место. Кендра ждала его в своей лаборатории, и Штрауду пришлось натянуть на себя защитный костюм. Закончив с переодеванием, он вошел в изолятор, где Кендра объяснила ему, что она подвергла исследованию образец органического вещества, исторгнутого доктором Леонардом, когда тот выходил из комы. Образец этот находился сейчас под микроскопом, и Кендра хотела, чтобы Штрауд сам взглянул на него. Выглядела она при этом очень взволнованной и возбужденной.
Штрауда страшно стеснял защитный костюм, а уж пользоваться сравнительным микроскопом, когда лицо закрывает маска из толстенного стекла, оказалось делом и вовсе не легким. Тем не менее Штрауд разглядел в обоих окулярах мельтешение необыкновенно кипучей жизни, но ничего особенного не заметил. Он поднял голову от прибора и осторожно спросил:
— Ну и что? На что я смотрю-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36