Полагаю, человек будет чувствовать себя человеком, когда он работает
весной на открытом воздухе, если ему предложат бутылку-другую чего-нибудь
прохладительного. Это мое мнение. Полагаю, остальные со мной согласятся и
будут Вам благодарны. Я разговаривал потом с другими ребятами, которые были
в тот день на крыше - Рени Мартин, Логон Пьер, Пауль Бонсайнт и другие, - и
все мы увидели... точнее сказать, почувствовали одно и то же. Неожиданно
оказалось, что преимущество на стороне Энди. На стороне Хендлея был пистолет
в его кобуре и дубинка в руках, его приятель Гред Стэмос и вся тюремная
администрация, а за этим вся мощь государственной машины, но вдруг это все
обратилось в ничто, и я почувствовал, что сердце мое забилось в груди так,
как никогда с тех пор, как четыре офицера захлопнули за мной ворота в 1938
году, и я ступил на тюремный двор. Энди глядел на своего собеседника
холодным, ясным, спокойным взглядом, и мы все понимали, что речь шла не о 35
тысячах долларов. Я прокручиваю эту ситуацию снова и снова в своем мозгу и
прихожу к одному выводу. Энди просто победил охранников, поборол их своим
холодным спокойствием. И действительно, Хендлей каждую минуту мог кивнуть
своим приятелям, они выбросили бы Энди с крыши, а потом можно было
воспользоваться его советом. И не было причин так не поступить. Но этого не
произошло. - Если я захочу, я всем раздам по парочке бутылок, - медленно
ответил Хендлей. - После пива лучше работается. Черт возьми, и он был
способен на какие-то благородные жесты. - Я дам Вам один совет, который вряд
ли кто-нибудь еще даст, - продолжал Энди, глядя Хендлею прямо в глаза. - На
эту операцию стоит идти, только если Вы уверены в своей жене. Если есть хотя
бы один шанс из ста, что она Вас надует, мы можем продумать другой
вариант... - Надует меня? - резко спросил Хендлей. - Меня?! Ну уж нет,
мистер, не бывать этому. Она и пукнуть не смеет без моего позволения. Мерт и
Янблуд хихикнули. Энди даже не улыбнулся. - Я сейчас напишу, какие формы
необходимы, - сказал он, - и Вы возьмете бланки на почте. Я заполню их
соответствующим образом, а Вы подпишете. Это звучало конкретно и
по-деловому. Хендлей принял важный вид и расправил плечи. Затем он оглянулся
на нас и крикнул: - А вы что стали, паразиты? Пошевеливайтесь, черт вас
подери! Он оглянулся на Энди: - А ты учти, банкир. Если ты решил меня
надуть, ничего хорошего из этого не выйдет. Ты понимаешь, надеюсь, что в
этом случае тебе оторвут голову и засунут ее в твою же задницу. - Понимаю, -
мягко сказал Энди. Вот как случилось, что в конце второго дня работы бригада
заключенных, перекрывающих крышу фабрики в 1950 году, в полном составе
сидела под весенним солнышком с бутылками "Блек Лейбл". И это угощение было
предоставлено самым суровым охранником, когда-либо бывшим в Шоушенке. И хотя
пиво было теплым, такого чудного вкуса в моей жизни я еще не ощущал. Мы, не
спеша, отхлебывали по глоточку, ощущали солнечные лучи на своей коже, и даже
полупрезрительное, полуизумленное выражение лица Хендлея, будто он наблюдал
пьющих пиво обезьян, никому не могло испортить настроение. Это продолжалось
двадцать минут, и двадцать минут мы чувствовали себя свободными людьми.
Словно ремонтируешь крышу собственного дома и спокойно попиваешь пивко,
делая перерыв, когда захочется. Не пил только Энди. Я уже рассказывал о его
привычках касающихся алкоголя. Он привалился в тени, руки между коленями,
поглядывая на нас с легкой улыбкой. Просто удивительно, как много людей
запомнило его таким, и удивительно, как много народу было на крыше в тот
день, когда Энди Дюфресн одолел Байрона Хендлея. Ято думал, что нас было
человек девять-десять, но к 1955 году уже оказалось не меньше двух сотен или
даже больше... Итак, вы хотите получить прямой ответ на вопрос, рассказываю
ли я вам о реальном человеке, или же передаю мифы, которыми обросла его
личность, как крошечная песчинка постепенно вырастает в жемчужину. Но я не
смогу ответить определенно. И то и другое, пожалуй. Все, в чем я уверен -
Энди Дюфресн был не такой, как я или кто-нибудь еще из обитателей Шоушенка.
Он принес сюда пять сотен долларов, но этот сукин сын ухитрился пронести
сквозь тюремные ворота нечто гораздо большее. Возможно, чувство собственного
достоинства, или уверенность в своей победе... или, возможно, просто
ощущение свободы, которое не покидало его даже среди этих забытых богом
серых стен. Казалось, от него исходит какое-то легкое сияние. И я помню, что
лишь раз он лишился этого света, и это тоже будет часть моего рассказа. С
1950 года, как я уже сказал, Энди перестал бороться с сестрами. За него все
сделали Стэмос и Хендлей. Если бы Энди Дюфресн подошел к кому-нибудь из них
или к любому другому охраннику, который был проинструктирован Стэмосом, и
сказал лишь слово - все сестры в Шоушенке отправились бы спать этой ночью с
сильнейшей головной болью. И сестры смирились. К тому же, как я уже отмечал,
вокруг всегда находятся восемнадцатилетние угонщики автомобилей,
какие-нибудь мелкие воришки и поджигатели, достаточно смазливые на вид и не
способные за себя постоять. А Энди, с того самого дня на крыше, пошел своим
путем. Теперь он стал работать в библиотеке под начальством крепенького
старичка, которого звали Брукс Хетлен. Хетлен занял эту должность в конце
двадцатых по той причине, что он имел высшее образование. Если честно, его
специализация была как-то связана с животноводством, но высшее образование в
такой конторе, как Шенк - большая редкость, а на безрыбье, как известно, и
рак - рыба. В 1952 году Брукс, который прикончил свою жену и дочь,
проигравшись в покер, еще когда Кулидж был президентом, был освобожден. Как
обычно, государство в своем милосердии позволило ему выйти на свободу только
тогда, когда любой шанс влиться в общество остался для него далеко позади.
Хетлену было 68. Он страдал артритом. И когда он выходил из главных ворот
тюрьмы с бумагами, свидетельствующими о его освобождении, в одном кармане
старенького пиджака и автобусным билетом до Грейхоунда в другом, он плакал.
Он шел в мир, который был ему так же чужд, как земли, лежащие за
неизведанными морями, для путешественников пятнадцатого века. Для Брукса
Шоушенк был всем, был его миром. Здесь он имел какой-то вес, был
библиотекарем, важной персоной, образованным человеком. Если же он придет в
библиотеку Киттери, ему не доверят даже картотеки. Я слышал, бедняга умер в
приюте для престарелых в 1953 году. Он продержался на полгода больше, чем я
предполагал. Да, государство сыграло злую шутку с этим человеком. Сперва
заставило его привыкнуть к неволе, потом выкинуло за тюремные стены, не
предоставив ничего взамен. Энди был библиотекарем после ухода Кетлена в
течение 23 лет. Он проявил все ту же настойчивость и силу, что я
неоднократно наблюдал у него, чтобы добиться для своей библиотеки всего
необходимого. И я своими глазами видел, как тесная комнатушка, пропахшая
скипидаром, поскольку раньше здесь находилась малярная подсобка с двумя
убогими шкафчиками, заваленными "Ридер Дайджест" и географическими атласами,
превратилась в лучшую тюремную библиотеку Новой Англии. Он делал это
постепенно. Повесил на дверь ящик для предложений и терпеливо переносил
такого рода записки, как "пожалуйста, больше книжек про трах, или "искусство
побега в двадцати пяти лекциях". Энди узнавал, какими предметами
интересуются заключенные, а потом посылал запросы в клубы Нью-Йорка и
добился того, чтобы два из них, "Литературный союз" и "Книга месяца",
высылали ему издания из своих главных выборок по предельно низким ценам. Он
обнаруживал информационный голод у заключенных, и даже если дело касалось
таких узкоспециальных вещей, как резьба по дереву, жонглерство или искусство
пасьянса, всегда умел найти нужную литературу. Конечно, не забывал о
популярных изданиях- Стенддей Гарднер и Луи Амур. Он выставил шкафчик с
книгами в мягких обложках под контрольной доской, тщательно проверял,
возвращаются ли книги и в каком состоянии, но они все равно быстро
затрепывались до дыр, с этим ничего нельзя было поделать. В августе 1954
года он стал подавать запросы в Сенат. Комендантом тюрьмы тогда уже был
Стэмос. Этот человек уверился в том, что Энди-нечто вроде талисмана, и
проводил много времени в библиотеке, болтая с ним о том, о сем. Они с Энди
были на короткой ноге, Гред часто усмехался и даже похлопывал его по плечу.
Как-то он начал объяснять Энди, что если тот и был банкиром, то эта часть
его жизни осталась в прошлом, и пора бы приспособиться к изменившейся
ситуации и привыкнуть к фактам тюремной жизни. В наше сложное время для
денег налогоплательщиков, идущих на содержание тюрем и колоний, есть только
три позволительные статьи расходов. Первая - больше стен, вторая - больше
решеток и третья - больше охраны. По мнению сената, продолжал Стэмос, люди в
Шоушенке и Томэстене, и в Пицфилде - отбросы общества. Раз уж они попали в
такое место, они должны влачить жалкое существование. И ей богу, для
заключенных действительно ничего хорошего не светит. И от твоего желания
зависит слишком мало, чтобы ты мог что-то изменить. Энди улыбнулся едва
заметно и спросил Стэмоса, что случится с гранитным блоком, если капли воды
будут падать на него день за днем, в течение миллиона лет. Стэмос рассмеялся
и хлопнул Энди по спине: -у тебя нет миллиона лет, старик, но если бы был...
я уверен, ты сделал бы все, что захочешь, вот с этой усмешечкой. Продолжай
писать свои письма. Я могу даже опускать их для тебя, если ты заплатишь за
марки. И Энди продолжал. Хотя Стэмос и Хендлей уже не могли увидеть итогов
его трудов. Запросы для библиотечных фондов регулярно возвращались ни с чем
до 1960 года, затем Энди получил чек на две сотни долларов. Сенат пошел на
это в явной надежде, что надоевший проситель наконец заткнется. Но не тут то
было! Энди только усилил нажим: два письма в неделю вместо одного. В 1962
году он получил четыре сотни долларов, и до конца шестидесятых на счет
библиотеки каждый год, с точностью часового механизма, высылались семьсот
долларов. В 1971 году сумма была увеличена до тысячи. Не так уж много, если
сравнивать с субсидией, получаемой средней библиотекой в небольшом городке,
но на тысячу долларов можно купить достаточно Перри Мейсона и вестерна Джека
Логана. К этому времени вы могли зайти в библиотеку, разросшуюся до трех
просторных комнат, найти почти все, что желаете. А если чего-то не нашли, то
Энди сможет помочь, будьте уверены. Вы спрашиваете, произошло ли все это
потому, что Энди научил Байрона Хендлея, как спасти свое наследство от
налогов. Да, но не только. Судите сами, что происходило дальше. Можно
сказать, в Шенке появился добрый финансовый волшебник. Летом 1950 года Энди
помог оформить займы двум охранникам, которые хотели обеспечить высшее
образование своих детей. Он посоветовал парочке других, как лучше всего
провернуть маленькие авантюры с акциями, и на столько успешно, что один из
этих парней пошел в гору и смог взять отставку через два года. И я уверен,
что сам Джордж Дуней консультировался у Энди по финансовым вопросам. Это
было перед тем, как старикана выгнали с работы, и он еще спокойно спал и
грезил о миллионах, которые принесет его книга по статистике. С апреля 1951
года Энди делал все финансовые расчеты для доброй половины администрации
Шоушенка. А с 1952, пожалуй, для всех. Ему платили тем, что в тюрьме
ценится, подчас, дороже золота - покровительством и хорошим отношением.
Позже, когда комендантом стал Гред Стэмос, Энди приобрел еще больший вес.
Если я постараюсь объяснить вам специфику ситуации, которая к этому привела,
я окажусь в затруднительном положении. О некоторых вещах можно только
догадываться. Зато другие я знаю наверняка. Известно, например, что
некоторые заключенные обладают особыми привилегиями: радио в камере, более
частые визиты родственников, прочие такого рода приятные мелочи, и у каждого
из них за тюремными стенами есть "ангел". Так называем мы покровителей,
которые оплачивают безбедное существование близкого для них человека в
тюрьме. И если ктото освобождается от субботних работ, будьте уверены, что
здесь не обошлось без "ангела". Все происходит привычным, проверенным путем.
Деньги за услугу передаются кому-нибудь из среднего звена администрации, а
тот уже распределяет прибыль вверх и вниз по служебной лестнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17