Дебора действовала вполне самостоятельно: достала из рюкзака банку мясных консервов, подцепив когтем колечко, моментально сорвала крышку и, улегшись на травке, принялась блаженно уплетать.
Грэм устроился на берегу, в тени высокого, похожего на папоротник куста. Задумчиво смотрел он на ручей, рассеянно вертя в руке надкушенную галету. Прозрачные струи каскадом перепрыгивали с камня на камень, многочисленные миниатюрные водовороты вскипали холодной белой пеной. В спокойных заводях над чистым песчаным дном кружили маленькие, почти прозрачные рыбешки.
Внезапное бегство сдвинуло в жизни Грэма что-то, казавшееся ранее незыблемым. Впервые он со всей ясностью осознал, что без связи он подобен жертве крушения, выброшенной на необитаемый остров. От самых близких ему людей Грэма отделяли десятки световых лет. Спокойная, уединенная планета превращалась в ловушку, только и было надежды, что на старый отцовский звездолет.
При мысли о звездолете его слегка кольнула тревога: а вдруг снова провал в памяти? Вместо этого корабль встал перед его мысленным взором во всей реальности – таким, каким он видел его несколько лет назад. Огромное старомодное веретено из черного металла опиралось на массивные стабилизаторы, заостренная верхушка целится в голубое небо. Грэму вспомнился трепет, охвативший его тогда, в кабине подъемника. Механизм с честью выдержал несколько десятилетий пребывания под открытым небом и послушно доставил его к люку. Мрачные коридоры, освещенные лишь тусклыми аварийными лампами, с неодобрением встретили непрошеного гостя в легкомысленных шортах и пестрой майке. Пахло старым металлом, бездействующей машиной. Но звездолет был жив, он лишь дремал и в любой момент был готов подчиниться команде. За тонким слоем атмосферы его ждала родная стихия.
«Вот и сейчас вряд ли что-нибудь изменилось», – подумал Грэм.
Но воспоминания все-таки не прогнали тревожное чувство. Провалов на этот раз не было, но уж больно послушно, будто по заказу, они приходили. Это были не просто воспоминания. Время как бы возвращалось вспять, Грэм словно заново переживал тот миг, о котором подумалось: со всеми самыми незначительными подробностями, с ароматами, звуками, зрительными образами и даже тактильными ощущениями. Вот еще одна странность этого необычайного дня… Не слишком ли их много, таких странностей?
Он поморщился, склонил голову и наткнулся взглядом на недоеденную галету. Голода Грэм не чувствовал и бросил ее в ручей. Галету подхватило течение, рыбешки стайкой устремились к корму.
Грэм встал, принялся завязывать рюкзак. Дебора растянулась на солнышке посреди поляны. Она, казалось, не открывала глаз, но ни одно движение друга не ускользало от ее внимания. Умоляющим голосом пантера протянула:
– Ну, Грэм, может, отдохнем еще чуточку?
– Пора в путь, – ответил Грэм и решительно забросил рюкзак на спину. – Времени у нас в обрез.
Не хотелось признаваться даже самому себе, но факт остается фактом: вовсе не загадочные огоньки внушали Грэму опасения. Во время миссий он побывал в таких переделках, что нынешняя ситуация казалась прямо-таки ерундовой. Следовало просто-напросто остаться дома и подождать развития событий. Более того – именно так он должен был поступить, это подсказывали логика и опыт. Подлинный ужас он испытывал перед хаосом, воцарившимся в его сознании. Грэм пытался поверить, будто странные срывы памяти – дело огоньков, но что-то подсказывало: причина в нем самом, искать ее вовне ошибочно.
Он слышал, что, сходя с ума, человек не отдает себе в этом отчета. Расстроенное сознание объясняет симптомы болезни чисто внешними обстоятельствами. Мог ли послужить утешением тот факт, что странности своей памяти он все-таки замечал?
Вдвоем с Деборой они спускались с перевала. Склон постепенно становился более пологим. Время от времени в лесу встречались поляны, с них хорошо было видно, как приближается равнина. Направление Грэм выбрал точно, так что спустились они к самому берегу реки. Деревья разом кончались на краю широкой полосы песчаных наносов. Там, где арьергард леса несколько приподнимался над песком, из почвы торчали оголенные весенним половодьем корни.
Царивший кругом покой не заставил Грэма расслабиться, он знал, что нужно спешить. Сбросил ношу на песок, извлек лежавший сверху микровибрационный резак. Ни одна насадка из комплекта не годилась для того, чтобы валить деревья, но для этой цели был у него другой инструмент.
Через пару минут ствол выбранного Грэмом дерева захлестнула тонкая металлическая нить, связанная с вибратором и дополнительной ручкой. Нажав большим пальцем на красную кнопку, он почувствовал мелкую, едва уловимую вибрацию зажатого у него в руке приспособления и сделал шаг назад, медленно потянул на себя нить. Она утонула в стволе почти без сопротивления, перерезала его и вышла наружу с другой стороны. Дерево стояло как ни в чем не бывало, но стоило Грэму с Деборой упереться в ствол, крона заволновалась и великан стал медленно крениться.
Вскоре нужный им десяток деревьев лежал, подмяв под себя подлесок. Поменяв насадку, Грэм принялся обрубать ветви. Когда и это было сделано, они на пару с Деборой откатили бревна к воде и приступили к сооружению плота. Пантера тут оказалась очень кстати: улегшись на бревна, она впивалась в них когтями и плотно притягивала друг к другу, а Грэм обматывал их тонким синтетическим фалом.
К четырем после полудня плот был связан: шесть метров на четыре, посередине большой шалаш и каменный, обмазанный глиной очаг. С большим трудом они вдвоем столкнули свое детище в воду и прыгнули на влажные, пахнущие смолой бревна. Широко расставив ноги, Грэм уперся длинным шестом в дно и вывел плот на середину реки. Сначала чуть заметно, потом все быстрей и быстрей течение понесло их к цели. Теперь все заботы о путешествии брала на себя река. Положив шест, Грэм обнаружил, что с головы до ног вымок. Раздевшись, он развесил одежду на зеленых стенках шалаша, а потом достал из рюкзака складную удочку.
Дебора лежала с ним рядом и вылизывала мокрую шерстку, не забывая поглядывать на красный поплавок, волочившийся за плотом. Клева не было. Солнце постепенно клонилось к западу, но жара еще не спала. Лениво сидя на краю плота, Грэм почти забыл об удочке, к нему вернулось ощущение покоя, нарушенное появлением огоньков. Думать о неприятностях не хотелось. Река поможет.
И вдруг леска у него в руке вздрогнула. В двух метрах за кормой дернулся и скрылся под водой поплавок. Опытный рыболов, Грэм быстро подсек. По сопротивлению понял – попалась крупная рыбина. Спешить ни к чему, надо потравить леску. Натяжение нити подсказывало все перипетии борьбы за жизнь, которую вела рыба. Она отчаянно пыталась освободиться, но постепенно слабела, и Грэм стал подтягивать ее ближе к поверхности. Крупное серебристое тело мелькнуло рядом с плотом, скрылось, снова выскочило. Низко-низко припав к бревнам, Дебора подползла к краю плота, и, когда в воде в третий раз блеснула рыбья спина, на нее с быстротой молнии опустилась черная лапа. Мокрое сигарообразное тело мелькнуло в воздухе и шлепнулось на бревна.
Через некоторое время во влажном еще очаге полыхало буйное пламя. Грэм ворошил сучья, чтобы они как можно скорей превращались в угли. Дебора лапой придерживала подрагивающую рыбину, с гримасой, выражавшей смесь восхищения с отвращением, принюхивалась к идущему от нее влажному запаху.
И вот в очаге остался лишь толстый слой угольев, подернутых легким серым пеплом. Грэм выпотрошил рыбу и зарыл ее в жар, а потом шагнул к шалашу, ощупал развешанную на нем одежду. Все уже высохло. Он оделся и снова вернулся к очагу.
Наступил тот предшествующий вечеру час, когда в природе все затихает. Река словно застыла в своем безмолвном движении, красноватые, как осенние листья, блики легли на воду. Ничто не шевельнется в степях по обе стороны реки. В желтые, как медь, перины облаков на горизонте садилось солнце. Соблазнительный аромат, доносившийся из очага, казалось, неподвижно повис в воздухе. Улегся даже вечный спутник реки, легкий ветерок. Полный покой гасил у Грэма все желания, кроме одного: вечно сидеть вот так, в кротости и безмолвии.
Но прежде, чем окончательно утонул тонкий ломоть багрового солнца, миг тишины истек и наступила первая секунда вечера. Прощальный мутноватый луч прорвался сквозь крошечное оконце в нагромождении облаков и пропал. Тени на берегах стали тяжелеть от синевы. Подоспел и ветерок, зашуршал вдалеке травами, чуть слышно ему вторил плеск воды.
Медленно тянулось время, медленно уплывали назад совершенно не менявшиеся берега. Рыба испеклась. Они съели ее горячей, не обращая внимания на прилипшую кое-где золу. Потом молча улеглись под темнеющим небом, отдаваясь инерции спокойного вечера. Последние красные отблески заката умирали на западе.
– Будет гроза, – лениво пробормотала Дебора.
– Ага, – согласился Грэм. – Надо бы покрыть шалаш.
Пантера утвердительно рыкнула, но оба они еще долго не двинулись с места и лишь много позже поднялись, растянули над шалашом полотнище из водоотталкивающей синтетики.
Заметив на берегу рощицу, они решили пристать, чтобы пополнить запас хвороста для догоравшего костра; в темноте человек и пантера натаскали на плот охапки ломких сучьев, а потом поплыли дальше по течению.
Черная ночь вплотную подступала к светлому кругу, плясавшему около очага. Только повернувшись к нему спиной, можно было различить звезды, усыпавшие полнеба. Другая половина оставалась непроницаемо темной, ее затягивали невидимые во мраке тучи. С берега долетали тревожные голоса ночных птиц.
Подойдя к краю плота, Дебора всем существом тянулась во тьму. От напряжения под кожей волнами пробегала дрожь. Похоже, она вслушивалась в какие-то только ей доступные звуки загадочной жизни ночи. Затем, стряхнув оцепенение, пантера вернулась к очагу и устроилась у ног Грэма.
– В чем дело? – спросил он.
– Ни в чем, – не открывая глаз, пробормотала Дебора. – Вы, люди, все это давно утеряли… и тайны ночи, и духов, что бродят во мраке. А можно выразиться и по-другому: инстинкт, наследственную память. Я все же ближе к природе, ко многим ее тайнам… Твои прародители тоже, наверное, вглядывались вот так в ночь и жались поближе к огню, сами не зная, почему. А ты, цивилизованный человек, сидишь спокойно и не ощущаешь страха…
– Да, страха у меня нет, – кивнул Грэм.
– Вот и жаль… Многое обрел род человеческий, избавившись от фантомов ночи, беспочвенных опасений, мистического страха. Но и утратил тоже немало… Инстинкт… Черт возьми, как же объяснить тебе это? Ах, если бы мог инстинкт слиться с разумом, не бесследно раствориться в мысли, а покорно подчиниться ее диктату… насколько вы стали бы тогда богаче, сильнее…
Грэм подбросил в огонь сучьев и привлек голову пантеры к себе на колени.
– Это интересно… Порой я жалею, что испытывать твои чувства мне не дано. Вот хоть минуту назад – что ты ощущала?
– Словами трудно передать. Подаренный вами разум оттесняет инстинкт на задний план… Но не только. Он понемногу просачивается туда, где прежде безраздельно царил животный инстинкт, подменяет его человеческой мистикой. Будь я настоящей пантерой, разве испытала бы я подобное чувство? Форма все та же: чутье, позволяющее уловить некую далекую и неясную угрозу, разлитую во тьме. Да, она далека… но она здесь, рядом. И вот разум подсознательно навязывает мне свое полуобъяснение, а в результате я воспринимаю весь этот мир как огромную ширму, за которой кроется неведомая всемогущая сила. Мы для нее лишь фигурки в сложной, непонятной игре вселенского масштаба. Эта сила, как мне чудится, на ход вперед определяет каждый наш поступок, даруя нам лишь иллюзию свободной воли. Не знаю, возможно, я начинаю, подобно первобытным людям, обожествлять стихии…
Похолодало. Грэм и Дебора заползли в свой шалаш и устроились на ночлег. Лапа привольно раскинувшегося зверя легла человеку на грудь. Дыхание пантеры становилось глубже, безмятежнее. Во сне она время от времени поскуливала и дергалась, словно вот-вот бросится бежать, но уже через мгновенье засыпала еще крепче.
На полотнище шлепнулись первые капли. Огонь в очаге сердито шипел, как бы предчувствуя уготованную ему судьбу. Грэм лежал спокойно, голова была свежа. Спать ему совершенно не хотелось. Он снова и снова мысленно повторял слова Деборы. Неведомая, всемогущая, вселенская сила… Он думал об этом без тревоги, мерное движение убаюкивало. Права ли была пантера? Может, они и впрямь встретились с чем-то, чье могущество в тысячи раз превышало человеческое? До сих пор никто не наткнулся в космосе даже на след гипотетических сверхцивилизаций, однако логика подсказывала неизбежность их существования. Наивно было бы предполагать, будто среди миллиардов планет галактики именно Земля первой породила разум, что этот разум занимает высшую ступень развития.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Грэм устроился на берегу, в тени высокого, похожего на папоротник куста. Задумчиво смотрел он на ручей, рассеянно вертя в руке надкушенную галету. Прозрачные струи каскадом перепрыгивали с камня на камень, многочисленные миниатюрные водовороты вскипали холодной белой пеной. В спокойных заводях над чистым песчаным дном кружили маленькие, почти прозрачные рыбешки.
Внезапное бегство сдвинуло в жизни Грэма что-то, казавшееся ранее незыблемым. Впервые он со всей ясностью осознал, что без связи он подобен жертве крушения, выброшенной на необитаемый остров. От самых близких ему людей Грэма отделяли десятки световых лет. Спокойная, уединенная планета превращалась в ловушку, только и было надежды, что на старый отцовский звездолет.
При мысли о звездолете его слегка кольнула тревога: а вдруг снова провал в памяти? Вместо этого корабль встал перед его мысленным взором во всей реальности – таким, каким он видел его несколько лет назад. Огромное старомодное веретено из черного металла опиралось на массивные стабилизаторы, заостренная верхушка целится в голубое небо. Грэму вспомнился трепет, охвативший его тогда, в кабине подъемника. Механизм с честью выдержал несколько десятилетий пребывания под открытым небом и послушно доставил его к люку. Мрачные коридоры, освещенные лишь тусклыми аварийными лампами, с неодобрением встретили непрошеного гостя в легкомысленных шортах и пестрой майке. Пахло старым металлом, бездействующей машиной. Но звездолет был жив, он лишь дремал и в любой момент был готов подчиниться команде. За тонким слоем атмосферы его ждала родная стихия.
«Вот и сейчас вряд ли что-нибудь изменилось», – подумал Грэм.
Но воспоминания все-таки не прогнали тревожное чувство. Провалов на этот раз не было, но уж больно послушно, будто по заказу, они приходили. Это были не просто воспоминания. Время как бы возвращалось вспять, Грэм словно заново переживал тот миг, о котором подумалось: со всеми самыми незначительными подробностями, с ароматами, звуками, зрительными образами и даже тактильными ощущениями. Вот еще одна странность этого необычайного дня… Не слишком ли их много, таких странностей?
Он поморщился, склонил голову и наткнулся взглядом на недоеденную галету. Голода Грэм не чувствовал и бросил ее в ручей. Галету подхватило течение, рыбешки стайкой устремились к корму.
Грэм встал, принялся завязывать рюкзак. Дебора растянулась на солнышке посреди поляны. Она, казалось, не открывала глаз, но ни одно движение друга не ускользало от ее внимания. Умоляющим голосом пантера протянула:
– Ну, Грэм, может, отдохнем еще чуточку?
– Пора в путь, – ответил Грэм и решительно забросил рюкзак на спину. – Времени у нас в обрез.
Не хотелось признаваться даже самому себе, но факт остается фактом: вовсе не загадочные огоньки внушали Грэму опасения. Во время миссий он побывал в таких переделках, что нынешняя ситуация казалась прямо-таки ерундовой. Следовало просто-напросто остаться дома и подождать развития событий. Более того – именно так он должен был поступить, это подсказывали логика и опыт. Подлинный ужас он испытывал перед хаосом, воцарившимся в его сознании. Грэм пытался поверить, будто странные срывы памяти – дело огоньков, но что-то подсказывало: причина в нем самом, искать ее вовне ошибочно.
Он слышал, что, сходя с ума, человек не отдает себе в этом отчета. Расстроенное сознание объясняет симптомы болезни чисто внешними обстоятельствами. Мог ли послужить утешением тот факт, что странности своей памяти он все-таки замечал?
Вдвоем с Деборой они спускались с перевала. Склон постепенно становился более пологим. Время от времени в лесу встречались поляны, с них хорошо было видно, как приближается равнина. Направление Грэм выбрал точно, так что спустились они к самому берегу реки. Деревья разом кончались на краю широкой полосы песчаных наносов. Там, где арьергард леса несколько приподнимался над песком, из почвы торчали оголенные весенним половодьем корни.
Царивший кругом покой не заставил Грэма расслабиться, он знал, что нужно спешить. Сбросил ношу на песок, извлек лежавший сверху микровибрационный резак. Ни одна насадка из комплекта не годилась для того, чтобы валить деревья, но для этой цели был у него другой инструмент.
Через пару минут ствол выбранного Грэмом дерева захлестнула тонкая металлическая нить, связанная с вибратором и дополнительной ручкой. Нажав большим пальцем на красную кнопку, он почувствовал мелкую, едва уловимую вибрацию зажатого у него в руке приспособления и сделал шаг назад, медленно потянул на себя нить. Она утонула в стволе почти без сопротивления, перерезала его и вышла наружу с другой стороны. Дерево стояло как ни в чем не бывало, но стоило Грэму с Деборой упереться в ствол, крона заволновалась и великан стал медленно крениться.
Вскоре нужный им десяток деревьев лежал, подмяв под себя подлесок. Поменяв насадку, Грэм принялся обрубать ветви. Когда и это было сделано, они на пару с Деборой откатили бревна к воде и приступили к сооружению плота. Пантера тут оказалась очень кстати: улегшись на бревна, она впивалась в них когтями и плотно притягивала друг к другу, а Грэм обматывал их тонким синтетическим фалом.
К четырем после полудня плот был связан: шесть метров на четыре, посередине большой шалаш и каменный, обмазанный глиной очаг. С большим трудом они вдвоем столкнули свое детище в воду и прыгнули на влажные, пахнущие смолой бревна. Широко расставив ноги, Грэм уперся длинным шестом в дно и вывел плот на середину реки. Сначала чуть заметно, потом все быстрей и быстрей течение понесло их к цели. Теперь все заботы о путешествии брала на себя река. Положив шест, Грэм обнаружил, что с головы до ног вымок. Раздевшись, он развесил одежду на зеленых стенках шалаша, а потом достал из рюкзака складную удочку.
Дебора лежала с ним рядом и вылизывала мокрую шерстку, не забывая поглядывать на красный поплавок, волочившийся за плотом. Клева не было. Солнце постепенно клонилось к западу, но жара еще не спала. Лениво сидя на краю плота, Грэм почти забыл об удочке, к нему вернулось ощущение покоя, нарушенное появлением огоньков. Думать о неприятностях не хотелось. Река поможет.
И вдруг леска у него в руке вздрогнула. В двух метрах за кормой дернулся и скрылся под водой поплавок. Опытный рыболов, Грэм быстро подсек. По сопротивлению понял – попалась крупная рыбина. Спешить ни к чему, надо потравить леску. Натяжение нити подсказывало все перипетии борьбы за жизнь, которую вела рыба. Она отчаянно пыталась освободиться, но постепенно слабела, и Грэм стал подтягивать ее ближе к поверхности. Крупное серебристое тело мелькнуло рядом с плотом, скрылось, снова выскочило. Низко-низко припав к бревнам, Дебора подползла к краю плота, и, когда в воде в третий раз блеснула рыбья спина, на нее с быстротой молнии опустилась черная лапа. Мокрое сигарообразное тело мелькнуло в воздухе и шлепнулось на бревна.
Через некоторое время во влажном еще очаге полыхало буйное пламя. Грэм ворошил сучья, чтобы они как можно скорей превращались в угли. Дебора лапой придерживала подрагивающую рыбину, с гримасой, выражавшей смесь восхищения с отвращением, принюхивалась к идущему от нее влажному запаху.
И вот в очаге остался лишь толстый слой угольев, подернутых легким серым пеплом. Грэм выпотрошил рыбу и зарыл ее в жар, а потом шагнул к шалашу, ощупал развешанную на нем одежду. Все уже высохло. Он оделся и снова вернулся к очагу.
Наступил тот предшествующий вечеру час, когда в природе все затихает. Река словно застыла в своем безмолвном движении, красноватые, как осенние листья, блики легли на воду. Ничто не шевельнется в степях по обе стороны реки. В желтые, как медь, перины облаков на горизонте садилось солнце. Соблазнительный аромат, доносившийся из очага, казалось, неподвижно повис в воздухе. Улегся даже вечный спутник реки, легкий ветерок. Полный покой гасил у Грэма все желания, кроме одного: вечно сидеть вот так, в кротости и безмолвии.
Но прежде, чем окончательно утонул тонкий ломоть багрового солнца, миг тишины истек и наступила первая секунда вечера. Прощальный мутноватый луч прорвался сквозь крошечное оконце в нагромождении облаков и пропал. Тени на берегах стали тяжелеть от синевы. Подоспел и ветерок, зашуршал вдалеке травами, чуть слышно ему вторил плеск воды.
Медленно тянулось время, медленно уплывали назад совершенно не менявшиеся берега. Рыба испеклась. Они съели ее горячей, не обращая внимания на прилипшую кое-где золу. Потом молча улеглись под темнеющим небом, отдаваясь инерции спокойного вечера. Последние красные отблески заката умирали на западе.
– Будет гроза, – лениво пробормотала Дебора.
– Ага, – согласился Грэм. – Надо бы покрыть шалаш.
Пантера утвердительно рыкнула, но оба они еще долго не двинулись с места и лишь много позже поднялись, растянули над шалашом полотнище из водоотталкивающей синтетики.
Заметив на берегу рощицу, они решили пристать, чтобы пополнить запас хвороста для догоравшего костра; в темноте человек и пантера натаскали на плот охапки ломких сучьев, а потом поплыли дальше по течению.
Черная ночь вплотную подступала к светлому кругу, плясавшему около очага. Только повернувшись к нему спиной, можно было различить звезды, усыпавшие полнеба. Другая половина оставалась непроницаемо темной, ее затягивали невидимые во мраке тучи. С берега долетали тревожные голоса ночных птиц.
Подойдя к краю плота, Дебора всем существом тянулась во тьму. От напряжения под кожей волнами пробегала дрожь. Похоже, она вслушивалась в какие-то только ей доступные звуки загадочной жизни ночи. Затем, стряхнув оцепенение, пантера вернулась к очагу и устроилась у ног Грэма.
– В чем дело? – спросил он.
– Ни в чем, – не открывая глаз, пробормотала Дебора. – Вы, люди, все это давно утеряли… и тайны ночи, и духов, что бродят во мраке. А можно выразиться и по-другому: инстинкт, наследственную память. Я все же ближе к природе, ко многим ее тайнам… Твои прародители тоже, наверное, вглядывались вот так в ночь и жались поближе к огню, сами не зная, почему. А ты, цивилизованный человек, сидишь спокойно и не ощущаешь страха…
– Да, страха у меня нет, – кивнул Грэм.
– Вот и жаль… Многое обрел род человеческий, избавившись от фантомов ночи, беспочвенных опасений, мистического страха. Но и утратил тоже немало… Инстинкт… Черт возьми, как же объяснить тебе это? Ах, если бы мог инстинкт слиться с разумом, не бесследно раствориться в мысли, а покорно подчиниться ее диктату… насколько вы стали бы тогда богаче, сильнее…
Грэм подбросил в огонь сучьев и привлек голову пантеры к себе на колени.
– Это интересно… Порой я жалею, что испытывать твои чувства мне не дано. Вот хоть минуту назад – что ты ощущала?
– Словами трудно передать. Подаренный вами разум оттесняет инстинкт на задний план… Но не только. Он понемногу просачивается туда, где прежде безраздельно царил животный инстинкт, подменяет его человеческой мистикой. Будь я настоящей пантерой, разве испытала бы я подобное чувство? Форма все та же: чутье, позволяющее уловить некую далекую и неясную угрозу, разлитую во тьме. Да, она далека… но она здесь, рядом. И вот разум подсознательно навязывает мне свое полуобъяснение, а в результате я воспринимаю весь этот мир как огромную ширму, за которой кроется неведомая всемогущая сила. Мы для нее лишь фигурки в сложной, непонятной игре вселенского масштаба. Эта сила, как мне чудится, на ход вперед определяет каждый наш поступок, даруя нам лишь иллюзию свободной воли. Не знаю, возможно, я начинаю, подобно первобытным людям, обожествлять стихии…
Похолодало. Грэм и Дебора заползли в свой шалаш и устроились на ночлег. Лапа привольно раскинувшегося зверя легла человеку на грудь. Дыхание пантеры становилось глубже, безмятежнее. Во сне она время от времени поскуливала и дергалась, словно вот-вот бросится бежать, но уже через мгновенье засыпала еще крепче.
На полотнище шлепнулись первые капли. Огонь в очаге сердито шипел, как бы предчувствуя уготованную ему судьбу. Грэм лежал спокойно, голова была свежа. Спать ему совершенно не хотелось. Он снова и снова мысленно повторял слова Деборы. Неведомая, всемогущая, вселенская сила… Он думал об этом без тревоги, мерное движение убаюкивало. Права ли была пантера? Может, они и впрямь встретились с чем-то, чье могущество в тысячи раз превышало человеческое? До сих пор никто не наткнулся в космосе даже на след гипотетических сверхцивилизаций, однако логика подсказывала неизбежность их существования. Наивно было бы предполагать, будто среди миллиардов планет галактики именно Земля первой породила разум, что этот разум занимает высшую ступень развития.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19