И обещали не чинить препятствия в их продвижении по жизни-дороге...
Пол проснулся и пришел в ужас!
Слышались частые выстрелы. Словно чихает кто-то, как кошка, которая проглотила перышко, но то чихал прокаженный... Прокаженная страна, Пол. Дружок, скорее всего ты погиб, подумал он. Хотя, есть Бог и Судьба... Только не думай, что тебя пощадит Остров. Они и разбираться не будут. Все, кто на Побережье - теперь их враги.
Было бы меньше обиды, если бы его застрелили солдаты по приказу капитана Власюги. В независимом информационном агентстве давно подозревали что журналисты пропадали не только с помощью мятежников, но и по мановению всемогущей руки ВСБ. Этот факт добавлял правоты Полу и его далеким товарищам, а следовательно, немного очищал бы душу в момент смерти.
Но погибнуть случайно; по ошибке быть принятым за солдата, из тех, что мучили его и издевались, которых он ненавидел сейчас и даже хотел, чтобы их убили (увы, Пол!) - несправедливость. И сознавать эту несправедливость в последний момент было бы еще больнее.
Когда выстрелы прекратились, он вспотел и, обессилев, ткнулся лбом в утоптанную землю. В щель засвистел ветерок; шепотом переговаривались. "Кто-нибудь, помогите..."
- Пожалуйста, - жалобно прошептал Пол.
Из-за этого слова и от слабости он почувствовал на языке горькие слезы - ему вспомнилось детство на солнечных холмах, белоснежные фермы и виноградники Галлии, веселый праздник у церкви и шутихи, и как он просил у родителей подарить ему желтенькую лошадку-пони, она пахла как хлеб, который испекли его маленькие сестры. Вспомнилась теплая зима на Альбионе, когда они завалились в паб, и Нил спьяну принял какую-то девчонку за Джима и подарил ей свои часы и бутылку виски. Там стоял запах травы, которая только стала входить в моду, и у Пола заплетался язык, когда он пытался произнести ее название. А потом в паб завалился также и отец Нила, округлил глаза и накостылял всем, особенно Полу, которого принял за Нила. А потом они все пошли в парк и там смотрели на звезды, и отец Нила рассказывал, где какие созвездия... И тогда снова увидел черную жуть сарая на краю Вселенной.
- Помогите!..
Снаружи стояли те, кто стрелял, и они замолчали, внимая его просьбам. И вот открылась дверь.
- Я иностранный журналист! Помогите мне! Я попал в лапы ВСБ, - громко сказал Пол. Зажглась спичка, и он зажмурился, замерев и покорившись судьбе. - Документы у меня отобрали. Они, наверно, где-то здесь...
Тот, кто держал спичку, помолчал, разглядывая пленника.
- Выходите.
"Ничего страшного, - успокаивал себя Пол. - Если в меня выстрелят, то, наверно, я умру сразу и предстану пред Господом. А если не выстрелят, то останусь жив... А интересно, это общее наступление островитян, или всего лишь налет? Если налет, то сейчас они будут торопиться уйти..."
- Осталось всего несколько минут, - страшно нервничая, пробормотал человек, открывший дверь сарая. "Значит, налет. Я им только помеха, значит, меня не пощадят". Спичка упала. Пол успел заметить блеск стволов и стал упрямо глядеть куда-то в сторону и вверх. - Мы берем вас на Остров. Повернитесь лицом к стене.
Его обшарили, дружески похлопав по плечу.
- У меня нет оружия, - прошептал Пол.
- Понятно, что нет... Сигареты я искал, - вздохнули сзади. - Курить нельзя. Огонек видно в темноте.
- У меня все отобрали офицеры, - сказал Пол.
Позади послышались шаги. Подошел второй.
- Быстрее к шлюпке! А то сейчас начнется.
- Слушаю, командир!.. Эй, иностранец, давай за командиром.
- Что начнется, что вы имеете в виду? - спросил Пол.
- Стрельбу, чего же еще - если не успеем переправиться на шхуну.
"Уже была стрельба", - хотел сказать Пол, но тут его развернули невидимые руки и подтолкнули туда, где чернел кипарис.
В шлюпке было около дюжины человек. Судно островитян притаилось под двухсотметровыми скалами, оно сливалось с высокой скалой, стоящей поодаль от берега.
Пол шепотом спросил, что это за судно. Ему сказали: марсельная шхуна, а называется "Харизма". Его отвели в какое-то помещение. Сказали: "Тише!" он ответил "да", и его оставили одного, в темноте, не объяснив, куда можно приткнуться. Пол занервничал; и он почему-то не сомневался, что кто-то присматривает за ним снаружи, может быть, в него целятся. "Однако, гибель моя откладывается", - сказал он себе.
Как Пол убедился на своем опыте, иностранные журналисты могли погибать по разным причинам. Кто-то попал случайно в бой, кто-то не угодил офицерам армии Великодержавной Федерации. Но как профессионал и беспристрастный наблюдатель, он старался рассуждать, не вставая мысленно ни на одну из враждующих сторон.
"Побережье и Остров не менее жестоки, чем Великодержавия, - клялся он себе. - Это случайность, неисповедимость рока, что Остров спас меня от гибели. Кстати, не удивлюсь, если меня везут в качестве заложника". Пол был небогатый человек. Он еще был должен компании по благоустройству половину стоимости нового бассейна. "Будут платить фонды, - вдруг успокоился он. - А вообще-то островитяне не кажутся мерзавцами... м-да... и все-таки, не кажутся. Просто солдаты. Они меня даже не ударили".
Тут что-то с ним случилось. Он закачался и обхватил себя за плечи, не почувствовав прикосновения собственных ладоней.
- Дерьмо, - прошептал он.
Это голод, это голод... Или просто слабость?
"Сейчас бы домой... Или в Галлию..." Он попытался, опустив подрагивающие веки, снова представить галльское солнце - много солнца, зной на площади Сен-Мари, как он лежит на раскаленном граните, потягивая из банки "Крокодайл". Где-то в трех шагах его велосипед (надо повернуть голову); в последнее время нередки веселые кражи велосипедов, их находят только назавтра, за два квартала обычно. Кто-то смеется у фонтана - это девушки в купальниках пристают к полицейским. Пол лениво помахал лейтенанту Пасье, тот прищурился против солнца, узнал.
- Приятного отдыха, господин журналист! Как поживаете?
- Как видите, полеживаю себе, лейтенант, - улыбнулся Пол.
- Давно вас не видел.
- На Темное море ездил, лейтенант. Тревожно там было; вот, отхожу потихоньку.
- Мы идем вечером к госпоже Лили. Не составите компанию?
- Вы очень любезны, лейтенант. Благодарю за приглашение.
Зной и сон.
Пол вздрогнул и приподнялся. Его встретило свежим черным ветром, несущим едкий запах чего-то знакомого. Скрип двери разбудил его. Тут он вспомнил ту неопределенную ситуацию, в которой оказался, секундой позже пришел каверзный ужас плена, потом - неожиданность спасения. "Монсеньер, теперь давайте выпьем", - пробормотал он и вдруг понял, что на него смотрят.
- Приплыли? - спросил он у неподвижного силуэта.
- Ну и вопрос... Конечно, нет, - шепотом ответили ему. - Говорите очень тихо. Хотите воды?
До его груди дотронулись твердым.
- Вот черт... Как кстати! - пробормотал Пол и схватил бутылку. Он сделал три долгих глотка, передохнул и сделал четвертый. Тем временем дверь закрылась, тот, кто принес воду, остался внутри.
Отдавая бутылку, он наткнулся на теплые женские руки.
- Мисс? - удивился он. - Вы из команды шхуны?
- Нет, не из команды, - ответил тот же шепот. - Какая разница? Вы кое-что должны узнать прямо сейчас: большая удача, что вы иностранный журналист и попали к нам. Знаете, что с вами хотели сделать наши враги?
Он только чертыхнулся; она тоже.
- У вас шок? Вы что-нибудь соображаете? Ладно, плевать. Лишь бы вы не кричали и не бунтовали, не то вас пристрелят.
Пол помолчал.
- Свет нельзя зажечь?
- Ни в коем случае не зажигайте свет и не высовывайтесь наружу. Ложитесь спать.
- У вас есть еда?
- Потерпите без еды, - был ответ. - Всем пока не до вас. Вот только вода... Оставьте ее себе.
Открылась и закрылась дверь.
Пол снова напился воды и сразу почувствовал, как заболело все тело. И несомненно, эта солдатня, что его пинала и валяла по полу, была способна добиться большего результата. Он и правда вдруг захотел спать, забыв о еде; нащупал в темноте то ли куртку, то ли пиджак и натянул ее, после чего улегся на пол и закрыл глаза. "Будем надеяться на лучшее... Или нет, не на лучшее, а просто на хорошее - о лучшем пока вообще не думать. Лучше бы тебе, Пол, вообще пока ни о чем не думать..."
И все-таки в каюте было сухо и тепло. Пол пощупал дверь; она была обита войлоком. И щелей в стенах не было. Пол видел только приоткрытое окошечко в двери - оно было квадратным и выглядывало, как он понял, параллельно палубе по направлению к корме. В окошечко заглядывало черное небо и иногда - яркая звезда.
И весь последующий день его никто не тревожил! Словно все забыли о нем. Оставалось только спать. В каюте было темно, света из окошечка не хватало. Пол не решался сам напоминать о себе. Однажды его растолкали и насильно отвели справить нужду, Пол подчинился без энтузиазма - кажется, почки ему временно отказали. "Хорошо бы - временно..." От ощущения неопределенности, осознания опасной близости вооруженных людей, которых боялась и ненавидела вся Великодержавия, на Пола опустился непроницаемый колпак тупости и равнодушия. Он никому не хотел смотреть в лицо.
Сквозь эту тупость он слышал волны, хлопанье парусов, команды рулевого; однажды донеслись чьи-то тревожные возгласы: кажется, на горизонте увидели противника. Шхуна сделала поворот и пошла, как ему показалось, гораздо быстрее. Но Пола это не касалось. Он все время засыпал, и больше не думал о еде.
Когда он проснулся в последний раз, окошечко было закрыто. Отупение прошло, зато появилась досада. Все-таки его персоне должно быть уделено больше внимания. С каждой минутой все сильнее давила неизвестность. "Снова пленник? Или свободный?" К своему последующему стыду он помянул директора Синьоретти и пожелал ему таких же неприятностей, в которые попал сам.
И вот на него обратили, наконец, внимание. Открыли дверь и шагнули в каюту. Пол едва успел проснуться, как его схватили за бока сильные руки, повернули и короткими движениями обшарили с ног до головы. Пол не смог разглядеть этого человека, а тот уже исчез.
- Меня уже обыскивали, - сказал ему вслед Пол, ошеломленный таким профессиональным обращением, напомнившим офицеров ВСБ. На душе стало еще неспокойней.
И тогда, как будто его сны продолжались, Пол услышал альбионскую речь, слегка искаженную произношением, но вполне свободную.
- Эй, мистер, вы проспали целый день. Настало время прояснить ситуацию. Вы в моей каюте и в моих руках. Надеюсь, это звучит не слишком оскорбительно.
Это и была та девушка, застрелившая четверых офицеров. Ее имя Юнче Юзениче. Национальности у нее нет. Ей около восемнадцати, и у нее каменное сердце, хотя давно уже никто не приближался к нему - а вдруг теплое?
В ГОРОДЕ ЗЛОМ И НЕ ТОЛЬКО
В пригороде Злого, на Побережье, подростки встречали поезд из столицы. Когда он приходил, они садились в него, ехали до конечной станции, предлагали пассажирам брошюры, газеты, а также сладости и пиво. Четырнадцатилетнему Хасани труднее всего было не попробовать пива. Он был потный, ловил блох и матерился. Кто-то в суматохе посадки дал ему по роже и расшатал зуб; воспалился почему-то глаз; товар не расходился - никто не покупал пряники у некрасивого возбужденного парня, без пуговиц и носков, с обкусанными ногтями. Он шатался по вагонам и давно был как зомби. Взгляд его блуждал.
Что-то, непонятное ему, раздражало Хасани все сильнее, а что это было, задуматься было лень. Чувства его затупились до предела; они были словно забитые липкой грязью вентиляционные отверстия на потолке.
- Таким образом, сударь, вы занимаетесь здесь ерундой, - говорил ему вкрадчивый голос. - Торгуете газетками "Наша правда" и "Сила единства". Никто не купит эти газеты. Всем и без газет известно, что наш Президент хороший, а их - дрянь и мозгляк. Все и так знают, что Остров надо замочить. Непреложная истина то, что деньги из Великодержавии украли работники "Бюро Свобода" вместе с редактором газеты "Независимость". Только почему простые люди, пассажиры, должны платить тебе за эти истины? Только потому, что тебе нечего есть, или потому что тебе не хватает на курево? Беги к морю, поплавай! Наплевать на эту бумажную дрянь. А твое жалкое пиво - давай употребим его по назначению. Или выкинем к чертям из тамбура и посмотрим, как разлетятся по сторонам света его позорные ядовитые капли!
Наконец, Хасани в изумлении обернулся. За ним шла девчонка ниже его ростом, с золоченой сигареткой в насмешливых губах. Она была остроносая и глазастая, с пушистым ежиком бесцветных волос. И гораздо более загорелая, чем он. Хасани округлил глаза:
- Что? Ты, считай, напросилась!
Но он не решился сразу ударить ее. Полная неприятностей жизнь мальчишки научила его сначала думать, потом бить. И появилась странная закономерность - чем чаще он думал, тем реже бил.
Хасани провел рукой по уставшему лицу, с чувством, что дурацкий мираж испарится, или хотя бы обретет какой-нибудь привычный статус. Однако ничего не изменилось, кроме того, что в руке у него была теперь такая же сигарета, как у девчонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19