Зачем, почему… Какая в таком поступке логика? Нет вовсе? Или была? Конечно, была. Гамаюнов ревновал и не хотел встречи своей жены с Романом Верноном. Очень даже удачная версия для того, чтобы уберечь время. “У истории нет истины, есть только версии”, –повторял Гамаюнов. Такова была версия Романа. Вполне пригодная, чтобы стать основной в данной истории.
И вот Роман и Надя вместе.
И что же она?
– Не могу понять, что со мной. Я все время спала? Какой дурацкий сон. Мне снилось, что меня убили. И я была скована льдом, как эта шлюха из детской сказки, которую трахали семь мужиков, а потом поместили в стеклянный гроб, чтобы она вновь обрела невинность. Может, я тоже теперь невинная? – Она не понимала, что происходит, и потому злилась. Не помнила, что умерла. Не знала, что Роман ее спас.
Надя засмеялась. Недобрый, очень недобрый смех. И вот, наконец, она приникла губами к его губам, но тут же отстранилась.
– Где ты был столько времени? Почему не пришел ко мне? Я просыпалась, вновь засыпала. Мне это надоело. Что ты делал? Где был?
– Чинил Беловодье. – Не сообщать же ей, что она умерла, а он вытащил ее из смертной тени.
– Ах да! Конечно! Водный меч Игоря Колодина рассек шрамы у Лешки на груди. Я сразу подумала, что стена может не выдержать, и сказала об этом Базу. Но мы ничего не могли тогда сделать. Иван Кириллович попросил привезти в Беловодье тебя. Где Гамаюнов? Мне тоже надо ему кое-что сказать.
– Ты обещала уйти от него.
– Не выдумывай! Я обещала, что ты с ним встретишься. И больше – ничего.
– Ты обещала уйти от него, – повторил колдун.
– Во сне, что ли?
– Да, тебе приснился сон, что ты умерла. А я тебя воскресил. И ты обещала оставить Гамаюнова.
– Роман, прекрати свои сказки.
Он схватил ее за руку. Довольно грубо.
– Идем со мной.
– Куда?
– Посмотришь на оживление.
– Не поняла. – Она попыталась высвободить руку. – В чем дело? Что с тобой? Я же сказала – нет.
– Идем, посмотришь, как я Глашу верну к жизни. Сейчас у меня для этого настрой подходящий. Я буду оживлять, а ты отойди в сторону и смотри.
Надя растерялась. Испугалась. Отступила. Сомнение мелькнуло в ее дерзких глазах. Что задумал колдун, она не понимала. Вернее, боялась понять.
– А ты любишь себя! – Она погрозила ему пальцем. – Себя в колдовстве любишь.
– Но тебя люблю еще больше! – Он обнял ее и не желал отпускать. Вот так бы вечно не разжимать рук. А вокруг пусть волнуется изменчивое Беловодье.
Роман приказал светлым водам: “Создай круг прошлого!”, чем несказанно Надю удивил.
– Ты повелеваешь? Здесь? А как же… – Она не договорила, стиснула губы.
Ясно, что хотела спросить про Гамаюнова, отчего это Иван Кириллович утратил прежнюю власть, но не спросила.
– Я бросил в здешнее озеро свое кольцо. Так что, видишь, мы в контакте.
– То кольцо, что прежде подарил мне? А потом снял с пальца, пока я была без сознания? Как это на тебя похоже!
О да, женщины всегда помнят, что им подарили или обещали подарить. Но он не мог ей сказать, что снял кольцо с нее убитой…
– Ты ревнуешь к Беловодью?
– Ладно, давай посмотрим, на что ты способен. – Что ни говори, а ей нравилась его дерзость.
Ничего поначалу не происходило, потом вода в озере немного потемнела, сделалась ярко-синей. Потом на поверхности появилось светлое кольцо. Прошло еще несколько минут… Вода внутри кольца замутилась. А потом как будто затвердела. И еще – воздух над ней стал мерцать и мешаться, будто от воды шел жар. Хотя никакого жара не было.
Роман подвел утопленницу к краю дорожки.
– Шагай внутрь, – приказал Роман Глаше.
– Это еще зачем? – засомневалась утопленница. – Опять обожжет, как в прошлый раз. Нет уж! Сам туда лезь. А я в лазить не желаю!
– Ты снова живой быть хочешь?
– Ага. Зачем же еще я за тобой все эти дни гонялась?
– Ну так это твой шанс. Шагай. Только рубаху сними. А то вдруг к телу прирастет.
– А вдруг я насовсем сгину? – Она трусила. Мертвая, а боялась. – Может, как-нибудь иначе…
– Прекрати! Сколько времени ты уже неживая?
– Да уж почти два года уже. Даже больше. Я в озеро не полезу – оно жжется.
– Точно дату помнишь?
– Помню. Семнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто шестого года.
– Ты в реку бросилась в тот день, когда я Пусто-святово приезжал купаться и запас воды делать. Давай иди, не растаешь. – Он подтолкнул ее в спину.
– Я не полезу! – Она упиралась изо всех сил.
– Надежду видишь? – спросил Роман. – Видишь, какая она?
– Так она не топилась… – запальчиво выкрикнула Глаша.
– Она живая! – Колдун изо всей силы стиснул Глашин локоть. Скользкое мясо, лишенное кожи.
– Поклянись, что и я оживу.
– Клянусь водою.
Глаша еще миг колебалась. Потом скинула рубаху и скакнула прямо в центр круга. А дальше… Над кругом на поверхности озера образовался яйцевидный купол. Потом купол вырос, в середине появилась перетяжка, и купол превратился в водяные часы. Упала первая капля, и время побежало назад с резвостью лесного ручейка. Купола клепсидры пульсировали и менялись на глазах, и внутри тоже все менялось – мелькали какие-то осколки, бесформенные и разноцветные. Обрезки, обрывки, вкрапления наслаивались друг на друга, пропадали, возникали вновь. И Глаша внутри этого сумасшедшего калейдоскопа тоже менялась, расплывалась, распадалась на части. В светлом небе вдруг проступила чернота, сверкнули звезды. Оглянуться не успел колдун, как промелькнули сутки. Потом неделя. Потом месяц. Сменялись события – отступала осень, потом лето сменялось весною, и вдруг завьюжила зима… И новый круг…
Наконец наступила нужная минута. Упала последняя капля водяных часов. И Глаша вновь возникала – живая, круглолицая, веснушчатая, с растрепанными, выкрашенными в какой-то жгуче-рыжий цвет волосами, пухленькая, коротконогая, загорелая, с заметным животиком. Не красавица, конечно, но молодая баба, полная сил…
– Роман, миленький, – всхлипнула Глаша и потянула к нему руки.
– Стоять! – приказал колдун. – Сейчас главное начнется.
Теперь надлежало из времени, ставшего водой, вновь создать упорядоченную структуру. Кристалл будущего станет расти сразу в нескольких точках. Так к нашей персоне сразу из множества точек подбирается многоголовая Судьба, чтобы толкнуть нас, завихрить или направить, а на самом деле обмануть, как всегда. И надо соединить Глашину жизнь с настоящим так, чтобы ничего она, ожившая, в нем не сместила и не нарушила. С Надей было проще. Ее существование легко вписалось в настоящее без искажений.
Клепсидра перевернулась, и вновь застучали капли. Мигнули звезды, пропали и появились вновь. Зеленый луч, потерянный полвека назад над Ла-Маншем, сверкнул в небе Беловодья и пропал.
Глаша пританцовывала от нетерпения, пока Роман создавал ее прошлое, сращивая с настоящим. Тонкие прозрачные иглы одна за другой протыкали изменчивый купол, и он переставал дрожать и меняться. И Глаша перестала двигаться и замерла. Еще игла, и еще, и вот Глаша вся пронизана прозрачными острыми льдинками времени. Еще моргает, еще смотрит, умоляя, но скоро взгляд погаснет и остекленеет. Постепенно иглы заполнили все пространство купола. И – крак… Он распался. И Глаша ушла бы под воду, если бы Роман не схватил ее за руку. Схватил, рванул, поставил рядом с собой. Она пошатнулась, отступила, провела ладонями по телу, стирая капли.
– Я столько времени у тебя в доме жила? – спросила она, потирая лоб, будто проверяла, подлинные он ей воспоминания вживил или мнимые. – Ничего не помню. Да, знаю, так было, но не помню. Обо всем ты рассказал, а мою память серым туманом накрыло. Я в тумане плескалась, как в воде. Или, вернее, в густом жирном супе. И о своей судьбе в газете прочитала. На последней странице. Там, где хохмочки всякие печатают. – Глаша затрясла головой, русые волосы плеснули по плечам.
– Ты со мной из Пустосвятова уехала, у меня в доме в свободной комнате проживала, – вкрадчиво на ухо ей шептал колдун, но при этом искоса поглядывал на Надю. Та смотрела на “новую” Глашу очень даже внимательно. – С помощью волшебного зелья я из тебя королеву красоты сделал. Долгохонько пришлось повозиться. А потом я тебя заколдовал в русалку, мы вместе к водяному наведались, и ты кости мне помогала метать. А потом ты за мной увязалась в путь-дорогу. Так ведь?
– Так вроде… – Глаша хихикнула. – Так я что ж теперь – королева красоты?
– А ты глянь! – Он подвел ее к краю дорожки. Она глянула в водное зеркало, ахнула и обмерла.
– Неужели это я? – И тут же радостно взвизгнула. – Я-а-а!
Нагая, завертелась она перед Романом, но в этом ее верченье не было ничего чувственного. Роман – ее создатель, ее Пигмалион. И новая Галатея любила его больше всех мужчин, с которыми когда-то трахалась.
Да, вышла она после колдовских процедур куда краше прежней. Что говорить – была девчонка ничем не замечательная, весьма упитанная, курносая. А теперь – талия осиная, грудь упругая, шея лебединая, и все остальное… А ноги-то, ноги! На двадцать сантиметров длиннее прежних. А лицо! Носик точеный, глазища огромные, веснушки, правда, есть, но они как будто специально по коже рассыпаны. И волосы – золотой волной до середины спины. А главное, движется она теперь так томительно-медленно, плечиками поводит и бедрами, что все мужчины без исключения должны штабелями укладываться под крошечные розовые ее ступни.
– Я мужику своему поганому покажусь. Чтоб у него слюнки-то до живота текли. Пусть видит, подлец, что потерял!
Вот она, наисладчайшая женская мечта. Неужто ради этого все муки были и все усилия? Впрочем, занятно будет посмотреть на физиономию бывшего Глашкиного мужа, когда он с этой красавицей на улице столкнется.
– Роман, миленький, я за тебя в огонь и в воду!
– В огонь не надо, – остановил ее порыв господин Вернон. – И в воду тоже. Просто живи.
И подставил щеку для поцелуя.
– А в губы можно? – Глаша, не дожидаясь согласия, прильнула к губам колдуна.
– Э, так не пойдет! – возмутилась Надя, вроде как в шутку оттолкнула новоявленную красавицу, но Роману почудилось – нешуточная вовсе ревность ожгла сердце его львицы.
– Да ладно тебе! – засмеялась Глаша. – Я же просто так – радуюсь! Теперь я перед Романом Верноном в неоплатном долгу.
– Смотри, Глаша, глупостей новых не делай! – предупредил колдун.
– Да ладно тебе! Я теперь счастливой буду! Самой счастливой, вот увидишь! – И она, подпрыгивая от радости, понеслась к домику для гостей.
– Платьев наделай! – крикнул ей вслед Роман.
– Каких? – Глаша остановилась так неожиданно, что едва сумела сохранить равновесие. А то бы грохнулась в воду – и прощай Романова работа.
– А каких захочется. Ведь это – Беловодье!
Вода в озере бурлила и выплескивалась на дорожки. Фонтанчики поднимались там и здесь. Все играло. Будто там в глубине кто-то резвился и радовался.
Роман повернулся к Наде.
Красавица смотрела на него мрачно: взгляд исподлобья не сулил ничего хорошего.
– Ты и меня воскресил, как ее! – заявила Надя без тени сомнения.
– С чего ты взяла?
– Я помню серую хмарь. Пустоту. Ничто. Ощущение, что просыпаешься и не можешь проснуться. И однообразные сны. Сны, в которых я умираю. А потом сижу в клетке и не могу выйти. Да, я умерла. А теперь жива. И ты нарочно показал мне Глашино воскрешение, чтобы я это поняла. – Говоря это, она все повышала и повышала тон. Теперь она уже почти захлебывалась воздухом. – Чтобы чувствовала себя обязанной, чтобы благодарила тебя и кланялась в ножки. Так?
– Так. Но не совсем. Я не благодарности искал…
– Самовлюбленный подленький колдунишка! – Взглядом она готова была испепелить. К счастью, подобного дара ожерелье в ней не открыло.
– А что было делать?! – Роман не оправдывался, наоборот, нападал. – Ты вновь готова была броситься в объятия своему Гамаюнову. Хотя прежде обещала его забыть. А тут вновь: ах, создатель Беловодья, ах, учитель! А до того клялась уйти от него, если я тебя спасу.
Надя молчала. Но лицо ее становилось с каждой фразой Романа все холоднее, все надменнее.
– Он – никто нынче. У него больше нет ожерелья, – мстительно сказал Роман, чувствуя, что вновь ее теряет.
– Беловодье – его ожерелье!
– На это ожерелье претендует Сазонов. Выходит, если Сазонов одолеет, ты кинешься на шею ему?
– Сазонов погиб.
– Это вы так думали. Но он здесь. И едва не захватил все.
– Я никому не позволю себя оскорблять. Ни тебе, ни… – Она запнулась.
“Гамаюнову”, – мысленно продолжил за нее колдун.
Она неожиданно отступила.
– Роман… я была счастлива несколько минут назад. А теперь я тебя ненавижу. – У нее задрожали губы.
– За что?
– И он еще спрашивает! Ты загоняешь меня в клетку! В угол клетки!
– Нет, я пытаюсь открыть тебе глаза. Не понимаю даже, почему ты его любишь? Вообразила, что он творец, гений! – Роман театрально вскинул руки. Потом резанул ладонью, будто хотел оборвать невидимую нить. – Но нет, нет… Он всего лишь тиран. А ты – надменная, дерзкая львица, на которую он надел ошейник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
И вот Роман и Надя вместе.
И что же она?
– Не могу понять, что со мной. Я все время спала? Какой дурацкий сон. Мне снилось, что меня убили. И я была скована льдом, как эта шлюха из детской сказки, которую трахали семь мужиков, а потом поместили в стеклянный гроб, чтобы она вновь обрела невинность. Может, я тоже теперь невинная? – Она не понимала, что происходит, и потому злилась. Не помнила, что умерла. Не знала, что Роман ее спас.
Надя засмеялась. Недобрый, очень недобрый смех. И вот, наконец, она приникла губами к его губам, но тут же отстранилась.
– Где ты был столько времени? Почему не пришел ко мне? Я просыпалась, вновь засыпала. Мне это надоело. Что ты делал? Где был?
– Чинил Беловодье. – Не сообщать же ей, что она умерла, а он вытащил ее из смертной тени.
– Ах да! Конечно! Водный меч Игоря Колодина рассек шрамы у Лешки на груди. Я сразу подумала, что стена может не выдержать, и сказала об этом Базу. Но мы ничего не могли тогда сделать. Иван Кириллович попросил привезти в Беловодье тебя. Где Гамаюнов? Мне тоже надо ему кое-что сказать.
– Ты обещала уйти от него.
– Не выдумывай! Я обещала, что ты с ним встретишься. И больше – ничего.
– Ты обещала уйти от него, – повторил колдун.
– Во сне, что ли?
– Да, тебе приснился сон, что ты умерла. А я тебя воскресил. И ты обещала оставить Гамаюнова.
– Роман, прекрати свои сказки.
Он схватил ее за руку. Довольно грубо.
– Идем со мной.
– Куда?
– Посмотришь на оживление.
– Не поняла. – Она попыталась высвободить руку. – В чем дело? Что с тобой? Я же сказала – нет.
– Идем, посмотришь, как я Глашу верну к жизни. Сейчас у меня для этого настрой подходящий. Я буду оживлять, а ты отойди в сторону и смотри.
Надя растерялась. Испугалась. Отступила. Сомнение мелькнуло в ее дерзких глазах. Что задумал колдун, она не понимала. Вернее, боялась понять.
– А ты любишь себя! – Она погрозила ему пальцем. – Себя в колдовстве любишь.
– Но тебя люблю еще больше! – Он обнял ее и не желал отпускать. Вот так бы вечно не разжимать рук. А вокруг пусть волнуется изменчивое Беловодье.
Роман приказал светлым водам: “Создай круг прошлого!”, чем несказанно Надю удивил.
– Ты повелеваешь? Здесь? А как же… – Она не договорила, стиснула губы.
Ясно, что хотела спросить про Гамаюнова, отчего это Иван Кириллович утратил прежнюю власть, но не спросила.
– Я бросил в здешнее озеро свое кольцо. Так что, видишь, мы в контакте.
– То кольцо, что прежде подарил мне? А потом снял с пальца, пока я была без сознания? Как это на тебя похоже!
О да, женщины всегда помнят, что им подарили или обещали подарить. Но он не мог ей сказать, что снял кольцо с нее убитой…
– Ты ревнуешь к Беловодью?
– Ладно, давай посмотрим, на что ты способен. – Что ни говори, а ей нравилась его дерзость.
Ничего поначалу не происходило, потом вода в озере немного потемнела, сделалась ярко-синей. Потом на поверхности появилось светлое кольцо. Прошло еще несколько минут… Вода внутри кольца замутилась. А потом как будто затвердела. И еще – воздух над ней стал мерцать и мешаться, будто от воды шел жар. Хотя никакого жара не было.
Роман подвел утопленницу к краю дорожки.
– Шагай внутрь, – приказал Роман Глаше.
– Это еще зачем? – засомневалась утопленница. – Опять обожжет, как в прошлый раз. Нет уж! Сам туда лезь. А я в лазить не желаю!
– Ты снова живой быть хочешь?
– Ага. Зачем же еще я за тобой все эти дни гонялась?
– Ну так это твой шанс. Шагай. Только рубаху сними. А то вдруг к телу прирастет.
– А вдруг я насовсем сгину? – Она трусила. Мертвая, а боялась. – Может, как-нибудь иначе…
– Прекрати! Сколько времени ты уже неживая?
– Да уж почти два года уже. Даже больше. Я в озеро не полезу – оно жжется.
– Точно дату помнишь?
– Помню. Семнадцатого июня тысяча девятьсот девяносто шестого года.
– Ты в реку бросилась в тот день, когда я Пусто-святово приезжал купаться и запас воды делать. Давай иди, не растаешь. – Он подтолкнул ее в спину.
– Я не полезу! – Она упиралась изо всех сил.
– Надежду видишь? – спросил Роман. – Видишь, какая она?
– Так она не топилась… – запальчиво выкрикнула Глаша.
– Она живая! – Колдун изо всей силы стиснул Глашин локоть. Скользкое мясо, лишенное кожи.
– Поклянись, что и я оживу.
– Клянусь водою.
Глаша еще миг колебалась. Потом скинула рубаху и скакнула прямо в центр круга. А дальше… Над кругом на поверхности озера образовался яйцевидный купол. Потом купол вырос, в середине появилась перетяжка, и купол превратился в водяные часы. Упала первая капля, и время побежало назад с резвостью лесного ручейка. Купола клепсидры пульсировали и менялись на глазах, и внутри тоже все менялось – мелькали какие-то осколки, бесформенные и разноцветные. Обрезки, обрывки, вкрапления наслаивались друг на друга, пропадали, возникали вновь. И Глаша внутри этого сумасшедшего калейдоскопа тоже менялась, расплывалась, распадалась на части. В светлом небе вдруг проступила чернота, сверкнули звезды. Оглянуться не успел колдун, как промелькнули сутки. Потом неделя. Потом месяц. Сменялись события – отступала осень, потом лето сменялось весною, и вдруг завьюжила зима… И новый круг…
Наконец наступила нужная минута. Упала последняя капля водяных часов. И Глаша вновь возникала – живая, круглолицая, веснушчатая, с растрепанными, выкрашенными в какой-то жгуче-рыжий цвет волосами, пухленькая, коротконогая, загорелая, с заметным животиком. Не красавица, конечно, но молодая баба, полная сил…
– Роман, миленький, – всхлипнула Глаша и потянула к нему руки.
– Стоять! – приказал колдун. – Сейчас главное начнется.
Теперь надлежало из времени, ставшего водой, вновь создать упорядоченную структуру. Кристалл будущего станет расти сразу в нескольких точках. Так к нашей персоне сразу из множества точек подбирается многоголовая Судьба, чтобы толкнуть нас, завихрить или направить, а на самом деле обмануть, как всегда. И надо соединить Глашину жизнь с настоящим так, чтобы ничего она, ожившая, в нем не сместила и не нарушила. С Надей было проще. Ее существование легко вписалось в настоящее без искажений.
Клепсидра перевернулась, и вновь застучали капли. Мигнули звезды, пропали и появились вновь. Зеленый луч, потерянный полвека назад над Ла-Маншем, сверкнул в небе Беловодья и пропал.
Глаша пританцовывала от нетерпения, пока Роман создавал ее прошлое, сращивая с настоящим. Тонкие прозрачные иглы одна за другой протыкали изменчивый купол, и он переставал дрожать и меняться. И Глаша перестала двигаться и замерла. Еще игла, и еще, и вот Глаша вся пронизана прозрачными острыми льдинками времени. Еще моргает, еще смотрит, умоляя, но скоро взгляд погаснет и остекленеет. Постепенно иглы заполнили все пространство купола. И – крак… Он распался. И Глаша ушла бы под воду, если бы Роман не схватил ее за руку. Схватил, рванул, поставил рядом с собой. Она пошатнулась, отступила, провела ладонями по телу, стирая капли.
– Я столько времени у тебя в доме жила? – спросила она, потирая лоб, будто проверяла, подлинные он ей воспоминания вживил или мнимые. – Ничего не помню. Да, знаю, так было, но не помню. Обо всем ты рассказал, а мою память серым туманом накрыло. Я в тумане плескалась, как в воде. Или, вернее, в густом жирном супе. И о своей судьбе в газете прочитала. На последней странице. Там, где хохмочки всякие печатают. – Глаша затрясла головой, русые волосы плеснули по плечам.
– Ты со мной из Пустосвятова уехала, у меня в доме в свободной комнате проживала, – вкрадчиво на ухо ей шептал колдун, но при этом искоса поглядывал на Надю. Та смотрела на “новую” Глашу очень даже внимательно. – С помощью волшебного зелья я из тебя королеву красоты сделал. Долгохонько пришлось повозиться. А потом я тебя заколдовал в русалку, мы вместе к водяному наведались, и ты кости мне помогала метать. А потом ты за мной увязалась в путь-дорогу. Так ведь?
– Так вроде… – Глаша хихикнула. – Так я что ж теперь – королева красоты?
– А ты глянь! – Он подвел ее к краю дорожки. Она глянула в водное зеркало, ахнула и обмерла.
– Неужели это я? – И тут же радостно взвизгнула. – Я-а-а!
Нагая, завертелась она перед Романом, но в этом ее верченье не было ничего чувственного. Роман – ее создатель, ее Пигмалион. И новая Галатея любила его больше всех мужчин, с которыми когда-то трахалась.
Да, вышла она после колдовских процедур куда краше прежней. Что говорить – была девчонка ничем не замечательная, весьма упитанная, курносая. А теперь – талия осиная, грудь упругая, шея лебединая, и все остальное… А ноги-то, ноги! На двадцать сантиметров длиннее прежних. А лицо! Носик точеный, глазища огромные, веснушки, правда, есть, но они как будто специально по коже рассыпаны. И волосы – золотой волной до середины спины. А главное, движется она теперь так томительно-медленно, плечиками поводит и бедрами, что все мужчины без исключения должны штабелями укладываться под крошечные розовые ее ступни.
– Я мужику своему поганому покажусь. Чтоб у него слюнки-то до живота текли. Пусть видит, подлец, что потерял!
Вот она, наисладчайшая женская мечта. Неужто ради этого все муки были и все усилия? Впрочем, занятно будет посмотреть на физиономию бывшего Глашкиного мужа, когда он с этой красавицей на улице столкнется.
– Роман, миленький, я за тебя в огонь и в воду!
– В огонь не надо, – остановил ее порыв господин Вернон. – И в воду тоже. Просто живи.
И подставил щеку для поцелуя.
– А в губы можно? – Глаша, не дожидаясь согласия, прильнула к губам колдуна.
– Э, так не пойдет! – возмутилась Надя, вроде как в шутку оттолкнула новоявленную красавицу, но Роману почудилось – нешуточная вовсе ревность ожгла сердце его львицы.
– Да ладно тебе! – засмеялась Глаша. – Я же просто так – радуюсь! Теперь я перед Романом Верноном в неоплатном долгу.
– Смотри, Глаша, глупостей новых не делай! – предупредил колдун.
– Да ладно тебе! Я теперь счастливой буду! Самой счастливой, вот увидишь! – И она, подпрыгивая от радости, понеслась к домику для гостей.
– Платьев наделай! – крикнул ей вслед Роман.
– Каких? – Глаша остановилась так неожиданно, что едва сумела сохранить равновесие. А то бы грохнулась в воду – и прощай Романова работа.
– А каких захочется. Ведь это – Беловодье!
Вода в озере бурлила и выплескивалась на дорожки. Фонтанчики поднимались там и здесь. Все играло. Будто там в глубине кто-то резвился и радовался.
Роман повернулся к Наде.
Красавица смотрела на него мрачно: взгляд исподлобья не сулил ничего хорошего.
– Ты и меня воскресил, как ее! – заявила Надя без тени сомнения.
– С чего ты взяла?
– Я помню серую хмарь. Пустоту. Ничто. Ощущение, что просыпаешься и не можешь проснуться. И однообразные сны. Сны, в которых я умираю. А потом сижу в клетке и не могу выйти. Да, я умерла. А теперь жива. И ты нарочно показал мне Глашино воскрешение, чтобы я это поняла. – Говоря это, она все повышала и повышала тон. Теперь она уже почти захлебывалась воздухом. – Чтобы чувствовала себя обязанной, чтобы благодарила тебя и кланялась в ножки. Так?
– Так. Но не совсем. Я не благодарности искал…
– Самовлюбленный подленький колдунишка! – Взглядом она готова была испепелить. К счастью, подобного дара ожерелье в ней не открыло.
– А что было делать?! – Роман не оправдывался, наоборот, нападал. – Ты вновь готова была броситься в объятия своему Гамаюнову. Хотя прежде обещала его забыть. А тут вновь: ах, создатель Беловодья, ах, учитель! А до того клялась уйти от него, если я тебя спасу.
Надя молчала. Но лицо ее становилось с каждой фразой Романа все холоднее, все надменнее.
– Он – никто нынче. У него больше нет ожерелья, – мстительно сказал Роман, чувствуя, что вновь ее теряет.
– Беловодье – его ожерелье!
– На это ожерелье претендует Сазонов. Выходит, если Сазонов одолеет, ты кинешься на шею ему?
– Сазонов погиб.
– Это вы так думали. Но он здесь. И едва не захватил все.
– Я никому не позволю себя оскорблять. Ни тебе, ни… – Она запнулась.
“Гамаюнову”, – мысленно продолжил за нее колдун.
Она неожиданно отступила.
– Роман… я была счастлива несколько минут назад. А теперь я тебя ненавижу. – У нее задрожали губы.
– За что?
– И он еще спрашивает! Ты загоняешь меня в клетку! В угол клетки!
– Нет, я пытаюсь открыть тебе глаза. Не понимаю даже, почему ты его любишь? Вообразила, что он творец, гений! – Роман театрально вскинул руки. Потом резанул ладонью, будто хотел оборвать невидимую нить. – Но нет, нет… Он всего лишь тиран. А ты – надменная, дерзкая львица, на которую он надел ошейник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54