А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он живет в Боге, как сказали бы христиане. Все страсти покинули его сердце, никакие праздные мысли не мешают свободному течению жизненной деятельности. Таким образом, он «пуст» и «беден», поскольку он знает, как наслаждаться «весенними цветами и весенней луной». Если сердце человека волнуют мирские богатства, в нем не остается места для наслаждения неповторимой природой. Учителя дзэна обычно позитивно выражают свои радости и говорят не о мирских богатствах. Вместо того чтобы говорить о своей бедности, они говорят, естественно, о достаточности всего, что их окружает. Однако Еги упоминает о своем заброшенном жилище, хозяином которого он некогда был. Однажды он поднялся на помост в кумирне и начал читать свой стих:
Мой дом теперь здесь в Еги: как потрепаны непогодой стены и крыша.
Весь пол покрыт снегом, белым, кристальным. по спине бегают мурашки, я переполнен мыслями.
Сделав паузу, он добавил четвертую строчку:
И вспоминаю я древних учителей, жилище которых было не лучше тени дерева.
Кэгэн, кажется, непосредственно упоминает о бедности:
Бедность прошлого года, не была еще настоящей,
Бедность этого года – действительно бедность:
В прошлом году она оставила место для булавочной головки,
Но в этом году и булавочной головки нет.
Позже учитель по имени Кобоку Гэе дал комментарий к этой песне бедности Кэгэна в следующем стихе:
«Ни булавочной головки, ни места для нее» –
Поют некоторые: но это еще не есть действительная бедность;
Пока человек сознает, что ничего не имеет, страж бедности еще у порога.
Я недавно стал поистине бедным, так как с самого начала не вижу никого, кто был бы беден.
Уммон не был беден, а был худым и изнуренным. Когда один монах спросил его, каковы особенности его школы, учитель ответил: «У меня только кожа да кости». Полнота и обеспеченность никогда не ассоциировались с духовностью, по крайней мере на Востоке, практически они с ней могут сочетаться, но накопление богатства в наших экономических условиях всегда порождало характеры, которые не очень сочетаются с нашими идеалами святости. Может быть, мы слишком рьяно боролись с материализмом. Таким образом, не иметь ничего, даже остатка мудрости и добродетели, стало целью жизни буддистов. Поскольку истинные бодхисаттвы выше чистоты и добродетели, то еще в большей степени они выше мелочной слабости людской.
Когда буддисты очистятся, таким образом, от всего этого, они станут поистине бедными, худыми и прозрачными. Цель практики дзэна – достижение состояния, которое названо термином «неприобретение». Всякое знание – это приобретение и накопление, тогда как дзэн предлагает отказаться от всякой собственности. Задача состоит в том, чтобы сделать человека бедным и скромным – полностью очистить его от внутренней грязи. Познание, наоборот, делает человека богатым и надменным, потому что оно – синоним материального успеха. Чем ученее человек, тем он богаче, а потому в «океане мудрости океан горя, и тот, кто расширяет познание, увеличивает горе». В конце концов, это «суета или борьба с ветром». Дзэн охотно соглашается с такой точкой зрения. Лао-цзы говорит: «Ученые каждый день обретают, а даосы каждый день теряют». Весь отрывок выглядит так: «Тот, кто ищет учености, каждый день обогащается. Тот, кто ищет дао, с каждым днем становится беднее. Он становится беднее и беднее пока не приходит к «бездействию» (у-вэй ). Бездействуя, он может достичь всего». Кульминационным пунктом такой потери является «необретение», или «бедность». Бедность – синоним пустоты (шуньята). Когда дух очищается от всей связи, которая копилась с незапамятных времен, он остается нагим, лишаясь своего одеяния и своих украшений. Он становится пустым, свободным, истинным и обретает свой природный авторитет. И это порождает радость – не ту радость, которая может быть омрачена ее противником, горем, а абсолютную радость, которая является «даром божественным», которая позволяет человеку «наслаждаться всяким трудом». Это радость, у которой ничего нельзя отнять и к которой ничего нельзя прибавить, которая останется навсегда. Поэтому «необретение» в дзэне является положительной концепцией, а не отрицательной.
Образ мышления буддистов часто отличается от образа мышления Запада и читателей, которые являются приверженцами христианской веры, их отталкивает идея пустоты и слишком смелое утверждение идеализма. Как ни странно, все мистики – и буддисты и не буддисты – сходятся на идее бедности, которая является вершиной духовного развития.
Все обучение монаха в дзэндо, как в теории, так и на практике, основывается на понятии «бескорыстного поступка». В поэтической форме эта идея выражена следующим образом:
Тени бамбуков пляшут на ступеньках лестницы,
Но пыль не поднимается в воздух;
Лунный свет погружается в глубины озера,
Но вода останется невозмутимой.
Выражаясь научным языком Ланкаватара-сутры, который близок индусам, мы скажем:
«Энергия привычки не отделена от разума, а также и не присоединяется к нему: хотя разум окутан энергией привычки, но остается все тем же разумом».
«Энергия привычки подобна запачканной одежде, она является продуктом мановиджняны. Она пачкает ум, хотя по себе он абсолютно чист».
«Я утверждаю, что алайя походит на пустоту, которая существует и одновременно не существует, так как алайя не имеет ничего общего с бытием и небытием».
«Посредством преобразования мановиджняны ум очищается от грязи: он становится просветленным, так как ему становится доступно всякое знание. Вот что я проповедую».
XII
Жизнь в монастыре не сводится только к работе и спокойному размышлению над коаном. Интеллектуальная жизнь также протекает в форме лекций, о которых уже упоминалось. В древние времена сэссин не был регулярным явлением, и все лекции или проповеди читались по праздникам, в памятные дни или по какому-либо торжественному случаю вроде приема посетителей, должностных лиц, или по случаю завершения какой-нибудь работы. Таким образом, использовался всякий удобный случай, чтобы просветить умы искренних искателей истины. Это беседы, проповеди, призывы и короткие, содержательные замечания, которые так характерны для дзэна и зарегистрированы в его литературе, которая в основном и состоит из них. С одной стороны, дзэн выше букв, а с другой – в нем их полно. По-моему, китайский язык как нельзя лучше приспособлен к дзэну. Это, вероятно, самое лучшее средство выражения дзэна. Возьмем одну только литературную сторону. Благодаря своей односложности, этот язык выразителен и энергичен. Одно слово несет в себе большое количество информации. Несмотря на то, что неопределенность смысла является одним из неизбежных недостатков, учителя дзэна знают, как им пользоваться, и сама неопределенность языка становится орудием в их руках. Учитель далек от желания что-либо скрывать или вводить в заблуждение, но хорошо выбранное односложное слово, слетая с уст учителя, превращается в самое важное для всей системы дзэна слово. Уммон считается в этом отношении высшим адептом. Посмотрите, до какой степени лаконичны его высказывания. Когда его спросили, что такое меч Уммона, он ответил: «Висит». – Каков самый короткий путь к Уммону? – «Самый интимный». Какое из трех тел Будд (трикайя) будет проповедовать? – «По существу». – Насколько я понимаю, все древние учителя говорят, что когда человек познает истину, все кармические препятствия исчезают, но если он ее не познал, то ему нужно будет уплатить все долги. Интересно, знал ли об этом Второй патриарх или нет? – «Конечно». Что такое око истинной дхармы? – «Повсюду». – Когда человек совершает отцеубийство или матереубийство, то он идет к Будде и кается в грехах. Однако если человек убьет Будду или патриарха, то куда ему следует идти с покаянием? – «Разоблачен». – Что такое Дао? (Путь или Истина)? – «Иди дальше». – Почему без согласия родителей человек не может быть посвящен в духовный сан? – «Как мелко». – Я не могу понять. – «Как глубоко». – Какая фраза вовсе не бросает тени? – «Открылось». – Как вы смотрите на вопрос? (Это не простой вопрос, выражающий жажду просветления, а вопрос, свидетельствующий о некотором понимании со стороны вопрошающего. Все приведенные здесь вопросы не должны пониматься в их буквальном, поверхностном смысле. Это, как правило, метафоры. Например, задается вопрос о фразе, не имеющей тени, – под этой «фразой» здесь не следует понимать обычной комбинации слов с точки зрения грамматики: это абсолютное утверждение, истинность которого очевидна и находится вне всякой тени сомнения, что каждое разумное существо сразу признает ее, как только услышит. Кроме того, когда речь идет об убийстве родителя или Будды, это не имеет никакого отношения к таким ужасным преступлениям. В проповеди Ринзайя убийство означает уход за пределы относительной феноменальности мира. В конечном итоге этот вопрос означает то же, что и вопрос: «К чему сводится единый, когда множество сведено к нему?») – «Слеп».
Только один слог – и трудности устраняются. Как правило, учитель дзэна много не разговаривает; если собеседник излагает вопрос прямо и понятно, он попадает в самую точку и ясно выражает свои мысли, без лишних слов. Для этой цели китайский язык подходит великолепно. Краткость и энергичность являются специфическими качествами этого языка, так как каждый слог представляет собой слово и зачастую целое предложение, нередко нескольких существительных без глаголов и соединительных слов достаточно для выражения сложной мысли. Таким образом, китайский язык изобилует эпиграммами и содержательными афоризмами. Слова неуклюжие и разрозненные: они походят на множество кусков камня, ничем не сцементированных друг с другом. Они не производят впечатления органического целого. Каждое звено в цепи существует отдельно, независимо. Но когда каждый слог произносится, он производит непреодолимое воздействие. Китайский язык особенно подходит для выражения мистических переживаний. Поскольку сжатость и непосредственность являются неотделимым качеством дзэна, в его литературе очень много идиоматических и разговорных выражений. Китайцы являются приверженцами классического формализма. Китайские ученые и философы умели выражать свои мысли только в изысканном и безупречном стиле. Вследствие этого большая часть дошедшей до нас древней китайской литературы носит такой классический характер. Ее популярные и разговорные формы почти не передавались последующим поколениям. Все, что мы имеем в этом отношении, – это литература периода династий Тан и Сун, а также труды учителей дзэна. Чем иным, как не иронией судьбы, является тот факт, что те, кто так презирал использование букв для передачи истины, стали носителями и пропагандистами древних популярных идиом и выражений, которые отвергались классиками как недостойные и вульгарные. Однако причина ясна: Будда проповедовал на местном диалекте. То же самое делал и Иисус Христос. Тексты на греческом, санскрите и даже языке пали представляют собой поздние модификации, появлявшиеся тогда, когда вера начала увядать, что позволило утвердиться схоластике. Вследствие этого живая речь превратилась в умственную систему и должна была быть переведена на неестественно изощренный – и потому напыщенный – язык формализма. Дзэн сознательно выступил против такого сорта очищения и выбрал язык, близкий сердцу народа. В Китае на протяжении всей истории развитие буддизма, несомненно, явилось следствием создания учреждения, известного под названием медитационного зала, или дзэндо.

2. ЭВОЛЮЦИЯ СИСТЕМЫ КОАН И ЕЕ ЗНАЧЕНИЕ
Коан имеет целью искусственное или систематическое развитие в последователях дзэна того, что древние учителя открывали в себе непосредственно. Он также позволяет передать опыт дзэна большому количеству умов, на что, в отсутствие этой системы, учитель дзэна не мог бы и надеяться. Таким образом, коан стремится к популяризации дззна и в то же самое время сделался средством сохранения опыта дзэна во всей его подлинности. «Аристократический» дзэн превратился в «демократический», систематизированный и до некоторой степени механизированный дзэн. Несомненно, это также означало бы его искажение, но без этого нововведения дзэн, вероятно, уже давно умер бы. По-моему, именно система упражнений коан спасла дзэн – это уникальное наследие – дальневосточной культуры. Чтобы немного лучше понять те обстоятельства, которые обусловили возникновение системы коан, позвольте мне привести слова одного из двух учителей XI столетия. Они свидетельствуют о том, что в то время было, по крайней мере, две тенденции, разрушающие дзэн. Одна представляла собой доктрину и практическую школу «абсолютного спокойствия», а другая – привычку умствовать, которая давила дзэн со всех сторон. «Абсолютное спокойствие», с идеей которого учителя дзэна неустанно боролись с самого начала истории дзэна, по ошибке принималась за сущность дзэна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов