Ну неужели он этого не понимает? Или ему просто не
докладывают, или он не знает ничего, а министры боятся правду сказать?
Ведь это же они, они все развалили донельзя. Ведь если герцог правду
сейчас узнает, им же голов не сносить. Ей-богу, возьму и сам поеду к
герцогу. Добьюсь аудиенции и сам ему обо всем доложу. А там будь что
будет.
А что будет? А ничего не будет. Бургомистра заменят, только и всего.
Сыну моему хода больше не дадут, если вообще оставят во дворце. А скорее
всего выгонят, на что им такой? У той кормушки и без него достаточно
желающих толчется. Семья в опалу попадет, сам ни за что ни про что
пострадаю. Вот что будет. А сюда новый бургомистр сядет, и еще неизвестно,
как он дело поведет. Я-то хоть не ворую, хоть как-то стараюсь городу
пользу приносить. Не о себе лишь думаю. А придет другой - мало ли таких,
сплошь и рядом - и все окончательно развалит. Вот так и будет, если
герцогу правду рассказать. Не любят люди правду, это же закон природы.
И все-таки мысль о том, что в кабинете кто-то есть, меня не
оставляла. Я уже сложил все бумаги в стол и встал с намерением ехать к
начальнику камаргосов, но, повинуясь непонятному мне самому порыву, снова
подошел к окну и заглянул за портьеру. Даже ощупал ее. Потом медленно, все
еще сомневаясь, подошел к двери. Но на полпути остановился. Внутренне
смеясь над собой, над этой глупой мнительностью, я вернулся назад к столу,
опустился на колени перед диваном и заглянул под него. Там, конечно,
никого не было. Но на полу, у самой его ножки, что-то блеснуло. Я протянул
руку, и на ладони моей оказалось ЭТО.
Я вздрогнул и чуть было не выронил его на пол. Но кулак мой сам собой
сжался, и я лишь слегка дернулся в сторону, коснувшись боком дивана. Да
так и остался стоять перед ним на коленях, не смея поверить в то, что
случилось.
Боже мой, боже мой, только этого сейчас и не хватало! Да откуда
только оно могло взяться? Кто мог подбросить его сюда? Кто-то из слуг,
секретарь или, может, магистр? А впрочем, какая разница? Тот, кто это
сделал, все равно никогда не признается. ЭТО - не такая вещь, чтобы они
признались.
А может, это дело рук камаргосов? Я даже застыл, закаменел от этой
мысли, но тут же успокоил себя. Нет, камаргосы на такое не пошли бы, если
бы они хотели выяснить, насколько я благонадежен, они нашли бы способ
попроще. Или вообще не стали бы ничего выяснять. Стоит им во мне
усомниться - и все, и меня больше не станет. Что я, не знаю, как такие
дела делаются? Вон в прошлом году прокурор Байго исчез - и все. А ведь
видный же человек был. Исчез, и никто ни слова о нем не сказал, так, будто
и не было человека. А ведь только что, буквально за неделю до
исчезновения, бал он давал, и все мы на том балу были, и разговоров потом
об этом сколько по городу ходило. А исчез Байго - и как кто запрет на само
упоминание его имени наложил. Так что камаргосы не стали бы мне ЭТО
подбрасывать, им такая проверка ни к чему.
Проверка? Хм, действительно проверка. Проверка того, на что ты
годишься, бургомистр. Я медленно встал, отряхнул левой рукой колени. Да,
проверка. Что, бургомистр, прошло время, когда можно было болтать о своем
служении городу и готовности ради своего города на все. Пришло время на
деле послужить ему. Правда, никто, кроме тебя, никогда не узнает, как ты
прошел эту проверку. Но ты-то сам теперь будешь знать, на что годишься.
Это раньше можно было как-то оправдываться, находить причины для того,
чтобы не делать того, что следовало сделать, врать и изворачиваться перед
самим собой. Но перед ЭТИМ нельзя соврать, и ты это знаешь, бургомистр.
ЭТО не обманешь так, как можно обмануть свою совесть. ЭТО требует от тебя
определенного ответа: да или нет.
Я отошел к столу, сел. Дракон. Выходит, знамения-то действительно
были. Неспроста были знамения. Все одно к одному - и бунт назревающий, и
знамения, и дракон. Чудище проклятое, живо, значит, до сих пор живо. А
я-то прожил всю жизнь в убеждении, что его нет, что если он и жил когда-то
- ну не такой страшный и могучий, конечно, как в легендах, но просто
чудовище какое-то уродливое, - что если он когда-то и существовал, то
давным-давно уже умер. Нет, впрочем, не всю жизнь я это убеждение имел, в
детстве я в дракона верил. Помню, лет пять, наверное, мне было, когда вот
так же знамения начали появляться. Сам даже свечение над башней видел. И
ночь целую заснуть тогда не мог, все боялся, что дракон меня растопчет. А
потом вырос и перестал верить.
Выходит - зря.
Я как-то привык думать, что дракон - это не реальная угроза, нависшая
над городом нашим, что это некий символ всех бед и невзгод, которые на нас
обрушиться могут. И этот символ по временам бывает даже очень полезен.
Потому что дракон в равной степени угрожает всем нам - и бедным, и
богатым, и власть имущим, и бесправным, он всех нас объединяет в одно
целое и потому нужен городу, особенно в трудные периоды испытаний. То, что
дракон грозил гибелью всем, всем без разбора и званий и положения, было
очень полезно, это как бы равняло самого бедного и бесправного с любым из
нас и тем самым помогало переживать трудности и невзгоды, которые
неизбежны в жизни. Я всегда считал, что дракон как символ нам необходим. И
даже сейчас, когда все эти знамения накаляли и без того уже накаленную
обстановку, не изменил бы своего мнения. Но настоящий, но живой дракон,
дракон, который вот-вот обрушится на город, - такого я себе и вообразить
не мог.
Что же делать, что же делать? У меня даже во рту пересохло от
волнения, но я не решался позвонить, позвать кого-нибудь, чтобы принесли
воды. Я боялся, что лицо у меня слишком бледное, что голос мой задрожит, и
тогда все поймут - почему-то я был убежден в этом - все сразу же поймут,
что я сжимаю ЭТО в своей правой руке. Что делать, что делать? Вдруг,
как-то неожиданно, я понял, что давным-давно не вставало передо мною этого
вопроса, что я уже привык, что мне всегда говорят, что следует делать, что
любое мое действие следует за получением соответствующего указания, а без
указания я попросту не способен ни на что решиться. Но какое и от кого я
могу получить указание теперь? Кто может дать мне указание в таком деле?
Разве что само ЭТО. Но стоит ли его слушать?
В дверь постучали, и вошел мой секретарь.
- Я проводил магистра до дома, господин бургомистр. Карета подана к
выходу. Осмелюсь напомнить, что вас ждут в старом дворце.
- Хорошо, идите. - Я чувствовал, что мне трудно говорить, в горле
сидел какой-то комок, и я покашлял, чтобы освободиться от него. Но это не
помогло, и я хрипло добавил: - Я выйду через несколько минут.
Дверь за ним закрылась, и я снова остался один. Что ж, по крайней
мере получено ясное указание. Надо ехать - от этого никуда не денешься.
Попробовал бы я проигнорировать приглашение начальника камаргосов... Да
тут никакого извинения не может быть - болен, ногу ли сломал, при смерти
лежит - изволь приехать, если он тебя приглашает. А ведь как было, когда
меня двенадцать лет назад назначили бургомистром? Сейчас и не верится.
Ведь это я мог тогда пригласить его к себе - и не принять. Бывало, не раз
бывало, что тут скрывать? Мне он никогда не нравился, даже в то время,
когда не имел еще такой власти, даже до террора, что он установил в городе
шесть лет назад. И я не стеснялся показать ему это. Вот он теперь на мне и
отыгрывается.
Я с трудом встал. Свеча справа сильно коптила, и я задул ее. Потом
пошел к двери, снял с вешалки свой плащ и попытался надеть его. ЭТО
мешало. В самом деле, не идти же мне к начальнику камаргосов, зажав ЭТО в
кулаке. Я немного подумал, затем сунул ЭТО в карман и с трудом разжал
кулак. Мелькнула шальная мысль: хорошо бы в кармане оказалась дырка. Но
нет, в моих карманах дырок не бывает, я это знал. Я надел плащ, надвинул
шляпу поглубже, чтобы не видно было лица, и вышел.
У выхода, освещенного факелами, стояла моя карета. Секретарь
распахнул передо мною дверцу, я сел, он забрался следом, и мы поехали.
Интересно, что потребует от меня сегодня этот мерзавец? Ехать к нему не
хотелось настолько, что я даже застонал. Но тихо, чтобы не услышал
секретарь. В такое время надо следить за собой, в такое время каждый может
оказаться доносчиком.
В последние годы, с тех пор как шесть лет назад при поддержке армии
герцога камаргосы установили в городе свой порядок, не было для меня
горшей пытки, чем встречаться с их начальником. Я еще мог смириться с тем,
что он существует и действует, пока сидел у себя в ратуше. Но ехать к
нему, встречаться с ним... Ну почему, почему его не сумели прирезать? Если
бы его хотя бы ранили, хотя бы чуть задели, я мог бы не тащиться через
весь город, я мог бы сейчас отправиться домой, поужинать в кругу семьи и
лечь спать. Мог бы - если бы не ЭТО.
А собственно, кто заставляет меня ехать к нему теперь, явилась вдруг
непрошеная мысль. Теперь, когда ЭТО в твоих руках, когда твой долг, твоя
прямая обязанность - спасти свой родной город. Надень ЭТО - и все проблемы
останутся позади. Надень ЭТО - и не нужно будет больше пресмыкаться перед
этим мерзавцем. Надень ЭТО - и... Меня как жаром обдало. Наверное, только
теперь я впервые понял, что это означает - надеть ЭТО. Я представил себе,
как окажусь один на один с драконом, в его подземелье, представил свой
ужас в момент, когда увижу во тьме его надвигающуюся огнедышащую пасть,
когда почувствую на своем лице зловонное дыхание, и содрогнулся. Нет, нет,
только не это! Но что же тогда? Что ждет того, кто откажется от ЭТОГО? Не
ужаснее ли потеря души любой гибели, даже самой-страшной?
Гибели... А ты подумал, что будет с твоей семьей, если ты погибнешь?
Даже если камаргосы оставят их в покое - ты обеспечил им будущее? Ты не
воровал, не пользовался своим положением так, как это делал твой
предшественник, - и что же? Исчезни ты, и твои близкие - нищие. Твой сын
при дворе герцога - сирота без роду и племени, без средств к
существованию. Долго ли он там протянет? Твои дочери - на какую партию
могут они рассчитывать? Нет, не так-то все просто с этим драконом, не
так-то все просто. И не у кого спросить совета.
Ну а если ты не выйдешь на битву - что тогда? Если ты откажешься от
ЭТОГО, струсишь? И через несколько дней, возможно даже сегодня ночью,
дракон выйдет на свободу и спалит весь город. Всех - и тебя, и твою семью
тоже. Тогда как? Как тогда?
Карета прогрохотала по мосту и остановилась во дворе старого дворца.
Ворота за нами закрылись. Снаружи подошли, открыли дверцу, осветили
фонарем наши лица.
- Можете выходить, господин бургомистр, - послышался голос дежурного
стражника. - Шеф ждет вас у себя наверху.
Я спустился, мой секретарь вышел следом. Мы прошли внутрь здания,
сдали дежурному - уже из камаргосов - свои плащи и поднялись по лестнице
на второй этаж. Прежде чем допустить в кабинет, телохранители внимательно
осмотрели меня. Хорошо еще, что хоть не обыскивают. Пока не обыскивают.
Придет время, и тебя, бургомистр, буду обыскивать, прежде чем допустить к
начальнику камаргосов.
Наконец передо мной открылись двери кабинета, и я вошел внутрь.
Начальник камаргосов - как обычно мрачный, как обычно чем-то
недовольный - лишь буркнул что-то в ответ на мое приветствие, но, когда я
подошел, предложил сесть. Пока он еще предлагает мне сесть - что-то будет
дальше? Некоторое время он не обращал на меня никакого внимания, сидел,
изучая какие-то бумаги, но потом наконец оторвался от них и уставился на
меня своим сверлящим взглядом. Этот взгляд он вырабатывал годами. Я еще
помню то время, когда он глядел точно так же, как и все нормальные люди,
время, когда его попытки придать своему взгляду суровость выглядели
смешно. Теперь мне уже не хочется смеяться. Возможно, просто потому, что я
знаю, что может таиться за этим взглядом. Возможно, для кого-то
постороннего он по-прежнему смешон.
- Мне доложили, господин бургомистр, - начал он тихим голосом, -
странные вещи. Мне доложили, что ваши стражники схватили утром человека,
который выкрикивал противозаконные лозунги. Почему я должен узнавать об
этом от своих осведомителей, а не от вас?
- Уверяю вас, господин Прегон, этот человек не представляет никакой
опасности. Я собирался доложить о нем сейчас.
- Вам следовало не докладывать о нем сейчас, а немедленно, слышите,
немедленно переправить его в наше подземелье. Это уж наше дело решать,
представляет он опасность или нет. Мы для этого и существуем. Чтобы с
рассветом он был здесь - и точка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15