Видимо, лошадью он управлял незаметными движениями коленей, и вообще он выглядел так, будто досыпал верхом. На присоединившуюся к маленькому отряду Лею он обращал внимания не больше, чем на галку на заборе. Чего не скажешь о его спутнике, по виду — слуге, несколько первых секунд прямотаки не сводившем с девушки глаз.
— Раньше я не замечал за тобою страсти дважды наступать на одни и те же грабли.
Лорд Грэй пожал плечами и с видимой неохотой приоткрыл глаза.
— Грабли далеко не одни и те же, Оттис. И, по-моему, мисс Андольф совсем не похожа на грабли. Может быть, маленький гребешок…
— Та тоже не была похожа… Вначале.
— Это Оттис. Мой оруженосец, помимо всего прочего, — сказал лорд Грэй с комическим вздохом, снисходя до того, чтобы пояснить для Леи невероятную наглость, какую он вынужден терпеть.
Лея взглянула в лицо Оттиса со смешанным чувством любопытства и некоторой боязни. По ее мнению, так мог выглядеть Харои. Узкое лицо с выразительными хрящами, крупный крылатый нос, длинная костистая нижняя челюсть, пронзительные светлые глаза под тяжелыми бровями, густая шапка сивых волос, подстриженных в кружок. Ростом этот детина, пожалуй, превосходил своего лорда, руки у него были как лопаты, а ноги — как весла. Улыбке его и конь бы позавидовал.
— И что же такое это «все прочее»? — полюбопытствовала она только ради того, чтобы голос ее звучал.
— Эта ошибка природы претендует на право зваться моим внутренним голосом, — отозвался лорд Грэй. — Не считая того, что он — мой молочный брат. Слыхал я, однако, байку, будто не только молочный…
— Но мы никогда меж собой этого не выясняли, — вновь встрял в разговор «внутренний голос», явно пренебрегая главной добродетелью существ подобного рода: их особенно ценят, когда они молчат.
Лорд Грэй еле заметно кивнул, будто соглашаясь с Оттисом, и вновь погрузился в молчание. Копыта ступали по камню, Лея чувствовала на себе изучающий взгляд оруженосца и сама была немало заинтригована последним полушутливым утверждением. Разумеется, она не преминула их сравнить. Что-то общее в них безусловно было: в тонком вырезе широких ноздрей, в удлиненной нижней челюсти, в фактуре волос и пропорциях скелета, какая-то лошадиность, придававшая лорду очарование пикантности, а в слуге доведенная до абсурда. Сперва последний внушал страх, потом же, привыкнув, на него нельзя было смотреть без улыбки. Их кровное родство скорее всего действительно имело место, и, похоже, не доставляло им хлопот. Разрешив для себя сей деликатный вопрос, более Лея к нему не возвращалась.
У нее никогда не было проблем с верховыми животными. Еще живя дома, она часто ездила с братьями на прогулки и, откровенно говоря, ее не смутило бы даже мужское седло. Как ни странно, легкая пикировка лорда и слуги ее успокоила: она не боялась людей с чувством юмора. С таким чувством юмора, которое подразумевает ее участие в нем на равных, а не в качестве жертвы. Улочки разматывались вниз, центр сменился окраиной. Уже маячили впереди плавающие в тумане островерхие башни, меж которыми угадывался провал городских ворот, отпертых для входа и выхода несколько минут назад.
Оттуда тянуло ознобом и жутью свободы. Что-то сладко пело ей оттуда, что там она станет человеком и обретет то, чего подсознательно желала всю жизнь: уважение и самоуважение.
Однако меж их маленьким отрядом и воротами стояла преграда. Те, кого им меньше всего хотелось бы видеть.
На этот раз Эрна фон Скерд присутствовала здесь собственной персоной. Она сидела в мужском седле, вся в черной коже и замше, а за нею и вокруг нее толпился отряд головорезов. Кони переминались, позванивая сбруей, и выдыхали пар, а оставленные ими на булыжнике мостовой знаки говорили о том, что топтались они здесь уже некоторое время.
Самым успокаивающим во всей этой картине, выхваченной ее моментальным испуганным взглядом, был вид огромной рукояти палаша Оттиса, лапой его отполированной до блеска. В один неуловимый миг — она не смогла бы сказать, когда именно — Лея оказалась зажата меж обоими своими спутниками: Оттисом справа и лордом Грэем слева. Они не нуждались в словах, чтобы объясниться, и девушка обнаружила, что, будучи принята в их кружок, наделена теперь тем же даром. Совершенно очевидно, что они будут выжидать, пока настанет подходящая минута, а тогда пойдут на прорыв и увлекут ее за собой. Сейчас же она словно пряталась меж двух каменных стен.
Из бойниц воротных башен повысовывалась стража.
Это слегка успокоило бы Лею, имей она в эту минуту способность здраво рассуждать. Эрне фон Скерд не было никакого смысла учинять кровавое злодеяние на глазах у стольких свидетелей. А вот скандалить при свидетелях она обожала: она была крайне изобретательна на оскорбления и могла рассчитывать, что зрители оценят плоды ее остроумия и разнесут их по свету, умножая тем самым число потешающихся над ее врагом.
Она вызывала настолько же сильное отвращение, насколько была красива.
— Ты покидаешь город тайком, как вор? — нарочито удивилась она. — Неужто боишься мести тех, кто ставил на тебя и был разочарован? Или, может быть, ты боишься, что будет запятнана твоя безупречная репутация старой девы?
Среди брави пронесся неуверенный гоготок. Лорд Грэй молча смотрел на фон Скерд. Очень спокойно. Так, что Лея болезненно остро ощутила неровное биение пульса жизни вокруг себя: вздымающиеся бока лошадей, которых принуждали стоять на месте, движения глаз Оттиса, оценивающего расположение засады, скольжение складок ткани по эфесам и даже напряженное внимание стражи, лежащей животами в окнах.
— Спрятал в карман своего подставного цыпленка, чтобы мои мальчики ее не распластали?
— Я видел ее с мечом, — отозвался лорд Грэй тем негромким голосом, который особенно хорошо слышен в перебранке. — Она лучше тебя, а потому я предложил ей ученичество.
Лея поняла: ей выдался случай убедиться, что словом он бьет редко, но не менее метко, чем сталью. Он знал слабые места своей противницы и колол хирургически точно. А держать удар Эрна не умела. Похоже было на то, что самой ей довелось побегать за великим лордом, прежде чем он взял ее в ученицы. А Лея даром получала все, что фон Скерд полагала причитающимся себе.
— Ты! — Она ткнула пальцем в Лею. Все ее жесты были нарочито, отрепетированно вульгарны. — Головка не закружится, бабочка? Иллюзии рекомендую оставить дома. Ты быстро соскучишься в Винтерфилде. В этом медвежьем углу возможностей для секса у тебя не будет. Он не спит с ученицами.
— Да он бы, может, и спал, — подал голос кто-то из тех, обретающихся за ее спиной. — Если бы мог…
На этот раз бодрый гогот брави распугал голубей с верхушек башен. Эрна расцвела, но она сделала грубую ошибку. Она наехала на фрейлину. Пока она ее пугала, Лея молчала и жалась за чужими спинами, но в ответ на подобные выпады ее острый локоть выставлялся рефлекторно.
— На твоем месте, — впервые обращаясь непосредственно к грозной фон Скерд, произнесла благовоспитанная Андольф, — я не стала бы так громко кричать, что меня отвергли.
Эрну как будто ударили крышкой гроба. Из-за спин ее команды донеслись сдавленные всхлипы привратной стражи. Свирепо обернувшаяся маркграфиня встретила оловянные глаза, выпрямленные спины и преувеличенно постные рожи своих прихвостней.
— Аи да браво! — вполголоса сказал Оттис. — Я же говорил, против бабы — только баба!
Лорд Грэй молчал, но, судя по смеющимся глазам, получил редкостное удовольствие. В эту минуту Лея полностью разделяла его чувства: в самом деле, кто же любит глупых и злобных женщин?
Однако Эрна фон Скерд и раздавленная норовила ужалить. Сделав своре жест оставаться на местах, она спешилась и, чеканя звонкий шаг, пошла через привратную площадь к тесной группке своих врагов. Лающая собака не кусает, но сейчас Эрна молчала. Лее стало понастоящему страшно. Какая, право, жалость, что маркграфинь не топчут лошадьми!
И тут она стала свидетельницей случая странного и непонятного, разгадка которого лежала не здесь и не сейчас. Наверное, где-то в Винтерфилде, или как его там…
Когда маркграфиня фон Скерд остановилась перед самыми лошадиными мордами, обдаваемая паром дыхания, маска цинизма стекла с ее лица, словно вода при умывании. Дорогу им преграждала хрупкая юная женщина с пухлым капризным и беспомощным ртом и красивыми умоляющими глазами. Смотрела она на Лею Андольф.
— Ты жить не будешь, — сказала Эрна почти нежно. — Помяни мое слово. Но не сейчас. Сперва ты станешь несчастна. Об этом не мне заботиться. Может быть, через полгода ты захотела бы подружиться со мной. Только поздно.
— Гадина, — прошептал Оттис так, что услышала только Лея. — Так бы и развалил ее надвое.
Даже без взгляда в лицо лорда Грэя, впрочем, такое же каменное, как и всегда, Лея почувствовала его дикую, неизбывную боль, вызванную, видимо, этим ее превращением. Как будто Эрна всадила ему пику в грудь и сейчас медленно ее поворачивала. Во всяком случае, выглядела она так, будто отыгралась начисто.
Неторопливо она отошла с дороги, повинуясь ее знаку, брави расступились и позволили путникам проехать к воротам. Очень долго затем не было слышно ничего, кроме звяканья подков о камень и редкого фырканья лошадей.
9. Дорога на Винтерфидд
Так уж получилось, что про это их путешествие и сказать-то нечего, кроме того, что погода была хорошая.
В городе, на его узеньких улочках, стесненных каменными боками домов и просвистанных ледяными ветрами, приметы весны чувствовались не столь явно, как здесь, на королевском тракте, ведущем с юга на север через всю страну. Немногий остававшийся на его обочинах снег слежался и почернел, его ноздреватая поверхность, оттаивая за день и подмерзая за ночь, покрылась изысканным ледяным кружевом изумительной красоты.
От коричневой комковатой влажной земли валил пар, в кронах деревьев среди набухающих почек суетились ранние грачи, тянущиеся вдоль дороги озимые поля зеленели пробивающимися всходами. Под копытами чавкала жидкая грязь, а повисший в воздухе аромат весны был пьянящ и стоек. Низкие облака, гонимые сильным южным ветром, обгоняли их и уносились за скрытый деревьями горизонт.
До сих пор Лея наивно полагала, что лорд ранга Грэя путешествует по королевским дорогам только в окружении пышной свиты и в сопровождении обоза, под развернутыми знаменами, предшествуемый трубачами и герольдами, выкликающими его имя. Однако тут она впервые столкнулась с простодушным нежеланием лорда Грэя обременять себя тем, в чем он непосредственно не нуждался. Они не торопились, опасливо сторонясь, когда приходилось пропускать несущуюся сломя голову королевскую почту, обмениваясь редкими замечаниями насчет погодных примет и видов на урожай, а больше помалкивая и глазея по сторонам. Наверное, никто не воспринимал их иначе, чем немолодого и не слишком богатого дворянина, едущего в соседний городок по какому-то скорее всего судебному делу в компании слуги и дочеринаследницы. Дочери, а не любовницы или молодой жены, потому что тех обставляют иначе и транспортируют в колясках и каретах.
Путь этот, по-видимому, был ими наезжен. Ни разу не находились они в дороге дольше, чем тянулся световой день, и останавливались на ночь в маленьких респектабельных гостиницах, где их хорошо знали и были им рады. Ужинали они обычно в общем зале, но в стороне, в тихом уголке, создававшем видимость уединения.
Пища не отличалась изысканностью, но была в самый раз вкусна и обильна. В последнее время фрейлину Андольф уже тошнило от устриц, конфет и шампанского, по недоразумению считающегося дамским вином, и, скажем, куриная грудка с картофелем или суп из баранины пришлись ей в самый раз по вкусу. Однако после недели подобных «дорожных лишений» она обнаружила, что корсет стал ей чуточку туговат. Некоторое время она терпела причиняемые им неудобства, затем, чувствуя себя преступницей, стала понемногу ослаблять шнуровку. А потом, словно бросившись головою в прорубь, и вовсе от него избавилась! И никто ничего не заметил.
Ни разу не ночевала она, съежившись на лавке в каком-нибудь зале, полном храпящих возчиков. Ей всегда предоставлялась отдельная комната: Оттис тщательно проверял запоры на ставнях и то, чтобы прилегали они так плотно одна к другой, чтобы снаружи невозможно было бы поддеть крючок ножом, лично заглядывал в сундук, шкаф и под кровать, сам зажигал лампу у изголовья и выяснял, достаточно ли в ней масла на всю ночь. Всякий раз он напоминал ей про засов, а в первый же вечер, ухмыляясь, поинтересовался, умеет ли она хорошо, громко и вдохновенно визжать. «Невизглива родилась, — отвечала она, — но для дела могу постараться». Она сильно и небезосновательно подозревала, что на ночлег это чудовище устраивается на пороге ее комнаты.
Как выяснилось, завизжать в случае внезапной угрозы она бы все равно не смогла. Она спала как убитая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20