Уже выбравшись из чрева «галила», я наклонился к приспущенному стеклу дверного люка со стороны Вела и сказал ему на ухо:
– Только извини, два дня – это слишком жирно. Сегодня вечером я провожу тебя домой с работы, поэтому, сделай одолжение, не обещай своим девицам подвезти их до ближайшего ресторана.
– Я не успею, Рик, – сказал он, и по его голосу я понял, что он действительно не успеет. – Ты же не знаешь, какой режим секретности сейчас царит в нашей конторе. Как на фабрике, где печатают деньги!..
У меня мелькнула глупая мысль припугнуть Панина пистолетом, который покоился за поясом под полой пиджака, но, разумеется, я не стал этого делать. За время работы в полиции я научился разбираться в людях, и усвоил, что, если человек тебя боится, его нельзя пугать еще больше – это обернется в конечном итоге против тебя самого.
Сказав "а", надо говорить и "б"…
Поэтому я только пнул ногой нестираемый пластик колеса блестящего авточудовища и сказал:
– Черт с тобой, через два дня – так через два дня! Только дай мне на всякий случай код своего визора…
Глава 8
Еще тогда, когда я перешел на конспиративное положение, самой главной задачей для меня было уцелеть и остаться на свободе. Для этого нужно было залечь на дно и как можно меньше «светиться» под взглядами прохожих. Хотя лицо мое было скрыто черными очками, а одежду свою я поменял на потертый, но легкий и удобный комбинезон строительного рабочего, приобретенный мною за бесценок в лавке у старьевщика, но, помимо лица и одежды, человек, к сожалению, может выдать себя фигурой, осанкой, походкой, голосом и жестами. Можно изменить что-то в отдельности, но нельзя преобразиться полностью – тем более, если не являешься профессиональным актером. Именно поэтому каждый шаг в толпе для меня был чреват столкновением с кем-нибудь, кто очень жаждал меня видеть: полицейскими, получившими ориентировку на мое задержание, а в случае сопротивления с моей стороны – и наверняка на убийство; журналистами и телевизионщиками, которым позарез нужно было знать, куда это я подевался; наконец, просто со знакомыми разных мастей, особенно из уголовного мира, потому что именно преступники лучше всех остальных знают в лицо тех, кто ведет с ними борьбу.
Одно из неприятных открытий, которые я сделал для себя в первый же день, заключалось в том, что мне некуда было податься. Когда-то мой друг Слан Этенко, имевший предрасположенность к стихоплетству, написал: «Мир для тебя – обилие работы, а для меня – лишь запертые двери… Твоя судьба – одни сплошные взлеты, моя же – лишь паденья и потери». Однако если и существует тот, кто распоряжается моей судьбой, то этот малый явно склонен к метаниям из крайности в крайность. То под кипяток меня сунет, то обдаст ледяным душем. То – в мед, то – в дерьмо, причем по самые уши. То вознесет меня до начальственного кресла, то, чтобы жизнь не казалась мне усыпанной розами, опустит до положения бездомного бродяги…
Бродяга – это как раз то слово, которое точно характеризует меня в те два дни, что прошли до встречи с Велом.
«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…», а вот у меня не было перспективы обрести крышу над головой. Краткий анализ ситуации убедил меня в том, что соваться к Севе самоубийству подобно, к Роле – тем более, путь обратно в свою четырехкомнатную конуру закрыт наглухо и опечатан полицейскими… Что еще у нас остается? Пальмира Сасова с ее нелегальным бардаком? Того и гляди, на нее выйдет мой шустрый последователь Леб Штальберг, и тогда не миновать массированной облавы и окружения притона со всех сторон… Вела Панина я забраковал по той причине, что он слишком известен, и вокруг него наверняка роем вьются журналисты и поклонницы…
Да, покидая свой дом, я захватил с собой ту наличность, которая у меня имелась, но деньги сейчас были так же бесполезны, как пистолет, изготовленный из чистого золота, бесполезен в перестрелке. Я не мог ни купить, ни снять коттедж, квартиру или даже захудалую комнатушку, потому что для оформления любой сделки требовались документы, удостоверяющие мою личность (если бы знать, что когда-нибудь мне пригодятся подложные паспорта – ведь столько липовых ксив, конфискованных у темных личностей, прошло через мои руки в свое время!). Я также не мог поселиться на несколько дней в каком-нибудь пансионе, мотеле, не говоря о гостиницах – уж кому-кому, а мне было отлично известно, что даже в самом тихом из этих заведений вечно дремлющий за стойкой портье или швейцар из «отставников» являются полуштатными осведомителями полиции.
Оставалась безрадостная перспектива ночевать, стуча зубами от холода и сырости, на скамейке в сквере, под каким-нибудь мостом или вообще за городом. Последнее я и выбрал для своего базирования, и именно там я провел две ночи.
… Когда за спиной остались узкие улочки городской окраины, я свернул с шоссе и побрел по пустырю, усеянном ямами и кустарником. Справа протекала мутная речка. Здесь не было никого.
Судя по всему, когда-то, во времена буйного и неудержимого строительства Интервиля, на этом пустыре брали песок и глину. В зарослях кустарника, примерно в километре от шоссе, каким-то чудом сохранилась шаткая хибара, своим видом символизирующая тот факт, что все бренно на земле. Это был сарай, в котором строительные рабочие некогда хранили свой шанцевый инструмент и который обветшал настолько, что грозил ежесекундно обвалиться от чересчур резкого движения.
Однако, постройка имела некоторые стратегические преимущества: достаточно всесторонний обзор окрестностей, удобная близость кустов, куда в случае необходимости можно было шмыгнуть и затаиться, а также удаленность от всего цивилизованного мира. В самую первую ночь, правда, обнаружились и кое-какие неудобства в виде крыс, шнырявших под прогнившими досками, и дыр в крыше, не спасавших от природных осадков – но со всем этим пришлось смириться. В конце концов, стратегические соображения всегда важнее тактических…
После встречи с Велом я запасся в пригороде кое-каким провиантом, не требующим дополнительной обработки, а в качестве пищи духовной приобрел по одному экземпляру из широкого ассортимента городских газет. Единственное, что не заслужило моего внимания, – так это эротические издания. Эротики мне только не хватало в нынешнем положении!..
Плотно перекусив супом-концентратом из банок с самоподогревом и прочими консервными деликатесами, я почувствовал, что глаза мои слипаются – ведь прошлой ночью мне так и не дали выспаться – и решил вздремнуть. Через пару часов я проснулся в липком поту. Лучи высоко стоявшего солнца попадали на меня сквозь щели и дыры в крыше сарая. Делать было нечего, кроме как изучать прессу.
Новости были на редкость неприятными.
На первой полосе почти всех газет фигурировала перепечатка интервью с недавно назначенным на должность городского полицмейстера господином Л.Штальбергом. Из него я почерпнул, что Леб намерен всеми способами обеспечить мирную жизнь сограждан, в связи с чем будет вести суровую, жесткую борьбу с преступниками всех мастей, которых немало расплодилось в городе за последнее время (читай между строчек: «при попустительстве прежнего начальника полиции, некоего М.Любарско-го»). А вот, кстати, речь и обо мне: «Не могли бы вы назвать причину, по которой ваш предшественник Любарский подал в отставку, и по которой в данное время он скрывается от журналистов?». Ответ: «На первую часть вашего вопроса комментариев не имею, а что касается второй, то хотел бы напомнить, что главным завоеванием демократии в Интервиле является свобода личности, и вполне логично, что, уйдя в отставку, Любарский решил немного отдохнуть. Каждый человек имеет право на анонимное существование, не правда ли?»… Браво, Леб, какой блестящий слог! Далеко пойдешь, братец… Что там еще интересного? Ага, вот и о Демиурге: «Имеет ли полиция какую-либо версию относительно таинственных исчезновений людей в городе в последние месяцы? Оправданы ли слухи о том, что это – дело рук маньяка-одиночки?». Ответ: «Думаю, все подобные измышления несколько преувеличены. В настоящее время мы проверяем одну версию, о которой не хотелось бы распространяться преждевременно. Однако, утверждать о том, что в городе действует маньяк, я пока не могу. Наоборот, скорее, можно допустить, что с какой-то целью людей похищает неведомая преступная группировка, во главе которой стоит волевая и целеустремленная личность»… Читай между строчек, Рик: «Бывший начальник полиции М.Любарский возглавляет банду похитителей людей, вследствие чего он должен быть как можно скорее изловлен и предан правосудию»… Все остальное в интервью – сплошная болтовня, не представляющая для меня никакого интереса.
Почти в каждой газете имелись в изобилии фотографии мэра Авера Гунибского, честно исполняющего свой нелегкий долг по управлению городом. Вот он разрезает ленточку на открытии новой выставки одежды, изготовленной по моделям знаменитого Марьяна Геталова. Вот он озабоченно следит за тем, как строители покрывают асфальтом новые улицы. Вот он же, на каком-то приеме иностранных гостей, с бокалом в руке, ослепленный вспышками цифровых камер и лучами юпитеров…
Если сначала я зорко просматривал всю ту чепуху, которой были заполнены газеты, то потом моя бдительность притупилась, и я почти безостановочно листал пухлые еженедельники и тощие ежедневники, целые развороты, посвященные звездам эстрады и кино, псевдоглубокомысленные статьи о политике и экономике, псевдосенсационные подвалы об убийствах, грабежах и благих делах сограждан, страницы, заполненные кроссвордами и кулинарными рецептами…
В душе моей все больше нарастало отчаяние и злоба на тех, кто исковеркал город, заставив людей быть безвольными игрушками, интересующимися лишь деньгами, жратвой, сексом и развлечениями, не требующими умственных усилий. Невидимое проклятье лежало на нашем городе, но замаскировано оно было потоком общепринятых, но ничего не значащих слов и неуклонным ростом добрых поступков на душу населения. И самое страшное, что абсолютно никто не подозревает: все это мнимое благополучие висит на волоске, и в один прекрасный день взорвется к чертовой матери! Слишком быстро зарастают травой руины и развалины, оставшиеся в Интервиле после последней Бойни, когда обезумевшие обыватели убивали друг друга и жгли свои дома и дома соседей, а я, с жалкой кучкой своих людей, каким-то чудом сохранивших здравый смысл среди всеобщего хаоса, метался по городу, пытаясь прекратить это массовое побоище, и два раза в меня чуть не угодили из пистолета с десяти шагов, а еще, по крайней мере, трижды не зарезали или не проломили камнем голову, и я думал, что эта ночь никогда уже не кончится… Однако, тогда все закончилось очень быстро – как и началось, и уже через неделю все опять приветливо улыбались друг другу на улицах, и некого было карать и сажать за решетку, потому что виноваты были все. Общество потенциальных преступников – вот в кого мы превратились под влиянием Воздействия, а убеждаем себя в том, что это не так, что мы хорошие и добрые, что лишь иногда позволяем себе лишнего, а так – ни-ни!.. Преступники и игрушки, а точнее – игрушки-преступники, вот кто мы есть на самом деле…
Я очнулся только тогда, когда в разделе «Криминальные вести» одной из газетенок мой взгляд натолкнулся на знакомое лицо. Это был тот самый мясник, один из трех потенциальных жертв Демиурга, кого я расспрашивал на рассвете… Его физиономия была заключена в яркую рамку, под которой крупными буквами было написано: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». В коротенькой заметке излагалось, что сегодня утром владелец мясной лавки бесследно исчез из собственного дома, причем ни жена, ни дети ничего не слышали. Ни записки, ни признаков похищения обнаружено не было. Родные мясника обращались к согражданам с просьбой сообщить о местопребывании данного человека за солидное вознаграждение.
Я отложил газету в сторону и уставился на дощатую стену сарая.
Значит, Демиург не запугивал тех, кого он избрал в качестве своей следующей жертвы. Он действовал надежно и бесперебойно, как машина, которую забыли выключить. Но почему тогда он оставил в покое меня? Неужели, встретив отпор с моей стороны, он решил, что я ему не по зубам? Хм, это не похоже на него. Тем более, что угрозы исправно продолжались вплоть до той ночи, когда ко мне заявился этот идиот Штальберг. В чем же дело?
А почему ты, собственно, решил, что он оставил тебя в покое, шепнул внутри меня чей-то голос. Может, он просто отложил исполнение приговора до более удобного случая? И, кстати говоря, такой случай ему подвернулся. Если все это время он следил за тобой, держась на дистанции, то теперь ничто и никто не помешает ему заявиться в эту развалюху, чтобы взять реванш за неудачно проведенный первый тайм.
Я невольно поежился и на всякий случай достал пистолет из-за пояса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71