— А ваш отдел случайно раньше не Раскруткой назывался?
— Было дело, — кивает Астратов, как ни в чем не бывало убирая руку восвояси. — До Японии… Впрочем, многие до сих пор по привычке нас так называют. А вы…
— А про меня вы уже наверняка все знаете, — не даю ему докончить я.
Он едва заметно напрягается. Не привык, видно, чтобы кто-то в разговоре с ним бесцеремонно перехватывал инициативу. Ничего, проглотишь и не подавишься. Это тебе не детей наркотиками пичкать!..
Наконец Астратов расплывается в улыбке и шутливо грозит мне пальцем.
— А вас голыми руками не возьмешь, Владлен Алексеевич, — заявляет он. — Чувствуется старая закалка, чувствуется!… Ладно, тогда не буду терять время на предисловия и перейду сразу к делу…
Я решительно спрыгиваю с кресла.
— Знаете, Юрий Семенович, а я не хочу иметь с вами никаких дел. Поэтому наш дальнейший разговор не имеет смысла.
Он достойно переносит этот удар под дых.
— Вам что-то не нравится, Владлен Алексеевич? — с невозмутимым видом интересуется он.
— Да нет, — с сарказмом ответствую я. — Представьте себе: я — неисправимый мазохист! Мне нравится, когда ваши подчиненные сначала пересаживают мою ноо-матрицу — так, кажется, вы это называете? — в тело малолетнего ребенка, фактически уничтожив его сознание! Мне нравится, что меня без моего согласия умыкают неизвестно куда и зачем! Мне нравится, что на словах передо мной юлят и заискивают, а наделе ни черта не доверяют, словно я — настоящий ребенок, от которого неизвестно чего можно ожидать! И, наконец, мне нравится, что меня запихнули в эту спецтюрьму и морят голодом с самого утра, словно я буду сыт вашими разговорами о делах!..
— Не беспокойтесь, — делает успокаивающий жест Астратов. — Завтрак вам сейчас принесут. А что касается всего остального, то ваши претензии вполне обоснованны, и я приношу искренние извинения за причиненный вам ущерб. Но и вы поймите, что все меры, на которые мы вынуждены были пойти, продиктованы объективными требованиями сложившейся обстановки. Вас наверняка уже проинформировали, что сейчас творится в мире, но в дополнение к этому я хотел бы подчеркнуть, что на повестке дня стоит вопрос…
— …жизни и смерти человечества, — обрываю я своего собеседника, плюхаясь в кресло. — И, по-вашему, любые меры хороши, лишь бы спасти планету от
гибели…
— А у вас есть другое мнение на этот счет?
— Знаете что? Давайте отложим в сторону все эти теоретические диспуты и поговорим о более насущных Проблемах.
— Собственно, для этого я к вам и пришел, — пожимает плечами Астратов.
— Что вы от меня хотите? Только честно!.. А? Глупость сморозил. Ведь по себе знаю, что, когда к человеку обращаются: «Скажи мне, только честно…», ему приходится нагло врать.
Видимо, «раскрутчик» тоже так считает. Он устало трет ладонями лицо, прежде чем ответить. Потом достает из кармана пачку «Билтона».
— Хотите? — осведомляется он, вытряхнув наполовину одну сигарету из пачки и протянув ее ко мне.
— По-моему, детям никотин особо вреден, — ехидно замечаю я.
Он пожимает плечами:
— Ну, это я так, к слову… Хотя, по нашим данным, раньше вы дымили как паровоз, Владлен Алексеевич.
— Да, но я не хотел бы, чтобы Саша Королев с детских лет усваивал пагубные привычки. Так что придется мне бросить курить. В новую жизнь надо входить без старых пороков, знаете ли…
Он понимающе кивает, раскуривая сигарету с помощью изящной зажигалки в виде золотистого цилиндрика.
Клубы дыма устремляются в мою сторону, и мне приходится отмахиваться от них ладошкой. Дым вонючий и едкий. И как только люди травят себя такой гадостью? Неужели и я сам ежедневно сжигал свои легкие почти тридцать пять лет?
Но теперь это в прошлом…
— Вы знаете, Владлен Алексеевич, сколько детей рождается в мире ежедневно? — вдруг спрашивает Астратов.
— Понятия не имею! — искренне отвечаю я. — Никогда не интересовался статистикой.
— Зато мы были вынуждены интересоваться. И не просто интересоваться, но и испытать ее на своей шкуре…Так вот, каждую секунду на Земле появляются на свет в среднем двадцать человек. Семьдесят две тысячи в час. Миллион восемьсот тысяч в сутки. Но это — в среднем. А в тот день, когда, прошу прощения, вас не стало, в мире стало больше почти на два миллиона новых граждан…
— Ну и что? К чему эта арифметика?
— Да так, — усмехается Астратов. — К слову… Хотелось бы, чтобы вы представляли себе объем работы, который мы уже проделали и проделываем до сих пор.
— А что вы от меня-то хотите?
— Все очень просто, Владлен Алексеевич, — успокаивающе начинает он, судорожно затягиваясь сигаретой. Ненавижу подобные вступления, которые почему-то так любят употреблять начальники всех мастей! Когда тебе говорят, что возложенная на тебя миссия будет легкой, значит, тебе наверняка придется из кожи вон лезть, чтобы выполнить ее. — Мы хотим, чтобы вы нам помогли найти гражданина Артура Дюпона.
— При чем здесь я? Неужели у вас не хватает людей, чтобы орудовать «реинкарнатором»?
— Не в этом дело, — взмахивает сигаретой шеф Раскрутки. — Поймите, вы представляете для нас особую ценность. Количество потенциальных носителей личности Дюпона, проверенных нами, растет с каждым днем. А времени до дня икс — все меньше… Соответственно, все меньше остается надежд на то, что нам удастся застигнуть Дюпона врасплох в момент реинкарнации. Видите ли, прибор, который мы применяем для активации ноо-матрицы, основан на особом психофизиологическом воздействии на подсознание носителя. И хотя такое воздействие во многом подобно гипнозу, но это совсем не гипноз… Вы же сами когда-то занимались феноменом реинкарнации, Владлен Алексеевич, и должны знать, что некоторые исследователи пытались применять в этих целях гипноз. Однако эффективность этой методики, во-первых, составляет всего тридцать процентов, а во-вторых, нет никаких гарантий того, что видения, навеянные человеку под гипнозом, действительно являются его воспоминаниями о прошлой жизни. Иногда оказывалось, что люди видят под гипнозом не картины из своей предыдущей персонификации, а то, что ежедневно откладывается балластом на дно подсознания: обрывки сновидений, результаты работы воображения; образы, созданные мозгом в ходе чтения книг, просмотра фильмов, и так далее… Однако вашим коллегам — («бывшим коллегам», — поправляю я своего собеседника, но он пропускает мои слова мимо ушей) — во главе с Игорем Всеволодовичем Шепотиным удалось разработать совершенно оригинальную методику высвобождения скрытого альтер эго из-под всех этих наслоений и реализовать ее в поистине чудодейственном устройстве, которое взято нами на вооружение. Но, к сожалению, одна проблема все еще нами не решена…
Догоревшая до самого фильтра сигарета начинает жечь пальцы Астратову, и он принимается озираться в поисках подходящего места для тушения окурка. Не обнаружив такового поблизости, встает и удаляется в туалет, откуда немного погодя слышится шум воды, спускаемой в унитаз.
— Речь идет о достоверности показаний реинкарнированных, — продолжает он, вернувшись в комнату. — Да, в большинстве случаев люди, возвращенные нами к жизни из небытия, честно и правдиво идентифицировали себя. Но были случаи, когда мы имели дело с мошенниками, пытавшимися обвести нас вокруг пальца. Так что пришлось предпринимать соответствующие меры: создавать базы данных по официально умершим, пропавшим без вести и вообще по всему населению. Как говорится: доверяй, но проверяй… Дальше — больше. Появились отдельные личности, видимо, с особенно мощной аурой, на которых ни «реинкарнатор», ни псевдогипноз почему-то не действовали после активации их ноо-матрицы. Так называемые «невозвращенцы». Их примерно два процента от общего числа, но они-то и портят нам всю малину! Где гарантия, что все они рассказывали правду о себе после так называемого «воскрешения»? И где гарантия, что среди них не скрывается Дюпон, в запасе у которого могла быть масса ложных биографий и абсолютно чистых легальных документов?.. Да он мог вообще сделать вид, что не помнит своего имени, — в нашей практике бывало и такое… И хотя мы…
В дверь слышится вкрадчивый стук, и Астратов с досадой прерывает свой монолог, чтобы крикнуть: «Да-да, войдите!»
Молодая женщина в стандартном наряде ресторанной официантки: белая блузка, черная мини-юбка, туфли на высоком каблуке и белая шелковая повязка вокруг головы — вкатывает в комнату столик на колесах, уставленный чашками, тарелками, заботливо накрытыми крышками, и прочими столовыми принадлежностями. В центре возвышается, как башня, массивный термос с краником.
— Доброе утро, — приветливо улыбается мне вошедшая. — Ваш завтрак, Владлен Алексеевич! За вами поухаживать или вы сами справитесь?
— Сами, сами, — нетерпеливо говорит за меня Астратов. — Мы ведь уже не маленькие, Света, так что самообслуживание нас вполне устраивает.
Мне ничего не остается, кроме как добавить: «Спасибо большое», — и девушка Света удаляется, оставив тележку возле меня.
— Ну что ж, — говорит Астратов, обозревая столик. — Чтобы ваш завтрак не остыл, постараюсь уложиться в пару минут… Собственно, вывод из всего вышесказанного ясен: необходимо параллельно с розыскными мероприятиями осуществлять проверку «невозвращенцев». По крайней мере, тех, что были нами выявлены и в настоящее время доступны для этой работы…
— И это вы хотите поручить мне? — перебиваю я своего собеседника.
Он усмехается:
— Какой вы догадливый, Владлен Алексеевич!
— Но почему именно я? — фальшиво удивляюсь я, хотя уже предвижу ответ на свой вопрос. Однако то, что говорит Астратов, поражает меня больше, чем я предполагал.
— Потому что именно вы, — прищуривается руководитель Раскрутки, вновь становясь похожим на киношное воплощение бьющей через край добродетели в образе Тома Хэнкса, — должны знать о Дюпоне больше чем кто-либо. Я надеюсь, вы нам еще расскажете о своем пребывании в качестве заложника у этого маньяка. Как вы и сами должны понимать, нас интересует абсолютно все: о чем вы с ним разговаривали, какие сведения он вам посчитал возможным доверить, кто из его приближенных мог участвовать в его безумной затее по уничтожению планеты и так далее… А может, мы напрасно теряем время, и вам известно, как и каким образом Дюпон собирался привести в исполнение свою угрозу?
Подавшись вперед, Астратов с таким жадным любопытством буравит меня взглядом своих темных глаз, что мне становится не по себе. Словно это не Дюпон, а я сам заложил мину замедленного действия, способную отправить всю Землю в тартарары.
— Нет, — качаю я головой и с обидой добавляю: — Да за кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что если бы я знал это, то молчал бы до сих пор, как первоклассник, разбивший окно в директорском кабинете?!..
— Что вы! — отводит свой взгляд «раскрутчик». — Конечно, нет… Но мало ли — может, вы просто не придали значения каким-то деталям… Это я так, к слову.
А ведь еще немного — и ему придет в голову идея подвергнуть меня процедуре сканирования памяти. С такого станется пустить в ход и гипноз, и спецпрепараты, и прочие методы копания в моих мозгах…
Постой, постой, а откуда ему известно, что я был в контакте с Дюпоном вплоть до самой гибели — и его, и моей?
Даже Шепотин этого не мог знать. Сомневаюсь, что об этом знал еще кто-то из «раскрутчиков». Слегин вряд ли посвящал своих помощников в историю моего похищения, потому что иначе ему пришлось бы и раскрыть тайну моих экстраординарных способностей к воскрешению мертвецов.
К тому же все участники операции скорее всего тоже погибли. Я не знаю, что этот придурок Дюпон взорвал, но это был не обычный тротиловый заряд. Если это было термоядерное устройство, пусть даже мощностью всего в несколько килотонн, то все живое до самого горизонта было бы уничтожено — тем более если учесть, что дело происходило в открытом море, где нет никаких естественных препятствий ни для вспышки, испепеляющей все на своем пути, ни для ударной волны, сметающей, как скорлупки, океанские суда на своем пути. От всех находившихся в эпицентре того взрыва не должно было остаться ни молекулы, по которой можно было бы впоследствии судить о наших личностях…
» Так откуда же Астратов знает об этом? Я уже наполовину озвучиваю этот вопрос, как вдруг догадка вспышкой озаряет мое сознание. — Вы что — нашли его? — спрашиваю я, вскакивая с кресла так резко, что задеваю столик, и посуда на нем отзывается стеклянным звоном. — Он жив? Где он?!..
Несмотря на то что я пользуюсь исключительно местоимениями, Астратов догадывается, о ком идет речь.
Вместо ответа он лишь заговорщицки ухмыляется, потом идет к двери и распахивает ее настежь.
До меня доносится топот бегущего ребенка, и в комнату, чуть не врезавшись в Астратова, врывается чернокожая девчонка с множеством миниатюрных кудряшек на голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
— Было дело, — кивает Астратов, как ни в чем не бывало убирая руку восвояси. — До Японии… Впрочем, многие до сих пор по привычке нас так называют. А вы…
— А про меня вы уже наверняка все знаете, — не даю ему докончить я.
Он едва заметно напрягается. Не привык, видно, чтобы кто-то в разговоре с ним бесцеремонно перехватывал инициативу. Ничего, проглотишь и не подавишься. Это тебе не детей наркотиками пичкать!..
Наконец Астратов расплывается в улыбке и шутливо грозит мне пальцем.
— А вас голыми руками не возьмешь, Владлен Алексеевич, — заявляет он. — Чувствуется старая закалка, чувствуется!… Ладно, тогда не буду терять время на предисловия и перейду сразу к делу…
Я решительно спрыгиваю с кресла.
— Знаете, Юрий Семенович, а я не хочу иметь с вами никаких дел. Поэтому наш дальнейший разговор не имеет смысла.
Он достойно переносит этот удар под дых.
— Вам что-то не нравится, Владлен Алексеевич? — с невозмутимым видом интересуется он.
— Да нет, — с сарказмом ответствую я. — Представьте себе: я — неисправимый мазохист! Мне нравится, когда ваши подчиненные сначала пересаживают мою ноо-матрицу — так, кажется, вы это называете? — в тело малолетнего ребенка, фактически уничтожив его сознание! Мне нравится, что меня без моего согласия умыкают неизвестно куда и зачем! Мне нравится, что на словах передо мной юлят и заискивают, а наделе ни черта не доверяют, словно я — настоящий ребенок, от которого неизвестно чего можно ожидать! И, наконец, мне нравится, что меня запихнули в эту спецтюрьму и морят голодом с самого утра, словно я буду сыт вашими разговорами о делах!..
— Не беспокойтесь, — делает успокаивающий жест Астратов. — Завтрак вам сейчас принесут. А что касается всего остального, то ваши претензии вполне обоснованны, и я приношу искренние извинения за причиненный вам ущерб. Но и вы поймите, что все меры, на которые мы вынуждены были пойти, продиктованы объективными требованиями сложившейся обстановки. Вас наверняка уже проинформировали, что сейчас творится в мире, но в дополнение к этому я хотел бы подчеркнуть, что на повестке дня стоит вопрос…
— …жизни и смерти человечества, — обрываю я своего собеседника, плюхаясь в кресло. — И, по-вашему, любые меры хороши, лишь бы спасти планету от
гибели…
— А у вас есть другое мнение на этот счет?
— Знаете что? Давайте отложим в сторону все эти теоретические диспуты и поговорим о более насущных Проблемах.
— Собственно, для этого я к вам и пришел, — пожимает плечами Астратов.
— Что вы от меня хотите? Только честно!.. А? Глупость сморозил. Ведь по себе знаю, что, когда к человеку обращаются: «Скажи мне, только честно…», ему приходится нагло врать.
Видимо, «раскрутчик» тоже так считает. Он устало трет ладонями лицо, прежде чем ответить. Потом достает из кармана пачку «Билтона».
— Хотите? — осведомляется он, вытряхнув наполовину одну сигарету из пачки и протянув ее ко мне.
— По-моему, детям никотин особо вреден, — ехидно замечаю я.
Он пожимает плечами:
— Ну, это я так, к слову… Хотя, по нашим данным, раньше вы дымили как паровоз, Владлен Алексеевич.
— Да, но я не хотел бы, чтобы Саша Королев с детских лет усваивал пагубные привычки. Так что придется мне бросить курить. В новую жизнь надо входить без старых пороков, знаете ли…
Он понимающе кивает, раскуривая сигарету с помощью изящной зажигалки в виде золотистого цилиндрика.
Клубы дыма устремляются в мою сторону, и мне приходится отмахиваться от них ладошкой. Дым вонючий и едкий. И как только люди травят себя такой гадостью? Неужели и я сам ежедневно сжигал свои легкие почти тридцать пять лет?
Но теперь это в прошлом…
— Вы знаете, Владлен Алексеевич, сколько детей рождается в мире ежедневно? — вдруг спрашивает Астратов.
— Понятия не имею! — искренне отвечаю я. — Никогда не интересовался статистикой.
— Зато мы были вынуждены интересоваться. И не просто интересоваться, но и испытать ее на своей шкуре…Так вот, каждую секунду на Земле появляются на свет в среднем двадцать человек. Семьдесят две тысячи в час. Миллион восемьсот тысяч в сутки. Но это — в среднем. А в тот день, когда, прошу прощения, вас не стало, в мире стало больше почти на два миллиона новых граждан…
— Ну и что? К чему эта арифметика?
— Да так, — усмехается Астратов. — К слову… Хотелось бы, чтобы вы представляли себе объем работы, который мы уже проделали и проделываем до сих пор.
— А что вы от меня-то хотите?
— Все очень просто, Владлен Алексеевич, — успокаивающе начинает он, судорожно затягиваясь сигаретой. Ненавижу подобные вступления, которые почему-то так любят употреблять начальники всех мастей! Когда тебе говорят, что возложенная на тебя миссия будет легкой, значит, тебе наверняка придется из кожи вон лезть, чтобы выполнить ее. — Мы хотим, чтобы вы нам помогли найти гражданина Артура Дюпона.
— При чем здесь я? Неужели у вас не хватает людей, чтобы орудовать «реинкарнатором»?
— Не в этом дело, — взмахивает сигаретой шеф Раскрутки. — Поймите, вы представляете для нас особую ценность. Количество потенциальных носителей личности Дюпона, проверенных нами, растет с каждым днем. А времени до дня икс — все меньше… Соответственно, все меньше остается надежд на то, что нам удастся застигнуть Дюпона врасплох в момент реинкарнации. Видите ли, прибор, который мы применяем для активации ноо-матрицы, основан на особом психофизиологическом воздействии на подсознание носителя. И хотя такое воздействие во многом подобно гипнозу, но это совсем не гипноз… Вы же сами когда-то занимались феноменом реинкарнации, Владлен Алексеевич, и должны знать, что некоторые исследователи пытались применять в этих целях гипноз. Однако эффективность этой методики, во-первых, составляет всего тридцать процентов, а во-вторых, нет никаких гарантий того, что видения, навеянные человеку под гипнозом, действительно являются его воспоминаниями о прошлой жизни. Иногда оказывалось, что люди видят под гипнозом не картины из своей предыдущей персонификации, а то, что ежедневно откладывается балластом на дно подсознания: обрывки сновидений, результаты работы воображения; образы, созданные мозгом в ходе чтения книг, просмотра фильмов, и так далее… Однако вашим коллегам — («бывшим коллегам», — поправляю я своего собеседника, но он пропускает мои слова мимо ушей) — во главе с Игорем Всеволодовичем Шепотиным удалось разработать совершенно оригинальную методику высвобождения скрытого альтер эго из-под всех этих наслоений и реализовать ее в поистине чудодейственном устройстве, которое взято нами на вооружение. Но, к сожалению, одна проблема все еще нами не решена…
Догоревшая до самого фильтра сигарета начинает жечь пальцы Астратову, и он принимается озираться в поисках подходящего места для тушения окурка. Не обнаружив такового поблизости, встает и удаляется в туалет, откуда немного погодя слышится шум воды, спускаемой в унитаз.
— Речь идет о достоверности показаний реинкарнированных, — продолжает он, вернувшись в комнату. — Да, в большинстве случаев люди, возвращенные нами к жизни из небытия, честно и правдиво идентифицировали себя. Но были случаи, когда мы имели дело с мошенниками, пытавшимися обвести нас вокруг пальца. Так что пришлось предпринимать соответствующие меры: создавать базы данных по официально умершим, пропавшим без вести и вообще по всему населению. Как говорится: доверяй, но проверяй… Дальше — больше. Появились отдельные личности, видимо, с особенно мощной аурой, на которых ни «реинкарнатор», ни псевдогипноз почему-то не действовали после активации их ноо-матрицы. Так называемые «невозвращенцы». Их примерно два процента от общего числа, но они-то и портят нам всю малину! Где гарантия, что все они рассказывали правду о себе после так называемого «воскрешения»? И где гарантия, что среди них не скрывается Дюпон, в запасе у которого могла быть масса ложных биографий и абсолютно чистых легальных документов?.. Да он мог вообще сделать вид, что не помнит своего имени, — в нашей практике бывало и такое… И хотя мы…
В дверь слышится вкрадчивый стук, и Астратов с досадой прерывает свой монолог, чтобы крикнуть: «Да-да, войдите!»
Молодая женщина в стандартном наряде ресторанной официантки: белая блузка, черная мини-юбка, туфли на высоком каблуке и белая шелковая повязка вокруг головы — вкатывает в комнату столик на колесах, уставленный чашками, тарелками, заботливо накрытыми крышками, и прочими столовыми принадлежностями. В центре возвышается, как башня, массивный термос с краником.
— Доброе утро, — приветливо улыбается мне вошедшая. — Ваш завтрак, Владлен Алексеевич! За вами поухаживать или вы сами справитесь?
— Сами, сами, — нетерпеливо говорит за меня Астратов. — Мы ведь уже не маленькие, Света, так что самообслуживание нас вполне устраивает.
Мне ничего не остается, кроме как добавить: «Спасибо большое», — и девушка Света удаляется, оставив тележку возле меня.
— Ну что ж, — говорит Астратов, обозревая столик. — Чтобы ваш завтрак не остыл, постараюсь уложиться в пару минут… Собственно, вывод из всего вышесказанного ясен: необходимо параллельно с розыскными мероприятиями осуществлять проверку «невозвращенцев». По крайней мере, тех, что были нами выявлены и в настоящее время доступны для этой работы…
— И это вы хотите поручить мне? — перебиваю я своего собеседника.
Он усмехается:
— Какой вы догадливый, Владлен Алексеевич!
— Но почему именно я? — фальшиво удивляюсь я, хотя уже предвижу ответ на свой вопрос. Однако то, что говорит Астратов, поражает меня больше, чем я предполагал.
— Потому что именно вы, — прищуривается руководитель Раскрутки, вновь становясь похожим на киношное воплощение бьющей через край добродетели в образе Тома Хэнкса, — должны знать о Дюпоне больше чем кто-либо. Я надеюсь, вы нам еще расскажете о своем пребывании в качестве заложника у этого маньяка. Как вы и сами должны понимать, нас интересует абсолютно все: о чем вы с ним разговаривали, какие сведения он вам посчитал возможным доверить, кто из его приближенных мог участвовать в его безумной затее по уничтожению планеты и так далее… А может, мы напрасно теряем время, и вам известно, как и каким образом Дюпон собирался привести в исполнение свою угрозу?
Подавшись вперед, Астратов с таким жадным любопытством буравит меня взглядом своих темных глаз, что мне становится не по себе. Словно это не Дюпон, а я сам заложил мину замедленного действия, способную отправить всю Землю в тартарары.
— Нет, — качаю я головой и с обидой добавляю: — Да за кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что если бы я знал это, то молчал бы до сих пор, как первоклассник, разбивший окно в директорском кабинете?!..
— Что вы! — отводит свой взгляд «раскрутчик». — Конечно, нет… Но мало ли — может, вы просто не придали значения каким-то деталям… Это я так, к слову.
А ведь еще немного — и ему придет в голову идея подвергнуть меня процедуре сканирования памяти. С такого станется пустить в ход и гипноз, и спецпрепараты, и прочие методы копания в моих мозгах…
Постой, постой, а откуда ему известно, что я был в контакте с Дюпоном вплоть до самой гибели — и его, и моей?
Даже Шепотин этого не мог знать. Сомневаюсь, что об этом знал еще кто-то из «раскрутчиков». Слегин вряд ли посвящал своих помощников в историю моего похищения, потому что иначе ему пришлось бы и раскрыть тайну моих экстраординарных способностей к воскрешению мертвецов.
К тому же все участники операции скорее всего тоже погибли. Я не знаю, что этот придурок Дюпон взорвал, но это был не обычный тротиловый заряд. Если это было термоядерное устройство, пусть даже мощностью всего в несколько килотонн, то все живое до самого горизонта было бы уничтожено — тем более если учесть, что дело происходило в открытом море, где нет никаких естественных препятствий ни для вспышки, испепеляющей все на своем пути, ни для ударной волны, сметающей, как скорлупки, океанские суда на своем пути. От всех находившихся в эпицентре того взрыва не должно было остаться ни молекулы, по которой можно было бы впоследствии судить о наших личностях…
» Так откуда же Астратов знает об этом? Я уже наполовину озвучиваю этот вопрос, как вдруг догадка вспышкой озаряет мое сознание. — Вы что — нашли его? — спрашиваю я, вскакивая с кресла так резко, что задеваю столик, и посуда на нем отзывается стеклянным звоном. — Он жив? Где он?!..
Несмотря на то что я пользуюсь исключительно местоимениями, Астратов догадывается, о ком идет речь.
Вместо ответа он лишь заговорщицки ухмыляется, потом идет к двери и распахивает ее настежь.
До меня доносится топот бегущего ребенка, и в комнату, чуть не врезавшись в Астратова, врывается чернокожая девчонка с множеством миниатюрных кудряшек на голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59