Третий, раскаявшись в совершенных преступлениях, просит привести вынесенный ему приговор в исполнение, потому что человек не может ждать смертной казни пять лет, а гуманное государство заменяет ему высшую меру наказания пожизненным лишением свободы!.. Четвертый, у которого отказывается работать сердце, несколько месяцев валяется на больничной койке в состоянии непрекращающейся комы, и я могу только представить эту непрекращающуюся пытку, когда при каждой очередной остановке сердца его долбят разрядами электрошока, сжигая кожу и плоть, и ломают ребра при силовом массаже грудной клетки, а душа несчастного в это время мечется между этим миром и ТЕМ, в который ее ни за что не хотят отпускать до бренькие спасатели…
Вадим невольно скрипнул зубами.
«Тот Дар, который достался моему отцу, — по существу, такая же уродливая мутация, как сиамские близнецы, — думал он. — А он наивно принимает его за чудо и благо для человечества!..
Он слеп, и мне жаль его, как было бы жаль любого незрячего. Вот почему я смогу «выстрелить» в него, когда встречу.
Теперь-то мне понятно, что мое невидимое оружие срабатывает только против тех, кого мне действительно жалко…
Однажды какой-то болван сказал: «Жалость унижает людей». Может быть, не спорю, некоторые из тех, кого жалеют, и чувствуют себя униженными и оскорбленными. Но зато она, несомненно, возвышает тех, кто жалеет, — хотя бы в собственных глазах…
А интересный казус получается. Ведь в этом мире действует железный принцип: убивать надо только тех, кто умножает зло. Тех, кто стал преступником. За преступление обязательно полагается наказание. С общей точки зрения то, что собираюсь делать я, — бессмыслица, бред сумасшедшего!.. Потому что я буду нести смерть тем, кто не совершил ни единого греха, но сам пострадал от несправедливости, судьбы или чьей-то злой руки. И доказательством того, что этот человек заслуживает любви или жалости, будет выстрел из невидимого пистолета, который вложен в мою руку самим мирозданием…
Ладно, хватит философствовать и рефлексировать. Пора начинать действовать».
И тут же чей-то робкий голос внутри его опасливо осведомился: «Что — уже? Вот так вот сразу?..»
«А ты как думал? — возразил Вадим этому трусливому голоску. — Какой смысл тянуть время? Как говорят коллеги Крейлиса, „чем раньше сядешь, тем раньше выйдешь“. Тебе же не хочется надолго застрять в этом теле и в этом мире? Значит, начнем…»
Он присмотрелся к людям, которые нескончаемым потоком текли по тротуару. Кого из них выбрать первым?
Он стоял, спрятав руки в карманы, и глядел на прохожих.
Стайка девчонок, бегущих куда-то вприпрыжку и хохочущих во все горло…
Счастливая молоденькая мамаша, толкающая перед собой коляску, из которой доносится писк новорожденного…
Сытые, лоснящиеся мордовороты в расстегнутых до пупа рубахах, прущие сквозь толпу напролом, зажав в потных лапах полуопорожненные бутылки с пивом…
Расфуфыренная дамочка с равнодушным лицом, ведущая на длинном поводке кобеля размером с теленка…
Жадно целующиеся на ходу влюбленные, не замечающие никого и ничего вокруг себя…
Девица в мини-юбке и с длинными «фирменными» ногами, высокомерно поглядывающая на всех окружающих сквозь черные очки…
«Кто из них мог бы заслуживать жалости? Кто? Не вижу».
И тут Вадима вдруг прошибла холодным потом одна простая мысль.
Как могла та Сила, что поручила ему столь ответственную миссию, положиться на его критерии определения достойных любви и жалости?
Помнится, еще Сократ пытался найти днем с огнем истинного человека. Не уготована ли и ему такая же участь?
А может быть, его сомнения нелепы и напрасны? Что, если ЭТО будет происходить автоматически, под воздействием каких-нибудь подсознательных импульсов? Вон, Славика-то он приложил, вовсе не думая о том, достоин он жалости или нет…
Он наконец стряхнул с себя оцепенение и решительно влился в гущу толпы.
* * *
Первая кандидатура подвернулась довольно быстро.
Это была немощная старушка, стоявшая в подземном переходе с картонкой, на которой чернильным карандашом от руки было нацарапано: «ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЖИТЬ!» На старушке было глухое черное платье до пят, по крайней мере сорокалетней давности, стоптанные мужские ботинки и утратившая первоначальный цвет вязаная кофта.
Вадим истолковал призыв на картонке совершенна однозначно.
Дождавшись, пока в переходе никого, кроме него и старушки, не останется, он подошел к ней и протянул правую руку, сжатую в кулак. Подслеповато мигая из-под очков, старушка подставила свою сухую ладошку, приговаривая: «Спасибо, сынок!.. Дай тебе бог здоровья и долгих лет жизни!»
Вадим разжал пальцы и прикоснулся ими к руке старушки.
Она даже удивиться не успела, почему в кулаке подающего нет ни одной монетки.
ВЫСТРЕЛ!
Старушка сползла спиной по стене, и платье ее непристойно задралось, обнажив худые ноги с синими буграми варикозных вен…
Вадим не помнил, как он выскочил из перехода на поверхность улицы. К счастью, никто не попался ему навстречу. Он нырнул в первую же арку и через несколько минут ускоренной ходьбы оказался в двух кварталах от того места, где осталось лежать тело старушки…
Наконец он пришел в себя, вытер пот со лба и зашагал медленнее.
«Черт, что же я так испугался? Мне следовало не убегать с того места, а дать круг и вернуться в переход, чтобы проследить, не станет ли эта бабулька приманкой для отца…
Проклятые рефлексы! Видимо, извращенные понятия о добре и зле настолько въелись в нашу плоть и кровь, что от них трудно избавиться в одночасье. Своеобразный атавизм, который передается из поколения в поколение. Они даже не поддаются контролю разумом. Ведь знаю я, что совершил благо для этого дряхлого, немощного существа, избавив его от нищеты и голода, от ежедневного унижения и самоуничижения, от горечи одиночества и обиды на весь мир, не желающий помогать ему…
Так почему же мыши скребут мое сердце и все стоит перед глазами худенькое тельце, свернувшееся калачиком на грязном бетонном полу?
Может быть, ты боишься того, что напишут о тебе в завтрашних газетах? «Маньяк, жестоко расправляющийся с нищими старушками»… «Нелюдь, охотящийся на слабых и обездоленных»… И прочее в том же духе…
Неужели тебе так важно, что будут думать о тебе и о твоих поступках те, кто не ведает истину? Неужели ты испугаешься суда слепцов?
Главное, чтобы ты сам знал, что поступаешь правильно.
И не надо уподобляться этому жалкому экспериментатору над собой по фамилии Раскольников. Он-то не ведал, что смерти не существует, а потому и метался, пытаясь бороться с собственной совестью. Да и старушку-процентщицу он убил не из любви к людям, а из любви к самому себе…»
Тут Вадим очнулся от раздумий и обнаружил, что проходит мимо небольшого кафе и что желудок его требует пищи.
Он набрал полный поднос различных блюд, наугад выбранных из меню, и сел за свободный столик в углу. Женщины, обслуживавшие посетителей, с откровенным любопытством поглядывали в его сторону из-за стойки и, смеясь, что-то шептали друг другу на ухо. Видно, их удивил аппетит странного посетителя. Однако Вадим не обращал на них внимания. Набив до отказа желудок, он надеялся избавиться от хлопот, связанных с поиском пищи, до позднего вечера…
Когда дошла очередь до люля-кебаба, щедро политого томатным соусом, Вадим вдруг явственно увидел перед собой мраморную стену подземного перехода, испачканную кровью, и почувствовал неудержимый приступ тошноты. Опрокинув стул, он стремглав ринулся в туалет.
«Вот что значит переедание», — донесся ему в спину женский голос из-за раздаточной стойки.
Очистив желудок от того, что успел съесть, Вадим пустил из крана холодную воду и сунул под освежающую струю голову.
Потом кое-как вытерся бумажным полотенцем и ощерился на свое неприглядное отражение в зеркале над раковиной.
«Ну что, господин бывший мертвец? — спросил он у иссиня-бледного парня с растрепанной мокрой головой. — Будешь продолжать борьбу со своим проклятым естеством или сдашься?»
Человек в зеркале был явно не прочь сдаться. Он подмигнул Вадиму, скривил усталую гримасу и пошевелил бровями. Не иначе, намекал на то, как неплохо было бы послать к черту все потусторонние силы и миры, забыть о том, что случилось в последние дни, прийти домой, упасть прямо в одежде на кровать и забыться мертвецким сном, а на следующий день, проснувшись, начать свою жизнь заново. Без кровавых убийств, а следовательно — и без дурацкого самопоедания. Жить так, как живут все окружающие — не задумываясь о том, что их ждет после смерти и надо ли тратить силы на бесполезную суету…
— Устал, значит? — осведомился сквозь зубы Вадим у своего отражения. — Но не надейся, что я оставлю тебя в покое, симулянт несчастный!.. На том свете будешь отдыхать!..
Глава 5
Выходя из кафе, Вадим был преисполнен холодной решимости продолжать выполнение своего плана.
Но все полетело в тартарары, едва он услышал женский голос за спиной, окликавший его по имени.
— Привет! Ты что — уже не узнаешь меня? — смущенно улыбаясь, спросила девушка, подходя к Вадиму.
Не так-то много у него было знакомых девушек, чтобы не узнать ее.
Та самая Карина, с которой он познакомился после конфликта с Крейлисом, еще не зная, что его уже поджидает на лестничной площадке киллер…
— Привет, — в замешательстве откликнулся он. Она стояла перед ним, легкая, веселая и стройная, как хрупкий мотылек, и у него почему-то сразу защемило сердце.
— Что же ты ни разу так и не позвонил мне? — с детской непосредственностью спросила она. — Не захотел больше видеть меня?
Это был решающий момент, когда Вадим мог бы сразу сказать ей правду. Но вместо этого он, сам не зная почему, вдруг принялся опровергать столь категоричные и не соответствующие его истинным намерениям предположения.
Она рассеянно слушала его вполуха, поигрывая витым шнурком так шедшего ей голубого платья, и загадочно улыбалась.
— А почему ты не на работе? — спросила она.
— А ты? — вопросом на вопрос ответил он.
— У меня сегодня выходной, — сказала она. — Я же через два дня на третий работаю — забыл?
Он вспомнил: еще во время первой встречи она рассказывала, что работает в офисе какой-то компании.
— А я теперь вообще свободен, — признался Вадим. — Меня уволили из фирмы…
— За что? — округлила глаза Карина.
— За попытку прелюбодеяния в рабочее время, — натужно пошутил он.
— Да неужели? — пропела ехидно она. — Что-то на тебя это не похоже…
— Зато мне дали целый мешок денег при расчете, — соврал Вадим. — И теперь я мучаюсь, не зная, как и на что их потратить… Ты не поможешь мне в этом?
Карина опустила глаза.
А потом подняла их снова, и он почувствовал, что теряет остатки здравого смысла от ее взгляда.
— Нет, — сказала она. — Твои деньги меня совсем не интересуют.
— Да? — растерялся Вадим. — А что же тебя интересует?
— Ты, — просто сказала она. — Только ты…
Надо было сказать что-то, причем непременно шутливым тоном, чтобы разговор не походил на сцену из телевизионной мелодрамы, но у Вадима перехватило дыхание, и нужные слова почему-то не находились. Наконец он выдавил:
— Пойдем?..
— Куда? — поинтересовалась Карина.
— А это имеет значение для тебя? — спросил он.
Она опять расцвела улыбкой и медленно покачала головой.
Все повторялось, как в прошлый раз.
Они шли, сами не зная куда, и вокруг было много людей, но весь окружающий мир перестал для них существовать.
Однако кое-что уже было по-другому. Вадим боялся прикасаться к своей спутнице, хотя ему очень хотелось это сделать. И еще время от времени со дна сознания всплывала, как разбухший утопленник, мысль о том, что он напрасно тратит время, потому что ему теперь не дано любить по-настоящему, но он тут же вновь топил ее поглубже…
А потом выяснилось, что серый день плавно переходит в поздний вечер и пора расставаться. И тут Вадима словно что-то толкнуло в самое сердце. Он рассказал Карине о том конфликте, который произошел у него с Крейлисом. И о том, что теперь за ним охотятся киллеры и подручные бывшего шефа, чтобы заполучить обратно похищенный им голомакиятор. Единственное, о чем он решил пока умолчать, так это о своих двух смертях и воскрешениях. И, само собой, об отце…
Карина молча слушала его, недоверчиво наклонив голову. На какой-то миг ему показалось, что она не верит ему и вот-вот скажет: «Признайся, что ты вычитал все это в каком-то дурацком боевике!»
Но когда он закончил свой рассказ, она сказала вовсе не это.
Она сказала ласково:
— Бедный ты мой, бедный!..
А потом предложила ему в качестве убежища («Хотя бы на время», — добавила она) свою квартиру. Вообще-то она жила с матерью, но не далее как вчера мать на целую неделю уехала в Москву погостить у сестры, так что…
Он взглянул на нее и понял, что, помимо желания спасти его от опасности, за ее предложением скрывается еще кое-что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Вадим невольно скрипнул зубами.
«Тот Дар, который достался моему отцу, — по существу, такая же уродливая мутация, как сиамские близнецы, — думал он. — А он наивно принимает его за чудо и благо для человечества!..
Он слеп, и мне жаль его, как было бы жаль любого незрячего. Вот почему я смогу «выстрелить» в него, когда встречу.
Теперь-то мне понятно, что мое невидимое оружие срабатывает только против тех, кого мне действительно жалко…
Однажды какой-то болван сказал: «Жалость унижает людей». Может быть, не спорю, некоторые из тех, кого жалеют, и чувствуют себя униженными и оскорбленными. Но зато она, несомненно, возвышает тех, кто жалеет, — хотя бы в собственных глазах…
А интересный казус получается. Ведь в этом мире действует железный принцип: убивать надо только тех, кто умножает зло. Тех, кто стал преступником. За преступление обязательно полагается наказание. С общей точки зрения то, что собираюсь делать я, — бессмыслица, бред сумасшедшего!.. Потому что я буду нести смерть тем, кто не совершил ни единого греха, но сам пострадал от несправедливости, судьбы или чьей-то злой руки. И доказательством того, что этот человек заслуживает любви или жалости, будет выстрел из невидимого пистолета, который вложен в мою руку самим мирозданием…
Ладно, хватит философствовать и рефлексировать. Пора начинать действовать».
И тут же чей-то робкий голос внутри его опасливо осведомился: «Что — уже? Вот так вот сразу?..»
«А ты как думал? — возразил Вадим этому трусливому голоску. — Какой смысл тянуть время? Как говорят коллеги Крейлиса, „чем раньше сядешь, тем раньше выйдешь“. Тебе же не хочется надолго застрять в этом теле и в этом мире? Значит, начнем…»
Он присмотрелся к людям, которые нескончаемым потоком текли по тротуару. Кого из них выбрать первым?
Он стоял, спрятав руки в карманы, и глядел на прохожих.
Стайка девчонок, бегущих куда-то вприпрыжку и хохочущих во все горло…
Счастливая молоденькая мамаша, толкающая перед собой коляску, из которой доносится писк новорожденного…
Сытые, лоснящиеся мордовороты в расстегнутых до пупа рубахах, прущие сквозь толпу напролом, зажав в потных лапах полуопорожненные бутылки с пивом…
Расфуфыренная дамочка с равнодушным лицом, ведущая на длинном поводке кобеля размером с теленка…
Жадно целующиеся на ходу влюбленные, не замечающие никого и ничего вокруг себя…
Девица в мини-юбке и с длинными «фирменными» ногами, высокомерно поглядывающая на всех окружающих сквозь черные очки…
«Кто из них мог бы заслуживать жалости? Кто? Не вижу».
И тут Вадима вдруг прошибла холодным потом одна простая мысль.
Как могла та Сила, что поручила ему столь ответственную миссию, положиться на его критерии определения достойных любви и жалости?
Помнится, еще Сократ пытался найти днем с огнем истинного человека. Не уготована ли и ему такая же участь?
А может быть, его сомнения нелепы и напрасны? Что, если ЭТО будет происходить автоматически, под воздействием каких-нибудь подсознательных импульсов? Вон, Славика-то он приложил, вовсе не думая о том, достоин он жалости или нет…
Он наконец стряхнул с себя оцепенение и решительно влился в гущу толпы.
* * *
Первая кандидатура подвернулась довольно быстро.
Это была немощная старушка, стоявшая в подземном переходе с картонкой, на которой чернильным карандашом от руки было нацарапано: «ПОМОГИТЕ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОЖИТЬ!» На старушке было глухое черное платье до пят, по крайней мере сорокалетней давности, стоптанные мужские ботинки и утратившая первоначальный цвет вязаная кофта.
Вадим истолковал призыв на картонке совершенна однозначно.
Дождавшись, пока в переходе никого, кроме него и старушки, не останется, он подошел к ней и протянул правую руку, сжатую в кулак. Подслеповато мигая из-под очков, старушка подставила свою сухую ладошку, приговаривая: «Спасибо, сынок!.. Дай тебе бог здоровья и долгих лет жизни!»
Вадим разжал пальцы и прикоснулся ими к руке старушки.
Она даже удивиться не успела, почему в кулаке подающего нет ни одной монетки.
ВЫСТРЕЛ!
Старушка сползла спиной по стене, и платье ее непристойно задралось, обнажив худые ноги с синими буграми варикозных вен…
Вадим не помнил, как он выскочил из перехода на поверхность улицы. К счастью, никто не попался ему навстречу. Он нырнул в первую же арку и через несколько минут ускоренной ходьбы оказался в двух кварталах от того места, где осталось лежать тело старушки…
Наконец он пришел в себя, вытер пот со лба и зашагал медленнее.
«Черт, что же я так испугался? Мне следовало не убегать с того места, а дать круг и вернуться в переход, чтобы проследить, не станет ли эта бабулька приманкой для отца…
Проклятые рефлексы! Видимо, извращенные понятия о добре и зле настолько въелись в нашу плоть и кровь, что от них трудно избавиться в одночасье. Своеобразный атавизм, который передается из поколения в поколение. Они даже не поддаются контролю разумом. Ведь знаю я, что совершил благо для этого дряхлого, немощного существа, избавив его от нищеты и голода, от ежедневного унижения и самоуничижения, от горечи одиночества и обиды на весь мир, не желающий помогать ему…
Так почему же мыши скребут мое сердце и все стоит перед глазами худенькое тельце, свернувшееся калачиком на грязном бетонном полу?
Может быть, ты боишься того, что напишут о тебе в завтрашних газетах? «Маньяк, жестоко расправляющийся с нищими старушками»… «Нелюдь, охотящийся на слабых и обездоленных»… И прочее в том же духе…
Неужели тебе так важно, что будут думать о тебе и о твоих поступках те, кто не ведает истину? Неужели ты испугаешься суда слепцов?
Главное, чтобы ты сам знал, что поступаешь правильно.
И не надо уподобляться этому жалкому экспериментатору над собой по фамилии Раскольников. Он-то не ведал, что смерти не существует, а потому и метался, пытаясь бороться с собственной совестью. Да и старушку-процентщицу он убил не из любви к людям, а из любви к самому себе…»
Тут Вадим очнулся от раздумий и обнаружил, что проходит мимо небольшого кафе и что желудок его требует пищи.
Он набрал полный поднос различных блюд, наугад выбранных из меню, и сел за свободный столик в углу. Женщины, обслуживавшие посетителей, с откровенным любопытством поглядывали в его сторону из-за стойки и, смеясь, что-то шептали друг другу на ухо. Видно, их удивил аппетит странного посетителя. Однако Вадим не обращал на них внимания. Набив до отказа желудок, он надеялся избавиться от хлопот, связанных с поиском пищи, до позднего вечера…
Когда дошла очередь до люля-кебаба, щедро политого томатным соусом, Вадим вдруг явственно увидел перед собой мраморную стену подземного перехода, испачканную кровью, и почувствовал неудержимый приступ тошноты. Опрокинув стул, он стремглав ринулся в туалет.
«Вот что значит переедание», — донесся ему в спину женский голос из-за раздаточной стойки.
Очистив желудок от того, что успел съесть, Вадим пустил из крана холодную воду и сунул под освежающую струю голову.
Потом кое-как вытерся бумажным полотенцем и ощерился на свое неприглядное отражение в зеркале над раковиной.
«Ну что, господин бывший мертвец? — спросил он у иссиня-бледного парня с растрепанной мокрой головой. — Будешь продолжать борьбу со своим проклятым естеством или сдашься?»
Человек в зеркале был явно не прочь сдаться. Он подмигнул Вадиму, скривил усталую гримасу и пошевелил бровями. Не иначе, намекал на то, как неплохо было бы послать к черту все потусторонние силы и миры, забыть о том, что случилось в последние дни, прийти домой, упасть прямо в одежде на кровать и забыться мертвецким сном, а на следующий день, проснувшись, начать свою жизнь заново. Без кровавых убийств, а следовательно — и без дурацкого самопоедания. Жить так, как живут все окружающие — не задумываясь о том, что их ждет после смерти и надо ли тратить силы на бесполезную суету…
— Устал, значит? — осведомился сквозь зубы Вадим у своего отражения. — Но не надейся, что я оставлю тебя в покое, симулянт несчастный!.. На том свете будешь отдыхать!..
Глава 5
Выходя из кафе, Вадим был преисполнен холодной решимости продолжать выполнение своего плана.
Но все полетело в тартарары, едва он услышал женский голос за спиной, окликавший его по имени.
— Привет! Ты что — уже не узнаешь меня? — смущенно улыбаясь, спросила девушка, подходя к Вадиму.
Не так-то много у него было знакомых девушек, чтобы не узнать ее.
Та самая Карина, с которой он познакомился после конфликта с Крейлисом, еще не зная, что его уже поджидает на лестничной площадке киллер…
— Привет, — в замешательстве откликнулся он. Она стояла перед ним, легкая, веселая и стройная, как хрупкий мотылек, и у него почему-то сразу защемило сердце.
— Что же ты ни разу так и не позвонил мне? — с детской непосредственностью спросила она. — Не захотел больше видеть меня?
Это был решающий момент, когда Вадим мог бы сразу сказать ей правду. Но вместо этого он, сам не зная почему, вдруг принялся опровергать столь категоричные и не соответствующие его истинным намерениям предположения.
Она рассеянно слушала его вполуха, поигрывая витым шнурком так шедшего ей голубого платья, и загадочно улыбалась.
— А почему ты не на работе? — спросила она.
— А ты? — вопросом на вопрос ответил он.
— У меня сегодня выходной, — сказала она. — Я же через два дня на третий работаю — забыл?
Он вспомнил: еще во время первой встречи она рассказывала, что работает в офисе какой-то компании.
— А я теперь вообще свободен, — признался Вадим. — Меня уволили из фирмы…
— За что? — округлила глаза Карина.
— За попытку прелюбодеяния в рабочее время, — натужно пошутил он.
— Да неужели? — пропела ехидно она. — Что-то на тебя это не похоже…
— Зато мне дали целый мешок денег при расчете, — соврал Вадим. — И теперь я мучаюсь, не зная, как и на что их потратить… Ты не поможешь мне в этом?
Карина опустила глаза.
А потом подняла их снова, и он почувствовал, что теряет остатки здравого смысла от ее взгляда.
— Нет, — сказала она. — Твои деньги меня совсем не интересуют.
— Да? — растерялся Вадим. — А что же тебя интересует?
— Ты, — просто сказала она. — Только ты…
Надо было сказать что-то, причем непременно шутливым тоном, чтобы разговор не походил на сцену из телевизионной мелодрамы, но у Вадима перехватило дыхание, и нужные слова почему-то не находились. Наконец он выдавил:
— Пойдем?..
— Куда? — поинтересовалась Карина.
— А это имеет значение для тебя? — спросил он.
Она опять расцвела улыбкой и медленно покачала головой.
Все повторялось, как в прошлый раз.
Они шли, сами не зная куда, и вокруг было много людей, но весь окружающий мир перестал для них существовать.
Однако кое-что уже было по-другому. Вадим боялся прикасаться к своей спутнице, хотя ему очень хотелось это сделать. И еще время от времени со дна сознания всплывала, как разбухший утопленник, мысль о том, что он напрасно тратит время, потому что ему теперь не дано любить по-настоящему, но он тут же вновь топил ее поглубже…
А потом выяснилось, что серый день плавно переходит в поздний вечер и пора расставаться. И тут Вадима словно что-то толкнуло в самое сердце. Он рассказал Карине о том конфликте, который произошел у него с Крейлисом. И о том, что теперь за ним охотятся киллеры и подручные бывшего шефа, чтобы заполучить обратно похищенный им голомакиятор. Единственное, о чем он решил пока умолчать, так это о своих двух смертях и воскрешениях. И, само собой, об отце…
Карина молча слушала его, недоверчиво наклонив голову. На какой-то миг ему показалось, что она не верит ему и вот-вот скажет: «Признайся, что ты вычитал все это в каком-то дурацком боевике!»
Но когда он закончил свой рассказ, она сказала вовсе не это.
Она сказала ласково:
— Бедный ты мой, бедный!..
А потом предложила ему в качестве убежища («Хотя бы на время», — добавила она) свою квартиру. Вообще-то она жила с матерью, но не далее как вчера мать на целую неделю уехала в Москву погостить у сестры, так что…
Он взглянул на нее и понял, что, помимо желания спасти его от опасности, за ее предложением скрывается еще кое-что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61