— Мистер Клеменс, я жду вас у себя ровно через тридцать минут. Перед этим доставьте в морг все, что вам удастся соскрести с пола, стенок и потолка. Постарайтесь уложиться в предложенный вам получасовой регламент.
Проговорив это, Эндрюс развернулся и направился к выходу обычной своей грохочущей походкой.
Все смотрели ему вслед.
15
Да, Рипли действительно ошиблась. Но не тогда, когда поверила сну-галлюцинации, а наоборот, когда позволила убедить себя, что бояться нечего. Но так ведь хотелось поверить, что все, связанное с Чужими, осталось в прошлой жизни…
Оказывается, нет. Оказывается, прошлое не отпускает от себя, намертво вцепившись кривыми когтями.
Оказывается, оно даже не становится прошлым.
Ну что ж, значит, пришла пора исправить свою ошибку. Чего бы это ни стоило…
Рипли все еще плохо ориентировалась в тюремных лабиринтах, поэтому ход, ведущий к шлюпке, ей удалось найти почти случайно. Но все-таки удалось. Все здесь было по-прежнему — никто не появлялся тут со времени ее прошлого прихода сюда с Клеменсом.
Она взглянула на саркофаг Ребекки — разбитый, обожженный кислотой (да, это, похоже, действительно была кислота) — и с трудом смогла проглотить подступивший к горлу ком. Но руки ее уже делали нужное дело.
Заключенные не придали внимания аппаратуре шлюпки, хорошо, хоть бортжурнал догадались взять, сообразили, что это такое. «Черный ящик» был в неприкосновенности, жестко вмонтированный в боковую стену. Рипли и сама не знала, почему бортовой компьютер называют «черным ящиком», — это была какая-то забытая традиция. Во всяком случае, он был подключен ко всем фиксирующим устройствам не только в шлюпке, но и по всему кораблю.
К счастью, в неприкосновенности сохранился и ремонтный набор, причем не только хитроумные электронные тестеры, но и обыкновенные гаечные ключи, отвертки, даже ножницы по металлу. Опытные космолетчики посмеивались над этим хозяйством (и действительно, трудно представить, что при серьезной аварии поможет молоток или отвертка) — но всегда возили его с собой. На всякий случай.
Например, на такой…
Рипли довольно быстро сумела отделить «ящик» от стены: где развинтив крепления, а где — просто обрезав листовой металл. Держа компьютер в одной руке (он оказался неожиданно легким), она уже было шагнула к выходу. Но выход был закрыт: перегораживая проем люка, в нем стоял человек.
Внешне Рипли не выдала испуга; она остановилась, пристально глядя на стоящего. Но только когда она в тусклом освещении узнала Клеменса, у нее действительно отлегло от сердца.
— Вот ты где, оказывается, — медленно произнес он. Рипли молча показала «черный ящик». — Вижу. Но думаю, что для директора это — слабое оправдание твоей одиночной прогулки. Директор Эндрюс будет очень-очень недоволен. Я, конечно, ему ничего не скажу, но у него, видишь ли, есть и другие… каналы информации.
Однако Рипли теперь не была расположена поддерживать этот разговор.
— Расскажи мне об этом несчастном случае, — сказала она почти тоном приказа.
— Чего тут рассказывать… Погиб один из заключенных.
— Кто его убил?
Ожидая ответа, Рипли внутренне сжалась, уже готовая услышать самое худшее.
— Вентилятор, — хмуро ответил Клеменс.
— ?!
— Его затянуло в трехметровый вентилятор, обслуживающий воздухозаборники печи.
Клеменс решил пока что придерживаться официальной версии. В данный момент его интересовало не с какой стороны угодил Мэрфи в вентилятор, а каким образом это с ним произошло.
На миг Рипли овладело чувство почти эйфории: неужели это самый обыкновенный несчастный случай? И значит, прошлое действительно осталось в прошлом?!
Но она не поверила своей успокоенности. Слишком уж часто ей приходилось убеждаться, что судьба связала ее с Чужими навсегда и расслабляться нельзя ни на минуту.
К тому же Клеменс тут же вернул ей прежнее беспокойство, если бы оно даже и исчезло:
— Я кое-что обнаружил там. Одну непонятную вещь… непонятную и довольно неаппетитную. Скажи, тебе не станет дурно?
Он говорил все тем же медленным голосом, выдающим задумчивость.
Рипли отрицательно покачалаг оловой.
— Верю. — Клеменс, видимо, вспомнил сцену в морге. — Значит слушай: тело этого бедняги разрубило на куски, буквально разнесло в клочья. На первый взгляд, по этим фрагментам вообще ни о чем судить нельзя. Но я все-таки сумел рассмотреть нечто… Вот тут и начинается неаппетитное. Приготовься.
Клеменс немного помедлил. Не то он, как и обещал, давал Рипли время приготовиться, не то и сам не мог решиться.
— В общем, один из фрагментов показался мне подозрительным. Я пригляделся к нему. Это был кусок лица: надбровье, глазница, скуловая кость. И вот эта кость блестела, обнаженная. Мне это показалось странным: лопасти не должны так обдирать ткань. Присмотревшись, я увидел, что лицо и не было ободрано, — такое впечатление, что Мэрфи еще при жизни плеснули в глаза кислотой. Причем очень сильной кислотой, способной мгновенно разъесть мягкие ткани до костей. Вот тут я и вспомнил об этом химическом ожоге, который так тебя встревожил.
Врач осторожно провел по по подтеку на стенке меньшего из саркофагов. Он явно рассчитывал, что Рипли сейчас хоть как-то прокомментирует его слова. Но она молчала.
Так и не дождавшись от нее ответа, Клеменс заговорил сам:
— Послушай, можешь мне поверить: в любом случае я на твоей стороне. Я хочу тебе помочь — даже больше хочу именно помочь тебе, чем разобраться во всей этой истории. Но как раз для этого мне нужно знать, что происходит. Во всяком случае, твою версию происходящего.
Да, у Рипли был соблазн открыться ему, но она все-таки не решилась. Даже если не думать ничего плохого (впору и подумать: чего стоит одна лишь тюремная татуировка, так и оставшаяся, кстати, непроясненной!), Клеменс все-таки медик, представитель замкнутой касты. Как знать, не сработает ли у него даже сейчас профессиональный соблазн увидеть в рассказе пациента «навязчивые идеи». А доказательств ведь никаких нет. Возможно, потом, когда эти доказательства будут получены…
— Знаешь что, если ты действительно хочешь мне помочь, найди для меня компьютер с аудиосистемой.
Она вновь демонстративно приподняла на весу «черный ящик». Однако Клеменс без раздумий отрицательно качнул головой:
— Не получится.
— Очень тебя прошу, постарайся мне помочь. Я еще и сама не уверена, но если мне удастся подтвердить одну догадку, я тебе тут же сообщу «свою версию». Ну… хочешь, мы вместе прослушаем запись?
Она говорила с Клеменсом как с ребенком. Но тот лишь смотрел на нее сочувствующим взглядом.
— Постараюсь я или не постараюсь — особой роли не играет. Ты, кажется, не вполне осознаешь, куда ты попала. Так вот, знай: НИЧЕГО ПОДОБНОГО на этой планете НЕТ. Даже если мы возьмем в заложники Эндрюса и под угрозой сбросить его в печь потребуем выдать нам аудиоприставку, нам ее все равно не получить. Она попросту отсутствует в радиусе нескольких световых лет.
Врач тоже говорил с ней как с ребенком: подчеркнуто спокойно, убедительно.
Рипли растерялась. Такого оборота событий она и представить себе не могла. Ситуация выглядела безвыходной. Неужели все сорвется из-за технической отсталости этого межзвездного захолустья? Но тут же она поняла, где находится выход из этого положения.
— А Бишоп?
— Бишоп? Ну, есть тут у нас один такой, осужден за два убийства. Но он-то чем тебе поможет?!
Рипли едва сдержалась, хотя ей и было ясно, что врач тут ни при чем.
— Робот-андроид серии «Бишоп», был с нами, разбит, по твоим словам — выброшен на свалку. Где это? — отчеканила она на одном выдохе.
— Ты хочешь воспользоваться его аудиоприставкой? А разве это возможно?
— Где свалка? — Рипли с трудом удерживала себя от крика, от безобразной женской истерики. На ее скулах играли желваки: каждая секунда может оказаться роковой, а тут еще этот бессмысленный разговор… Клеменс уже не был для нее посторонним, но теперь ее не хватало ни на любовь, ни на простую вежливость.
Клеменс спрятал улыбку:
— Я могу указать тебе дорогу, но не могу пойти с тобой. Во всяком случае, прямо сейчас. Мне через пару минут предстоит одно не очень любовное свидание.
… Когда Рипли, узнав путь, сразу же направилась в сторону свалки, врач несколько секунд с сомнением смотрел ей вслед. В какой-то момент он почти решился пойти за ней, но тут же представил себе, какое лицо будет у Эндрюса, и, круто развернувшись, шагнул в полутемный коридор, ведущий к директорскому кабинету. Однако уже на втором шаге он, как в стену, врезался в чью-то широкоплечую фигуру.
— Идешь к директору? — пророкотал знакомый голос, который, однако, Клеменс не смог распознать в первую секунду.
Над воротом зеленоватой тюремной робы, казалось, отсутствовало лицо: черная кожа была неразличима в полутьме. Только поблескивала оправа очков.
— Да, я иду к директору, но сначала я иду к тебе, Дилон. Нам нужно поговорить.
— Слушаю тебя, — ответил Дилон. Похоже, он ждал, что будет сказана именно эта фраза.
16
Эрзац-кофе был налит в два стакана. Один из них стоял рядом с директором, а другой, по логике вещей, должен был предназначаться врачу. Не Смиту же! Смит высился тут же, за спиной директора, широко разведя ноги и расправив плечи; выглядел он очень внушительно, но, конечно, воспринимался Эндрюсом лишь как предмет обстановки, вроде стенного шкафа.
Однако Эндрюс, похоже, забыл о своих первоначальных планах. Когда он наклонился вперед, перегибаясь через стол, он буквально кипел от ярости.
— Слушай меня, ты, дерьмо собачье, — начал он без всяких предисловий. — Если ты мне еще раз такую штуку выкинешь — я тебя пополам разрежу и скажу, что так и было, понял меня?!
Клеменс не впервые присутствовал при таком приступе бешенства, поэтому он и не подумал оскорбиться. Тут действовал принцип «на больных не обижаются», причем действовал в самом прямом смысле этого слова: Эндрюс, конечно, не был вполне вменяем, — во всяком случае, во время подобных припадков.
— Боюсь, я не совсем понимаю…
— Брось, все ты понимаешь! — Эндрюс сам поддерживал накал собственной злости, не давая ей остыть.
— И все-таки я ничего не могу понять. Может быть, вы соизволите мне объяснить, господин директор? — в последнюю фразу Клеменс вложил изрядную порцию яда. У него был соблазн тоже перейти с директором на «ты» и тем ввести его в состояние, близкое к инсульту. Однако цель его была не поддразнивать Эндрюса, а извлечь из него всю возможную информацию. Да и держать его подольше здесь, в этой комнате, тоже было бы неплохо: кто знает, нашла ли уже Рипли то, что искала, в грудах выброшенного на свалку хлама или нет?
— В семь часов утра с нами связались по каналу высшего уровня коммуникации. Понимаешь, высшего, во всех аспектах: срочности, значения и секретности! Да мы за все существование колонии не получали такого вызова!
Врач не отвечал. В мозгу его происходила лихорадочная работа: семь часов утра — это до вскрытия или после? Нет, много раньше: в морге они были уже около девяти. Вот почему эта парочка прибегала туда уже «на взводе»…
— Им нужна эта женщина, это стерва! Требуют, чтобы мы присматривали за ней, нянчились с ней, оберегали от всех возможных опасностей! — Директор будто выплевывал эти слова — с гневом и отвращением. Он уже было успокоился, но теперь снова начинал входить в раж.
Клеменс все еще продолжал молчать, обдумывая услышанное.
— Зачем? — спросил он наконец.
— Не знаю, да и плевать мне на это! Это меня не интересует. Меня вот что интересует: какого черта ты выпустил ее из лазарета?!
Клеменс вздернул брови в несколько показном удивлении:
— Я полагал, что этот вопрос уже выяснен. Хорошо, если вы хотите, я повторю. В морге она была со мной, а необходимость ее прихода туда объясняется…
— Ты думаешь, что можешь водить меня за нос? — Эндрюс злобно ощерился. — Я не про морг тебе говорю, господин доктор! Она минимум еще дважды выходила! Один раз — в столовую, а второй — уж не знаю, куда, но было это сразу же после гибели Мэрфи!
Все это директор выпалил без передышки. Сделав новый вдох, он заговорил уже тоном ниже:
— Только не надо делать мне удивленные невинные глаза. Учти, я знаю все, что творится в этой тюрьме. Все! А если я и не всегда показываю свое знание — то это уж другой вопрос… Господи, этот несчастный случай! Наши идиоты и так заведены, а тут еще эта сука среди них разгуливает… Вот еще горе на мою голову!
Да, он знает все. Клеменс и раньше понимал, что директор не так-то прост, что носимая им личина властного и недалекого хама — лишь маска, соответствующая должности. Хотя надо признать: эта маска пришлась Эндрюсу настолько к лицу, что едва ли она уж вовсе не совпадает с его подлинной сущностью.
— Ну что ж, не буду спорить — она выходила. Хотя оба раза это делалось без моего ведома и даже вопреки моим указаниям. Но не силой ведь мне ее удерживать! И не запирать же ее на замок, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25