– Сам знаю. Эх, не по специальности вы меня, чешите грудь, используете! Ладно, пойду… А вы, Нури, видать, к нам надолго. Еще, выходит, свидимся.
– Что значит надолго? – спросил Нури, когда леший ушел.
– Э, сколько захотите, столько и пробудете. Вот вы тут о некорректности методик говорили. Вы что, и в генетике специалист? Разбираетесь в трансцендентных мутациях?
– Не сподобился, – хмуро буркнул Нури.
– Не сердитесь, просто я хочу сказать, что неизвестно еще – чьи методы лучше. Вы там бьетесь над восстановлением исчезнувших реальных форм, а все равно часто вынуждены удовлетворяться похожестью, внешним сходством. Так ведь? Ибо если утерян генофонд, то воссоздать животное уже невозможно. Природа-то миллионы лет тратила. А мы… За сотню лет уничтожили, а за десяток восстановить хотим…– Иванушка склонился над котлом, заработал веслом-мешалкой.
– Не узнаю я вас, Ваня, – задумчиво произнес Нури.– У нас тем вы вроде совсем другой были и по-другому речь вели.
– Образ обязывает, сложившийся в детском сознании стереотип. Иванушка как-никак… Хотя, с другой стороны, известен ведь и Иван-царевич. – Тут речь Иванушки потеряла стройность. Словно спохватившись, он забормотал:
– Не вам судить, сами в эгоизьме погрязли, в самомнении… Нам, например, легче, ибо не ведаем, что творим. Потому – люди мы простые. От этой, от сохи, выходит.
– И Ромуальдыч от сохи?
Иванушка подождал, пока Нури отсмеется. – А что? Ромуальдыч, между прочим, обеспечивал. Он и сейчас еще вполне может.
Раным-рано сидел Нури на крылечке избы, в которую его определили жить. Крыльцо, еще влажное от росы, выходило прямо на улицу поселка. Нури уже вымылся по пояс колодезной водой, на завтрак выпил малый ковшик драконьего молока и вот сидел, прислушиваясь к новым ощущениям. Кровь бежала по венам, и он чувствовал ее бег, мышцы просили дела, а мысли возникали четкие и добрые. Еще когда Нури только досматривал предпробудный сои, неслышно прибежала Марфа-умелица, прибралась в горнице, задала корм курам, что-то мыла и чистила, и хлопотала, и так же неслышно исчезла, ушла по своим делам.
Редкие прохожие здоровались с Нури, говоря; «Утро доброе, воспитатель Нури!» И Нури отвечал: «Воистину доброе».
Было слышно, как на заднем дворе Свинка-золотая щетинка рылась в приготовленной для удобрения огорода навозной куче – конечно, в поисках жемчужного зерна, что же еще можно там найти? На коньке соседний крыши вездесущий Ворон, склонив набок голову, слушал песню скворца. Допев, скворец слетел на грядку, где его ожидали дождевые черви.
– Мастер-р-р! – одобрительно произнес Ворон.
Когда люди прошли, Нури обратил внимание на пегого котенка, что сидел на перильцах.
– А кого мы сейчас гладить будем? – тонким голосом спросил Нури. Котенок спрыгнул ему на колени. – Меня-я!
– Говорящий?– приятно изумился Нури.
– Не-е-е.
Притворяется, подумал Нури. Чтоб не приставали с вопросами. А сам, конечно, говорящий. Поселок, огражденный тыном от остальной территории, насчитывал десятка три рубленых изб, разбросанных там и сям. Единственная улица изгибалась причудливо, то вползая на пригорки, то сбегая в низинки, заросшие травой-муравой и Аленькими цветиками. Протекал через поселок прозрачный ручей, но жители почему-то брали воду из колодца с журавлем. Ворота в ограде были широко распахнуты, и Нури видел, как в них вошел человек, длинный и тощий, босиком, в коротких трусах и майке. На плече он нес два толстых чурбака. Усы тонкими стрелками торчали по обе стороны носатого лица, и если бы еще эспаньолку, небольшую такую остренькую бородку, то можно было принять его за Дон-Кихота.
– Вот и дело мне, – Нури вернул котенка на прежнее место и вышел навстречу. – Позвольте я вам помогу. – Он принял на свое плечо оба чурбака и пошел рядом. – Здравствуйте, я Нури
– А чего б не помочь? Старому мастеру надо помогать, а то все заняты, всем не до меня… Здравствуйте, Нури. Меня зовут Гасан игрушечник, и моя мастерская сот здесь. Спасибо, мы уже пришли… Нет, не сюда, кладите под навес, я сейчас закрашу охрой торцы, что бы не растрескалось, и пусть дерево сохнет, Сейчас, конечно, где Василиск-зло порожденное – прополз, там и сухостой, вроде как пожаром тронутый. Мне говорят: бери, А отравленное дерево для игрушек не пригодно, как такую ребенку дашь. Может, зайдете в помещение? Я покажу вам игрушки, вы ведь любите игрушки?
Нури любил игрушки, но ждал Иванушку и потому пожелал мастеру приятной работы, собираясь уйти. Он обещал прийти потом, надолго, чтобы насладиться беседой и созерцанием без спешки.
– Подождите, Нури, Взгляните хоть на это. Мастер держал на ладони деревянного зверя – и ощущение возвращенного детства, ощущение неповторимости мгновения овладело душой Нури. Зверь светло щурился, причудливо изогнув спину. Его лапы, мохнатые снизу, с пухлыми подушечками, опирались на растопыренные пальцы мастера, тело было мускулисто и волосато, и веяло от него этакой уверенностью и бесстрашием. Конечно, такой зверь должен быть… он есть где-то здесь, в сказке… а мастер подсмотрел и перенес, ибо такое нельзя выдумать. С тихой радостью рассматривал Нури игрушку, представляя реакцию своей ребятни, особенно теперь, когда дети познакомились с тяни-толкаем и восприняли его.
– Спасибо, мастер! – Нури прижал руку к сердцу. – Но откуда это у вас берется?
– Разве я знаю? Не! этот вопрос ни один компьютер не ответит. Но я думаю, что в каждой яге, в любом чурбаке заключен свой неповторимый образ, надо только догадаться – какой и освободить его. Догадался, ощутил – это главное. А остальное– дело техники. Я вот эту загогулину нашел, так сразу почувствовал: в ней что-то есть. Но кто, еще не знал. Образ возник потом, когда у нас тянитолкай появился… Вы поняли, Нури?
– Нет, но я чувствую… это близко мне, мастер. И много у вас таких зверей, да? – Увы, это единственный экземпляр, как и мои поделки. Он не пригоден для массового тиражирования. Ну сколько детишек подержат руках этого зверя?
– Это неважно, мастер. Когда речь идет красоте, бывает достаточно просто знать, что она где-то есть. Скажите, а вы посещаете нас там, ну, в реальности? Иногда у нас появляются чудо-игрушки. Дети говорят: утром пришли и увидели. Или, говорят, в песке откопали…
– Все Иванушка. Он забирает игрушки и уносит к вам. А я – нет, я только здесь. Зачем и что мне там…– Мастер посмотрел через плечо Нури без выражения добавил: – А вот и Кащей Бессмертный. Зло изначальное. Нури обернулся. Кащей стоял посередине горницы, и больше на ней никому места не было. Он был упитан, коренаст и монументален, а роста ниже среднего. Та часть, которой он ел, была хорошо развита и производила сильное впечатление. Та часть, которой он думал, была узка. Промежуток между ними заполняли зеркальные очки, в которых отражалось то, на что он смотрел. Сейчас в них отражался мастер и Нури рядом с ним. Кащей подошел вплотную. – Тут мы в свое время что-то недодумали, – сказал он. – Что-то мы упустили, если тебя, Гасан в свое время не наказали, не отлучили и не прогнали. Нам надо по-большому, по-крупному, надо, чтоб было что показать в комплексе. А ты ерундой занимаешься, мелочевкой, отдельными, видишь ли, игрушками. А игрушка – она отвлекает. От выполнения. А?! Это «А» произносилось на выкрике, как бы в отрыве от остального текста, и придавало словам Кащея мучительно хамский оттенок. Было ясно, что Гасан с его заботами о чурбаках, его игрушками – для него, Кащея, раздражающе малая величина.
Усы мастера обвисли, он молча смотрел под ноги, где на траве беспомощно валялся диковинный зверь, и не решался подобрать его. Ибо в века так: работник, творящий новое, беззащитен перед наглостью и хамством. Нури покраснел, ему стало стыдно, словно это он сам обидел старого мастера. Он подумал, что, конечно, Кащей – осколок прошлого, не более, и к тому же его уже уволили. Но Нури знал и видел: здесь, в Заколдованном Лесу, с Кащеем предпочитают не связываться, ибо он сумел каким-то образом внушить многим, что отставка его – дело временное…
– Вы хотели оскорбить мастера, Гигантюк, вам это удалось, – сказал Нури.– Не словами, они не имеют смысла. В игрушках, как и во всем остальном, вы не специалист. Оскорбили тем, что взялись судить о его деле, тоном своим оскорбили. Я не требую от вас извинений, уйдите. Вы завистник, вы мне противны. Гигантюк ощерился.
– Чему завидовать, вот этому? – носком башмака он ковырнул зверя. – Масштаб не тот. Помню, мы из нержавейки обелиск соорудили семь на восемь
– вот это да! Далеко было видно. Убрали… Говорят, безадресный. Но ничего, Сатона снимут, обелиск восстановим. А о вас я слышал. Вы – Нури, бывший кибернетик. От науки, значит, ушли. А куда пришли? Вот то-то…– Гигантюк стоял, раскачиваясь. – Меня не интересует мнение бывшего. А я есть и буду! Он двинулся посередине улицы. Нури поднял зверя.
– Возьмите, Гасан. Вы великий мастер, верьте мне…
После Гигантюка разговор их как-то погас. Гасан игрушечник сел за работу и тем утешился. Для мастера работа всегда и цель и утешение. А Нури пошел к отведенной ему избе, возле которой его уже ждал Иванушка. Он боком сидел на широкой спине ездового хищника – Серого волка и готов был все показать и обо всем рассказать.
Что может старик Ромуальдыч, Нури узнал к концу экскурсии, когда попутно выяснилось: придется-таки ему остаться в Заколдованном Лесу. Естественно, по доброй воле и неизвестно, на какой срок.
Управляющий комплекс разместился в обширном зале со сводчатыми потолками. Помещение комплекса было вырублено в основании утеса с поросшей соснами макушкой и смотрело фасадом на небольшую нехоженую поляну. Фасад, выложенный из слоистого песчаника и заросший плющом, почти сливался со скалой. Только выходящую наружу покрытую инеем петлю криогенной электролинии Нури воспринимал как диссонанс в этой совершенной гармонии ландшафта и техники.
Старик Ромуальдыч, задумчивый и грустный, сидел за подковообразным пультом, обрамленным экранами. Деревянная скамья под ним тоскливо скрипела.
– Тэк-с, посмотрим, что у нас на выходе…– Нури встал внутри подковы, отодвинул в сторону свисающий на толстом кабеле шлем с присосками. Все было знакомо – и шлем электронного стимулятора умственной деятельности, попросту шапка ЭСУДа, и вогнутые экраны «Кассандры». Пальцы привычно забегали по клавиатуре пульта. На экранах сразу выявились странные фигурки, похожие на волосатую букву «Я». Они деформировались и расплывались, то теряя очертания, то приобретая голографическую рельефность. Старик Ромуальдыч, передергиваясь, вытянул длинную руку и, ткнув в клавишу костлявым пальцем, стер фигуры. Но из призрачных глубин экранов бездарным порождением убогой фантазии выплывали новые уродцы.
– Мерзоиды! Сплошные мерзоиды! – забормотал старик Ромуальдыч. – И делаю я многое сему подобное, взоры оскверняющее…
– Над задачами воссоздания бо-о-льшие коллективы работают, а вы тут в одиночку…– Нури переключил прогнозную машину на анализ эволюции буквообразных уродцев. – Вот и шапкой вынуждены пользоваться, а ЭСУД ведь не для этого, он для экстренных случаев… Вы хоть понимаете, сколь невероятно сложна программа восстановления?
– Нам понимать ни к чему. И шапка у нас не затем, чтоб думать, а для вложения души. Мы проблему нутром чуем. Энциклопедисты – примитивисты, вот мы кто. А программа что… нам ее готовую дали.
– Как – готовую?
О программах Нури знал все, поскольку в воспитатели поднялся с должности генерального конструктора большой моделирующей машины. С тех пор прошло почти пять лет, но знания – это поражало его самого – остались… Однако разве кто-нибудь работал над программой создания сказочных форм? Такие вещи втайне не делаются. – Кто вам ее дал?
– Директор ИРП, кто ж еще. У вас там по этой программе все и воссоздается. И эта, виверра, и карликовый бегемот…
– Товарищ Ромуальдыч, – цыганский надрыв в голосе Нури был неподделен. – Эти ж программы для реальных форм! А у вас – сказочные!
– Э, все едино. Это нутром надо чуять. – Ага! – Нури увидел, как буква «Я» утолщилась снизу, а в кружочке возник и замигал кошачий глаз.
– О нутре – это я понял. Но как по программе для реальных форм вы умудряетесь получать формы сказочные – вот чего : понять не могу. Откуда, к примеру, дракон?
– Сие тайна великая есть.
– Повторяетесь. Про тайну и Иванушка говорил.
– Тем более, тем более, – забормотал старик Ромуальдыч. Глаз его задергался, словно перемигиваясь с буквой «Я», которая, перепрыгнув на экран центрального дисплея, превратилась в мохнатый колобок, мигнула последний раз и бесформенно сплющилась. – Коли двое говорят, надо прислушаться. Иванушка чист душой.
– Я тоже чист. Но, как сказал неотесанный Митяй, толку-то? Одной душевной чистоты мало еще и работать надо уметь.
– А вот когда, к примеру, напряжение падает, что мы имеем? То-то! У вас там крупные комплексы вводятся, а у нас Кащей врывается скандалит, говорит, темно ему, он, видишь ли по ночам мемуары пишет, чтоб всех, значит на чистую воду… Порядок это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9