Тем более бог, непоколебимый и неуязвимый, не разгневается на вас за то, что мы его не познали, ибо он сам отнял у нас средства его познавать. Но скажите по чести, мое маленькое животное, если бы вера в бога была для нас необходима, если бы от нее зависела наша вечная жизнь, неужели сам бог не окружил бы нас светом, таким же ярким, как свет солнца, которое ни от кого не прячется. Ибо воображать, что он хотел играть с людьми в прятки, т. е. то надевать маску, то снимать ее, скрываться от одних и открывать себя другим, это значит создавать себе образ бога глупого или злого, ибо если я познал его благодаря силе своего ума, это его заслуга, а не моя, тем более, что он мог дать мне тупую душу или нечувствительные органы, так что я бы его не познал. Если бы, наоборот, он дал мне ум, неспособный его понять, это была бы не моя вина, а его, так как он мог дать мне острый ум, который бы его познал».
Эти смешные и дьявольские речи вызвали содрогание во всем моем теле. Я тогда стал рассматривать этого человека с большим вниманием, чем раньше, и был изумлен, увидев на его лице что-то такое страшное, чего я раньше никогда не замечал. Его глаза были маленькие и сидели глубоко, цвет лица смуглый, рот огромный, подбородок волосатый, ногти черные. «О боже, – подумал я, – несчастный отвержен от этой жизни. А может быть, это сам антихрист, о котором так много говорят в нашем мире».
Однако я не хотел открывать ему своих помыслов, потому что очень ценил его ум, и действительно те благоприятные дары, которыми природа одарила его в колыбели, сделали то, что я проникся к нему некоторой любовью. Я не мог, однако, воздержаться настолько, чтобы не разразиться проклятиями, грозившими ему плохим концом. Но он еще более гневно воскликнул: «Да, клянусь смертью…» Я не знаю, что он собирался сказать, ибо в эту минуту кто-то постучал в дверь нашей комнаты, и я увидел, как вошел человек высокого роста, черный и весь волосатый. Он подошел к нам и, ухватив богохульника поперек тела, унес его через трубу. Жалость к судьбе несчастного заставила меня ухватиться за него, чтобы вырвать из когтей Эфиопа. Но тот был так силен, что унес нас обоих, так что в одно мгновение мы были уже на облаках. Теперь я крепко сжимал его руки не из любви к ближнему, но из страха упасть. После того как много дней мне все казалось, что мы протыкали небо, и я не знал, что со мной будет, я наконец понял, что приближаюсь к Земле. Я уже начал отличать Азию от Европы и Европу от Африки, но мои глаза, ввиду согнутого моего положения, не могли видеть ничего, кроме Италии, когда сердце мое подсказало, что это, наверное, дьявол уносит в ад моего хозяина в духе и во плоти и что мы приближаемся к нашей Земле, потому что ад помещается в центре ее. Однако я совершенно забыл как это соображение, так и все то, что со мной случилось с тех пор, как черт был нашим возницей, от того страха, который я испытал при виде горы, которая была вся в огне и которой мы чуть не коснулись. Это страшное зрелище вызвало крик из моей груди: Иисус, Мария! Едва я успел произнести последние буквы этих слов, как я уже лежал на вереске на склоне маленького холма; около меня стояли два или три пастуха, которые читали молитвы и говорили со мною по-итальянски. «О, слава богу, – воскликнул я, – наконец-то я нашел христиан на Луне. Скажите мне, друзья, в какой провинции вашего мира я теперь нахожусь?»
«В Италии», – отвечали они. «Как, – прервал я их, – разве на Луне тоже есть Италия?» Я еще совершенно не успел обдумать случившееся со мной происшествие, но, еще сам того не замечая, говорил с ними по-итальянски, как и они со мной.
Когда я наконец окончательно был выведен из заблуждения и ничто уже не мешало мне понимать, что я вернулся на Землю, я позволил крестьянам увести меня, куда они хотели. Но не успел я еще дойти до ближайшего селения, как все местные собаки бросились на меня, и если бы я от страха не спасся в дом, где я накрепко заперся от них, я был бы растерзан.
Четверть часа спустя, пока я отдыхал в этом помещении, вокруг дома устроили целый шабаш собаки чуть ли не со всего королевства; начиная от болонок и до догов они выли с таким бешенством, как будто праздновали годовщину своего первого предка.
Это происшествие чрезвычайно удивило всех, кто был этому свидетелем, но как только я оторвался от своих мечтаний и сосредоточил свои мысли на этом обстоятельстве, я тотчас же подумал, что остервенение этих животных против меня вызвано тем, что я появился с Луны, ибо, говорил я сам себе, так как они привыкли лаять на Луну за ту боль, которую она им издали причиняет, они, конечно, хотели броситься на меня, потому что от меня пахнет Луной, а этот запах их раздражает.
Чтобы выветрить этот дурной запах, я совершенно голый уселся на террасе, на самом солнце. Я просидел так часа четыре или пять, после чего сошел вниз, и собаки, не чувствуя более того запаха, который сделал меня их врагом, разошлись каждая восвояси.
В порту я справился о том, когда отплывает корабль во Францию, а с той минуты как я сел на него, все мои мысли были исключительно заняты воспоминаниями о тех чудесах, которые я видел во время своего путешествия. Я восхищался тем промыслом божиим, который удалил этих людей, по природе неверующих, в такое место, где бы они не могли развратить избранных им, и который наказал их за их самодовольство и гордость, предоставив их самим себе. Поэтому я не сомневаюсь в том, что он до сих пор не послал к ним с проповедью евангелия, потому что он знал, что они употребят его во зло и что это лишь усугубит кару, которая постигнет их на том свете.


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17