А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он лежал, беспомощный, в поту. Погасли звезды и стих вой ветра — или, может, он ослеп и оглох? Он завис в космическом пространстве и в его сознание проникло что-то. Это не были слова. И не мысленный образ. Но это был смысл, который он понял примерно так:
«Приветствую. Наконец-то. Это случилось и оба наших сознания выдержали. Я — Камеллин.»
Снова он слышал завывание бури и видел сверкание мириад звезд на марсианском ночном небе. Съежившись под одеялом, Эндрю ощутил, что невидимый пришелец в его мозгу как-бы отдалился и давление на сознание несколько ослабело. Теперь Эндрю мог задавать вопросы; мысли Камеллина перетекали к нему и смешивались с его мыслями, но в конце концов Эндрю научился разделять их.
«Кто ты? Я был прав? Ты — марсианский бестелесный разум?»
«Нет, не бестелесный. Тела у нас есть, а точнее — мы обитаем в телах. Но наше сознание и тело отделены. Кроме нас, никто не способен соединить их в единое целое. Когда одно тело умирает, мы переносимся в другое, тело новорожденного организма.»
Судорога ужаса сдавила горло Эндрю, по телу поползли мурашки:
«Так ты намерен…»
«Нет, мне не нужно твое тело. У тебя…» — Камеллин тщательно подбирал слова, — «…зрелая индивидуальность и развитое самосознание. Я мог бы разрушить твой мозг, если бы попытался войти в симбиоз с твоим телом.» — В его мысли проникло чувство отвращения. — «Однако это было бы безнравственно.»
«Надеюсь, благородство присуще всем твоим соплеменникам. Объясни, что произошло с другими людьми, посланными сюда?»
Он ощутил темную волну гнева, сожаления и отчаяния, затопившую его мозг.
«Существа моей расы сошли с ума — и я не смог удержать их. Они оказались неустойчивыми, вы бы сказали — потеряли рассудок. Временной интервал оказался слишком велик. Мне не удалось предотвратить убийств и смертей, когда они вселились в людские тела.»
«Если бы я сумел объяснить все Риду…»
«Бесполезно. Однажды я пытался совершить нечто подобное. Я попробовал, очень осторожно, соприкоснуться с молодым разумом, который казался достаточно восприимчивым. Он не потерял рассудок и вдвоем мы попытались объяснить капитану Кингслендеру, что приключилось с остальными. Но капитан пребывал в уверенности, что все сказанное — лишь проявление душевной болезни, и когда юношу застрелили, мне пришлось снова рассеяться. Я пробовал непосредственно проникнуть в мозг капитана Кингслендера, но тот решил, что ходит с ума — и сам помешался от страха.»
Эндрю вздрогнул. «Боже мой!» — прошептал он. — «Что же нам делать?»
«Я не знаю. Я покину тебя, как только ты этого пожелаешь. Наша раса угасает. Через несколько лет мы совсем исчезнем и наша планета станет для вас безопасной.»
«Нет, Камеллин!» — протест Эндрю был искренним. — «Может быть, действуя сообща, мы найдем способы убедить остальных.»
Чужой, казалось, колебался.
«Если бы ты согласился на время разделить свое тело со мною… Я понимаю, что это не слишком удобно, и в совместном владении телом мало приятного. Но без твоего позволения я не сделаю этого.»
Камеллин, казалось, размышлял над тем, что они настолько чужды друг другу, что Эндрю не способен ясно воспринимать его мысли. Щепетильная честность Камеллина вызывала у Эндрю доверие к чужаку.
«Так что же случилось с вашей расой?» — спросил он.
Он лежал, дрожа, закутавшись в одеяло, и в его мозгу разворачивались картины прошлого. Раса Камеллина, как он понял, была гуманоидной — когда он подумал об этом, то почувствовал удивление Камеллина. «Скорее, ваша раса — марсианоидная.» Да, это они воздвигли город, который земляне назвали Ксанаду, он был их техническим достижением, способным противостоять действию времени. «Возведен он был в надежде, что однажды мы сможем вернуться и освободить его из песчаного плена.» — Голос в мозгу Эндрю стал тише. — «Это последнее, что осталось от нашей угасшей цивилизации.»
«Как вы называете этот город?»
Камеллин попытался выразить фонетический эквивалент и с губ Эндрю сорвалось странное слово «Шиин-ла Махари», с протяжными гласными. «А что это означает?»
«Город Махари. Махари — меньшая из лун.» Эндрю обнаружил, что его взгляд направлен на спутник Марса, который на Земле называют Деймос. «Шиин-ла Махари», — повторил он. Теперь он никогда не назовет его Ксанаду.
Камеллин продолжал свой рассказ.
Раса хозяев планеты, как выяснил Эндрю, была расой долгожителей, очень выносливых созданий, хотя они и не были бессмертными. Их тело и мозг существовали в симбиозе. После смерти тела сознание просто переносилось в новорожденную особь, в ходе этого переноса память почти не страдала и по этой причине сознание каждой личности могло сохраняться невероятно долго.
Их культура была незатейливой и высоконравственной, этические и философские воззрения взаимно дополняли друг друга. Их цивилизация не была технологической. Ксанаду был практически единственным техническим достижением, последней отчаянной попыткой угасающей расы противостоять растущей суровости планеты, в тисках периодически наступавших ледниковых эпох. Они должны были пережить очередные суровые времена, но их внезапно поразило опасное вирусное заболевание, которое привело также к падежу животных, употреблявшихся ими в пищу. Множество разумов рассеялось из-за того, что для них не нашлось подходящих тел, в которые можно было бы перенестись.
Много времени затратил Камеллин, чтобы объяснить Эндрю суть следующего этапа истории марсиан. Его род мог поселиться в теле любого животного или даже растения. Однако у них был очень ограниченный выбор. Из животных эпидемию и ледниковый период пережили лишь песчаные мыши и почти совсем лишенные мозгов баньши; и те и другие были низкоорганизованными существами с настолько неразвитой нервной системой, что даже энергии разума расы Камеллина оказалось недостаточно для того, чтобы дать им толчок к эволюции. Камеллин пояснил, что это вроде мозга гения, заключенного в теле парализованного — тело не подчинялось приказам, исходившим от мозга.
Некоторые из рода Камеллина все же, отчаявшись, делали попытки переселения. Но после того, как их сознание побывало в нескольких поколениях животных, они деградировали и практически полностью потеряли способность мыслить и поддерживать существование в тех телесных формах, к которым они прикрепились. Камеллин полагал, что некоторые его соплеменники все еще обитают в телах баньши, переносясь из одного животного в другое благодаря силе инстинкта, все еще управляющего ими, однако они безнадежно деградировали после многих поколений бессмысленного животного существования.
В конце концов несколько оставшихся разумными соплеменников решили переселиться в колючий кустарник spinosa martis. Это оказалось вполне осуществимо, но в этом решении таились и недостатки — в растительном существовании приходилось жертвовать мышлением.
В марсианской ночи Эндрю содрогался от мыслей Камеллина:
«Бессмертие — но без надежды. Бесконечный сон без сновидений. Мы жили в вечной дремоте, в темноте, под ветрами. Мы просто ждали — и забывали все, что знали раньше. Сперва мы надеялись, что однажды в наш мир придет новая разумная раса. Но эволюция на нашей планете завершилась, остановившись на баньши и песчаной мыши. Эти виды отлично приспособились к условиям на планете и у них отсутствовала борьба за выживание: по этой причине они не эволюционировали и не изменялись. Когда прилетели земляне, у нас появилась надежда. Вопрос был даже не в том, чтобы захватить их тела. Мы искали у них помощи. Но мы были слишком нетерпеливы, и в итоге многие из нас погибли вместе с людьми.»
Поток мыслей угас. Наступило молчание.
Теперь отозвался Эндрю.
«Не исчезай, побудь со мной еще. Может, вдвоем мы найдем решение.»
«Это очень непросто», — предостерег Камеллин.
«Надо попытаться. Сколько времени вы обитали в растениях?»
«Не знаю. Много поколений — счет времени утерян. Все очень расплывчато. Позволь мне твоими глазами взглянуть на звезды.»
«Да, конечно», — согласился Эндрю.
Внезапная тьма застала его врасплох, он испытал ужас от внезапной слепоты; но очень скоро зрение вернулось к нему и он обнаружил, что сидит прямо и глядит вверх, на звездное небо. При этом он слышит мучительные мысли Камеллина:
«Да, прошло очень много времени.» — Он как бы нащупывал способ пересчета времени. — «Это продолжалось девять сотен тысяч ваших лет.»
Наступило молчание, бездонное и скорбное, и Эндрю ощутил обнажившееся горе этого разумного существа, его траурное молчание по погибшему безвозвратно миру. Эндрю лежал, притихший, не желая вторгаться в скорбь своего странного собеседника.
Внезапно им овладела вялость и он почувствовал непреодолимое желание заснуть.
«Скажи, Камеллин, Марс в те давние времена был таким же, как теперь?»
— мысленно задал вопрос Эндрю. Вокруг него выл ледяной ветер, обрушивая свои удары на скалы и заставляя Эндрю изо всех сил прижаться к камню. Он не ожидал ответа. Странный пришелец весь день не отзывался и Эндрю, проснувшись, уже не был уверен, что все это не было диковинной фантазией, порожденной недостатком кислорода или надвигающимся безумием.
Но странное чувство присутствия в его мозгу чужака снова вернулось к нему. «Наша планета никогда не была слишком гостеприимной. Но почему вы не обнаружили дорогу, ведущую сквозь горы?»
«Всему свое время», — Эндрю на этот раз был спокойнее. — «По вашим временным масштабам мы прибыли на Марс всего пару минут тому назад. О какой дороге идет речь?»
«При строительстве Шиин-ла Махари мы проложили дорогу сквозь горы.»
«А эрозия? Может, она давным-давно разрушилась?»
Идею эрозии Камеллин воспринимал с трудом. Дождь и снег были чужды его жизненному опыту. Хотя дорога и была засыпана песками, она должна была сохраниться.
Эндрю подошел к уступу. Он не мог взобраться наверх — ему мешало присутствие чужих мыслей. Он отступил назад, на плоский участок скалы, и развязал рюкзак. В термосе еще не совсем остыли остатки его утреннего кофе. Пока он допивал кофе, мысли Камеллина продолжали проникать в его мозг. Наконец он спросил: «Где проходит дорога?»
У него закружилась голова. Он лежал навзничь на скальной площадке, судорожно ухватившись за скалу, пока Камеллин демонстрировал ему свое чувство направления. Кружение со временем прекратилось. Но Эндрю удалось только понять, что раса Камеллина ориентировалась по крайней мере по одиннадцати странам света и четырем пространственным измерениям, с использованием в качестве ориентиров неподвижные звезды, которые они могли видеть даже в солнечный полдень.
«Но я так не умею, и потом — звезды ведь движутся.»
«Да, я не учел этого.» — Камеллин казался озадаченным. — «Впрочем, эти горы мне хорошо знакомы. Мы находимся совсем недалеко от дороги. Я буду вести тебя.»
«Что ж, веди, Макдуф.»
«Понятие неизвестно. Поясни.»
Эндрю усмехнулся. «Я думаю, каким путем идти?»
У него снова закружилась голова.
«Нет, нет, прекрати.»
«Я только хотел овладеть твоими органами чувств.»
Реакция Эндрю была инстинктивной. Ужас пережитого прошлой ночью, когда Камеллин вышвырнул его в бездну пространства, был еще свеж в его памяти. «Нет! Ты мог бы овладеть моими чувствами, но однажды ты попытался, и этим чуть не убил меня. Нет, на этот раз я не дамся.»
Ярость Камеллина отозвалась пульсирующей болью в его мозгу.
«Разве у вас отсутствуют понятия чести и достоинства? Как могу я поступать против твоей воли, находясь в твоем мозгу? Неужто ты полагаешь, что я не способен сострадать? Мне казалось, что ты просто утомился от долгого пути по горам, вот и все!»
Эндрю ощутил стыд. «Прости меня, Камеллин. Я был неправ.» Тишина была ответом. Остался только след гнева чужака.
И тут Эндрю расхохотался во весь голос. Чужак реагировал, словно человек. Камеллин обиделся на него. «Ну и ну!» — подумал Эндрю. — «Если мы делим одно тело, давай не будем ссориться. Прости, если я задел твои чувства; ведь все это так ново для меня. Ну, не стоит прятаться в угол и дуться!»
Да, ситуация была комичной; Эндрю ощутил удивление Камеллина, подобное мелкой ряби в его сознании.
«Извини, если я обидел тебя. Я привык вести себя в занимаемом теле сообразно своим желаниям. Но в твоем теле я нахожусь потому, что ты мне позволил, и потому прошу простить меня.»
«Ладно, Камеллин, я принимаю извинения. Ты знаешь, куда я хочу попасть — я согласен принять твою помощь.»
Он на всю жизнь запомнит ужас этого часа. Была кромешная тьма и головокружение и ощущение, что ноги несут его неизвестно куда, а руки скользят по скале, не в силах ухватиться, а он, ослепший и оглохший, заключен в камере своего мозга; он был на грани помешательства. Его спасла мысль, что Камеллин знает, что делает, и не причинит ему вреда.
Когда зрение, слух и осязание вернулись к нему, и он смог ориентироваться на местности, он обнаружил себя в устье глубокого и прямого ущелья, тянувшегося миль на двенадцать.
1 2 3 4 5 6
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов