— Взгляд его сделался почему-то печальным, и он на мгновение отвернулся, глядя на холмы, возвышавшиеся между их домиком и дворцом.
Мойра отнесла цветы на кухню — там мама под пристальным взглядом Поппо, их косматого черного пса, собирала корзину со снедью.
— Смотри, мамочка, наверняка Аврой никогда еще не видела таких цветов.
Некоторые цветы и правда были совсем необычные; те, что пахли лучше всех, на вид напоминали клубок змей.
Мама улыбнулась ей, убирая остатки еды. Под глазами её были почему-то темные круги.
— Женщины прилетают посмотреть на нее со всех концов Тысячи Солнц, Мойра. Я уверена, она видела и куда необычнее. Главное — это то, что у тебя в сердце, когда ты кладешь их к её ногам.
Тут и папа вошел на кухню, а мама продолжала:
— Ты бы лучше пошла и обула свои лучшие сандалий, а потом припасла бы кусочков для Поппо, чтобы и у него был пикник.
— ...мы ничего не можем поделать, — донесся до нее папин голос. — А Дворец заявляет, что мы должны заниматься своими делами, как обычно.
Когда мать ответила, голос её звучал так, будто она не согласна с этим, но самих слов Мойра не расслышала.
Полет от их дома до Залива Аврой на их аэрокаре оказался совсем недолгим. Мойра сидела спереди, рядом с папой, наклонившись к ветровому стеклу так, чтобы видеть зеленые поля с белыми барашками облаков над ними и рассыпанные по земле крошечные домики.
Потом они перевалили через гряду невысоких холмов, горизонт превратился в прямую как линейка черту, отделяющую серо-синий цвет от небесно-голубого, и они развернулись для посадки на золотом полумесяце пляжа.
Горячий песок обжигал ступни, когда они спускались по нему к воде. Поппо забегал вперед и возвращался к ним, поднимая лапами тучи песка.
Мойра прижимала цветы к груди, глядя на обилие людей в праздничных одеждах. Некоторые наряды она видела раньше только на учебных чипах или на видео, а кое-кто из людей был и вовсе раздет. Гул их голосов эхом разносился над волнами, но разобрать она могла только отдельные слова. Два человека особенно привлекали её внимание — мужчина и женщина, такие высокие, что не смогли бы стоять во весь рост у Мойры в доме; кожа их была матово-черная, глаза — зеленые, а длинные прямые волосы — золотые, как утреннее солнце.
— Вот это место вроде ничего, — сказал наконец папа и тут же принялся сооружать навес для тени. Тонкая серебристая ткань трепетала на ветру, сразу надувшись парусом, но папа быстро закрепил её углы шпильками. Мама расстелила на песке похожий на одеяло бас — он загудел ненадолго, разравнивая неровности песка под собой, и затих.
Папа подошел к Мойре и стал рядом, глядя на столпившихся у кромки воды людей.
— Ну, сегодня их совсем немного. Ты даже сможешь побыть с ней немного наедине.
Сзади к ним подошла мама и прижалась к папе.
— Хоть это хорошо, — непонятно сказала она, но Мойра была слишком увлечена тем, что раскинулось перед ней, чтобы удивляться словам.
Они не спеша начали спускаться к маленькой толпе у воды, оставив Поппо сторожить одежду. Папа снова улыбнулся.
— Помнишь, что ты сказала, когда в первый раз увидела картинку с Аврой?
Мойра кивнула:
— Я расстроилась, потому что решила, что все люди, которые остались на Утерянной Земле, такие же, как она.
Они встали в конец короткой очереди — у всех стоявших в ней в руках были цветы. Высокие черные люди с рыжими волосами оказались прямо перед ними. От них пахло чем-то сладким и пряным. Она попыталась заглянуть вперед, чтобы хоть краешком глаза увидеть Аврой, но перед ними стояло слишком много людей.
Мойра оглянулась на родителей.
— Таких, как она, нет больше в Тысяче Солнц, правда?
— Нет, — ответил папа.
— Мы нашли много странных людей, но таких — ни разу, — добавила мама, прижавшись к папе еще крепче. Папа почему-то смотрел в небо и хмурился.
Он обнял её рукой, потом опустил взгляд и снова улыбнулся.
— Так и должно быть. Она дорога нам именно тем, что одна такая. — Он сел на песок рядом с Мойрой и взял её за руку. Его пальцы были крепкие и теплые, и Мойра видела въевшуюся у ногтей землю, от которой он уже никак не мог избавиться.
— Ты, Мойра, еще слишком маленькая, чтобы понять, но... — он еще раз покосился на небо, — но мы решили, что уже пора.
— Я знаю, — радостно ответила она. — Ниора и так здорово мне завидует. Её родители сказали ей, пусть подождет, пока ей не исполнится двенадцать.
Он кивнул, открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но вместо этого сжал губы.
— Обычно так и положено, — сказал он наконец. — Поэтому ты должна внимательно выслушать, что скажет мама.
Он встал, а мама, напротив, присела рядом с ней на корточки.
— Помнишь, что я говорила тебе про символы?
Мойра кивнула.
— Это вроде как картинки к рассказам, слишком большим, чтобы описать их словами.
Мама обняла ее, но тут же отпустила, положив руки ей на плечи.
— А иногда они таят в себе истории, которые мы не поняли бы по-другому, настолько они для нас древние и сложные. Ты уже знаешь историю Аврой, знаешь, почему она сидит здесь, глядя в морскую даль — ведь она никогда уже не сможет вернуться домой. История Аврой — про нас самих: про тебя, меня, папу, про всех людей на этом пляже, во всей Тысяче Солнц.
— И про Поппо тоже?
— И про Поппо, — кивнула Мама. — И про котят, и про лошадей, даже про деревья в Саду Древностей. — Она взяла Мойру за руку и осторожно сжала. Её пальцы были мягкими и прохладными. — Никто из нас не может вернуться на родину. Мы покинули её две тысячи лет назад и никогда уже не сможем вернуться. Как она. Вот почему мы взяли её с собой — чтобы она напоминала нам об Утерянной Земле.
Очередь понемногу двигалась вперед. Людей перед ними делалось все меньше; люди за ними терпеливо ждали. Мама нагнулась и погладила цветы у нее в руках.
— А эти цветы — как разноцветные истории о нашей жизни в Тысяче Солнц. Они прекрасны и необычны, как миры, в которых мы живем. — Она выпрямилась. — Ступай, дочка, положи их в морскую пену у ног Аврой и загляни ей в лицо — внимательно загляни.
Немного напуганная неожиданной маминой серьезностью, Мойра повернулась и подошла к кромке воды. Вокруг стояли люди, но около самой Аврой образовалась пустота, и песок был усыпан цветами, которые то и дело подбрасывали набегающие волны. Мойра подошла ближе и остановилась. Какими бы наглядными ни были видео, они и вполовину не передавали этого ощущения долгих, долгих веков, въевшихся в это бронзовое лицо.
Мойра стояла неподвижно, а в сердце её теснились чувства, каких она никогда еще не испытывала. Морская вода холодила ей ноги, покрыв их пеной и цветами, а она все смотрела на это юное женское лицо, на эту коленопреклоненную фигуру, на эти глаза, глядящие куда-то вдаль, на мир, куда она никогда уже не вернется.
Мойра словно ощутила на своих плечах гнет горя, слишком большого, чтобы выразить его словами, и выпустила из рук цветы — они упали в воду у ног статуи. Набежавшая волна сняла их с песка и вынесла на берег за её спиной, только несколько стебельков зацепились за бронзовые плавнички на ногах Аврой. Мойра вытерла глаза и осторожно дотронулась рукой до бронзовой щеки, оставив на ней слезы, которые Она не могла выплакать.
Мойра постояла так еще немного, не сразу обратив внимание на странный свист. Начавшись совсем тихо, он постепенно нарастал и заглушил печальный плеск волн Залива Аврой. Какое-то движение в небе привлекло её внимание, и она подняла взгляд; люди на берегу почему-то с тревогой смотрели в сторону моря. А потом тишину летнего дня разорвал великанский голос.
— ВНИМАНИЕ! ВСЕМ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ ПЛЯЖ! БРОСЬТЕ ВЕЩИ И НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ ПЛЯЖ!
Она быстро обернулась и увидела летящий над заливом серебристый аэрокар со знаком Солнца и Феникса на боку. Откуда-то с земли протянулся луч зеленого света, на мгновение коснулся его, и аэрокар исчез в огненной вспышке. Большой кусок раскаленного металла с визгом пронесся в воздухе и врезался в землю совсем близко от Мойры, обдав её с ног до головы горячими брызгами и песком. Когда она опустила глаза, он шипел, остывая, на дне маленького кратера; цветы вокруг пожухли и скорчились от жара.
Мама бросилась, схватила её и вытащила на берег. Папа плечом раздвигал перед ними толпу кричавших в страхе и смятении людей, и тут на гряде холмов за пляжем показалась цепь солдат в черном. Они не приближались; они только равнодушно смотрели на них, держа оружие на изготовку, и толпа вдруг замерла на узкой полосе песка. Солдаты стояли так близко, что Мойра видела эмблему — красный кулак — на их мундирах.
Высокий черный человек с рыжими волосами шагнул вперед, подняв руки и повернув их ладонями к солдатам.
— Мы не окажем вам сопротивления, — произнес он на уни. — Позвольте нам...
Он так и не договорил — один из солдат лениво шевельнул стволом и нажал на курок. Волосы на голове у черного человека с треском вспыхнули от разряда, и он медленно, ужасно медленно повалился на песок. Высокая женщина, стоявшая рядом с ним, закричала и бросилась на его тело; солдаты не пошевелились.
В наступившей тишине Мойра услышала низкое гудение, и вдруг в руку ей ткнулся мокрый нос. Вздрогнув, она опустила взгляд: Поппо стоял, весь дрожа и поджав хвост под ноги, а она и утешить его не могла. Несколько резких порывов ветра растрепали её волосы — это из-за холмов вывалились и опустились на песок за солдатами несколько пузатых транспортных кораблей.
Люки их отворились, но у Мойры на мгновение затуманился взгляд, и она услышала раскатистый грохот, словно это Телос колотил рукой по голубому куполу неба. Звук был даже не очень громкий, но настойчивый. Она огляделась по сторонам в поисках его источника — многие в толпе делали то же, — но не увидела ничего, что могло бы служить его причиной.
Из транспортных кораблей высыпали новые солдаты в черном и вывели с собой людей, многих в дворцовых одеждах или в элегантных нарядах Дулу — и у всех на лице был страх.
— Они же из дворца! — прошептал отец. — Зачем они пригнали их сюда?
Папин голос прерывался от потрясения.
— Что это за солдаты? — спросила Мойра. — И что они здесь делают?
— Они с Должара.
Она покатала незнакомое слово на языке. Дол-Жар, последний слог напоминал ей кашель, который одолевал её когда она простужалась. Противный звук, но почему-то он вполне вязался с угрюмыми лицами солдат.
Рокот наполнял теперь уже весь воздух, заглушая перепуганные крики толпы и всхлипывания овдовевшей женщины. Земля отвечала на него трепетом — не землетрясением, но мелкой дрожью, словно скалы глубоко под ногами пробуждались от тысячелетнего сна.
Один из прилетевших с солдатами Дулу, невысокий человек в бордово-золотом мундире, спорил с солдатом в остроконечной шапке и кольцами на рукавах, который все пихал ему в руки листок бумаги. Мужчина сердито замотал головой, разорвал бумажку пополам и скомкал. Солдат вытащил из-за пояса длинный нож с зазубренным лезвием и полоснул его по горлу, отступив на шаг, чтобы не испачкаться кровью. С минуту он смотрел на то, как дергается Дулу на покрасневшем песке, потом махнул стоявшему рядом мужчине, чтобы тот поднял бумажку.
Мужчина подчинился, но очень медленно. Лицо его было бледным и мрачным; поговорив о чем-то с солдатом, он повернулся лицом к толпе.
— Слушайте все! — крикнул он. Голос его звучал приглушенно от гнева. — Услышьте все и восславьте нового Повелителя Мандалы, спускающегося во славе, Джеррода Эсабиана, Аватара Дола, Властелина-Мстителя Королевств Должарских!
Он порывисто махнул рукой куда-то в сторону моря. Медленно, словно не веря, толпа повернулась.
Мойра подняла глаза на родителей. Оба смотрели в небо. Мамино лицо напряженно застыло, а папино казалось просто напуганным.
— Но они же не могут! — прошептала мама. — Они не должны. Только не линкор! — Она крепко стиснула руки, и большой перстень флотского офицера блеснул на пальце.
Вслед за ней Мойра подняла взгляд и увидела высоко в небе над морем яркую, голубоватую звезду.
Она быстро увеличивалась в размерах, превращаясь в серебряное яйцо, из которого торчали металлические шипы, окруженное жутким сиянием защитных полей. На боку его красовался кроваво-красный кулак, стиснувший пучок молний. Небо потемнело, пока он спускался к Заливу Аврой, становясь все больше и больше, пока не перестал умещаться в поле зрения, а он все продолжал расти. Раскаленные добела столбы вырывались из его дюз и упирались в море, а вокруг них кольцами клубились облака конденсата. Жар обрушился на людей, словно из адской печи, а от грохота вибрировали кости.
Море посереди залива вскипело, и облака пара заволокли корму корабля. Линкор был невероятно велик, он заполнил залив от края до края, а носовой части его все еще не было видно — до нее было целых семь километров.
Яростный порыв ветра и кипящей пены налетел на берег и обварил Мойру. От него жутко пахло чем-то вроде горелого пластика и рыбного супа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63