Раздался оглушительный грохот. Шахтер уперся резцом молотка в скалу и прорубил на уровне пояса горизонтальную борозду в дюйм шириной и в четыре фута длиной. Потом выдолбил еще одну борозду, на фут ниже, отключил молоток, взял короткое, толстое зубило, установил его в верхней борозде и ударил по нему молотком. Откололась плоская полоска породы. Он поднял ее и бросил в тележку.
— Вот так это делается. Одна небольшая пластина за раз. Если вы увидите что-нибудь — все, что угодно, кроме красного камня и черного стекла, — хватайте и тащите мне. Ясно?
— Послушайте, — сказал худой, — вы что, хотите сказать, что мы просто… просто начнем работать без всякого обучения?
— Я вам только что все показал, так что лучше поторапливайтесь, вам нужно успеть выполнить норму.
— Да, но мы не ели и не отдохнули…
— Будете есть, когда заработаете на еду, а отдыхать, когда сможете уплатить за койку. С вашими темпами это может произойти не скоро.
— А как… Как мы узнаем, что выполнили норму?
— Я скажу вам, не беспокойтесь. Пока, умники. Да здравствует революция.
2
Сухопарый и я долго экспериментировали с молотком, пока не проделали неглубокую извилистую бороздку. Мы стучали по ней по очереди, и откололи всего лишь две горсти маленьких кусочков.
— Тут нужна сноровка, — сказал мой напарник.
— Как и во всем остальном, — согласился я.
Мы продолжили наши попытки. Эта порода представляла собой твердый мел, похожий на тот, что лежал на поверхности и по которому мы проехали сто двадцать миль, добираясь до Ливорч-Хена. Я не мог понять, зачем мы копаем это на глубине пятидесяти пяти футов. Через полчаса мы были перепачканы кровью, которая сочилась из десятков маленьких порезов от отлетающих осколков породы.
Здесь, в конце тоннеля, было жарко и душно. В свете факела, который нам оставили, чтобы освещать место работы, все казалось серым.
Через какое-то время дно тележки было прикрыто. Сухопарый спросил у меня, сколько, по моему мнению, мы работаем. Я не знал. Мы решили отдохнуть, сели на каменный пол в кучу пыли и уставились в пустоту. Вскоре мы вновь принялись за работу. Тележка наполнялась медленно.
Внезапно нас ослепил свет. Он отражался от верхнего слоя породы и сверкал на стекловидных черных прожилках. Подошел шахтер, посмотрел на стену, посветил в тележку.
— Смена окончена, — сказал он. — Пошли, — и отвернулся.
Сухопарый бросил молоток и собрался было идти за ним.
— А тележка? — спросил я. — Нам нужно отвезти ее?
— Ничего. Я все сделаю сам.
— Мы не хотим утруждать вас, — сказал я. — Вперед, друг, давай отвезем ее.
— Зачем? Он сказал…
— Давай привыкать все делать самостоятельно. Ничто не дается даром, помнишь?
Человек с фонариком хмыкнул и ушел.
В главном помещении человек с компостером приказал вкатить тележку на весы. На поясе у него висела коробочка, из которой он достал карточки из голубого пластика. Худой взял свою и устремился наружу.
— Как я понимаю, это за отработанное время, — сказал я. — Но мне бы хотелось получить чек и за породу тоже.
Весовщик уставился на меня.
— Чек?
— А как же иначе я докажу, сколько выработал?
— Ты затратил время и за это получишь койку и пищу! Чего тебе еще нужно, салага?
— Я что-то слышал о нормах.
Он поднял маску, сплюнул и вытер лицо ладонью.
— Жетон получают только за полную тележку.
— Предположим, что в следующую смену я наполню ее доверху.
Он пренебрежительно взглянул на тележку.
— Тут недостаточно даже для того, чтобы оплатить хранение.
— То есть?
— Ты берешь тележку и платишь за нее. Если ты хорошо трудишься четыре часа и твоя тележка нагружена доверху, тогда покрывается стоимость инструментов, тележки и плюс еще пара жетонов. Десять жетонов составляют один кредит. Если же ты едва ноги волочишь и твоя тележка полупуста, ты получаешь койку и завтрак. Это именно твой случай, салага. А сейчас иди.
— А что будет с породой?
— За ней присмотрят.
— Понятно.
Я подошел к тележке и стал толкать ее по рельсам назад в туннель. Он хотел было преградить мне дорогу, но в последний момент отошел в сторону.
— Умнее всех, да? Ничего, приятель, у меня есть способ тебя утихомирить.
Я работал еще несколько часов, загрузил тележку доверху, потом добавил еще несколько кусков, чтоб уж никто не мог придраться. Мне пришлось лечь и несколько минут отдохнуть, прежде чем я смог толкать тележку по туннелю.
На весах стоял другой человек. Когда я был уже в шести футах от него, с моей тележки упал десятифунтовый кусок породы. Я наклонился за ним, но какой-то человек был тут как тут, схватил кусок и оттолкнул меня. Глаза его дико горели.
— Это мой, слышишь? — прорычал он, как медведь гризли, попавший лапой в пчелиный улей.
Я чуть не задохнулся от злости, поднял руки — мои кулаки казались огромными, как бейсбольные перчатки, и горели, как воспаленные нарывы, — и пошел на него. Остальные собрались вокруг нас и враждебно смотрели на меня.
— Положи назад, — приказал я.
Человек, оттолкнувший меня, оглянулся.
— Я нашел его в отходах на полу.
— Прекрати это, — сказал мне человек с компостером. — Ты проиграл, новичок. Лучше научись правильно нагружать. — В тот же миг он резко повернулся и тыльной стороной руки ударил вора в челюсть. От неожиданности тот выронил камень, который уже считал своим.
— Спасибо, — сказал я.
— Не благодари, новичок, — хрюкнул весовщик. — Если бы я дал ему уйти, он бы стал воровать постоянно. А мне не нужны неурядицы, они снижают производительность. А если производительность упадет, я не заработаю жетоны. Ставь тележку на весы.
— Похоже, ваш предшественник не особо заинтересован в увеличении выработки?
— Если бы он смог одурачить тебя и забрать себе твои полтележки, то вышел бы вперед.
Он нажал на рычаг, раздалось клацанье, и четыре бледно-желтых треугольника со стуком упали из автомата на весах в лоток. Он сгреб их и протянул мне три.
— Чего ждешь? — прорычал он. — Убирайся, ты.
— Я жду еще один жетон.
Весовщик мгновенно взбесился.
— Ты что, думаешь, я работаю бесплатно, недоделок?
Он был огромным, намного здоровее меня и далеко не таким уставшим. Один его вид действовал на меня угнетающе. Но я пошел на него. Он оттолкнул меня.
— Подумай, новичок. Это честная сделка.
Я ударил, но промахнулся и чуть не упал. Он схватил меня за воротник и встряхнул мои бедные кости.
— Мне не нужны неприятности, — невозмутимо проговорил он. — Будь умницей, и я отблагодарю тебя. На эти чеки ты можешь жить, есть и пить семь дней, — он оттолкнул меня. — Отдаю их тебе, новичок. Стоит это одного жетона?
Я подумал о рези в моем пустом желудке и моем пересохшем горле и решил, что стоит.
Я с трудом нашел дорогу из ямы и еле добрел до лагеря. Вывеска на одном из бараков указывала, что это столовая. Я удивился. Здесь никто не давал информацию просто так.
Внутри стояли столы, а вдоль одной из стен тянулась стойка для предпочитающих есть стоя, в дальнем конце зала был прилавок из нержавеющей стали. Около десятка мужчин склонились над тарелками, не более одного за каждым столом. Надпись на стене гласила: «Бери все, что хочешь; ешь все, что взял». Я увидел Симрега, размышляющего о чем-то над дымящейся чашкой.
Когда я потянулся за подносом, неизвестно откуда появился человек, с отвращением посмотрел на меня и пробил дырку в моем голубом билетике. После чего я мог выбирать из восьми блюд, начиная с холодных пирожков и заканчивая тем, что оказалось овсянкой с грибами. У дальнего конца прилавка меня ждал еще один мужчина. Он протянул большую мозолистую руку. Как и все, кого я здесь встречал, этот тоже казался больше, сильнее и здоровее меня.
— Жетон, старик, — сказал он весело.
Я прошел мимо него и сел за стол около Симрега. Для любителей дрожжей пирожки были высший класс. Овсянка никуда не годилась. Я поел и, так же как это делали другие, опустил поднос в щель. Парень с протянутой рукой ждал меня у выхода. На сей раз рука была сжата в кулак и походила на кувалду.
— За что жетон? — спросил я прежде, чем он успел раскрыть рот.
— Налог, — не моргнув глазом ответил он.
— Официальный налог, или ты работаешь на себя? — поинтересовался я, отодвигаясь на безопасное расстояние.
— Что значит официальный? — Он смотрел укоризненно. — Слушай, приятель, к чему все усложнять? Плати и живи себе спокойно.
Я попытался улизнуть, но он поймал меня за руку, чуть не сломав ее. Я ударил его ногой в левую голень. Он нахмурился, но ломать мою руку не стал.
— Ну, старик, — протянул он грустно, — трудно тебе будет.
На нем был ладно сидящий, новенький комбинезон из мягкой рыжевато-коричневой ткани. На плечах красовались прелестные крошечные погончики, а на карманах — клапаны с медными пуговицами. Он отпустил мою руку.
— Давай плати!
Я сделал вид, что лезу в карман, но вместо этого опять ударил его. По теории, лучший способ обескуражить задиру — доставить ему больше неприятностей, чем он заслуживает. Я промахнулся и ухватился за клапан его кармана. Посыпались пуговицы. Он отшатнулся, посмотрел на свой костюм, выругался и развел руками.
— Вот он, значит, какой. — Голос звучал скорее расстроенно, чем зло. — Знаешь, во сколько мне обошелся этот костюм? Девять кредитов. Да, девять! А ты порвал его. И все ради вонючего жетона.
— Не стоило, правда? — спросил я и отодвинулся на ярд в сторону. — Может быть, тебе лучше забыть об этом жетоне?
— Эй, послушай! Выкинь из головы эту ерунду «законно — не законно». Здесь закон ничего не значит. Совсем ничего. Только то, что приносит прибыль, и все. А мой рэкет — прибыльное дело.
— А ты просто исключи меня из списка налогоплательщиков, и все, — предложил я.
— Ты думаешь, что можешь идти один против всех? — Он окинул меня взглядом. — Забудь об этом, приятель. Для этого ты ростом не вышел.
— Я надеюсь прожить своим умом.
От потер подбородок.
— Парень, тебе нужна защита. Ты понял?
— Я нужен им, чтобы копать, — ответил я. — И они не дадут тебе убить меня.
— Верно. — Он ткнул меня пальцем. — Или покалечить тебя, чтобы ты не смог грузить камни. Или не давать тебе спать и есть. Слушай, а как насчет того, чтобы выкручивать тебе руку? По полчаса каждый день?
— У тебя есть лишние полчаса?
Ему стало мерзко от моих слов.
— Да, это слабое место, — согласился он. — Но ты первый понял это.
— Сколько времени ты уже занимаешься поборами, Тяжеловес?
— Шесть дней. Это мне недавно пришло в голову. Вчера я купил костюм на то, что собрал. — Он нахмурился, вспомнив оторванный карман. — Слушай, давай так: старайся держаться рядом, и моя защита, в смысле питания, тебе обеспечена. Ну как?
— Что, всегда рядом?
— Знаешь, просто для вида. Чтобы дать понять этим деревенщинам, что мы с тобой заодно. Если они поймут, что ты не из болтунов, никому в голову не взбредут никакие идиотские мысли.
— Не рассчитывай на меня. Тяжеловес. Не думаю, что мы поладим.
Он сжал кулаки и пошел на меня, но вдруг встал как вкопанный — дверь столовой открылась и, держа между толстыми пальцами дымящуюся сигару, вышел Симрег. Он посмотрел на Тяжеловеса.
— Я наблюдал за тем, как ты тут организовал сбор налога, — сказал он, — и решил, что мне это не нравится.
Он зажал сигару в зубах и зашагал дальше.
Когда он ушел, Тяжеловес с несчастным видом посмотрел на меня.
— Прощай, налоговый бизнес! Жизнь была хороша.
— А кто такой Симрег? — спросил я. — Человек Компании?
Тяжеловес глянул на меня с легким презрением.
— Он — осужденный, как и все мы. Ни один человек Компании носу не высунет за пределы Главной Станции. А если рискнет — его песенка спета. Во всяком случае, так они говорят.
— С ним-то ты бы мог справиться, — сказал я.
— Да-а, но я не могу тягаться с Синдикатом.
— Одну минуту, — сказал я, когда он повернулся, чтобы уйти. — Что такое Синдикат?
— Ничего, — ответил он.
— Может быть, мне лучше спросить Симрега.
Тяжеловес огляделся вокруг, как будто опасаясь подслушивающих, подтянул ремень и подошел ко мне поближе.
— Слушай, новичок, — сказал он жестко, — руби свою породу, плати жетоны и дыши, понял?
— Вот как? — сказал я чуть громче, чем было нужно.
Он закивал.
— Конечно. Ты низко летаешь. Ты только что попал сюда. Пару месяцев назад ты был образцовым флотским, честь, долг и хорошая пенсия. Офицер, должно быть, младший командир. И вот неожиданно ты очутился здесь и глотаешь розовую пыль. — Его палец уперся мне в грудь. — Слушай, лучше есть пыль, чем не есть совсем, верно? Тебе еще далеко до смерти. И, черт побери, может, ты еще успеешь немножко повеселиться, кто знает?
— Я все время веселюсь. Тяжеловес, — сказал я.
— Я думаю, ты один из темных случаев, — продолжал он. — Такие, как ты,
— хуже всего. Все выспрашивают и высматривают, но ответов-то и нет. Взгляни на это так: человек может попасть в беду, когда угодно и где угодно. Несчастный случай в генераторной будке; небольшая неисправность в какой-нибудь системе, и, черт побери, бедолага летит домой в долгосрочный отпуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Вот так это делается. Одна небольшая пластина за раз. Если вы увидите что-нибудь — все, что угодно, кроме красного камня и черного стекла, — хватайте и тащите мне. Ясно?
— Послушайте, — сказал худой, — вы что, хотите сказать, что мы просто… просто начнем работать без всякого обучения?
— Я вам только что все показал, так что лучше поторапливайтесь, вам нужно успеть выполнить норму.
— Да, но мы не ели и не отдохнули…
— Будете есть, когда заработаете на еду, а отдыхать, когда сможете уплатить за койку. С вашими темпами это может произойти не скоро.
— А как… Как мы узнаем, что выполнили норму?
— Я скажу вам, не беспокойтесь. Пока, умники. Да здравствует революция.
2
Сухопарый и я долго экспериментировали с молотком, пока не проделали неглубокую извилистую бороздку. Мы стучали по ней по очереди, и откололи всего лишь две горсти маленьких кусочков.
— Тут нужна сноровка, — сказал мой напарник.
— Как и во всем остальном, — согласился я.
Мы продолжили наши попытки. Эта порода представляла собой твердый мел, похожий на тот, что лежал на поверхности и по которому мы проехали сто двадцать миль, добираясь до Ливорч-Хена. Я не мог понять, зачем мы копаем это на глубине пятидесяти пяти футов. Через полчаса мы были перепачканы кровью, которая сочилась из десятков маленьких порезов от отлетающих осколков породы.
Здесь, в конце тоннеля, было жарко и душно. В свете факела, который нам оставили, чтобы освещать место работы, все казалось серым.
Через какое-то время дно тележки было прикрыто. Сухопарый спросил у меня, сколько, по моему мнению, мы работаем. Я не знал. Мы решили отдохнуть, сели на каменный пол в кучу пыли и уставились в пустоту. Вскоре мы вновь принялись за работу. Тележка наполнялась медленно.
Внезапно нас ослепил свет. Он отражался от верхнего слоя породы и сверкал на стекловидных черных прожилках. Подошел шахтер, посмотрел на стену, посветил в тележку.
— Смена окончена, — сказал он. — Пошли, — и отвернулся.
Сухопарый бросил молоток и собрался было идти за ним.
— А тележка? — спросил я. — Нам нужно отвезти ее?
— Ничего. Я все сделаю сам.
— Мы не хотим утруждать вас, — сказал я. — Вперед, друг, давай отвезем ее.
— Зачем? Он сказал…
— Давай привыкать все делать самостоятельно. Ничто не дается даром, помнишь?
Человек с фонариком хмыкнул и ушел.
В главном помещении человек с компостером приказал вкатить тележку на весы. На поясе у него висела коробочка, из которой он достал карточки из голубого пластика. Худой взял свою и устремился наружу.
— Как я понимаю, это за отработанное время, — сказал я. — Но мне бы хотелось получить чек и за породу тоже.
Весовщик уставился на меня.
— Чек?
— А как же иначе я докажу, сколько выработал?
— Ты затратил время и за это получишь койку и пищу! Чего тебе еще нужно, салага?
— Я что-то слышал о нормах.
Он поднял маску, сплюнул и вытер лицо ладонью.
— Жетон получают только за полную тележку.
— Предположим, что в следующую смену я наполню ее доверху.
Он пренебрежительно взглянул на тележку.
— Тут недостаточно даже для того, чтобы оплатить хранение.
— То есть?
— Ты берешь тележку и платишь за нее. Если ты хорошо трудишься четыре часа и твоя тележка нагружена доверху, тогда покрывается стоимость инструментов, тележки и плюс еще пара жетонов. Десять жетонов составляют один кредит. Если же ты едва ноги волочишь и твоя тележка полупуста, ты получаешь койку и завтрак. Это именно твой случай, салага. А сейчас иди.
— А что будет с породой?
— За ней присмотрят.
— Понятно.
Я подошел к тележке и стал толкать ее по рельсам назад в туннель. Он хотел было преградить мне дорогу, но в последний момент отошел в сторону.
— Умнее всех, да? Ничего, приятель, у меня есть способ тебя утихомирить.
Я работал еще несколько часов, загрузил тележку доверху, потом добавил еще несколько кусков, чтоб уж никто не мог придраться. Мне пришлось лечь и несколько минут отдохнуть, прежде чем я смог толкать тележку по туннелю.
На весах стоял другой человек. Когда я был уже в шести футах от него, с моей тележки упал десятифунтовый кусок породы. Я наклонился за ним, но какой-то человек был тут как тут, схватил кусок и оттолкнул меня. Глаза его дико горели.
— Это мой, слышишь? — прорычал он, как медведь гризли, попавший лапой в пчелиный улей.
Я чуть не задохнулся от злости, поднял руки — мои кулаки казались огромными, как бейсбольные перчатки, и горели, как воспаленные нарывы, — и пошел на него. Остальные собрались вокруг нас и враждебно смотрели на меня.
— Положи назад, — приказал я.
Человек, оттолкнувший меня, оглянулся.
— Я нашел его в отходах на полу.
— Прекрати это, — сказал мне человек с компостером. — Ты проиграл, новичок. Лучше научись правильно нагружать. — В тот же миг он резко повернулся и тыльной стороной руки ударил вора в челюсть. От неожиданности тот выронил камень, который уже считал своим.
— Спасибо, — сказал я.
— Не благодари, новичок, — хрюкнул весовщик. — Если бы я дал ему уйти, он бы стал воровать постоянно. А мне не нужны неурядицы, они снижают производительность. А если производительность упадет, я не заработаю жетоны. Ставь тележку на весы.
— Похоже, ваш предшественник не особо заинтересован в увеличении выработки?
— Если бы он смог одурачить тебя и забрать себе твои полтележки, то вышел бы вперед.
Он нажал на рычаг, раздалось клацанье, и четыре бледно-желтых треугольника со стуком упали из автомата на весах в лоток. Он сгреб их и протянул мне три.
— Чего ждешь? — прорычал он. — Убирайся, ты.
— Я жду еще один жетон.
Весовщик мгновенно взбесился.
— Ты что, думаешь, я работаю бесплатно, недоделок?
Он был огромным, намного здоровее меня и далеко не таким уставшим. Один его вид действовал на меня угнетающе. Но я пошел на него. Он оттолкнул меня.
— Подумай, новичок. Это честная сделка.
Я ударил, но промахнулся и чуть не упал. Он схватил меня за воротник и встряхнул мои бедные кости.
— Мне не нужны неприятности, — невозмутимо проговорил он. — Будь умницей, и я отблагодарю тебя. На эти чеки ты можешь жить, есть и пить семь дней, — он оттолкнул меня. — Отдаю их тебе, новичок. Стоит это одного жетона?
Я подумал о рези в моем пустом желудке и моем пересохшем горле и решил, что стоит.
Я с трудом нашел дорогу из ямы и еле добрел до лагеря. Вывеска на одном из бараков указывала, что это столовая. Я удивился. Здесь никто не давал информацию просто так.
Внутри стояли столы, а вдоль одной из стен тянулась стойка для предпочитающих есть стоя, в дальнем конце зала был прилавок из нержавеющей стали. Около десятка мужчин склонились над тарелками, не более одного за каждым столом. Надпись на стене гласила: «Бери все, что хочешь; ешь все, что взял». Я увидел Симрега, размышляющего о чем-то над дымящейся чашкой.
Когда я потянулся за подносом, неизвестно откуда появился человек, с отвращением посмотрел на меня и пробил дырку в моем голубом билетике. После чего я мог выбирать из восьми блюд, начиная с холодных пирожков и заканчивая тем, что оказалось овсянкой с грибами. У дальнего конца прилавка меня ждал еще один мужчина. Он протянул большую мозолистую руку. Как и все, кого я здесь встречал, этот тоже казался больше, сильнее и здоровее меня.
— Жетон, старик, — сказал он весело.
Я прошел мимо него и сел за стол около Симрега. Для любителей дрожжей пирожки были высший класс. Овсянка никуда не годилась. Я поел и, так же как это делали другие, опустил поднос в щель. Парень с протянутой рукой ждал меня у выхода. На сей раз рука была сжата в кулак и походила на кувалду.
— За что жетон? — спросил я прежде, чем он успел раскрыть рот.
— Налог, — не моргнув глазом ответил он.
— Официальный налог, или ты работаешь на себя? — поинтересовался я, отодвигаясь на безопасное расстояние.
— Что значит официальный? — Он смотрел укоризненно. — Слушай, приятель, к чему все усложнять? Плати и живи себе спокойно.
Я попытался улизнуть, но он поймал меня за руку, чуть не сломав ее. Я ударил его ногой в левую голень. Он нахмурился, но ломать мою руку не стал.
— Ну, старик, — протянул он грустно, — трудно тебе будет.
На нем был ладно сидящий, новенький комбинезон из мягкой рыжевато-коричневой ткани. На плечах красовались прелестные крошечные погончики, а на карманах — клапаны с медными пуговицами. Он отпустил мою руку.
— Давай плати!
Я сделал вид, что лезу в карман, но вместо этого опять ударил его. По теории, лучший способ обескуражить задиру — доставить ему больше неприятностей, чем он заслуживает. Я промахнулся и ухватился за клапан его кармана. Посыпались пуговицы. Он отшатнулся, посмотрел на свой костюм, выругался и развел руками.
— Вот он, значит, какой. — Голос звучал скорее расстроенно, чем зло. — Знаешь, во сколько мне обошелся этот костюм? Девять кредитов. Да, девять! А ты порвал его. И все ради вонючего жетона.
— Не стоило, правда? — спросил я и отодвинулся на ярд в сторону. — Может быть, тебе лучше забыть об этом жетоне?
— Эй, послушай! Выкинь из головы эту ерунду «законно — не законно». Здесь закон ничего не значит. Совсем ничего. Только то, что приносит прибыль, и все. А мой рэкет — прибыльное дело.
— А ты просто исключи меня из списка налогоплательщиков, и все, — предложил я.
— Ты думаешь, что можешь идти один против всех? — Он окинул меня взглядом. — Забудь об этом, приятель. Для этого ты ростом не вышел.
— Я надеюсь прожить своим умом.
От потер подбородок.
— Парень, тебе нужна защита. Ты понял?
— Я нужен им, чтобы копать, — ответил я. — И они не дадут тебе убить меня.
— Верно. — Он ткнул меня пальцем. — Или покалечить тебя, чтобы ты не смог грузить камни. Или не давать тебе спать и есть. Слушай, а как насчет того, чтобы выкручивать тебе руку? По полчаса каждый день?
— У тебя есть лишние полчаса?
Ему стало мерзко от моих слов.
— Да, это слабое место, — согласился он. — Но ты первый понял это.
— Сколько времени ты уже занимаешься поборами, Тяжеловес?
— Шесть дней. Это мне недавно пришло в голову. Вчера я купил костюм на то, что собрал. — Он нахмурился, вспомнив оторванный карман. — Слушай, давай так: старайся держаться рядом, и моя защита, в смысле питания, тебе обеспечена. Ну как?
— Что, всегда рядом?
— Знаешь, просто для вида. Чтобы дать понять этим деревенщинам, что мы с тобой заодно. Если они поймут, что ты не из болтунов, никому в голову не взбредут никакие идиотские мысли.
— Не рассчитывай на меня. Тяжеловес. Не думаю, что мы поладим.
Он сжал кулаки и пошел на меня, но вдруг встал как вкопанный — дверь столовой открылась и, держа между толстыми пальцами дымящуюся сигару, вышел Симрег. Он посмотрел на Тяжеловеса.
— Я наблюдал за тем, как ты тут организовал сбор налога, — сказал он, — и решил, что мне это не нравится.
Он зажал сигару в зубах и зашагал дальше.
Когда он ушел, Тяжеловес с несчастным видом посмотрел на меня.
— Прощай, налоговый бизнес! Жизнь была хороша.
— А кто такой Симрег? — спросил я. — Человек Компании?
Тяжеловес глянул на меня с легким презрением.
— Он — осужденный, как и все мы. Ни один человек Компании носу не высунет за пределы Главной Станции. А если рискнет — его песенка спета. Во всяком случае, так они говорят.
— С ним-то ты бы мог справиться, — сказал я.
— Да-а, но я не могу тягаться с Синдикатом.
— Одну минуту, — сказал я, когда он повернулся, чтобы уйти. — Что такое Синдикат?
— Ничего, — ответил он.
— Может быть, мне лучше спросить Симрега.
Тяжеловес огляделся вокруг, как будто опасаясь подслушивающих, подтянул ремень и подошел ко мне поближе.
— Слушай, новичок, — сказал он жестко, — руби свою породу, плати жетоны и дыши, понял?
— Вот как? — сказал я чуть громче, чем было нужно.
Он закивал.
— Конечно. Ты низко летаешь. Ты только что попал сюда. Пару месяцев назад ты был образцовым флотским, честь, долг и хорошая пенсия. Офицер, должно быть, младший командир. И вот неожиданно ты очутился здесь и глотаешь розовую пыль. — Его палец уперся мне в грудь. — Слушай, лучше есть пыль, чем не есть совсем, верно? Тебе еще далеко до смерти. И, черт побери, может, ты еще успеешь немножко повеселиться, кто знает?
— Я все время веселюсь. Тяжеловес, — сказал я.
— Я думаю, ты один из темных случаев, — продолжал он. — Такие, как ты,
— хуже всего. Все выспрашивают и высматривают, но ответов-то и нет. Взгляни на это так: человек может попасть в беду, когда угодно и где угодно. Несчастный случай в генераторной будке; небольшая неисправность в какой-нибудь системе, и, черт побери, бедолага летит домой в долгосрочный отпуск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21