Хуже всего другое – ведьма она.
– С чего ты взял, Хайни?
– В храм не ходит. Видели, как бегала подобно дикой козе по холмам. Одна! И не боится. Ребенок кухарки заболел, так вылечила его настоем из дикой травы.
– Ну, это еще не доказательство ведьмовства. Возможно, она молится одна в часовне замка. А травы и цветы – тоже творения Бога.
– Как скажете, хозяин. А по мне так медицина – изобретение диавола, а для нового лихого ланцетника – освящай новое кладбище. Я, когда носил меч в войске государя Гизельгера, к нашему лекарю не ходил никогда, лечил раны вином и молитвой. Оттого и жив до сих пор, хвала святому Регинвальду!
Бывший наемник принял благочестивый вид, не шедший к его круглой румяной физиономии.
– Так ты бывалый вояка, Хайни?
– Всякое случалось… – наемник старался по глазам хозяина определить, что у того на уме, но ничего интересного не разглядел – холодные, как льдинки.
– Приготовь оружие. Давай-ка заглянем в эти удивительные холмы.
Помрачневший Ладер не решился возражать. Спешились. Открыли седельные мешки. Людвиг, сняв куртку, надел поверх рубашки короткую, до пояса, кольчугу, прикрыл ее курткой и аккуратно расправил складки одежды. Непробиваемая броня, сделанная из роговых пластинок, легче, чем кованная из металла, но все же она грузом легла на непривычные плечи богослова.
– Я рад, друг мой, что сделался книжником, иначе пришлось бы все время таскать на себе эту тяжесть.
Недовольный Хайни переминался с ноги на ногу.
– Уже вечер близится. У нас в деревне говорили, важные дела надо с утра начинать.
– Не спорь. И поторопись, если не хочешь оказаться в холмах ночью.
Хайни пасмурно ухмыльнулся и спорить не стал.
До холмов доехали верхом, оставили лошадей, привязав поводья к кусту можжевельника.
Тропинка, вьющаяся меж камней и кустов, показалась Людвигу знакомой. Он не забыл свой странный сон. Полного совпадения, впрочем, не было. Ручей был шире, более бурным, около самой кромки воды молодая травка вытоптана, в мокрую землю отчетливо впечатались следы копыт – наверняка к ручью забредал скот.
– Хайни! Ты видишь что-нибудь странное?
– Ничего тут нет, хозяин. Следы коровьи, помет, трава мятая. Деревенские сюда ходят…
Людвиг почувствовал – что-то неуловимо переменилось.
– …по нужде. Так это, господин Людвиг, странным не назовешь.
Фон Фирхоф уже понял, что его насторожило. Умолкли мелкие птахи. Зато чуть подальше, в холмах, тревожно кричала сорока.
– Погодите, хозяин… Я тут кое-что заприметил… – Людвиг, поворачиваясь на зов Ладера, спиной к кустам, еще успел увидеть, как Хайни, наклонившись, шарит рукою в траве. В этот момент его настиг резкий толчок под левую лопатку. Удар был так силен, что Фирхоф упал на колени. Богослов судорожно попытался вдохнуть, не потревожив боль, раскаленным гвоздем засевшую между ребер. Он слышал, чувствовал, как бранился и пытался куда-то бежать Хайни. Глаза застилала багровая пелена, пронизанная серыми паутинками и точками. Людвиг медленно осел на землю, зарылся лицом в мокрую траву. В спине все так же торчал раскаленный гвоздь.
– Хозяин! Хозяин!!! Не умирайте!
Материя куртки заскрипела под ножом наемника.
– Потерпите, хозяин… Сейчас помогу… Крови-то… Эге! Повезло вам. Если бы не роговая бронь, вас бы насквозь арбалетным болтом прошило. Близко стреляли. А так – между ребрами застряло. Ну-ка, попробую вытащить…
Боль рванула грудную клетку, накатила алой, шипящей волной и отступила.
– Сейчас… Сейчас, господин Людвиг. Я вас перевяжу… – Хайни, похоже, кромсал на повязку что-то из собственной одежды. – Вот так, ладненько…
Людвиг чувствовал себя слабым и беспомощным. Но раскаленный гвоздь в спине исчез.
– …это ж разве честное дело, в спину человеку стрелять… а болты-то такие я уже видел…
– Хайни… Хайни…
– Не двигайтесь, хозяин. Не говорите.
– Что ты там нашел, в траве?
– Да ничего особенного. Безделушка брошенная. Я ее в кошель прибрал, после покажу. Вы пока полежите спокойно, пусть кровь уймется. Я лошадь приведу.
Людвиг остался лежать на боку, стараясь дышать неглубоко. Стучал пульс в висках. В такт дыханию колыхалось серое марево, заслоняя свет. Слуга ушел. Казалось, само пространство ощетинилось стальными остриями. Что, если стрелявший вернется? Хотя нет. Хайни знает свое дело. Стреляли с той стороны ручья, из-за не очень высоких, но сплошных, почти непроходимых зарослей. Сейчас Людвиг лежит в траве, не видимый для стрелка, а подойти довершить дело кинжалом убийца не сможет. Разве что попытается подстрелить Ладера? Но он же не сделал этого, хотя – мог. Ладно… Об этом еще будет время подумать. Людвиг чувствовал, как липким туманом наползает беспамятство…
Шаги и приглушенный стук копыт на мягкой земле. Хайни ведет лошадь, осторожно обходя валуны. Мокрая тряпка касается лица. Забытье уходит.
– Давайте, господин Людвиг. Понемногу…
Ученый с трудом влез на лошадь. Сил все же хватало на то, чтобы держаться в седле, Ладер вел животное за повод.
– Ты взял стрелу?
– В седельной сумке лежит.
В кустах за ручьем продолжала тревожно кричать сорока.
Весть о том, что на проезжего ученого напал в холмах разбойник, распространилась мгновенно, обрастая на ходу невероятными подробностями. Немалую долю в эти рассказы внес Ладер, охотно расписывая собственные подвиги всем, кто не прочь налить рассказчику лишнюю кружку. Количество разбойников с каждым пересказом все увеличивалось, а отвага бывшего рубаки возрастала непомерно. Рана богослова оказалась неопасной и быстро заживала, ощущение пережитой опасности стерлось и потускнело. Он проводил время в постели, в замке Шарфенбергов, читая и размышляя, внимательно изучил и стрелу, пущенную ему в спину, и найденную Хайни безделушку. Безделушкой оказался кулон – медная шлифованная пластинка на тонкой витой цепочке, блестящую поверхность прорезала руническая гравировка :
Медь – металл амулетов черной магии, малефик не терпит прикосновения ни золота, ни серебра. Медь – металл небогатых украшений. Вывод напрашивался, не блещущий тонкостью: владельцем занятной вещицы мог оказаться кто угодно.
Мартин вошел в комнату раненого гостя быстрыми неслышными шагами.
– Как вы себя чувствуете, сударь?
– Хвала святому Никлаусу, неплохо. Позвольте спросить вас – кому может принадлежать эта вещь?
– Можно взглянуть поближе… Любопытно. Медальон. Я не видел такого в наших краях.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Изящная работа, но дешевый металл. Голос Мартина оставался спокойным, но руки, сложенные на коленях, непроизвольно сжались.
– Благодарю вас.
Маргарита, улыбаясь, сама принесла раненому чашу с подогретым вином. Платье девушки украшал приколотый цветок.
– Спасибо, добрая госпожа.
Сестра Мартина улыбнулась, ее худенькое личико, чуть порозовев, сделалось почти красивым. Она повернулась и выбежала из комнаты. Хайни подмигнул хозяину. Людвиг проигнорировал наглость наемника.
– Хайни, ты меня слышишь?
– Ну, здесь я.
– Десять лет назад ты воевал с альвисами. Расскажи мне о том походе…
– Да что рассказывать… Грязное было дело. Я хочу сказать, в грязи пришлось повозиться. Засели они в пещерах возле Фробурга. Лезть туда нашему брату, солдату, верная смерть, целый город под землей, заблудишься – век выхода не найдешь. Так вот, мы от озера, что под городом, отвели воду и пустили ее вниз. Долго потом мертвяков всплывших у берега находили, может, их струя подземная выносила, может, еще что. А те, что остались, выйдя на поверхность, бились насмерть. Сержант приказ дал – никого не щадить, пленных не брать. Положили мы почти всех пещерных. И парней, и баб, и детишек, что на наши мечи кидались. Но и своих полегло немало – побили их из арбалетов.
– Стрелами, похожими на эту?
– Да, наподобие. Так ведь стрел этих везде много было… И сейчас еще похожие встречаются.
– Ты тогда потерял ухо?
– Э…Да.
– Зол, должно быть, ты на альвисов?
– За что их любить? Когда меч из ножен вынимаешь, не до того, чтобы раздумывать, убивай или тебя убьют. Дела они творили сами знаете какие. Скверные дела, можно сказать – как раз такие, за которые нас капеллан ругал. Сколько деревень пожгли-пограбили, прохожих на дорогах порезали, женщин испоганили.
– А малефиков между альвисами ты встречал?
– Не хочу врать, нет. Рассказывали, вожди их зломерзкой магией Синего Кругляка владели, но те, с которыми мне сражаться довелось, так себе, обычные голодранцы-разбойники. Будь они малефиками, я бы сейчас у вас не служил, а давно в земле сырой лежал…
В комнату тенью скользнула служанка. Замкнутая и молчаливая, она аккуратно смела пыль щеткой из перьев. Хайни проводил женщину настороженным взглядом:
– Ведьма.
– Оставь.
Людвиг открыл фолиант «Истории Hortus Alvis», присланный ему для развлечения заботливой Маргаритой. Эта книга оказалась единственной в замке – барон Мартин не жаловал науки и ученых, по непонятным причинам делая исключение для самого Фирхофа. Постепенно безыскусное повествование захватило богослова:
«В год шеститысячный от сотворения мира многочисленные беды обрушились на Империю, и ни знатный сеньор, ни купец, ни простолюдин не знал, будет ли в нем дыхание жизни на утро нового дня. Снега на поля выпало мало, земля промерзла. Пришел мор на нашу землю – люди кашляли, задыхались, не могли глотать и сгорали в лихорадке. Первыми умирали младенцы. Ни богатство, ни слава, ни роскошь одежд не радовали более ожесточившиеся сердца. Иные же, напротив, проводили время в бесчинствах и разгуле. К отдаленным от столицы городам добрый человек приближался с опаской. Каждый, у кого не было охранной грамоты, мог быть схвачен и умерщвлен, а сеньоры и их слуги открыто творили разбои. Из детской крови готовились магические зелья, считалось, средства эти продляют молодость…»
Десять лет назад Людвиг был свидетелем кое-чему из описанного книжником. Посиневшие трупики детей, бледные, истощенные нищие, коченеющие на улицах столицы, чахлые женщины, предлагающие себя первому встречному, озлобленная стража, и над всем этим – тревога близкой войны. В умах тогда царила неприязнь к недобрым чудесам магии, загнанный внутрь страх перед слугами сатаны, и еще больший ужас – перед сыском «псов Господних». Возможно, эти впечатления до известной степени определили судьбу самого Фирхофа. Людвиг, втайне восхищаясь смелостью автора, осмотрел тяжелый, грубой кожи, переплет – ничего особенного. Текст не на латыни – на церенском. Имя языкастого смельчака, Адальберт Хронист, не говорило ни о чем – разве что наводило на мысль о псевдониме…
Вечер подступил незаметно.
Увлекшийся Людвиг оторвался от книги лишь затем, чтобы зажечь свечу в поздних, лиловых сумерках… Увы, Хайни на этот раз ввалился без спроса, грубо стуча сапогами.
– Господин Людвиг! Беда!
– Что?!
– Оборотень вернулся!
Богослов уронил книгу и вскочил, торопясь одеться. Хайни уже привязывал к поясу ножны с мечом. Фирхоф на минуту остановился, пережидая головокружение – рана все еще сказывалась, потом бросился во двор, стараясь не заплутать в тесных сводчатых переходах Шарфенбергова жилища. Дом уже наполнился испуганными или злыми голосами. Где-то бряцало оружие, визгливо вопили перепуганные служанки.
За порогом мужчин встретила непроглядная ночь. Солдаты деловито суетились, однако не особо спешили нырнуть в темноту. Рычал и метался во дворе спущенный кем-то с привязи большой белый пес. В ответ издалека истошно лаяли и выли деревенские собаки. Ворота оказались открытыми.
– Вперед. Следуй за мной, Хайни.
– У вас рана откроется…
Южнее, в полях, мелькали факелы. Судя по лавине бегущих огней, людей собралось немало. Едва ли на несколько миль в округе нашелся бы человек, который спокойно провел эту ночь в собственной постели. Казалось, долго копившийся страх родил отвагу. Не дожидаясь подмоги из замка, в сторону холмов бежали крестьяне, вооруженные вилами.
– Бей! Не упускай!
Осмелевшая дичь сама выбралась на охоту.
Как ни странно, в хаосе звуков не был слышен лишь вой оборотня. Кто-то командовал уверенным голосом, крепкие мужики, с косами, топорами, факелами, шли цепью по выгону. «Что они будут делать, когда придут к холмам? – подумалось Людвигу. – Там лишь узкая тропа». Бархатная тьма колыхалась впереди, испещренная красноватыми точками факельного огня. Крик, команды сливались в общий шум, похожий на плач. А ведь кто-то действительно плакал. Богослов побежал, пытаясь догнать загонщиков, потревоженная боль в раненой спине билась горячим комком, мешала сосредоточиться. Горько рыдала женщина. Цепь охотников распалась, люди сгрудились, окружив нечто, лежащее на земле.
– Вот он, вот! Смотрите!
Людвиг приходил в отчаяние от собственной медлительности.
– Хайни! Хайни! Где ты? Помоги мне.
Ночь расступилась. Ладер, поддержав хозяина, помог пройти ему еще пятьдесят шагов.
– Отойдите прочь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– С чего ты взял, Хайни?
– В храм не ходит. Видели, как бегала подобно дикой козе по холмам. Одна! И не боится. Ребенок кухарки заболел, так вылечила его настоем из дикой травы.
– Ну, это еще не доказательство ведьмовства. Возможно, она молится одна в часовне замка. А травы и цветы – тоже творения Бога.
– Как скажете, хозяин. А по мне так медицина – изобретение диавола, а для нового лихого ланцетника – освящай новое кладбище. Я, когда носил меч в войске государя Гизельгера, к нашему лекарю не ходил никогда, лечил раны вином и молитвой. Оттого и жив до сих пор, хвала святому Регинвальду!
Бывший наемник принял благочестивый вид, не шедший к его круглой румяной физиономии.
– Так ты бывалый вояка, Хайни?
– Всякое случалось… – наемник старался по глазам хозяина определить, что у того на уме, но ничего интересного не разглядел – холодные, как льдинки.
– Приготовь оружие. Давай-ка заглянем в эти удивительные холмы.
Помрачневший Ладер не решился возражать. Спешились. Открыли седельные мешки. Людвиг, сняв куртку, надел поверх рубашки короткую, до пояса, кольчугу, прикрыл ее курткой и аккуратно расправил складки одежды. Непробиваемая броня, сделанная из роговых пластинок, легче, чем кованная из металла, но все же она грузом легла на непривычные плечи богослова.
– Я рад, друг мой, что сделался книжником, иначе пришлось бы все время таскать на себе эту тяжесть.
Недовольный Хайни переминался с ноги на ногу.
– Уже вечер близится. У нас в деревне говорили, важные дела надо с утра начинать.
– Не спорь. И поторопись, если не хочешь оказаться в холмах ночью.
Хайни пасмурно ухмыльнулся и спорить не стал.
До холмов доехали верхом, оставили лошадей, привязав поводья к кусту можжевельника.
Тропинка, вьющаяся меж камней и кустов, показалась Людвигу знакомой. Он не забыл свой странный сон. Полного совпадения, впрочем, не было. Ручей был шире, более бурным, около самой кромки воды молодая травка вытоптана, в мокрую землю отчетливо впечатались следы копыт – наверняка к ручью забредал скот.
– Хайни! Ты видишь что-нибудь странное?
– Ничего тут нет, хозяин. Следы коровьи, помет, трава мятая. Деревенские сюда ходят…
Людвиг почувствовал – что-то неуловимо переменилось.
– …по нужде. Так это, господин Людвиг, странным не назовешь.
Фон Фирхоф уже понял, что его насторожило. Умолкли мелкие птахи. Зато чуть подальше, в холмах, тревожно кричала сорока.
– Погодите, хозяин… Я тут кое-что заприметил… – Людвиг, поворачиваясь на зов Ладера, спиной к кустам, еще успел увидеть, как Хайни, наклонившись, шарит рукою в траве. В этот момент его настиг резкий толчок под левую лопатку. Удар был так силен, что Фирхоф упал на колени. Богослов судорожно попытался вдохнуть, не потревожив боль, раскаленным гвоздем засевшую между ребер. Он слышал, чувствовал, как бранился и пытался куда-то бежать Хайни. Глаза застилала багровая пелена, пронизанная серыми паутинками и точками. Людвиг медленно осел на землю, зарылся лицом в мокрую траву. В спине все так же торчал раскаленный гвоздь.
– Хозяин! Хозяин!!! Не умирайте!
Материя куртки заскрипела под ножом наемника.
– Потерпите, хозяин… Сейчас помогу… Крови-то… Эге! Повезло вам. Если бы не роговая бронь, вас бы насквозь арбалетным болтом прошило. Близко стреляли. А так – между ребрами застряло. Ну-ка, попробую вытащить…
Боль рванула грудную клетку, накатила алой, шипящей волной и отступила.
– Сейчас… Сейчас, господин Людвиг. Я вас перевяжу… – Хайни, похоже, кромсал на повязку что-то из собственной одежды. – Вот так, ладненько…
Людвиг чувствовал себя слабым и беспомощным. Но раскаленный гвоздь в спине исчез.
– …это ж разве честное дело, в спину человеку стрелять… а болты-то такие я уже видел…
– Хайни… Хайни…
– Не двигайтесь, хозяин. Не говорите.
– Что ты там нашел, в траве?
– Да ничего особенного. Безделушка брошенная. Я ее в кошель прибрал, после покажу. Вы пока полежите спокойно, пусть кровь уймется. Я лошадь приведу.
Людвиг остался лежать на боку, стараясь дышать неглубоко. Стучал пульс в висках. В такт дыханию колыхалось серое марево, заслоняя свет. Слуга ушел. Казалось, само пространство ощетинилось стальными остриями. Что, если стрелявший вернется? Хотя нет. Хайни знает свое дело. Стреляли с той стороны ручья, из-за не очень высоких, но сплошных, почти непроходимых зарослей. Сейчас Людвиг лежит в траве, не видимый для стрелка, а подойти довершить дело кинжалом убийца не сможет. Разве что попытается подстрелить Ладера? Но он же не сделал этого, хотя – мог. Ладно… Об этом еще будет время подумать. Людвиг чувствовал, как липким туманом наползает беспамятство…
Шаги и приглушенный стук копыт на мягкой земле. Хайни ведет лошадь, осторожно обходя валуны. Мокрая тряпка касается лица. Забытье уходит.
– Давайте, господин Людвиг. Понемногу…
Ученый с трудом влез на лошадь. Сил все же хватало на то, чтобы держаться в седле, Ладер вел животное за повод.
– Ты взял стрелу?
– В седельной сумке лежит.
В кустах за ручьем продолжала тревожно кричать сорока.
Весть о том, что на проезжего ученого напал в холмах разбойник, распространилась мгновенно, обрастая на ходу невероятными подробностями. Немалую долю в эти рассказы внес Ладер, охотно расписывая собственные подвиги всем, кто не прочь налить рассказчику лишнюю кружку. Количество разбойников с каждым пересказом все увеличивалось, а отвага бывшего рубаки возрастала непомерно. Рана богослова оказалась неопасной и быстро заживала, ощущение пережитой опасности стерлось и потускнело. Он проводил время в постели, в замке Шарфенбергов, читая и размышляя, внимательно изучил и стрелу, пущенную ему в спину, и найденную Хайни безделушку. Безделушкой оказался кулон – медная шлифованная пластинка на тонкой витой цепочке, блестящую поверхность прорезала руническая гравировка :
Медь – металл амулетов черной магии, малефик не терпит прикосновения ни золота, ни серебра. Медь – металл небогатых украшений. Вывод напрашивался, не блещущий тонкостью: владельцем занятной вещицы мог оказаться кто угодно.
Мартин вошел в комнату раненого гостя быстрыми неслышными шагами.
– Как вы себя чувствуете, сударь?
– Хвала святому Никлаусу, неплохо. Позвольте спросить вас – кому может принадлежать эта вещь?
– Можно взглянуть поближе… Любопытно. Медальон. Я не видел такого в наших краях.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Изящная работа, но дешевый металл. Голос Мартина оставался спокойным, но руки, сложенные на коленях, непроизвольно сжались.
– Благодарю вас.
Маргарита, улыбаясь, сама принесла раненому чашу с подогретым вином. Платье девушки украшал приколотый цветок.
– Спасибо, добрая госпожа.
Сестра Мартина улыбнулась, ее худенькое личико, чуть порозовев, сделалось почти красивым. Она повернулась и выбежала из комнаты. Хайни подмигнул хозяину. Людвиг проигнорировал наглость наемника.
– Хайни, ты меня слышишь?
– Ну, здесь я.
– Десять лет назад ты воевал с альвисами. Расскажи мне о том походе…
– Да что рассказывать… Грязное было дело. Я хочу сказать, в грязи пришлось повозиться. Засели они в пещерах возле Фробурга. Лезть туда нашему брату, солдату, верная смерть, целый город под землей, заблудишься – век выхода не найдешь. Так вот, мы от озера, что под городом, отвели воду и пустили ее вниз. Долго потом мертвяков всплывших у берега находили, может, их струя подземная выносила, может, еще что. А те, что остались, выйдя на поверхность, бились насмерть. Сержант приказ дал – никого не щадить, пленных не брать. Положили мы почти всех пещерных. И парней, и баб, и детишек, что на наши мечи кидались. Но и своих полегло немало – побили их из арбалетов.
– Стрелами, похожими на эту?
– Да, наподобие. Так ведь стрел этих везде много было… И сейчас еще похожие встречаются.
– Ты тогда потерял ухо?
– Э…Да.
– Зол, должно быть, ты на альвисов?
– За что их любить? Когда меч из ножен вынимаешь, не до того, чтобы раздумывать, убивай или тебя убьют. Дела они творили сами знаете какие. Скверные дела, можно сказать – как раз такие, за которые нас капеллан ругал. Сколько деревень пожгли-пограбили, прохожих на дорогах порезали, женщин испоганили.
– А малефиков между альвисами ты встречал?
– Не хочу врать, нет. Рассказывали, вожди их зломерзкой магией Синего Кругляка владели, но те, с которыми мне сражаться довелось, так себе, обычные голодранцы-разбойники. Будь они малефиками, я бы сейчас у вас не служил, а давно в земле сырой лежал…
В комнату тенью скользнула служанка. Замкнутая и молчаливая, она аккуратно смела пыль щеткой из перьев. Хайни проводил женщину настороженным взглядом:
– Ведьма.
– Оставь.
Людвиг открыл фолиант «Истории Hortus Alvis», присланный ему для развлечения заботливой Маргаритой. Эта книга оказалась единственной в замке – барон Мартин не жаловал науки и ученых, по непонятным причинам делая исключение для самого Фирхофа. Постепенно безыскусное повествование захватило богослова:
«В год шеститысячный от сотворения мира многочисленные беды обрушились на Империю, и ни знатный сеньор, ни купец, ни простолюдин не знал, будет ли в нем дыхание жизни на утро нового дня. Снега на поля выпало мало, земля промерзла. Пришел мор на нашу землю – люди кашляли, задыхались, не могли глотать и сгорали в лихорадке. Первыми умирали младенцы. Ни богатство, ни слава, ни роскошь одежд не радовали более ожесточившиеся сердца. Иные же, напротив, проводили время в бесчинствах и разгуле. К отдаленным от столицы городам добрый человек приближался с опаской. Каждый, у кого не было охранной грамоты, мог быть схвачен и умерщвлен, а сеньоры и их слуги открыто творили разбои. Из детской крови готовились магические зелья, считалось, средства эти продляют молодость…»
Десять лет назад Людвиг был свидетелем кое-чему из описанного книжником. Посиневшие трупики детей, бледные, истощенные нищие, коченеющие на улицах столицы, чахлые женщины, предлагающие себя первому встречному, озлобленная стража, и над всем этим – тревога близкой войны. В умах тогда царила неприязнь к недобрым чудесам магии, загнанный внутрь страх перед слугами сатаны, и еще больший ужас – перед сыском «псов Господних». Возможно, эти впечатления до известной степени определили судьбу самого Фирхофа. Людвиг, втайне восхищаясь смелостью автора, осмотрел тяжелый, грубой кожи, переплет – ничего особенного. Текст не на латыни – на церенском. Имя языкастого смельчака, Адальберт Хронист, не говорило ни о чем – разве что наводило на мысль о псевдониме…
Вечер подступил незаметно.
Увлекшийся Людвиг оторвался от книги лишь затем, чтобы зажечь свечу в поздних, лиловых сумерках… Увы, Хайни на этот раз ввалился без спроса, грубо стуча сапогами.
– Господин Людвиг! Беда!
– Что?!
– Оборотень вернулся!
Богослов уронил книгу и вскочил, торопясь одеться. Хайни уже привязывал к поясу ножны с мечом. Фирхоф на минуту остановился, пережидая головокружение – рана все еще сказывалась, потом бросился во двор, стараясь не заплутать в тесных сводчатых переходах Шарфенбергова жилища. Дом уже наполнился испуганными или злыми голосами. Где-то бряцало оружие, визгливо вопили перепуганные служанки.
За порогом мужчин встретила непроглядная ночь. Солдаты деловито суетились, однако не особо спешили нырнуть в темноту. Рычал и метался во дворе спущенный кем-то с привязи большой белый пес. В ответ издалека истошно лаяли и выли деревенские собаки. Ворота оказались открытыми.
– Вперед. Следуй за мной, Хайни.
– У вас рана откроется…
Южнее, в полях, мелькали факелы. Судя по лавине бегущих огней, людей собралось немало. Едва ли на несколько миль в округе нашелся бы человек, который спокойно провел эту ночь в собственной постели. Казалось, долго копившийся страх родил отвагу. Не дожидаясь подмоги из замка, в сторону холмов бежали крестьяне, вооруженные вилами.
– Бей! Не упускай!
Осмелевшая дичь сама выбралась на охоту.
Как ни странно, в хаосе звуков не был слышен лишь вой оборотня. Кто-то командовал уверенным голосом, крепкие мужики, с косами, топорами, факелами, шли цепью по выгону. «Что они будут делать, когда придут к холмам? – подумалось Людвигу. – Там лишь узкая тропа». Бархатная тьма колыхалась впереди, испещренная красноватыми точками факельного огня. Крик, команды сливались в общий шум, похожий на плач. А ведь кто-то действительно плакал. Богослов побежал, пытаясь догнать загонщиков, потревоженная боль в раненой спине билась горячим комком, мешала сосредоточиться. Горько рыдала женщина. Цепь охотников распалась, люди сгрудились, окружив нечто, лежащее на земле.
– Вот он, вот! Смотрите!
Людвиг приходил в отчаяние от собственной медлительности.
– Хайни! Хайни! Где ты? Помоги мне.
Ночь расступилась. Ладер, поддержав хозяина, помог пройти ему еще пятьдесят шагов.
– Отойдите прочь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56