Они приходили.
Услышав разнесшийся по Архивам сигнал тревоги, Так выхватил из висевшего на стене футляра Пресветлое Копье. В течение суток сигнализация оповещала разных стражей. Предчувствуя истинную причину тревоги, Так возблагодарил судьбу, что не была она поднята в другой час. Поднявшись в лифте на уровень Града, он помчался к высившемуся на холме Музею.
Но было уже поздно.
Открытая витрина, смотритель без сознания и ни души в Музее — по причине, вероятно, царившего в Граде праздника.
Музейный комплекс располагался столь близко от Архивов, что Так успел заметить двоих, спускавшихся по противоположному склону холма.
Он взмахнул Пресветлым Копьем, но побоялся пустить его в ход.
— Стой! — закричал он. Они обернулись.
— Тебе-таки не удалось перехитрить сигнализацию! — воскликнул в сердцах один из них.
Он поспешно застегивал на талии свой широкий пояс.
— Уходи, уходи отсюда! — сказал он. — Я беру его на себя!
— Этого не может быть! Сигнализация отключена! — закричал его спутник. — Я…
— Прочь отсюда!
И он обернулся, поджидая Така. Спутник его бросился дальше вниз с холма, и Так заметил, что это была женщина.
— Положи на место, — выдавил из себя запыхавшийся Так. — Что бы ты там ни взял, положи это на место — и я, может быть, смогу скрыть…
— Нет, — сказал Сэм. — Слишком поздно. Теперь я равен здесь любому, и это мой единственный шанс ускользнуть. Я знаю тебя, Так от Архивов, и не хочу причинять тебе вред. Уходи — и побыстрее!
— Вот-вот здесь будет Яма! И…
— Я не боюсь Яму. Нападай или оставь меня — ну же!
— Я не могу на тебя напасть.
— Тогда до свидания, — и с этими словами Сэм, как воздушный шарик, поднялся в воздух.
Но только оторвался он от поверхности земли, как на склоне холма появился Яма, и в руках у него было оружие: хлипкая поблескивающая трубка с крохотным прикладом, но весьма внушительным спусковым устройством.
Он поднял ее и прицелился.
— Последнее предупреждение! — закричал он, но Сэм продолжал свое вознесение.
Тогда Яма выстрелил, и в ответ ему где-то в вышине над головой оглушительно треснул купол свода.
— Он принял свой Облик и обрел Атрибут, — объяснил Так. — Он обуздал энергию твоего оружия.
— Почему ты не остановил его? — спросил Яма.
— Не мог, Господин. Я подпал под его Атрибут.
— Не имеет значения, — сказал Яма. — Третий страж его осилит.
Обуздав гравитацию по своей воле, он возносился.
И в полете ощутил, что его преследует какая-то тень.
Она пряталась в засаде где-то на самой периферии зрения. Как он ни крутил головой, она все время ускользала от его взгляда. Но она все время была там — и она росла.
А впереди, прямо у него над головой возвышались врата, ведущие наружу. Талисман мог бы отомкнуть их запор, мог согреть Сэма среди наружного хлада, мог унести его, куда ему заблагорассудится…
И тут пришел звук бьющих по воздуху крыльев.
— Беги! — загрохотал у него в мозгу голос. — Поднажми, Бич! Быстрее! Еще быстрее!
Это было одно из самых странных ощущений, какие он только когда-либо испытывал.
Он чувствовал, как движется вперед, мчится к цели.
Но ничего не менялось. Врата не приближались. Несмотря на ощущение чудовищной скорости, он не двигался.
— Быстрее, Бич! Пошевеливайся! — кричал дикий, ревущий голос. — Постарайся обставить и ветер, и молнию!
Он попытался превозмочь ощущение движения.
И сразу же на него обрушились ветры, могучие ветры, бесконечно кружащие по Небесам.
Он справился с ними, но теперь голос звучал совсем рядом, хотя ничего, кроме тени, разглядеть ему так и не удавалось.
— «Чувства — это кони, а предметы — дороги их, — промолвил голос. — Если разум твой не сосредоточен, то теряет он свою проницательность».
И Сэм узнал в этих ревущих у него за спиною словах могущественные строки Катха Упанишады. — «И тогда, — продолжал голос, — не знают чувства узды, словно дикие, дурные кони у слабого колесничего».
И молнии раскололи над ним небо, и объяла его мгла.
Он попытался обуздать обрушившуюся на него энергию, но не нашел ничего.
— Все это не реально! — крикнул он.
— Что реально, а что нет? — вопросом ответил голос. — Ну а теперь кони сбежали от тебя.
И последовал миг жутчайшей черноты, словно двигался он в вакууме чувств. Потом — боль. Потом ничего.
Трудно быть старейшим действующим богом юности.
Он пришел в Палату Кармы, потребовал свидания с каким-нибудь наместником Колеса, предстал перед Владыкой, которому двумя днями ранее скрепя сердце пришлось отказаться от его зондирования.
— Ну? — поинтересовался он.
— Прошу прощения за отсрочку, Господин Муруган. Наш персонал задействован в приготовлениях к брачной церемонии.
— Они бражничают на стороне вместо того, чтобы готовить мое новое тело?
— Тебе не следует говорить, Владыка, так, будто это тело и в самом деле твое. Это тело, ссуженное тебе Великим Колесом в ответ на твои нынешние кармические нужды…
— И оно не готово, потому что твоя команда пирует где-то?
— Оно не готово, потому что Великое Колесо вращается так…
— Я хочу его не позднее завтрашнего вечера. Если оно не готово, смотри, как бы Великое Колесо не раздавило своих прислужников. Ты меня понял, Владыка Кармы?
— Я услышал неподобающие в подобном святилище речи и…
— Брахма посоветовал мне воплотиться в новое тело, чтобы иметь удовольствие видеть меня в нем во время свадебных церемоний в Шпиле Высотою в Милю. Мне что, сообщить ему, что Великое Колесо не может удовлетворить его желание из-за медлительности своего вращения?
— Нет, Господин. Тело будет готово в срок.
— Отлично.
Он повернулся и ушел.
У него за спиной Владыка Кармы сделал согнутой в локте рукой старинный мистический жест.
— Брахма.
— Да, богиня?
— О моем предложении…
— Будет сделано по вашему требованию, мадам.
— Я бы хотела иначе.
— Иначе?
— Да, Господин. Мне бы хотелось человеческого жертвоприношения.
— Нет…
— Да.
— Ты и в самом деле сентиментальнее, чем я полагал.
— Будет это сделано или нет?
— Честно говоря — в свете последних событий, я бы предпочел именно такой выход.
— Тогда решено?
— Будет, как ты хочешь. В нем больше силы, чем я думал. Если бы стражем не был Владыка Иллюзий… Да, я и не догадывался, что тот, кто так долго сидел тихо, может быть столь талантлив, если использовать твое выражение.
— Передаешь ли ты мне все полномочия в этом вопросе, Создатель?
— Охотно.
— Ну и подкинем на закуску Царя Воров?
— Да будет так.
— Благодарю тебя, Великий.
— Не за что.
— Будет за что. Доброго тебе вечера.
— И тебе.
Поведано, что в этот день, в этот великий день, Бог Вайю остановил поднебесные ветры, и неподвижность опустилась на улицы Небесного Града, на леса Канибуррхи. Читрагупта, слуга Господина Ямы, возвел у Миросхода величественный погребальный костер, сложив пирамидой поленья сандала и другой ароматической древесины, добавив разнообразных смол, благовоний, масел, набросав сверху роскошных одежд; а на самую верхушку костра водрузил он Талисман Бича и огромный синеперый плащ, принадлежавший некогда Шриту, вожаку демонов Катапутны; положил он туда и изменяющий форму самоцвет Матерей из Купола Невыносимого Зноя и шафрановую рясу из пурпурной рощи в окрестностях Алундила, которая, как говорили, принадлежала раньше Татхагате, Будде. Мертвая тишина разлилась повсюду после ночного празднества Первых. Ничто не шелохнулось на Небесах. Говорят, что невидимыми порхали демоны в верхних слоях атмосферы, боясь приблизиться к месту средоточения огромной силы. Говорят, что имели место многочисленные знаки и знамения, предвещавшие падение одного из великих. А теологи и святые историки поведали, что отрекся прозванный Сэмом от своей ереси и положился на милосердие Тримурти. Говорят еще, что богиня Парвати, которая была когда-то ему то ли женой, то ли матерью, сестрой или дочерью, а может — всеми ими сразу, покинула Небеса и в трауре удалилась на восточный континент, к тамошним колдуньям, которых она считала своей родней. На рассвете великая птица по имени Гаруда, вахана Вишну, чей клюв сминает колесницы, заволновался, вдруг проснувшись, и испустил единственный хриплый вопль, разнесшийся из его клетки по всем Небесам, — вдребезги разбивая стекла, эхом отдаваясь по поднебесным странам, заставляя в испуге вскочить даже спавших мертвецким сном. Среди неподвижного небесного лета начинался день любви и смерти.
Пустынны были улицы Небес. На время скрылись боги в ожидании внутри своих жилищ. Заперты были все двери на Небесах.
На волю были выпущены вор и тот, кого приспешники называли Махасаматманом, думая, что он бог. В соответствии с предзнаменованием странно стылым казался воздух.
Высоко-высоко над Небесным Градом, на небольшой площадке, венчающей собою верхушку Шпиля Высотою в Милю, стоял Владыка Иллюзий, Мара-Сновидец. Одет он был в плащ всех цветов — и не только радуги. Воздел он над головой руки, и, сливаясь воедино с собственной силой, хлынула через его тело мощь всех остальных богов.
В уме его обретала форму греза. И излил он ее наружу, как разливается по пляжу накатившаяся на берег высокая волна.
Век за веком, с тех пор как спланировал их Великий Вишну, сосуществовали бок о бок Град и глушь, примыкая друг к другу и, однако, не соприкасаясь, доступные, но разделенные огромным расстоянием — не в пространстве, а внутри разума. С умыслом устроил все так Вишну-Хранитель. И теперь не очень-то одобрял он снятие барьера между ними — даже частичное и временное. Не хотелось ему видеть, как проникает что-то дикое в Град, выпестованный его умом как чистый триумф формы над хаосом.
И однако, даровано было силой сновидца призрачным кошкам узреть разок все Небеса целиком.
Без устали бродили они по темным извечным тропинкам в джунглях, были которые отчасти иллюзией. И вот в месте том, существовавшем лишь наполовину, обрели глаза их новое зрение, а вместе с ним обуяла кошек неукротимость и жажда немедленной добычи.
Среди мореходов, этих всемирных сплетников и переносчиков россказней, которым, кажется, ведомо все на свете, прошел слух, что не кошками были на самом деле некоторые из охотившихся в тот день призрачных кошек. По их словам, болтали потом не раз боги, когда случалось им бывать в мире, что кое-кто с Небес переселился на этот день в тела белых тигров Канибуррхи, дабы пройтись по аллеям Града и принять участие в охоте на вора-неудачника и того, кого называли когда-то Буддой.
Говорят, что когда брел он по улицам Града, древний ворон прокружил трижды над ним и уселся Сэму на плечо.
— Разве ты не Майтрея, Князь Света, — заговорил ворон, — которого заждался мир, увы, уже столько лет, — тот, приход кого я предсказал в стихотворении много лет назад?
— Нет, мое имя Сэм, — отвечал тот, — и я вот-вот покину этот мир, а не приду в него. А кто ты?
— Я — птица, бывшая однажды поэтом. Все утро летал я, стоило провозгласить новый день воплю Гаруды. Я облетел все небесные пути в поисках Рудры, надеясь замарать его своим пометом, и тут почувствовал, как легло на землю бремя заклятия. Далеко летал я и многое видел, Князь Света.
— И что же видел ты, ворон, бывший поэтом?
— Видел я незажженный погребальный костер, возведенный на краю мира, туман клубился вокруг него. Я видел богов, что пришли слишком поздно, они мчались сквозь снега, они пикировали из-под облаков, они кружили вокруг купола. Я видел актеров, репетирующих в масках представление театра жестокости для брачной церемонии Смерти и Разрушения. Я видел, как поднял руку Владыка Вайю и остановил ветры, безостановочно кружащие в Небесах. Я видел переливающегося всеми цветами Мару на верхушке самой башни, и я почувствовал, как ложится бремя его заклинания на призрачных кошек, и видел я, как не могли они найти в лесу места и устремились сюда. Я видел слезы мужчины и женщины. Я слышал смех богини. Я видел поднятое в лучах рассвета светлое копье и слышал клятву. И наконец, увидел я Князя Света, о котором давным-давно напророчил:
Умирает всегда, никогда не умрет,
На исходе всегда, никогда не в конце.
Ненавидит он тьму,
Облаченный во свет;
Он придет в эту югу,
Словно ночью рассвет.
Я черкнул эти строки
Своим вольным пером;
В самый день своей смерти
Я увижу его.
И птица взъерошила свои перья и замерла у него на плече.
— Я рад, птица, что тебе удалось многое повидать, — сказал Сэм, — и что в рамках вымысла своей метафоры удалось тебе достичь некоторого удовлетворения. К сожалению, поэтические истины разительно отличаются от истин повседневных.
— Привет тебе, Князь Света! — провозгласил ворон и поднялся в воздух.
И тут же его насквозь пронзила стрела, выпущенная из близлежащего окна одним ворононенавистником.
Сэм поспешил прочь.
Говорят, что настигшая его — а позже и Хельбу — призрачная кошка была на самом деле богом или богиней; ну что ж, это вполне вероятно.
А еще говорят, что кошка эта была не первой и не второй из тех, кто выследил искомую жертву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42