— Вторая дверь направо?
— Нет, третья, — ответил тот, отступая.
Мы вошли во двор, поднялись по каменной лестнице с истертыми ступенями и оказались в чем-то вроде ложи на невысоких антресолях, откуда был хорошо виден полукруглый зал, забитый людьми. Он был весь затянут чем-то черным, и на этом фоне повсюду светились мерцающие точки, словно звезды. От этого зал казался беспредельным, как вселенная. В глубине стоял высокий человек в серебристом одеянии, плотно облегающем все его худощавое, стройное тело, на манер костюма астролетчика, какими их обычно изображают на рисунках к научно-фантастическим романам. Лица человека почти не было видно, оно все время пряталось в тени. Но громкий, размеренный голос его разносился по всему залу.
И самым поразительным было то, что вещал этот хорошо поставленный баритон:
— Наука каждый день демонстрирует нам свое могущество, раскрывая все новые и новые сокровенные тайны природы и посрамляя неверующих. То, что вчера еще многим казалось нелепостью, становится неопровержимой истиной. Нет в мире ничего сверхъестественного. Есть только вещи, уже познанные наукой, и явления, пока еще доступные лишь откровению избранных. Но завтра и они станут истиной для миллионов. Кто может сомневаться в этом?
Я не верила своим ушам: настоящий панегирик науке!
Он приводил примеры, выглядевшие весьма убедительно. Скептики не верили Эйнштейну, когда он доказывал относительность времени, массы и пространства, долго не признавали квантовую механику, кибернетику. Всегда шли впереди, подвергаясь насмешкам неверующих, пророки и провидцы, интуитивно постигавшие новые истины. А отсюда делался вывод:
— Магия — не религия, а наука. Магия — знание, а не слепая вера. Печально, когда некоторые представители науки забывают, ослепленные гордыней, что именно с магии началось познание тайн природы.
И дальше лукавый «космический проповедник» все время ловко жонглировал словами «магия»и «наука», то и дело приравнивая одно к другому, подменяя одно другим.
Это была какая-то ужасающая мешанина из лжи и правды, из суеверий и вполне современных научных терминов, но все внимали ему в такой глубокой тишине, что моментами начинало казаться, будто я одна в зале.
— Только оккультизм позволяет нам, опережая научное знание, постигать душой гармонию мира, которой управляют Голоса Космического Пламени! — гремел в этой напряженной тишине голос проповедника. — Поклонимся же ему, братья и сестры! Будем внимать Голосам Космического Пламени, голосам наших Старших Братьев.
Он сделал небольшую паузу, словно прислушиваясь к чему-то, и громко провозгласил:
— Слушайте внимательно звучащие в душе вашей Голоса Старших Братьев, Голоса Космического Пламени! Слушайте их не ушами, но сердцем, ибо именно сердце наше — орган высшего познания, орган божественной мысли, орган общения человека с вселенной, с неугасимым Космическим Пламенем!
И тут весь полутемный зал наполнился звоном, стенаниями, звенящими детскими голосами. Казалось, в самом деле к нам доносятся голоса «с того света»и мольбы каких-то еще не родившихся младенцев. Эти стоны и хоровые песнопения сопровождались и музыкой — тоже странной, необычной, словно бы неземной. Наверное, играли какие-то электронные инструменты.
Я всегда считала, что у меня крепкие нервы, но тут мурашки побежали по коже. А в зале повсюду слышались истерические всхлипывания и кликушеские выкрики.
— Неплохо поставлено, — с одобрением сказал у меня над ухом доктор Жакоб.
— Мишель Горан, в прошлом талантливый эстрадный «чтец мыслей».
Эта деловитая реплика как-то сразу меня успокоила и вернула на твердую, надежную землю. Я с интересом, но уже без всякого трепета стала ожидать, что же будет дальше.
А дальше начались не менее занимательные вещи. Космический проповедник протянул руку — и вдруг из тьмы, из ничего метрах в пяти от него возникла белокурая девушка в белом платье, вылитая Гретхен.
— Ага, и Луиза здесь, — пробормотал Жакоб. — Все старые знакомые.
Появилась она так внезапно, что я бы, наверное, вздрогнула, если бы не видела прежде, как проделывает подобные фокусы доктор Жакоб на сцене «Лолиты». Его трюки в самом деле успешно выполняли роль психологического противоядия: вспоминая их, я теперь смотрела на все трезвыми, ироническими глазами.
Уж больно все это, несмотря на зловещую торжественность обстановки, напоминало выступление эстрадных иллюзионистов и «чтецов мыслей», особенно то, что началось дальше. Откуда-то из пустоты рядом с белокурой девицей неожиданно появилось кресло, и она села в него. Проповедник простер к ней руки и несколько минут в напряженной тишине затаившего дыхание зала смотрел молча на девушку. Он ничего не говорил, губы его, насколько мне было видно в полутьме, не шевелились, но «Гретхен» вдруг заснула. Или она лишь притворялась?
— Готова ли ты внимать Голосам Космического Пламени? — торжественно спросил ее проповедник.
— Да, я готова внимать Голосам Космического Пламени, Голосам Старших Братьев, — певуче ответила девушка.
Тогда проповедник повернулся к залу и предложил подойти к нему двум желающим задать любые вопросы.
— Только двое! — поспешно повторил он, когда в зале началось движение, и даже для убедительности показал на пальцах. — Как всегда, мы публично ответим лишь двоим, дабы рассеять последние сомнения неверящих. Остальные могут приходить для личной беседы в часы, указанные в наших объявлениях.
Видно, у этих космических чудотворцев строго разработанный ритуал и даже твердый график. Мне стало смешно.
Но дальше начались занятные вещи. Первой к проповеднику стремительно пробилась, растолкав всех, сухонькая старушка в черной шляпке и с зонтиком в руках и начала что-то быстро говорить ему на ухо. Они пошептались несколько минут, потом проповедник кивнул, отстранил от себя старушку и громко спросил у девушки, неподвижно застывшей в кресле, освещенной теперь ярким лучом света, падавшего откуда-то из-под потолка:
— Слышит ли твоя душа, о чем спрашивает эта женщина?
После короткой паузы девушка ответила:
— Да. Она хочет знать, стоит ли ей вложить свои сбережения в акции интересующей ее фирмы или подождать. Стечение планет благоприятно, хотя есть угроза повышения налогов и роста цен…
Вторым к проповеднику протолкался рослый парень лет двадцати пяти с обветренным, загорелым лицом, наверное, крестьянин. Его интересовали виды на урожай винограда. «Гретхен» ответила ему обстоятельно, хотя несколько туманно. В этом не было ничего чудесного: прогнозы на урожай у нас печатают многие газеты.
Удивительным было то, что девушка опять каким-то образом угадала и этот вопрос, хотя парень задавал его на ухо проповеднику, как и старушка.
Никаких знаков девушке проповедник не подавал.
Может, все это было ловко подстроено заранее? Вряд ли: и старушка и парень явно не походили на подставных лиц.
Вести себя так естественно могли бы только гениальные актеры. К тому же старушку в зале многие знали, вокруг нее сразу собрались кумушки, оживленно обсуждавшие чудо.
Опять зазвучала «космическая музыка», запели ангельские голоса. Разговоры и шум в зале стихли. Возбужденной толпой все сильнее овладевал мистический, суеверный экстаз. Я сама невольно ощущала это по себе…
— Введите ее! — громко и властно приказал проповедник. Двое молодых мужчин в строгих черных одеждах, похожих на монашеские рясы и в то же время опять-таки на какие-то костюмы космонавтов, медленно ввели под руки женщину с рано постаревшим лицом. Это бледное лицо было искажено страстным, мучительным ожиданием чуда. Глаза у женщины были широко открыты, но ничего не видели. Она была слепая.
Замерший в ожидании зал следил, как ее вели к проповеднику, отступившему еще дальше в темноту и почти невидимому.
Спящая девушка вдруг встала и походкой сомнамбулы отошла в сторону от кресла. Теперь ее тоже почти не стало видно, лишь смутно белело платье в темноте.
Слепую женщину усадили в кресло под слепящий свет прожектора. Но она не видела света, глаза ее не моргали.
— Готова ли ты, бедная сестра моя? — торжественно спросил проповедник.
— Да, я готова, — срывающимся голосом ответила женщина, вцепившись в подлокотник кресла.
— Тверда ли твоя вера?
— Да, тверда. Я верю, верю! — исступленно, как заклинание, несколько раз повторила женщина.
Пауза. Звенящая тишина…
— Спи! — вдруг властно приказал проповедник. И женщина окаменела.
Луч света, падавший на нее, начал медленно меркнуть. Вот уже лицо женщины едва различимо…
— Сейчас ты прозреешь, сестра моя, — негромко и певуче начал говорить проповедник. — Я буду считать до пяти, и когда я скажу «пять», всемогущие космические силы Старших Братьев вернут тебе зрение. Ты снова все будешь видеть. Я считаю. Раз… Два…
Он считал медленно, размеренно, монотонно, и напряжение в зале все нарастало…
— Три… Четыре…
Какая длинная пауза!
— Пять! Проснись! Ты видишь!
Женщина вскочила, закрыла ладонями глаза, тут же снова отняла их от лица и неистово закричала на весь зал:
— Я вижу! Вижу! Господи, я вижу!
Ее подхватили под руки и увели, почти потерявшую сознание.
Трудно передать, что творилось в зале. Перекрывая всхлипывания и возгласы зычным голосом, проповедник выкрикнул, простирая перед собой длинные руки:
— Поклонимся Космическому Пламени!
И вдруг у его ног словно разверзлась огненная бездна!
В полу открылась яма, доверху наполненная раскаленными углями. Проповедник взмахнул руками, словно готовящаяся взлететь серебристо-багровая птица:
— Поклонимся Космическому Пламени, братья и сестры!
С этим возгласом он быстро подошел к самому огню, склонился над ним в низком поклоне и вдруг, набрав полные пригоршни пылающих углей, погрузил в них свое лицо, будто совершая некое «огненное омовение», а затем подбросил угли высоко кверху. Огненные полосы прочертили воздух.
Не успела я опомниться, как проповедник, будто ни в чем не бывало, вернулся на свое место, А к огненной яме неторопливо и торжественно подошла «Гретхен»в белом платье. Теперь стало видно, что она босая.
Под ликующее пение «космических голосов» девушка спокойно ступила босыми ногами на раскаленные угли и так же неторопливо, величаво прошла по ним.
Я вскрикнула, ожидая, что вот сейчас вспыхнет ее легкое платье и девушка на наших глазах превратится в живой пылающий факел…
Крики ужаса раздавались и в других концах зала.
Но ничего не произошло. Платье почему-то не вспыхнуло.
Девушка с отрешенным видом лунатички прошла по всей дорожке из раскаленных углей, и ноги ее были, видимо, целы и невредимы.
— Эх! Не могу, — проговорил вдруг рядом со мной доктор Жакоб и начал быстро раздеваться.
8. СКАНДАЛ В «СВЯТОМ ДОМЕ»
Оставшись в одной рубашке и плавках, похожих на ту набедренную повязку, а какой он выступал на сцене, доктор Жакоб легко вскочил на низенькие перила, ограждающие нашу ложу, и крикнул:
— Уважаемые зрители, минуточку внимания!
Все лица повернулись к нему.
— Я атеист и не верю ни в бога, ни в какие-то там загробные голоса. Но я тоже могу творить подобные чудеса, они доступны каждому нормальному человеку.
С этими словами он спрыгнул в зал, прошел сквозь спешно расступающуюся толпу к огненной дорожке и вступил на нее. Стоя в огне, он набрал полные горсти раскаленных углей, покачал головой и, сказав громко:
— Жалко, уже остыли, — старательно сдул с них серый пепел.
Угли запылали ярче, и Жакоб начал растирать ими ноги, словно это была обыкновенная массажная губка.
— Как видите, для этого не обязательно быть святым! — весело воскликнул он, показывая всем пылающие на его ладонях угли.
Потом он вдруг начал приплясывать на углях.
— Маэстро, где же музыка? — крикнул Жакоб. — Твист без музыки — это не то.
Дайте музыку! Хотя бы марсианскую.
Проповедник и девушка уже куда-то исчезли.
Жакоб выскочил из костра и, шутливо отбиваясь от каких-то истеричных старух, пытавшихся ударить его кто зонтиком, а кто просто сухоньким кулачком, вскочил на перильца и, тяжело переводя дыхание, оказался опять рядом со мной.
— Бежим! — по-мальчишески выпалил он, поспешно натягивая брюки.
Ботинки он взял в одну руку, меня подхватил другой, и мы, скатившись по истертой каменной лестнице, выскочили во двор и очутились на улице.
Из дверей «космического храма» выбегали ошеломленные «братья»и «сестры».
Помахав им рукой, Жакоб со смехом потащил меня за собой.
— Ну что вы сделали! Боже мой, я чуть не умерла от страха. Как ваши ноги?
Надо немедленно ехать в больницу. Они наверняка обожжены.
— Ни капельки, можете убедиться. Надо, кстати, обуться. Я не впервой проделываю этот номер. И мои ноги уже несколько раз осматривали после такого хождения специально приглашенные медики.
Мой страх постепенно переходил в восхищение. Мы сели в машину, никто нас не преследовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
— Нет, третья, — ответил тот, отступая.
Мы вошли во двор, поднялись по каменной лестнице с истертыми ступенями и оказались в чем-то вроде ложи на невысоких антресолях, откуда был хорошо виден полукруглый зал, забитый людьми. Он был весь затянут чем-то черным, и на этом фоне повсюду светились мерцающие точки, словно звезды. От этого зал казался беспредельным, как вселенная. В глубине стоял высокий человек в серебристом одеянии, плотно облегающем все его худощавое, стройное тело, на манер костюма астролетчика, какими их обычно изображают на рисунках к научно-фантастическим романам. Лица человека почти не было видно, оно все время пряталось в тени. Но громкий, размеренный голос его разносился по всему залу.
И самым поразительным было то, что вещал этот хорошо поставленный баритон:
— Наука каждый день демонстрирует нам свое могущество, раскрывая все новые и новые сокровенные тайны природы и посрамляя неверующих. То, что вчера еще многим казалось нелепостью, становится неопровержимой истиной. Нет в мире ничего сверхъестественного. Есть только вещи, уже познанные наукой, и явления, пока еще доступные лишь откровению избранных. Но завтра и они станут истиной для миллионов. Кто может сомневаться в этом?
Я не верила своим ушам: настоящий панегирик науке!
Он приводил примеры, выглядевшие весьма убедительно. Скептики не верили Эйнштейну, когда он доказывал относительность времени, массы и пространства, долго не признавали квантовую механику, кибернетику. Всегда шли впереди, подвергаясь насмешкам неверующих, пророки и провидцы, интуитивно постигавшие новые истины. А отсюда делался вывод:
— Магия — не религия, а наука. Магия — знание, а не слепая вера. Печально, когда некоторые представители науки забывают, ослепленные гордыней, что именно с магии началось познание тайн природы.
И дальше лукавый «космический проповедник» все время ловко жонглировал словами «магия»и «наука», то и дело приравнивая одно к другому, подменяя одно другим.
Это была какая-то ужасающая мешанина из лжи и правды, из суеверий и вполне современных научных терминов, но все внимали ему в такой глубокой тишине, что моментами начинало казаться, будто я одна в зале.
— Только оккультизм позволяет нам, опережая научное знание, постигать душой гармонию мира, которой управляют Голоса Космического Пламени! — гремел в этой напряженной тишине голос проповедника. — Поклонимся же ему, братья и сестры! Будем внимать Голосам Космического Пламени, голосам наших Старших Братьев.
Он сделал небольшую паузу, словно прислушиваясь к чему-то, и громко провозгласил:
— Слушайте внимательно звучащие в душе вашей Голоса Старших Братьев, Голоса Космического Пламени! Слушайте их не ушами, но сердцем, ибо именно сердце наше — орган высшего познания, орган божественной мысли, орган общения человека с вселенной, с неугасимым Космическим Пламенем!
И тут весь полутемный зал наполнился звоном, стенаниями, звенящими детскими голосами. Казалось, в самом деле к нам доносятся голоса «с того света»и мольбы каких-то еще не родившихся младенцев. Эти стоны и хоровые песнопения сопровождались и музыкой — тоже странной, необычной, словно бы неземной. Наверное, играли какие-то электронные инструменты.
Я всегда считала, что у меня крепкие нервы, но тут мурашки побежали по коже. А в зале повсюду слышались истерические всхлипывания и кликушеские выкрики.
— Неплохо поставлено, — с одобрением сказал у меня над ухом доктор Жакоб.
— Мишель Горан, в прошлом талантливый эстрадный «чтец мыслей».
Эта деловитая реплика как-то сразу меня успокоила и вернула на твердую, надежную землю. Я с интересом, но уже без всякого трепета стала ожидать, что же будет дальше.
А дальше начались не менее занимательные вещи. Космический проповедник протянул руку — и вдруг из тьмы, из ничего метрах в пяти от него возникла белокурая девушка в белом платье, вылитая Гретхен.
— Ага, и Луиза здесь, — пробормотал Жакоб. — Все старые знакомые.
Появилась она так внезапно, что я бы, наверное, вздрогнула, если бы не видела прежде, как проделывает подобные фокусы доктор Жакоб на сцене «Лолиты». Его трюки в самом деле успешно выполняли роль психологического противоядия: вспоминая их, я теперь смотрела на все трезвыми, ироническими глазами.
Уж больно все это, несмотря на зловещую торжественность обстановки, напоминало выступление эстрадных иллюзионистов и «чтецов мыслей», особенно то, что началось дальше. Откуда-то из пустоты рядом с белокурой девицей неожиданно появилось кресло, и она села в него. Проповедник простер к ней руки и несколько минут в напряженной тишине затаившего дыхание зала смотрел молча на девушку. Он ничего не говорил, губы его, насколько мне было видно в полутьме, не шевелились, но «Гретхен» вдруг заснула. Или она лишь притворялась?
— Готова ли ты внимать Голосам Космического Пламени? — торжественно спросил ее проповедник.
— Да, я готова внимать Голосам Космического Пламени, Голосам Старших Братьев, — певуче ответила девушка.
Тогда проповедник повернулся к залу и предложил подойти к нему двум желающим задать любые вопросы.
— Только двое! — поспешно повторил он, когда в зале началось движение, и даже для убедительности показал на пальцах. — Как всегда, мы публично ответим лишь двоим, дабы рассеять последние сомнения неверящих. Остальные могут приходить для личной беседы в часы, указанные в наших объявлениях.
Видно, у этих космических чудотворцев строго разработанный ритуал и даже твердый график. Мне стало смешно.
Но дальше начались занятные вещи. Первой к проповеднику стремительно пробилась, растолкав всех, сухонькая старушка в черной шляпке и с зонтиком в руках и начала что-то быстро говорить ему на ухо. Они пошептались несколько минут, потом проповедник кивнул, отстранил от себя старушку и громко спросил у девушки, неподвижно застывшей в кресле, освещенной теперь ярким лучом света, падавшего откуда-то из-под потолка:
— Слышит ли твоя душа, о чем спрашивает эта женщина?
После короткой паузы девушка ответила:
— Да. Она хочет знать, стоит ли ей вложить свои сбережения в акции интересующей ее фирмы или подождать. Стечение планет благоприятно, хотя есть угроза повышения налогов и роста цен…
Вторым к проповеднику протолкался рослый парень лет двадцати пяти с обветренным, загорелым лицом, наверное, крестьянин. Его интересовали виды на урожай винограда. «Гретхен» ответила ему обстоятельно, хотя несколько туманно. В этом не было ничего чудесного: прогнозы на урожай у нас печатают многие газеты.
Удивительным было то, что девушка опять каким-то образом угадала и этот вопрос, хотя парень задавал его на ухо проповеднику, как и старушка.
Никаких знаков девушке проповедник не подавал.
Может, все это было ловко подстроено заранее? Вряд ли: и старушка и парень явно не походили на подставных лиц.
Вести себя так естественно могли бы только гениальные актеры. К тому же старушку в зале многие знали, вокруг нее сразу собрались кумушки, оживленно обсуждавшие чудо.
Опять зазвучала «космическая музыка», запели ангельские голоса. Разговоры и шум в зале стихли. Возбужденной толпой все сильнее овладевал мистический, суеверный экстаз. Я сама невольно ощущала это по себе…
— Введите ее! — громко и властно приказал проповедник. Двое молодых мужчин в строгих черных одеждах, похожих на монашеские рясы и в то же время опять-таки на какие-то костюмы космонавтов, медленно ввели под руки женщину с рано постаревшим лицом. Это бледное лицо было искажено страстным, мучительным ожиданием чуда. Глаза у женщины были широко открыты, но ничего не видели. Она была слепая.
Замерший в ожидании зал следил, как ее вели к проповеднику, отступившему еще дальше в темноту и почти невидимому.
Спящая девушка вдруг встала и походкой сомнамбулы отошла в сторону от кресла. Теперь ее тоже почти не стало видно, лишь смутно белело платье в темноте.
Слепую женщину усадили в кресло под слепящий свет прожектора. Но она не видела света, глаза ее не моргали.
— Готова ли ты, бедная сестра моя? — торжественно спросил проповедник.
— Да, я готова, — срывающимся голосом ответила женщина, вцепившись в подлокотник кресла.
— Тверда ли твоя вера?
— Да, тверда. Я верю, верю! — исступленно, как заклинание, несколько раз повторила женщина.
Пауза. Звенящая тишина…
— Спи! — вдруг властно приказал проповедник. И женщина окаменела.
Луч света, падавший на нее, начал медленно меркнуть. Вот уже лицо женщины едва различимо…
— Сейчас ты прозреешь, сестра моя, — негромко и певуче начал говорить проповедник. — Я буду считать до пяти, и когда я скажу «пять», всемогущие космические силы Старших Братьев вернут тебе зрение. Ты снова все будешь видеть. Я считаю. Раз… Два…
Он считал медленно, размеренно, монотонно, и напряжение в зале все нарастало…
— Три… Четыре…
Какая длинная пауза!
— Пять! Проснись! Ты видишь!
Женщина вскочила, закрыла ладонями глаза, тут же снова отняла их от лица и неистово закричала на весь зал:
— Я вижу! Вижу! Господи, я вижу!
Ее подхватили под руки и увели, почти потерявшую сознание.
Трудно передать, что творилось в зале. Перекрывая всхлипывания и возгласы зычным голосом, проповедник выкрикнул, простирая перед собой длинные руки:
— Поклонимся Космическому Пламени!
И вдруг у его ног словно разверзлась огненная бездна!
В полу открылась яма, доверху наполненная раскаленными углями. Проповедник взмахнул руками, словно готовящаяся взлететь серебристо-багровая птица:
— Поклонимся Космическому Пламени, братья и сестры!
С этим возгласом он быстро подошел к самому огню, склонился над ним в низком поклоне и вдруг, набрав полные пригоршни пылающих углей, погрузил в них свое лицо, будто совершая некое «огненное омовение», а затем подбросил угли высоко кверху. Огненные полосы прочертили воздух.
Не успела я опомниться, как проповедник, будто ни в чем не бывало, вернулся на свое место, А к огненной яме неторопливо и торжественно подошла «Гретхен»в белом платье. Теперь стало видно, что она босая.
Под ликующее пение «космических голосов» девушка спокойно ступила босыми ногами на раскаленные угли и так же неторопливо, величаво прошла по ним.
Я вскрикнула, ожидая, что вот сейчас вспыхнет ее легкое платье и девушка на наших глазах превратится в живой пылающий факел…
Крики ужаса раздавались и в других концах зала.
Но ничего не произошло. Платье почему-то не вспыхнуло.
Девушка с отрешенным видом лунатички прошла по всей дорожке из раскаленных углей, и ноги ее были, видимо, целы и невредимы.
— Эх! Не могу, — проговорил вдруг рядом со мной доктор Жакоб и начал быстро раздеваться.
8. СКАНДАЛ В «СВЯТОМ ДОМЕ»
Оставшись в одной рубашке и плавках, похожих на ту набедренную повязку, а какой он выступал на сцене, доктор Жакоб легко вскочил на низенькие перила, ограждающие нашу ложу, и крикнул:
— Уважаемые зрители, минуточку внимания!
Все лица повернулись к нему.
— Я атеист и не верю ни в бога, ни в какие-то там загробные голоса. Но я тоже могу творить подобные чудеса, они доступны каждому нормальному человеку.
С этими словами он спрыгнул в зал, прошел сквозь спешно расступающуюся толпу к огненной дорожке и вступил на нее. Стоя в огне, он набрал полные горсти раскаленных углей, покачал головой и, сказав громко:
— Жалко, уже остыли, — старательно сдул с них серый пепел.
Угли запылали ярче, и Жакоб начал растирать ими ноги, словно это была обыкновенная массажная губка.
— Как видите, для этого не обязательно быть святым! — весело воскликнул он, показывая всем пылающие на его ладонях угли.
Потом он вдруг начал приплясывать на углях.
— Маэстро, где же музыка? — крикнул Жакоб. — Твист без музыки — это не то.
Дайте музыку! Хотя бы марсианскую.
Проповедник и девушка уже куда-то исчезли.
Жакоб выскочил из костра и, шутливо отбиваясь от каких-то истеричных старух, пытавшихся ударить его кто зонтиком, а кто просто сухоньким кулачком, вскочил на перильца и, тяжело переводя дыхание, оказался опять рядом со мной.
— Бежим! — по-мальчишески выпалил он, поспешно натягивая брюки.
Ботинки он взял в одну руку, меня подхватил другой, и мы, скатившись по истертой каменной лестнице, выскочили во двор и очутились на улице.
Из дверей «космического храма» выбегали ошеломленные «братья»и «сестры».
Помахав им рукой, Жакоб со смехом потащил меня за собой.
— Ну что вы сделали! Боже мой, я чуть не умерла от страха. Как ваши ноги?
Надо немедленно ехать в больницу. Они наверняка обожжены.
— Ни капельки, можете убедиться. Надо, кстати, обуться. Я не впервой проделываю этот номер. И мои ноги уже несколько раз осматривали после такого хождения специально приглашенные медики.
Мой страх постепенно переходил в восхищение. Мы сели в машину, никто нас не преследовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14