– взревел посол.
– Што он хошет? – пробормотал император.
– Он добивается охранного эскорта для тана Калкора, который желает лично прибыть в Хаб, чтобы вести переговоры по вопросу…
– …Он по праву претендует на трон Красн… – Громоподобный голос Крушора на какойто миг перекрыл слова консула.
– …Поджигатель, грабитель… – взвизгнул Итбен.
– …Тан Гарка и почтенный…
– Еще нос свой осмеливается совать…
Вопль консула оборвался внезапно, молчал и посол. Глаза всех присутствующих следили за тем, что творилось за левым плечом Шанди.
«Безусловно, это не колдовство, – решил принц. – Значит, это дедушка. Хватило одного его жеста!»
– Калкор? – прошептал старческий голос.
– Да, сир! Тот самый пират, который жег, убивал и грабил селения по всему южному побережью. Флот Южных морей пришлось полностью перегруппировать, как вы помните, ваше величество, но мы опоздали. Калкор сбежал на запад через пролив Дир. Бандит разгромил три города в заливе Круля, и теперь, скорее всего, его нужно искать в заливе Утль или гдето поблизости. И этотто бессовестный наглец полагает, что может безнаказанно приплыть по Эмбли в Сенмер на своей галерекасатке!
Оскорбленные сенаторы стучали кулаками по подлокотникам кресел, выражая свое возмущение. Только вчера Шанди изучал географию Империи и ее окраин: архипелаг Ногиды, населенный страшными антропофагами, горы Мосвип с их троллями…
– Но что еще хуже, – разорялся Итбен, – этот отъявленный пират требует признать его суверенным правителем Гарка и намерен вести переговоры с вашим императорским величеством по вопросу Краснегара напрямую, словно Гарк – независимое государство! Для своей безопасности мерзавец требует эскорта…
– Дозволено! – перебил консула император.
Итбен подавился словами и, задыхаясь, только таращил глаза.
– Сир? – прохрипел консул, не желая верить своим ушам.
– Ешли он будет шдешь, он уже нигде не шмошет грабить.
На некоторое время присутствующие в Ротонде замерли, потрясенные. Консул очнулся первым, но ему оставалось лишь подчиниться воле императора.
– Как прикажете, ваше величество, – согнулся в поклоне Итбен.
– Не шабудьте шообщить флоту, когда он отбудет, – устало прошамкал старик.
Министры, советники и герольды поспешно спрятали неуместные улыбки. По рядам еще недавно свирепо насупленных сенаторов прокатилась волна откровенного веселья. Зато джотунны сердито нахмурились. Итбен, видимо не желая выделяться из всех прочих, тоже нацепил на физиономию некоторое подобие улыбки, которая больше походила на звериный оскал.
За спиной Шанди услышал чтото вроде стона. Мальчику нестерпимо захотелось посмотреть на дедушку, но повернуться он не посмел. К тому же ему срочно пришлось заняться собой: странный звон в ушах отдавался в голове, его затошнило.
– Итак, посол, – с ледяной вежливостью ронял слова Итбен, – сколько же человек надобно тану Калкору для эскорта, чтобы чувствовать себя в безопасности?
– Сорок пять джотуннов и один гоблин.
Итбен уже поворачивался, чтобы отдать необходимые распоряжения, но последнее слово заставило его резко развернуться к Крушору.
– Гоблин? – изумился консул.
В повисшей тишине слышался лишь мирный храп дедушки. Круглый зал, казалось принцу, медленно окутывал мрак.
– Гоблин, – подтвердил посол, – очевидно, мужского пола.
– Что он собирается делать с гоблином? – оторопело поинтересовался Итбен.
– Ни малейшего представления, – пожал могучими плечами северянин. – Возможно, это его добыча, мне дела нет. А тебе зачем знать? В письме тана четко указано, кого он возьмет с собой в Хаб.
Внезапно звон в ушах Шанди достиг какойто запредельной ноты. Звуки извне пробивались как через толстый слой ваты. Ступенька уплыла изпод ног, издав слабый, замогильный стон, Шанди упал. Последнее, что он увидел, – вперившиеся в него черные глаза Итбена.
2
В далеких от Хаба восточных землях к шумливому Араккарану неторопливо подкрадывался вечер. Залив еще сиял ясной голубизной, но базары уже угомонились. Ветер неистово трепал кроны пальм, и казалось, они танцевали, играя его теплыми вихрями. Солоноватый привкус моря мощной струей вливался в распахнутые окна, смешиваясь по пути с ароматами мускуса, специй и гортензий, а по захламленным улицам тот же самый ветер разносил миазмы, источаемые кучами мусора.
Как всегда, целый день на кораблях и верблюдах, в возах и корзинах стекалось в блистательный город богатство страны.
Морякиджотунны усердно трудились в доках, в то время как сухопутные жители не менее старательно занимались своим ремеслом: импы торговали, гномы мастерили, эльфы развлекали, русалки услаждали, карликимусорщики сновали с метлами и мешками.
Но все эти пришлые являлись малой каплей в море коренных араккаранцев. Рослые, краснокожие, они щеголяли главным образом в разноцветных хламидах, ниспадающих причудливыми складками. На своем грубом заркианском диалекте джинны сплетничали, спорили и ссорились друг с другом, однако любить и смеяться они тоже умели – какникак они были людьми. А то, что эти мошенники лгали напропалую – так их жертвами становились лишь простофили, не знавшие местных обычаев, а за чужаков душа ни у кого не болела.
Над городом главенствовал дворец султана – здание неземной красоты, воспетой в легендах, и хранилище тайн, леденящих кровь. В одной из его башен, а точнее, за решеткой какогото из многочисленных балконов медленно сходила с ума Кэйдолан, герцогиня Краснегара.
Вот уже вторые сутки металась она, не находя себе места от тревоги за свою племянницу Иносолан, ставшую султаншей Араккарана. Безусловно, затворничество для молодоженов извинительно, но не в обычае любящей племянницы было начисто забывать о своей тетушке. Зловещее и неестественное молчание грозило бедой. Султанши вполне могло уже не быть в живых.
В сущности, Кэйд была пленницей. Прочно запертые двери и вооруженные до зубов стражники не позволяли ей и носа высунуть из покоев. Служанки хранили упорное молчание: словно ожившие мраморные статуи, они оставляли без ответа любой ее вопрос, сколько бы она ни сердилась. Приятельницы, в Араккаране их у нее набралось уже достаточно много, тоже скрытничали. Правда, – те, кого она знала по именам, охотно навещали ее, пили с ней чай, угощались сладостями и болтали как сороки, но сплетничали лишь о пустяках, не более… – Особые надежды Кэйдолан возлагала на госпожу Зану, искренне надеясь, что эта дама сочувственно относится и к ней самой, и к ее племяннице. Но как ни обхаживала Зану герцогиня, та либо не могла, либо не смела сказать ничего определенного.
Интуиция подсказывала Кэйд, что чтото тут не так… По идее обитатели дворца с появлением новой султанши должны были бы ликовать. Какникак женитьба султана, а самое главное, гибель Раши стоили хотя бы праздника. Ведь теперь Араккаран освободился от власти колдуньи, правившей страной больше года. Чем не причина для веселья? Но нет, вместо радости воздух источал миазмы страха. Просачиваясь сквозь мраморные стены, выползая изпод глазури изразцов, тревога заволакивала строения, затмевая солнце.
Кэйд пыталась уверить себя, что ее тревога – плод разыгравшегося воображения. Шагая из угла в угол, она неустанно убеждала себя в этом, тщетно надеясь на невозможное. Внутренний голос упрямо шептал ей, что предчувствие опасности – не пустые фантазии. Герцогиня прожила долгий век, почти семьдесят лет, так что доверять собственной интуиции она могла. И если все внутри нее кричало о нависшей опасности, то так оно и было.
Она рассталась с Иносолан у дверей во внутренние покои султана. С тех пор прошло двое суток.
Дни – полные горького одиночества и тревоги, а ночи – и того хуже! Кошмарное воспоминание об ужасном конце Раши лишило ее покоя. Кэйд называла себя дурой и пыталась отмахнуться от видений, но это не помогало. Стоило ей задремать, и она вновь видела живой факел с взметнувшимися к небесам руками и тонущий в реве пламени раздирающий душу крик: «ЛЮБОВЬ!»
До чего же просто! Четыре слова силы – колдун, пять – прах.
Мастер Рэп шепнул словечко на ушко Раше, и колдунью поглотило пламя.
Балкон прижимался почти к самой крыше высокой башни, в которой устроили Кэйд. Отсюда, с высоты птичьего полета, видела герцогиня плоские крыши дворцовых построек и крытые аркады переходов, а также один из дворов. Там то и дело сновали стражники в кожаных коричневых накидках поверх доспехов, эскортируя принцев в зеленых плащах или изредка группки женщин в черных покрывалах. Несколько раз важно проехали всадники. Дальность расстояния смазывала детали, но все же чтото в том, как двигались люди, подсказывало ей, что и они были порядком встревожены.
Она и ее племянница совершили роковую ошибку. Они неверно поняли слова Бога. Иносолан должна была доверять любви, а девушка решила, что должна доверять Азаку. Вместо того чтобы заглянуть в свое сердце, она понадеялась на страстные речи этого джинна и согласилась на замужество, полагая, что со временем научится отвечать ему с не меньшей пылкостью.
А потом… Потом было уже слишком поздно…
Кэйдолан както даже и не замечала Рэпа, ведь он был всего лишь конюхом. И в последнюю ночь в Краснегаре они не обменялись ни единым словом. В сущности, она не знала его. Никто не знал! Обыкновенный полукровка, он ничем особенным не выделялся – ни красотой, ни обаянием, ни знаниями, ни манерами. Однако именно он спас Иносолан от коварного Андора, а позже вырвал из рук колдуньи.
Парень сумел за полгода пересечь всю Пандемию в погоне за похитительницей, прорубиться сквозь строй гвардейцев и погубить колдунью, шепнув ей одно из своих двух слов силы. Он совершил это, вероятно почти не надеясь на удачу, а тем более не ожидая столь разрушительных результатов.
– Не об Азаке Они говорили, – сокрушалась Кэйдолан. – Бог имел в виду конюха, друга детства. Да, его, но очевидным это стало только сейчас. Что же с ним теперь? Что с тобою, Рэп?
Выбор невелик, раз он во власти разгневанного султана: фавн либо заточен в какомнибудь подземном каземате, либо уже мертв. Последнее, пожалуй, могло бы оказаться наименьшим злом.
Если бы в ту ужасную ночь в Краснегаре Кэйд сообразила бы, что парень, обладающий словом силы, не может быть рядовым невежей, все бы, наверное, обернулось подругому. Но Кэйд было не до раздумий. Конечно, узнав гдето в пути второе слово, Рэп стал адептом, превратившись в сверхчеловека. Но сейчас он там, где не спасут даже два слова силы.
Кэйд мерила шагами балкон… Взадвперед… нескончаемый путь!
– Ооо, Иносолан! Твоя наставница могла бы присоветовать тебе чтонибудь и получше, – в порыве отчаяния воскликнула старушка.
Возможно, тетушке следовало быть настойчивее. Пыталась ведь она изменить ситуацию. Может быть, стоило довериться Раше? Но племянница об этом и слышать не желала. Права она была или нет, кто теперь разберет? А это глупейшее бегство в пустыню? Что оно принесло, кроме унижения и насильного возвращения? Ничего.
Теперь Иносолан обречена бездельничать в гареме и рожать сыновей для чужой страны. Преданное Империей и Хранителями, ее королевство погибло. Сейчас там правят таны Нордландии.
Бедняга Рэп погиб или скоро погибнет, и эта вина больше всего мучила Кэйд.
Принцесса никогда не страдала богатым воображением, потомуто и к магии особого доверия не питала. Оккультизм всегда был для нее чемто далеким. Много лет назад, когда Кэйд почуяла смерть матери Иносолан, она послушалась внутреннего голоса и за три дня добралась из Кинвэйла до гавани, успев на один из последних кораблей. Но тогда она не постригала свое предвиденье особым даром и никому об этом не сказала. Холиндарн с легкостью поверил, что ее прибытие – просто счастливое совпадение. А малышку Инос тогда столь серьезные вопросы еще не интересовали.
Закатные лучи солнца раскалили камни балкона, да и бесконечное хождение из угла в угол утомило Кэйд. Измаявшись, но так и не найдя ответов на свои вопросы, она проковыляла в комнату и рухнула на мягкую подушку, заменявшую стул.
Помещение, отведенное ближайшей родственнице новой султанши, было скорее похоже на чулан, чем на жилые апартаменты. По дворцовым стандартам обшарпанные стены и обилие безобразных скульптур, повидимому награбленных в какомто походе, молчаливо демонстрировали оскорбительное презрение к новой обитательнице комнат. Словно всесильный султан гадал, что бы с ней сделать, а пока запихнул подальше от глаз.
– Почему, ну, почему Инос молчит? Что, если мои послания до нее вообще не доходят? – изводила себя герцогиня.
3
В низину меж холмов, в самое сердце города, густые вечерние тени несли прохладу, освежившую драгоценности шейха Элкараса – чудесные цветы, благоухающие в саду. В выси мерцали первые звезды, ласково звенели струи фонтана, жасмин и мимоза наполняли воздух своим благоуханием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Што он хошет? – пробормотал император.
– Он добивается охранного эскорта для тана Калкора, который желает лично прибыть в Хаб, чтобы вести переговоры по вопросу…
– …Он по праву претендует на трон Красн… – Громоподобный голос Крушора на какойто миг перекрыл слова консула.
– …Поджигатель, грабитель… – взвизгнул Итбен.
– …Тан Гарка и почтенный…
– Еще нос свой осмеливается совать…
Вопль консула оборвался внезапно, молчал и посол. Глаза всех присутствующих следили за тем, что творилось за левым плечом Шанди.
«Безусловно, это не колдовство, – решил принц. – Значит, это дедушка. Хватило одного его жеста!»
– Калкор? – прошептал старческий голос.
– Да, сир! Тот самый пират, который жег, убивал и грабил селения по всему южному побережью. Флот Южных морей пришлось полностью перегруппировать, как вы помните, ваше величество, но мы опоздали. Калкор сбежал на запад через пролив Дир. Бандит разгромил три города в заливе Круля, и теперь, скорее всего, его нужно искать в заливе Утль или гдето поблизости. И этотто бессовестный наглец полагает, что может безнаказанно приплыть по Эмбли в Сенмер на своей галерекасатке!
Оскорбленные сенаторы стучали кулаками по подлокотникам кресел, выражая свое возмущение. Только вчера Шанди изучал географию Империи и ее окраин: архипелаг Ногиды, населенный страшными антропофагами, горы Мосвип с их троллями…
– Но что еще хуже, – разорялся Итбен, – этот отъявленный пират требует признать его суверенным правителем Гарка и намерен вести переговоры с вашим императорским величеством по вопросу Краснегара напрямую, словно Гарк – независимое государство! Для своей безопасности мерзавец требует эскорта…
– Дозволено! – перебил консула император.
Итбен подавился словами и, задыхаясь, только таращил глаза.
– Сир? – прохрипел консул, не желая верить своим ушам.
– Ешли он будет шдешь, он уже нигде не шмошет грабить.
На некоторое время присутствующие в Ротонде замерли, потрясенные. Консул очнулся первым, но ему оставалось лишь подчиниться воле императора.
– Как прикажете, ваше величество, – согнулся в поклоне Итбен.
– Не шабудьте шообщить флоту, когда он отбудет, – устало прошамкал старик.
Министры, советники и герольды поспешно спрятали неуместные улыбки. По рядам еще недавно свирепо насупленных сенаторов прокатилась волна откровенного веселья. Зато джотунны сердито нахмурились. Итбен, видимо не желая выделяться из всех прочих, тоже нацепил на физиономию некоторое подобие улыбки, которая больше походила на звериный оскал.
За спиной Шанди услышал чтото вроде стона. Мальчику нестерпимо захотелось посмотреть на дедушку, но повернуться он не посмел. К тому же ему срочно пришлось заняться собой: странный звон в ушах отдавался в голове, его затошнило.
– Итак, посол, – с ледяной вежливостью ронял слова Итбен, – сколько же человек надобно тану Калкору для эскорта, чтобы чувствовать себя в безопасности?
– Сорок пять джотуннов и один гоблин.
Итбен уже поворачивался, чтобы отдать необходимые распоряжения, но последнее слово заставило его резко развернуться к Крушору.
– Гоблин? – изумился консул.
В повисшей тишине слышался лишь мирный храп дедушки. Круглый зал, казалось принцу, медленно окутывал мрак.
– Гоблин, – подтвердил посол, – очевидно, мужского пола.
– Что он собирается делать с гоблином? – оторопело поинтересовался Итбен.
– Ни малейшего представления, – пожал могучими плечами северянин. – Возможно, это его добыча, мне дела нет. А тебе зачем знать? В письме тана четко указано, кого он возьмет с собой в Хаб.
Внезапно звон в ушах Шанди достиг какойто запредельной ноты. Звуки извне пробивались как через толстый слой ваты. Ступенька уплыла изпод ног, издав слабый, замогильный стон, Шанди упал. Последнее, что он увидел, – вперившиеся в него черные глаза Итбена.
2
В далеких от Хаба восточных землях к шумливому Араккарану неторопливо подкрадывался вечер. Залив еще сиял ясной голубизной, но базары уже угомонились. Ветер неистово трепал кроны пальм, и казалось, они танцевали, играя его теплыми вихрями. Солоноватый привкус моря мощной струей вливался в распахнутые окна, смешиваясь по пути с ароматами мускуса, специй и гортензий, а по захламленным улицам тот же самый ветер разносил миазмы, источаемые кучами мусора.
Как всегда, целый день на кораблях и верблюдах, в возах и корзинах стекалось в блистательный город богатство страны.
Морякиджотунны усердно трудились в доках, в то время как сухопутные жители не менее старательно занимались своим ремеслом: импы торговали, гномы мастерили, эльфы развлекали, русалки услаждали, карликимусорщики сновали с метлами и мешками.
Но все эти пришлые являлись малой каплей в море коренных араккаранцев. Рослые, краснокожие, они щеголяли главным образом в разноцветных хламидах, ниспадающих причудливыми складками. На своем грубом заркианском диалекте джинны сплетничали, спорили и ссорились друг с другом, однако любить и смеяться они тоже умели – какникак они были людьми. А то, что эти мошенники лгали напропалую – так их жертвами становились лишь простофили, не знавшие местных обычаев, а за чужаков душа ни у кого не болела.
Над городом главенствовал дворец султана – здание неземной красоты, воспетой в легендах, и хранилище тайн, леденящих кровь. В одной из его башен, а точнее, за решеткой какогото из многочисленных балконов медленно сходила с ума Кэйдолан, герцогиня Краснегара.
Вот уже вторые сутки металась она, не находя себе места от тревоги за свою племянницу Иносолан, ставшую султаншей Араккарана. Безусловно, затворничество для молодоженов извинительно, но не в обычае любящей племянницы было начисто забывать о своей тетушке. Зловещее и неестественное молчание грозило бедой. Султанши вполне могло уже не быть в живых.
В сущности, Кэйд была пленницей. Прочно запертые двери и вооруженные до зубов стражники не позволяли ей и носа высунуть из покоев. Служанки хранили упорное молчание: словно ожившие мраморные статуи, они оставляли без ответа любой ее вопрос, сколько бы она ни сердилась. Приятельницы, в Араккаране их у нее набралось уже достаточно много, тоже скрытничали. Правда, – те, кого она знала по именам, охотно навещали ее, пили с ней чай, угощались сладостями и болтали как сороки, но сплетничали лишь о пустяках, не более… – Особые надежды Кэйдолан возлагала на госпожу Зану, искренне надеясь, что эта дама сочувственно относится и к ней самой, и к ее племяннице. Но как ни обхаживала Зану герцогиня, та либо не могла, либо не смела сказать ничего определенного.
Интуиция подсказывала Кэйд, что чтото тут не так… По идее обитатели дворца с появлением новой султанши должны были бы ликовать. Какникак женитьба султана, а самое главное, гибель Раши стоили хотя бы праздника. Ведь теперь Араккаран освободился от власти колдуньи, правившей страной больше года. Чем не причина для веселья? Но нет, вместо радости воздух источал миазмы страха. Просачиваясь сквозь мраморные стены, выползая изпод глазури изразцов, тревога заволакивала строения, затмевая солнце.
Кэйд пыталась уверить себя, что ее тревога – плод разыгравшегося воображения. Шагая из угла в угол, она неустанно убеждала себя в этом, тщетно надеясь на невозможное. Внутренний голос упрямо шептал ей, что предчувствие опасности – не пустые фантазии. Герцогиня прожила долгий век, почти семьдесят лет, так что доверять собственной интуиции она могла. И если все внутри нее кричало о нависшей опасности, то так оно и было.
Она рассталась с Иносолан у дверей во внутренние покои султана. С тех пор прошло двое суток.
Дни – полные горького одиночества и тревоги, а ночи – и того хуже! Кошмарное воспоминание об ужасном конце Раши лишило ее покоя. Кэйд называла себя дурой и пыталась отмахнуться от видений, но это не помогало. Стоило ей задремать, и она вновь видела живой факел с взметнувшимися к небесам руками и тонущий в реве пламени раздирающий душу крик: «ЛЮБОВЬ!»
До чего же просто! Четыре слова силы – колдун, пять – прах.
Мастер Рэп шепнул словечко на ушко Раше, и колдунью поглотило пламя.
Балкон прижимался почти к самой крыше высокой башни, в которой устроили Кэйд. Отсюда, с высоты птичьего полета, видела герцогиня плоские крыши дворцовых построек и крытые аркады переходов, а также один из дворов. Там то и дело сновали стражники в кожаных коричневых накидках поверх доспехов, эскортируя принцев в зеленых плащах или изредка группки женщин в черных покрывалах. Несколько раз важно проехали всадники. Дальность расстояния смазывала детали, но все же чтото в том, как двигались люди, подсказывало ей, что и они были порядком встревожены.
Она и ее племянница совершили роковую ошибку. Они неверно поняли слова Бога. Иносолан должна была доверять любви, а девушка решила, что должна доверять Азаку. Вместо того чтобы заглянуть в свое сердце, она понадеялась на страстные речи этого джинна и согласилась на замужество, полагая, что со временем научится отвечать ему с не меньшей пылкостью.
А потом… Потом было уже слишком поздно…
Кэйдолан както даже и не замечала Рэпа, ведь он был всего лишь конюхом. И в последнюю ночь в Краснегаре они не обменялись ни единым словом. В сущности, она не знала его. Никто не знал! Обыкновенный полукровка, он ничем особенным не выделялся – ни красотой, ни обаянием, ни знаниями, ни манерами. Однако именно он спас Иносолан от коварного Андора, а позже вырвал из рук колдуньи.
Парень сумел за полгода пересечь всю Пандемию в погоне за похитительницей, прорубиться сквозь строй гвардейцев и погубить колдунью, шепнув ей одно из своих двух слов силы. Он совершил это, вероятно почти не надеясь на удачу, а тем более не ожидая столь разрушительных результатов.
– Не об Азаке Они говорили, – сокрушалась Кэйдолан. – Бог имел в виду конюха, друга детства. Да, его, но очевидным это стало только сейчас. Что же с ним теперь? Что с тобою, Рэп?
Выбор невелик, раз он во власти разгневанного султана: фавн либо заточен в какомнибудь подземном каземате, либо уже мертв. Последнее, пожалуй, могло бы оказаться наименьшим злом.
Если бы в ту ужасную ночь в Краснегаре Кэйд сообразила бы, что парень, обладающий словом силы, не может быть рядовым невежей, все бы, наверное, обернулось подругому. Но Кэйд было не до раздумий. Конечно, узнав гдето в пути второе слово, Рэп стал адептом, превратившись в сверхчеловека. Но сейчас он там, где не спасут даже два слова силы.
Кэйд мерила шагами балкон… Взадвперед… нескончаемый путь!
– Ооо, Иносолан! Твоя наставница могла бы присоветовать тебе чтонибудь и получше, – в порыве отчаяния воскликнула старушка.
Возможно, тетушке следовало быть настойчивее. Пыталась ведь она изменить ситуацию. Может быть, стоило довериться Раше? Но племянница об этом и слышать не желала. Права она была или нет, кто теперь разберет? А это глупейшее бегство в пустыню? Что оно принесло, кроме унижения и насильного возвращения? Ничего.
Теперь Иносолан обречена бездельничать в гареме и рожать сыновей для чужой страны. Преданное Империей и Хранителями, ее королевство погибло. Сейчас там правят таны Нордландии.
Бедняга Рэп погиб или скоро погибнет, и эта вина больше всего мучила Кэйд.
Принцесса никогда не страдала богатым воображением, потомуто и к магии особого доверия не питала. Оккультизм всегда был для нее чемто далеким. Много лет назад, когда Кэйд почуяла смерть матери Иносолан, она послушалась внутреннего голоса и за три дня добралась из Кинвэйла до гавани, успев на один из последних кораблей. Но тогда она не постригала свое предвиденье особым даром и никому об этом не сказала. Холиндарн с легкостью поверил, что ее прибытие – просто счастливое совпадение. А малышку Инос тогда столь серьезные вопросы еще не интересовали.
Закатные лучи солнца раскалили камни балкона, да и бесконечное хождение из угла в угол утомило Кэйд. Измаявшись, но так и не найдя ответов на свои вопросы, она проковыляла в комнату и рухнула на мягкую подушку, заменявшую стул.
Помещение, отведенное ближайшей родственнице новой султанши, было скорее похоже на чулан, чем на жилые апартаменты. По дворцовым стандартам обшарпанные стены и обилие безобразных скульптур, повидимому награбленных в какомто походе, молчаливо демонстрировали оскорбительное презрение к новой обитательнице комнат. Словно всесильный султан гадал, что бы с ней сделать, а пока запихнул подальше от глаз.
– Почему, ну, почему Инос молчит? Что, если мои послания до нее вообще не доходят? – изводила себя герцогиня.
3
В низину меж холмов, в самое сердце города, густые вечерние тени несли прохладу, освежившую драгоценности шейха Элкараса – чудесные цветы, благоухающие в саду. В выси мерцали первые звезды, ласково звенели струи фонтана, жасмин и мимоза наполняли воздух своим благоуханием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81