— И что же потом?
— Я приведу тебя в дом моего отца, расскажу, что ты меня спас, и он, забыв все твои преступления, примет тебя с должным почетом. Разве это не лестно твоей гордости и чести?
Варавва тяжело вздохнул.
— Увы! Честь и я давно расстались друг с другом. Сейчас моему сердцу больше сродни тяжесть. Может быть, это из-за любви к тебе, или мои грехи тянут меня вниз. Я так удручен, что словами не расскажешь… Ведь это я должен был умереть сегодня, а не святой
Назарянин!
— Ты называешь Его святым? — в голосе Юдифь звучала усмешка. — Тогда ты сумасшедший! Этот Назарянин — преступник и богохульник…
Варавва не дал ей продолжить.
— Молчи, молчи! Умоляю — не говори ни слова… Тише! Кажется, кто-то плачет рядом… Юдифь рассердилась.
— Мне ни до кого нет дела! Не останавливайся! Не отвечая, Варавва пытался определить, откуда доносятся рыдания. Его самого вдруг охватила страшная тоска.
— Идем же! — нетерпеливо звала Юдифь.
— Я не могу идти вперед, — сказал Варавва грустно. — Какая-то сила влечет меня обратно.
— Трус! — крикнула Юдифь. — Оставайся, я и одна дойду!
Варавва удержал ее.
— Подожди, потерпи немного, — умолял он хрипло. — Я заставлю себя идти, даже если это будет стоить мне жизни. Все равно она принадлежит тебе. Но прошу, не говори плохо про Назорея!
— Кто ты такой, что смеешь меня поучать?! — сказала Юдифь презрительно. — И что ты так печешься о Нем? Ты, презренный раб, укравший жемчуг только потому, что я люблю эти перламутровые горошины?! Почтенный Варавва, совершивший преступление в угоду женскому капризу! Убивший Габриаса за то, что он меня любил!
Варавва не сдержался и больно сжал ее руки.
— Юдифь, теперь не до шуток! Нас окружает смерть, и я узнаю истину прежде, чем сойду с этого места или отпущу тебя! Признайся, ты тоже любила Габриаса?
Вырываясь, Юдифь ответила высокомерно:
— Я никого не люблю! А меня любят все! Разве я не первая красавица Иудеи? Сейчас ты рядом со мной и можешь держать меня в своих объятиях. Будь же доволен — тебе так много досталось! Есть люди, куда значительнее тебя, обожающие прекрасную Юдифь!..
— Например, священник Каиафа? — Варавва рассвирипел окончательно.
Она рассмеялась — лукаво, торжествующе и, не отрицая предположения, сказала:
— Идем! Сейчас я твоя, и только твоя!
Но Варавва, внезапно отпустив ее, молча стоял.
— Мы теряем драгоценное время, — торопила Юдифь.
Варавва не отвечал, и Юдифь, придвинувшись к нему, осыпала его страстными поцелуями.
— Уведи меня отсюда, — шептала она ласково, — и ты не пожалеешь…
— Вот какова первая красавица Иудеи! — воскликнул Варавва брезгливо. — Не искушай меня, если не хочешь, чтобы в этом мраке я убил тебя, как Габриаса! Если бы я знал, что его слова — не похвальба, а правда, он бы остался жив. Иди одна, губительница душ! Я выкорчевываю из своего сердца любовь к тебе. И если позволю лукавому образу жить в моей памяти, пусть Всевышний проклянет мою душу! Ты — воплощение ада! Обманывай других, меня ты больше не проведешь!
Юдифь рассмеялась своим серебристым смехом и, не смущаясь, с змеиной гибкостью прильнула к Варавве.
— Не хочешь, чтобы тебя обманывали, бедный Варавва? — сказала она слащаво. — Не хочешь быть моим рабом? Но я же чувствую, что ты весь дрожишь! Идем! — Она дернула его за руку. — И ты одержишь победу, о которой и не мечтал!
На какое-то мгновенье он сдался и уже рванулся за ней, но прежнее чувство омерзения охватило его с удесятеренной силой, и он остановился.
— Нет! Довольно! Я не пойду с тобой!
— Тогда подыхай, как собака! — закричала она и бросилась вперед, в темноту.
Вдруг огромный огненный шар, прорезав небеса, упал на землю. Прокатился чудовищный удар грома, и земля, глухо рокоча и колебаясь, внезапно разверзлась, а в образовавшейся пропасти заметались языки яркого пламени. На фоне бушующего огня возник силуэт Юдифи в накидке огненного цвета. Затем снова раздался грохот, и воцарился прежний беспросветный мрак.
Глава XVIII
Теряя разум, множество испуганных людей носились в темноте, натыкаясь друг на друга, плача и неистово крича, проклиная и молясь. Паника охватила даже самых храбрых и стойких.
Варавва был там, где его оставила Юдифь. Холодный пот градом катился по его спине. Он ощущал не просто страх, а ужас. Неизгладимая вина лежала на всем человечестве, и она была причиной происходящего.
Удалось ли Юдифи спастись, или она сорвалась в полыхающую расселину?
Он громко позвал:
— Юдифь!
Ответа не было.
Тогда он побрел наугад, надеясь, что возвращается туда, где страдал Праведник, умирающий вместо него, грешника Вараввы, Не пройдя и нескольких шагов, он споткнулся о лежащего на земле человека.
— Осторожно, кто бы ты ни был — не поранься о мой меч! — предупредил глухой голос.
— Как твое имя, друг? — спросил Варавва и услышал:
— Центурион Петроний зовут меня.
Варавва вздрогнул и с замиранием сердца спросил:
— Скажи, Назарянин умер? Петроний ответил:
— Пока меня не поразила молния, Он еще дышал и страдал, а теперь не знаю…
Подняв к небу руки, Варавва робко произнес:
— Где Ты, Умирающий вместо меня?
И замер, надеясь услышать какой-нибудь звук, вселяющий надежду на то, что Распятый Праведник жив.
Его слух уловил тихое рыдание, и ему показалось, что это плачет Пророк.
— Откликнись, Святая израненная душа! — сказал бывший преступник, сердце которого рвалось от боли. Печальный вздох раздался в темноте.
— Где Ты? — забеспокоился Варавва. — Я не могу найти Тебя! Мрак покрывает мир, и я, великий грешник, в нем потерян, но сердце мое рыдает вместе с Тобой!
Он упал на колени, и слезы хлынули из его глаз.
Дрожащая женская рука коснулась его ладони.
— Тише! Успокойся и молись, страдающий грешник! Будь твои прегрешения многочисленны, как песчинки в пустыне, твои слезы их искупят! Не бойся! Мрак скоро исчезнет и засияет свет!
— Если это так, — благодарно сказал Варавва невидимой собеседнице, — почему в твоем голосе слезы?
— Я плачу над злом, причиненным Воплощению Величайшей Любви, — ответил кроткий, мелодичный голос, и Варавва догадался, кому он принадлежит.
Рядом с Матерью Иисуса Варавва уже не чувствовал себя одиноким. Но горе терзало его сердце.
Зачем ему жить? Он был изгоем в обществе! Вспоминая свои грехи, он ужаснулся количеству зла, гнездившемуся в нем. Слепая страсть к Юдифи казалась самым тяжким из всех его преступлений. Из-за нее он потерял честь и сделался извергом даже в собственных глазах. С того времени, когда его привели к Пилату, и до настоящей минуты прошла целая вечность, богатая событиями души и совести, которые в глазах Бога более значительны, чем истории государств! Народ освободил его, вора и мошенника; народ приветствовал его радостными криками… Но что значит восторг толпы перед сознанием бесконечной вины за свои грехи?! Свинцовым грузом висли они на бессмертном духе, рвущемся к совершенству.
Стоя на коленях, Варавва молился о наступлении смерти — такая жизнь ему была не нужна.
Вдруг ему почудился слабый свет. Медленно распространяясь вокруг величавой фигуры женщины с кротким лицом, обращенным в сторону невидимого креста, свет отвоевывал власть у тьмы. Расширяя свои владения, он достиг надписи «Иисус Назорей — Царь Иудейский» и озарил Божественный лик Распятого. Отвращение от греха мира, жалость и любовь ко всем его существам, неизменное желание все простить людям и дать надежду рая — все эти великие чувства отражались на бледных чертах Сына Божия, вознесенного на древо.
Скоро целые потоки света хлынули на Голгофу, обнаружив странную картину. Все находящиеся на холме люди оказались на коленях перед распятым Христом, их лица были повернуты к Нему. Испуганные, беспокойные, отчаявшиеся, они все как один обратились к Единственному их Спасителю.
Как только опасность миновала и смерть уже не казалась неизбежной, к недавно удрученным, поверженным в прах людям вернулось прежнее настроение. И вот вновь послышались крики, гомон.
Варавва не принимал участия в ликовании. Он снова увидел Магдалину, в глубокой печали распростершуюся у подножия креста. Душа Вараввы затосковала от сравнения двух женщин. Юдифь Искариот — прекрасная, гордая аристократка, грешная, но скрывающая свои грехи, и раскаявшаяся блудница Мария Магдалина, не менее прекрасная, но убитая горем, презираемая людьми… Кто из них заслуживает более сурового приговора? Да и вправе ли люди, каждый из которых тоже не без греха, судить кого бы то ни было?
Магдалина подняла заплаканные глаза и посмотрела на Варавву. Губы ее дрожали, словно на них трепетало какое-то невысказанное слово. Затем, пряча лицо под покрывалом, она пала ниц рядом с Матерью Иисуса.
Безмерно скорбный, но ясный голос произнес:
— Или, Или! лама савахфани? (Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил!)
Любопытные взгляды жадно устремились к кресту.
— Или, Или! лама савахфани? — послышалось вновь, и проникновенная мольба Сына Божия была подхвачена небом.
Исчезнувшее солнце вновь запылало над Голгофой.
— Илию зовет, — сказали в толпе. — Посмотрим, поможет ли он Ему!
В ответ рассмеялись.
Началась предсмертная агония Назорея. Божественная Чистота, Божественная Любовь завершила Свой земной путь. Беспорочное тело Христа охватила дрожь, дыхание стало прерывистым, лучистые глаза застыли на какой-то, казалось, одному Ему известной мысли.
Петроний, оправившийся от удара молнии и занявший свой пост у креста Назорея, шепнул что-то стоящему рядом воину, и тот, насадив на копье смоченную уксусом губку, поднял ее к устам Божественного Страдальца.
Но вмешался Анна. Выдвинувшись из толпы, коварный священник сказал со слащавой улыбкой:
— Оставь, оставь! Илия придет спасти Его — Он же Сын Божий…
В толпе захихикали.
Петроний нахмурился и посмотрел на Анну с глубоким презрением.
Освободившись от зловещих, черных туч, которые переместились к Иерусалиму и зависли над храмом Соломона, солнце ярко озарило Христа. С небес спустилось золотистое облако и, словно ангельскими крыльями, осенило крест. Бледный лик Спасителя мира сиял таинственным восторгом. Голос, торжественный и мелодичный, как райская музыка, произнес:
— Отче, в руки Твои предаю Дух Мой!
Лучистые глаза смотрели на людей с такой жалостью, с такой бесконечной любовью и тоской, что все замолчали, пораженные страхом и стыдом. Прощальный, долгий взгляд Бессмертного Бога, расстающегося со смертными! И последнее, завершающее слово:
— Свершилось!
Светлая голова в терновом венце тяжело упала на грудь… Смерть взяла свое. Все было кончено. Тот, Кто называл Себя Сыном Бога, умер. Золотистое крылатое облако, окружавшее крест, медленно таяло. Красный факел солнца погас, словно кто-то великий, невидимый дунул на него.
Глава XIX
С минуту продолжалась торжественная, траурная тишина. Но вот кто-то кашлянул, кто-то зашевелился, и толпа шумно стала расходиться — зрелище кончилось!
— Это был Сын Божий… — бормотал Петроний, глотая слезы.
Варавва испуганно прошептал:
— Ты так думаешь? Тогда что же будет с тем, кто убил Его?
— Не знаю, — ответил римский сотник. — Я всего лишь солдат и исполнял приказ. Но я, пожалуй, не так слеп, как те, кто подарил жизнь тебе, Варавва, и приговорил Его к смерти… Конечно, в этом виноват не ты, и даже не народ. Такова воля священников. Будь они прокляты, именем Бога добивающиеся своих целей! Распятый Праведник обличал лицемерие и потому погиб. Но мир еще услышит о Нем!
Несмотря на слова Петрония, Варавва был разочарован. В глубине души он был убежден, что Человек из Назарета не может умереть. Он надеялся, что в последнюю минуту случится чудо, и посланник небес, сопровождаемый громами и молниями, сойдет на землю и объявит людям, что этот Страдающий Пророк — давно ожидаемый Мессия. Если бы Иисус действительно был Сыном Бога, как говорил центурион, произошло бы что-нибудь сверхъестественное…
— Свершилось! — сказал грустный, мягкий голос у самого уха Вараввы.
Тот вздрогнул и увидел своего таинственного знакомого, бледного, но с торжествующей улыбкой.
Мельхиор повторил:
— Свершилось! Весь мир получил это дивное уверение, и теперь ни один человек не должен бояться смерти. Пойдем! Предоставим тело Христа слезам и рыданиям женщин, которые Его любили. Мы уже сделали все, что могли — мы Его убили!
И он схватил за руку сопротивлявшегося Варавву.
— Говорю тебе, следуй за мной, не искушай судьбу!
— Ты смеешься надо мной! У меня нет другой судьбы, кроме полного отчаяния!
— Отчаяние — грех, — возразил Мельхиор спокойно. — Измена женщины — не причина для того, чтобы оставлять всякую надежду.
Темные глаза Вараввы повлажнели от тоски.
— Я нашел Юдифь и тут же потерял ее!
— Никогда потеря не была столь полезной! — насмешливо сказал таинственный спутник. — Я видел ее, она спускалась с горы…
— Значит, с ней ничего не случилось? — радостно воскликнул Варавва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24