Комиссар уголовной полиции. — Слегка нахмурясь, она испытующе посмотрела на него. — Вот уж не думала, что чиновники двадцать седьмого класса самолично посещают клиентов.
— Верно, обычно они этого не делают, — согласился он.
Она села, но тотчас встала опять, нервно покусывая суставы пальцев.
«Ладно, пора приступать к делу», — подумал Мартин Бек. — Если я вас правильно понял, вы не очень одобрительно относитесь к полиции, — начал он.
Ее глаза скользнули по нему:
— Точно. Не припомню случая, чтобы мне когда-нибудь была от нее польза. И не только мне. Зато знаю многих, кому она причинила неприятности, даже страдания.
— В таком случае постараюсь не слишком обременять вас, фру Нильсен.
— Рея, — сказала она. — Все зовут меня Рея.
— Если не ошибаюсь, этот дом принадлежит вам?
— Мне. Получила в наследство несколько лет назад. Но для полиции здесь нет ничего интересного. Ни торговцев наркотиками, ни игорных притонов, даже воров и проституток нет
Перевела дух и продолжала:
— Разве что немного подрывной деятельности ведется. Крамольные мысли. Но ведь вы не из политической полиции.
— Вы в этом уверены?
Она вдруг рассмеялась — от души, заразительно.
— Я не совсем дура.
«Да уж, это верно», — сказал себе Мартин Бек.
— Вы правы, — продолжал он вслух. — Я занимаюсь по большей части насильственными преступлениями. Преднамеренные и непреднамеренные убийства.
— Чего нет, того нет. За последние три года даже ни одной драки не было. Правда, зимой кто-то взломал дверь на чердак и утащил разный хлам. Пришлось обратиться в полицию, страховые компании этого требуют. Из полиции никто не пришел — им некогда было, — но страховку я получила. Главное — формальность соблюсти.
Она почесала затылок:
— Ну, так что тебе надо?
— Потолковать об одном из жильцов.
— Из моих жильцов?
Она нахмурилась. В интонации, с которой было произнесено слово «моих», сквозило удивление и беспокойство.
— Из бывших жильцов, — пояснил он.
— В этом году только один переехал.
— Свярд.
— Правильно, жил у меня один по фамилии Свярд. Переехал весной А что с ним?
— Умер.
— Его убили?
— Застрелили.
— Кто?
— Возможно, самоубийство. Но мы в этом не уверены.
— Послушай, а нельзя нам разговаривать как-нибудь попроще?
— Пожалуйста. Что вы подразумеваете? Чтобы я тоже перешел на «ты»?
Она пожала плечами:
— Терпеть не могу официальный тон, тоска смертная. Нет, конечно, я могу быть весьма корректной, если необходимо. А могу и пококетничать — принарядиться, накрасить губы, подвести глаза.
Мартин Бек слегка растерялся.
— Чаю хочешь? — вдруг предложила она. — Отличная штука — чай.
Он был не прочь, однако ответил:
— Зачем же столько хлопот, не надо.
— Пустяки, — возразила она. — Вздор. Погоди малость, я и поесть что-нибудь придумаю. Горячий бутерброд будет очень кстати.
От ее слов у него сразу разыгрался аппетит. Она продолжала говорить, предваряя его отказ.
— От силы десять минут. Я постоянно что-нибудь стряпаю. Это так просто. И даже полезно. Почему не доставить себе удовольствие. Когда на душе совсем погано, приготовь что-нибудь вкусненькое. Вскипячу чайник, хлеба поджарю, а там можно и потолковать.
Мартин Бек понял, что отказываться бесполезно. Видно, эта маленькая женщина не лишена упрямства и силы воли, умеет на своем настоять.
— Спасибо, — покорно произнес он.
Она уже действовала. С шумом, с грохотом, но толково и быстро.
Мартин Бек никогда еще не видел такой сноровки, во всяком случае в Швеции.
Семь минут ушло у нее на то, чтобы приготовить чай и шесть ломтей поджаренного хлеба с тертым сыром и кружками помидора. Пока она молча трудилась, Мартин Бек пытался сообразить, сколько же ей все-таки лет.
Садясь напротив него, она сказала:
— Тридцать семь. Хотя большинство находят меня моложе.
Мартин Бек оторопел.
— Как ты угадала?..
— А что, ведь верно угадала? — перебила она. — Ешь.
Бутерброды были очень вкусные.
— Я вечно голодная, — объяснила Рея. — Ем десять, а то и двенадцать раз в день.
— Обычно у людей, которые едят десять, а то и двенадцать раз в день, возникают проблемы с весом…
— И ни капельки не толстею, — сказала она. — А хоть бы и потолстела. Плюс-минус несколько килограммов ничего не меняют. Во всяком случае, я не меняюсь. Правда, если не поем, огрызаться начинаю.
Она живо управилась с тремя бутербродами. Мартин Бек съел один, подумал и взял второй.
— Похоже, у тебя есть что сказать о Свярде, — сказал он.
— Пожалуй…
Они понимали друг друга с полуслова. И почему-то это их не удивляло.
— У него был какой-нибудь заскок?
— Вот именно, — подтвердила Рея, — с причудами мужчина, большой оригинал. Я никак его не могла раскусить и была только рада, когда он переехал. Что же с ним все-таки приключилось?
— Его нашли в его квартире восемнадцатого июня. Минимум полтора месяца пролежал мертвый, а то и больше. Вероятно, два.
Она поежилась.
— Кошмар. Пожалуйста, не надо подробностей. Я слишком впечатлительна, чтобы всякие ужасы слушать. Потом еще приснится…
Он хотел сказать, что она может быть спокойна на этот счет, но понял, что в этом нет надобности. Тем более, что она уже продолжала:
— Одно могу сказать тебе точно.
— Что именно?
— В моем доме ничего подобного не случилось бы.
— Это почему же?
— Потому что я бы этого не допустила.
Она подперла ладонью подбородок, так что нос оказался между средним и указательным пальцами. У нее был довольно крупный нос, руки крепкие, ногти острижены. Глаза строго смотрели на Мартина Бека.
Вдруг она поднялась и подошла к полке. Покопалась, отыскала спички, сигареты и закурила, глубоко затягиваясь.
Потом потушила сигарету, съела еще один бутерброд и, понурила голову, положив локти на колени. Наконец подняла взгляд на Мартина Бека.
— Может быть, я не упасла бы его от смерти, но, во всяком случае, он не пролежал бы так два месяца. И двух дней не пролежал бы.
«Да уж наверно», — сказал себе Мартин Бек.
— Квартиросдатчики в этой стране, — продолжала Рея, — последняя сволочь. Что поделаешь, строй поощряет эксплуатацию.
Мартин Бек прикусил нижнюю губу. Он ни с кем не делился своими политическими взглядами и вообще избегал разговоров с политической окраской.
— Что, не надо о политике? — спросила она. — Ладно, не будем ее трогать. Но так уж вышло, что я сама оказалась в числе квартиросдатчиков. Чистая случайность — наследство… Кстати, дом совсем неплохой, но, когда я сюда переехала, жуть что было, крысиная нора. Мой дорогой родитель за последние десять лет, наверно, ни одной перегоревшей лампочки не сменил, ни одного стекла не вставил. Сам-то он жил в другом конце города и только об одном заботился: собирать квартирную плату да вышибать жильцов, которые не могли заплатить вовремя. Потом превратил квартиры в общежития для иностранных рабочих и вообще тех, кому некуда деться. И драл с них втридорога, благо у них не было выбора. Таких сквалыг в городе хватает.
Кто-то отворил наружную дверь и вошел, но Рея никак не реагировала.
В дверях кухни появилась девушка в рабочем халате, с узелком в руке.
— Привет, — поздоровалась она. — Можно, я попользуюсь стиральной машиной?
— Конечно.
Девушка не обращала внимания на Мартина Бека, но Рея сказала:
— Вы ведь не знакомы? Напомни, как тебя зовут.
Мартин Бек встал и подал девушке руку.
— Мартин, — сказал он.
— Ингела, — ответила она.
— Ингела только что въехала, — объяснила Рея. — В ту самую квартиру, где Свярд жил.
Она повернулась к девушке с узелком:
— Как тебе квартира, нравится?
— Здорово. Только уборная опять барахлит.
— Чтоб ее! Завтра утром позвоню водопроводчику.
— А так все в полном порядке. Да, знаешь…
— Что?
— У меня стирального порошка нет.
— Возьми за ванной.
— И денег ни гроша.
— Ничего. Возьми на полкроны, потом отработаешь — скажем, запрешь подъезд на ночь.
— Спасибо.
Девушка вышла; Рея закурила новую сигарету.
— Да, вот тебе один ребус… Квартира хорошая, я ее ремонтировала два года назад. Свярд платил всего восемьдесят крон в месяц. И все-таки переехал.
— Почему?
— Не знаю.
— Поругались?
— Что ты. Я с жильцами не ругаюсь. А зачем ругаться? Конечно, у каждого своя блажь. Но это только занятно.
Мартин Бек промолчал. Он отдыхал душой. К тому же чувствовал, что наводящие вопросы просто не нужны.
— А самое странное с этим Свярдом — четыре замка поставил. И это в таком доме, где люди запираются только в тех случаях, когда не хотят, чтобы их беспокоили. А как собрался переезжать, отвинтил все замки, цепочки, задвижки и взял с собой. Надежно был защищен — не хуже нынешних девочек.
— Это ты в переносном смысле?
— Ясное дело. Столпы нашего общества негодуют по поводу того, что подростки, особенно девчонки, начинают половую жизнь с тринадцати лет. Дурачье. От возраста никуда не уйдешь, а со всеми нынешними пилюлями и спиралями девчонкам ничто не грозит. Стало быть, им нечего опасаться. А как я в свое время дрожала — вдруг попадусь! Постой, о чем мы говорили?
Мартин Бек рассмеялся.
И сам удивился, но факт оставался фактом: он смеялся.
— Мы говорили о дверях Свярда.
— Ну да. А ты, оказывается, умеешь смеяться. Вот уж не ожидала. Я думала, ты давно разучился.
— Может, я сегодня просто не в духе.
Неудачная реплика, он понял это по ее лицу.
Она ведь не ошиблась. И знает это, и глупо темнить.
Он поспешил загладить свой промах:
— Извини.
— Правда, я только в шестнадцать лет влюбилась по-настоящему. Но в наше время все было иначе. Тогда ведь как говорили: дескать, ни к чему нищих плодить. Или это еще раньше говорили? Теперь людей другое пугает — неуверенность в завтрашнем дне… Где-то серьезная промашка допущена.
Она смяла сигарету и деловито заметила:
— Я слишком много говорю, кошмар. Вечная история. И это только один из моих недостатков. Хотя пороком это не назовешь… А как, по-твоему, это серьезный порок, если человек любит поговорить?
Он отрицательно покачал головой.
Рея поскребла затылок и продолжала:
— А что, Свярд так и не расстался со своими замками?
— Нет.
Она тряхнула головой и сбросила сабо. Уперлась пятками в пол и свела вместе большие пальцы.
— Чего не понимаю, того не понимаю. Или это у него мания такая была? Иногда я даже беспокоиться начинала. У меня ведь ко всем дверям запасные ключи. В доме много стариков. Вдруг кто-то из них заболеет, надо помочь. Как без ключа в квартиру попадешь? Но ведь никакой ключ не поможет, когда человек вот так забаррикадируется. А Свярд был уже в летах…
В ванной что-то загудело, и Рея крикнула:
— Тебе помочь, Ингела?
— Да… если можно.
Она вышла, через минуту вернулась и сообщила:
— Теперь все в порядке. Кстати, о возрасте: ведь мы с тобой почти ровесники?
Мартин Бек улыбнулся. Он привык к тому, что никто не давал ему пятидесяти лет, от силы — сорок пять.
— Правда, стариком я Свярда не назвала бы, — продолжала Рея, — но со здоровьем у него не ладилось. Что-то серьезное было, он считал, что ему недолго жить осталось. Как раз перед тем, как переехать, ложился на обследование. Что ему там сказали, не знаю. В онкологической клинике лежал, а это, насколько я понимаю, ничего доброго не сулит.
Мартин Бек навострил уши: важная новость! Но тут опять хлопнула наружная дверь, и кто-то громко позвал:
— Рея!
— Здесь я. На кухне.
Вошел мужчина. Увидев Мартина Бека, он остановился, но она живо пододвинула ему ногой стул:
— Садись.
Мужчина был молодой, лет двадцати пяти, рост средний, телосложение обычное. Овальное лицо, русые волосы, серые глаза, ровные зубы. Одет в клетчатую рубашку, вельветовые брюки и сандалии. В руке он держал бутылку красного вина.
— Вот, захватил по дороге.
— А я-то думала сегодня одним чаем обойтись, — сказала Рея. — Ладно. Доставай бокалы. Ставь четыре — Ингела стирает в ванной.
Она нагнулась, поскребла ногтями щиколотку, потом сказала:
— Бутылка на четверых — маловато будет. Ничего, у меня кое-что припасено. Возьми одну в шкафчике, с левой стороны. Штопор лежит в верхнем ящике, слева от раковины.
Мужчина выполнил ее указания. Он явно привык подчиняться. Когда он снова сел, Рея представила:
— Надо думать, вы раньше не встречались? Мартин… Кент.
— Привет, — сказал Кент.
— Привет, — отозвался Мартин Бек.
Они обменялись рукопожатием.
Рея наполнила бокалы и крикнула:
— Ингела, как управишься, тебя тут вино ждет! — Потом озабоченно посмотрела на парня в клетчатой рубашке:
— Какой-то ты кислый сегодня. В чем дело? Опять неудача?
Кент глотнул вина и спрятал лицо в ладонях.
— Рея, куда мне податься?
— Все еще без работы?
— И никакого просвета. Для чего я диплом получал, если мест свободных нет? Нет и, похоже, не будет.
Он потянулся к ней, хотел взять ее за руку, но она недовольно отодвинулась.
— Сегодня мне пришла в голову отчаянная мысль, — продолжал он. — Хочу знать твое мнение.
— Давай, выкладывай свою мысль.
— Поступать в полицейское училище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35