- Можно еще чашечку кофе? - попросила Молли. - Мне так холодно. Мне
очень неуютно в здешней сырости.
- Не мешало бы, пожалуй, вернуться в дом, - согласилась Бет
Конгросян. - Да, вам трудно привыкнуть к здешней погоде. Я это прекрасно
понимаю. Я еще не забыла, каково нам самим было поначалу, когда мы сюда
переехали.
- Плавт родился не здесь, - заметил Нат.
- Не здесь. Как раз из-за него мы и были вынуждены сюда переехать.
- А почему бы правительству не забрать его у вас? - спросил Нат. -
Оно открыло специальные школы для жертв радиации.
Он старался избегать точного термина, который в правительственных
кругах звучал как "каприз радиации".
- Мы сочли, что здесь ему будет лучше, - сказала Бет Конгросян. -
Большинство их - чап-чапычей, как называют их в народе, да и они сами не
возражали против такого названия, - живет здесь. Они собрались здесь за
последние два десятилетия практически со всех уголков земного шара.
Они все вчетвером вернулись в сухое тепло старинного дома.
- Он, в самом деле, прелестный малыш, - заметила Молли. - Такой
славный, такой смышленый несмотря на...
Она запнулась.
- Челюсть и неуклюжую походку, - сухо произнесла миссис Конгросян, -
которые еще полностью не сформировались. Это начинается в тринадцать лет.
В кухне она стала кипятить воду для кофе.
Странно, отметил про себя Нат Флайджер, что же это мы собираемся
привезти из этой поездки? Совсем не то, что мы с Леей ожидали поначалу.
Интересно, задумался он, хорошо ли это будет раскупаться?

Чистый приятный голос Аманды Коннерс, неожиданно раздавшийся в
интеркоме, привел в состояние полной растерянности д-ра Эгона Саперба. Он
в это время как раз проверял расписание своих завтрашних встреч.
- Доктор, вас хочет видеть джентльмен, назвавшийся мистером Уайлдером
Пэмброуком.
Уайлдер Пэмброук! Д-р Саперб тут же напряженно выпрямился, не
поднимаясь со стула, и непроизвольно отложил в сторону свою записную
книжку. Что нужно в такое позднее время этому высокому полицейскому чину?
Он сразу же инстинктивно насторожился и произнес в микрофон интеркома:
- Одну минутку, пожалуйста.
Неужели он заявился сюда, чтобы в конце концов прикрыть той кабинет?
Тогда я, должно быть, уже принял, сам о том не догадываясь того, особого
пациента. Того пациента ради обслуживания которого я существую. Хотя
вернее было бы сказать, что я его так и не обслужил. Ибо у меня, наверное,
ничего с ним не получилось.
От таких мыслей пот выступил у него на лбу. Значит, сейчас
заканчивается моя карьера, и мне суждено разделить судьбу всех остальных
коллег и сбежали в коммунистические страны, только вряд ли им там лучше.
Некоторые эмигрировали на Луну и на Марс. А немногие - хотя таких
"немногих" на самом деле оказалось удивительно много - стали проситься на
работу в "АГ Хемие" - организацию больше других достойную осуждения за
свою деятельность против психоаналитиков.
Я слишком молод, чтобы уходить на пенсию, и слишком стар, чтобы
переучиваться другой профессии, с горечью отметил про себя Саперб. Так что
по сути мне ничего не остается делать. Я не могу продолжать свою
деятельность, но не в состоянии и прекратить ее. Это и есть настоящее
раздвоение, именно то состояние, которое так характерно для большинства
моих пациентов. Теперь он ощущал куда более сильное сострадание к ним и
понимал, какой невыносимо сложной становилась их жизнь.
- Просите комиссара Пэмброука, - сказал он Аманде.
В кабинет медленно вошел высокопоставленный полицейский с колючими
глазами и сел прямо напротив д-ра Саперба.
- Меня заинтересовала девушка, которая сидит у вас в приемной, -
произнес несколько взволнованно Пэмброук. - Мне хотелось бы знать, что с
нею станется. Возможно, мы...
Что вам нужно? - спросил напрямик Саперб.
- Ответ. На вопрос.
Пэмброук откинулся назад, достал золотой портсигар - антикварную
вещицу прошлого столетия - щелкнул зажигалкой, тоже антикварной.
Затянувшись, уселся поудобнее, закинул ногу на ногу. И продолжил: - Вас
пациент, Ричард Конгросян, обнаружил, что он в состоянии дать отпор.
- Кому?
- Своим притеснителям. Нам, разумеется, в первую очередь. Очевидно, и
любому другому, кто появится на сцене, в той же роли. Вот это мне и
хотелось бы выяснить со всей определенностью. Я хочу работать вместе с
Ричардом Конгросяном, но я должен обезопасить себя от него. Честно говоря,
я его боюсь, притом в данных обстоятельствах боюсь его больше, чем кого бы
то ни было на свете. И я понимаю, почему, - я прибегал к помощи аппаратуры
фон Лессинджера и прекрасно себе представляю, о чем говорю. Что является
ключом к его мозгу? Как мне поступить, чтобы Конгросян... - Пэмброук,
оживленно жестикулируя, подыскивал нужное слово, - ...стал в большой
степени заслуживающим доверия, чтобы его поведение было более
предсказуемым? Вы понимаете, о чем идет речь. Мне, естественно, совсем не
хочется, чтобы он схватил меня и зашвырнул на два метра под землю в одно
прекрасное утро, когда мы слегка с ним повздорим.
Лицо его было бледным, сидел он теперь, напрягшись всем телом, и было
видно, насколько хрупким было сохранявшееся еще им самообладание.
Д-р Саперб ответил после некоторой паузы.
- Теперь я знаю, кто этот пациент, которого я дожидаюсь. Вы солгали,
сказав, что меня должна постичь неудача. Фактически я жизненно необходим
вам. А пациент мой в общем-то душевно здоров.
Пэмброук пристально на него поглядел, но ничего не сказал.
- Этот пациент - вы сами.
Через некоторое время Пэмброук кивнул.
- И это совсем не связано с деятельностью правительства, - сказал
Саперб. - Это все было организовано по вашей собственной инициативе.
Николь к этому не имеет ни малейшего касательства.
По крайней мере, непосредственно, отметил он про себя.
- Советую вести себя поосторожнее.
С этими словами Пэмброук свой служебный пистолет и небрежно положил
его себе на колени, однако рука его оставалась в непосредственной близости
к оружию.
- Я не в состоянии объяснить вам, каким образом можно взять под
контроль Конгросяна. Я и сам не могу его контролировать - вы в этом имели
возможность убедиться.
- Но вы должны знать, как это сделать, - настаивал Пэмброук, - именно
вы в первую очередь должны знать, смогу я работать вместе с ним или нет.
Ведь вы очень многое о нем знаете - как, наверное, никто другой.
Он поглядел на Саперба в упор, взгляд его немигающих глаз был ясен.
Он ждал ответа.
- Вам придется рассказать мне, какую работу вы хотите предложить ему.
Пэмброук, подняв пистолет и направив дуло его прямо на Саперба,
произнес:
- Скажите мне, какие чувства он питает к Николь?
- Она ему представляется чем-то вроде фигуры Великой Матери. Как и
всем нам.
- "Великая Мать"?
Пэмброук решительно перегнулся через стол.
- Что это?
- Великая изначальная мать всего сущего.
- Значит, другими словами, он боготворит ее. Она для него не простая
смертная женщина. Как же он станет реагировать... - Пэмброук осекся в
нерешительности. - Предположим, Конгросян внезапно станет одним из гестов,
притом настоящим, приобщенным к одной из наиболее тщательно охраняемых
государственных тайн. Заключающейся в том, что подлинная Николь умерла
много лет тому назад, а так называемая "Николь" всего лишь актриса.
Девушки по имени Кейт Руперт.
В ушах Саперба гудело. Он неплохо изучил Пэмброука и теперь был
абсолютно уверен, что когда этот взаимный обмен мыслями завершится,
Пэмброук пристрелит его.
- Потому что, - продолжал Пэмброук, - это истинная правда.
После этих слов он затолкал пистолет назад, в кобуру.
- Потеряет он свой страх, свое благоговение перед нею тогда? Будет ли
он способен... сотрудничать?
Саперб задумался, затем произнес:
- Да. Будет. Определенно будет.
Пэмброуку явно стало легче. Он перестал дрожать, слабый румянец снова
вернулся на его худое, невыразительное лицо.
- Вот и отлично. И я надеюсь, что вы не дезинформировали меня,
доктор, потому что в противном случае я еще сумею сюда вернуться, чтобы бы
ни случилось, и уничтожить вас.
Он тут же поднялся.
- Прощайте.
- Я... - робко произнес Саперб, - ...теперь без работы?
- Разумеется. А как же иначе? - Пэмброук сдержанно улыбнулся. - Что
толку от вас для кого бы то ни было? Вы прекрасно понимаете это, доктор.
Ваше время прошло.
- Предположим, я расскажу кому-нибудь еще о том, что вы только что
мне поведали?
- О ради Бога! Вы лишь облегчите мне работу. Видите ли, доктор, я
намерен сделать достоянием испов как раз именно эту тайну. А одновременно
с этим "Карп унд Зоннен Верке" откроют другую.
- Какую другую?
- Придется вам подождать, - сказал Пэмброук, - пока Антон и Феликс
Карпы не сочтут, что они уже готовы это сделать.
Он открыл дверь их кабинета.
- Мы вскоре снова встретимся, доктор. Благодарю вас за помощь.
Дверь за ним закрылась.
Вот я и узнал, понял д-р Саперб, самую наиглавнейшую государственную
тайну. Я теперь принадлежу к наивысшему кругу общества, к гестам.
Но это для меня не имеет практически никакого значения. Ибо нет у
меня какой-либо возможности воспользоваться этой информацией в качестве
средства для продолжения своей врачебной карьеры. А это и есть для меня
самое главное. Поскольку это касается лично меня, моего благополучия.
Его вдруг охватила страшная ненависть к Пэмброуку. Если бы я только
мог убить его, я бы, не задумываясь, сделал это, понял он. Прямо сейчас.
Догнал бы его и...
- Доктор, - раздался голос Аманды в интеркоме, - мистер Пэмброук
говорит, что нам необходимо закрывать кабинет, - голос ее дрожал. - Это
правда? Я полагала, что они намерены разрешить вам поработать еще довольно
долго.
- Правда, - признался Саперб. - Все кончено. Вы, пожалуйста,
перезвоните всем моим пациентам, всем, кому я назначил прием, и расскажите
о случившемся.
- Хорошо, доктор.
Аманда, вся в слезах, отключилась.
Черт бы его побрал, выругался про себя Саперб. И самое неприятное то,
что я ничего не могу изменить. Абсолютно ничего.
Интерком снова включился, и Аманда произнесла нерешительно:
- И он сказал кое-что еще. Я не собиралась говорить об этом - это
касается лично меня. Мне казалось, что это может вас рассердить.
- Что же он сказал?
- Он сказал, что он мог бы использовать меня. Он не сказал каким
образом, но что бы это ни было, я чувствую... - Она помолчала на какое-то
время. - Я чувствую себя очень плохо, доктор, - закончила она. - Так плохо
мне еще никогда не было.
Встав из-за стола, Саперб прошел к двери кабинета, открыл ее.
Пэмброук, разумеется, уже ушел. А приемной он увидел только Аманду Коннерс
за ее столом, она прикладывала к глазам бумажную салфетку. Саперб
спустился по ступенькам и вышел из здания.
Он отпер багажник своего припаркованного здесь электромобиля, извлек
из него монтировку и, держа ее в руке, двинулся по тротуару. Он искал
взглядом комиссара Пэмброука.
Вдали он увидел показавшуюся ему совсем небольшой фигурку. Эффект
перспективы, сообразил д-р Саперб. Расстояние делало комиссара на вид куда
меньше, чем он был на самом деле. Подняв над головой монтировку, д-р
Саперб кинулся вдогонку за полицейским.
Фигура Пэмброука стала расти в размерах.
Пэмброук не обращал на него никакого внимания. Он не видел
приближавшегося к нему Саперба. Стоя в группе других прохожих, Пэмброук не
сводил глаз с заголовков, демонстрировавшихся странствующей информационной
машиной.
Заголовки эти были огромными, буквы, составлявшие их, казались
зловеще черными. Подойдя поближе, д-р Саперб смог разобрать отдельные
слова, прочесть эти заголовки. Он замедлил ход, опустил монтировку и в
конце концов занял место рядом с другими прохожими.
- Карп разоблачает важнейшую государственную тайну! - пронзительно
кричала информационная машина всем, кто только ни оказывался в пределах ее
слышимости. - "Дер Альте" - сималакрум! Уже началось изготовление нового!
Информ-машина покатилась дальше в поисках новых клиентов. Никто
ничего у нее не приобрел. Все замерли, не двигаясь. Сапербу все это
показалось каким-то страшным сном; он зажмурил глаза. Очень трудно
поверить этому. Ужасно трудно.
- Один из служащих Карпа выкрал план создания симулакрона - нового
Дер Альте! - пронзительно визжала информ-машина, теперь уже почти в
квартале отсюда.
Визг ее эхом гулял по улице. - Делал эти планы достоянием
общественности!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39