черные обезьяны, непрерывным потоком марширующие вокруг нас. И в эту неподвижную картину, замершую в таинственной глубине египетской гробницы, внезапно вторгся жуткий звук…
— Что это? — прошептал Веймаут.
Мы стояли, напряженно вслушиваясь, доведенные до той грани состояния рассудка, когда самый здравомыслящий человек начинает верить в привидения.
Звук приближался.
Теперь стало понятно, что это чьи-то тихие, крадущиеся шаги.
Веймаут пришел в себя первым.
— Быстро! — шепнул он, махнув рукой в сторону квадратного проема в углу. — Вон в ту дыру! И тихо! Чтобы ни звука…
Вслед за Али мы пересекли склеп, и наш проводник исчез в отверстии. Лишь неясный, призрачный свет его фонаря освещал теперь помещение.
— Вперед! — нетерпеливо скомандовал Веймаут.
Я присел и тихо скользнул в дыру. Суперинтендант последовал за мной.
Али что-то быстро проговорил по-арабски.
— Накрой фонарь! — свирепо прошептал Веймаут. — И молчи!
Али чем-то прикрыл фонарь, и мы оказались в абсолютной темноте.
Араб снова что-то прошептал.
— Да замолчи же ты! — цыкнул на него Веймаут.
Али Махмуд затих. Он был одним из самых храбрых людей, каких я когда-либо встречал, но сейчас, судя по голосу, буквально трясся от страха. В какой-то степени я догадывался, что он хотел сказать, и это пугало меня еще больше.
Шорох шагов смолк. Воздух был до невозможности спертым, как обычно в подобных местах. Я встал на колени и осторожно выглянул в надежде что-нибудь увидеть, если таинственный пришелец догадался прихватить с собой фонарь.
Тяжелое дыхание у меня над ухом подсказало, что Веймаут последовал моему примеру. У меня не было ни малейшего представления о размерах нашего убежища.
Мягкие, осторожные шаги послышались снова.
— Он уже совсем рядом, — прошептал суперинтендант. — Не шевелитесь!
Воцарилась абсолютная тишина. Я слышал, как тикают часы у меня на запястье. Прошла еще минута.
Затем забрезжил рассеянный свет, озарив решетку входа с проломом внизу. Еще минуту спустя он усилился, и я понял, что пришелец пользуется электрическим фонарем. Странно, но это открытие принесло мне некоторое облегчение. Бог знает, чего я ожидал, но мысль, что таинственный гость не чурается достижений современной науки, рассеяла суеверные страхи.
Дыхание Веймаута стало совсем неслышным.
В проеме появилась фигура. На пол упал веер ослепительно-белого света.
Пришелец наклонился и пролез в пролом. По характерной легкой походке и черному свободному одеянию я понял, что передо мной арабская женщина. В руке она действительно держала карманный фонарик. Однако в данный момент сама рука заинтересовала меня куда больше.
Она была тонка, изящна и выхолена в праздности, эта незабываемая рука, исполненная совершенной и потому даже какой-то отталкивающей прелести, с покрытыми ярким лаком ногтями изысканной формы, с длинным большим пальцем, нежная и вместе с тем жестокая, как бархатная лапа тигрицы.
Я почувствовал, как дыхание мое невольно учащается. Пальцы Веймаута сжали мое плечо.
Видел ли он то же, что и я? Понял ли он?
Женщина бесшумно двинулась к саркофагу. На ногах у нее были мягкие, свободные туфли, обнажающие лодыжки — столь же совершенные, будто выточенные из слоновой кости, строгой и вместе с тем чувственной, как и рука, формы.
К сожалению, площадь нашего обзора была ограничена, и в следующую секунду таинственная гостья исчезла из виду — только по теням, отбрасываемым фонарем, я мог догадываться о ее движениях. Мне показалось, что она наклонилась к саркофагу, но крышку футляра, судя по всему, поднимать не стала.
Внезапно свет стал еще ярче. Она вплотную приблизилась к нашему укрытию. Яркий луч упал буквально в нескольких дюймах от моих колен, осветив каменный пол. Лишь по счастливой случайности он не задел никого из нас.
Затем луч вернулся обратно к каменной решетке, и я снова рискнул выглянуть. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как женская фигура наклонилась и исчезла в тоннеле. Я услышал, как осыпались под ее ногами мелкие камешки, когда она двинулась в обратный путь. Услышал, как над самым моим ухом перевел дыхание Веймаут. Звук шагов становился все тише и тише и наконец затих совсем.
— Тихо! — прошептал суперинтендант. — Не двигайтесь, пока я не скажу.
Ноги у меня затекли, но я замер в прежнем неудобном положении, все еще напряженно прислушиваясь. Абсолютная тишина…
— Али, — приказал Веймаут, — открой фонарь.
Али Махмуд стащил с фонаря свое одеяние. Рассеянный желтый свет озарил низкую, грубо вырубленную в скальной породе комнату.
— Господин! — дрожащим голосом воскликнул Али. — Я увидел его сразу, как только мы вошли. Смотрите!
На куче щебня в дальнем от входа углу лежал коричневый человек, совершенно голый, за исключением набедренной повязки и черного тюрбана на голове.
— Когда я в темноте встал на колени, — продолжал Али, — мне пришлось на него опереться. Он совсем холодный…
На четвереньках, стараясь не шуметь, я вполз в тоннель и посмотрел налево. У поворота по-прежнему горел фонарь Али. Выпрямившись, я направился к нему, стараясь ступать как можно осторожнее. На углу снова опустился на колени и осторожно высунул голову. Тоннель был пуст. По крайней мере до следующего поворота.
Так, пробираясь от угла к углу, я добрался до прохода, ведущего в нашу шахту. С прежними предосторожностями выглянул наружу. Слабый свет луны боролся с чернотой ночи. Подняв голову, я убедился, что лестницы пусты. Вслушался… и в абсолютной тишине вновь услышал звук осторожных удаляющихся шагов.
Она поднималась по крутому склону, который когда-то, видимо, вел ко входу в гробницу, но теперь был перегорожен непроходимой скалой. Она была у меня в руках!
Окончательно забыв об инструкциях Веймаута, я решил, что от такой добычи грешно отказываться. Эта женщина была ключом к тайне. Именно она украла тело шефа. Даже если бы ее не запечатлела фотокамера Раймы, я все равно узнал бы ее, как бы она ни маскировалась. Мадам Ингомар!
Карабкаясь по неровно уложенным камням, я ринулся вверх. И, не успев преодолеть и пяти шагов, ощутил странную перемену: в то время, как в нижней части тоннеля воздух настолько пропитался зловонием, что едва оставлял возможность дышать, здесь он был сравнительно свеж.
Я обогнул угол, остановился и посветил фонарем, ожидая увидеть перегородившую путь стену. Вместо этого предо мной предстало неправильной формы отверстие добрых пяти футов в высоту. Я внимательно осмотрел его; несомненно, оно существовало уже давно, но, по всей видимости, было тщательно замаскировано. Нырнув в него, я оказался в небольшом шурфе; отсюда вверх, в темноту, вела лестница. Я поднялся по ней и попал в невысокий тоннель. Прислушался и не услышал ни звука. Осторожно пошел вперед. Воздух становился все более свежим.
Через несколько минут я добрался до пролома, ведущего наружу. Единственная бледная звезда виднелась в нем, как алмазная подвеска. И тут вдруг на меня снизошло озарение. Теперь я знал, где нахожусь и куда исчезла женщина.
Это была шахта Лафлера!
Веймаут выглядел очень мрачным.
— Мы имеем дело с дьяволом, — убежденно кивнул он. — Я уверен: она приходила в поисках своего слуги.
Он снова осветил лицо мертвого человека, найденного нами в комнате. Это узкое, злобное лицо казалось еще ужаснее, потому что было искажено жуткой гримасой — беднягу задушили. Между бровями виднелся странный цветной знак — до сих пор не представляю, каким способом он был нанесен. Казалось, его выжгли, а потом каким-то образом покрыли эмалью.
— Бирманец, — безошибочно определил Веймаут. — К тому же член секты дакойтов.
Он осторожно прикоснулся к знаку, затем бесшумно поднялся и прислушался. Мы тоже затаили дыхание, хотя я готов поклясться: никто из нас понятия не имел, что он ожидал услышать.
Я снова вгляделся в искаженные черты мертвеца, и тут мне пришло в голову, что, будь эти раскосые глаза открыты, он вполне сошел бы за брата-близнеца таинственного соглядатая, преследовавшего меня во время поездки в Каир.
— Что все это означает? — спросил я.
— То, что наши самые худшие опасения оправдались, — вздохнул Веймаут. — Наш покойный приятель — не кто иной, как слуга доктора Фу Манчи. Меня лично, Гревилль, это переносит в 1913 год, в дом сэра Лайонела. Я вспоминаю смерть китайца Кви. Возможно, конечно, все это не более чем совпадение, но уж очень странное. Потому что Кви встретил свою смерть, когда его наняли для выполнения точно такого же задания, которое, как я полагаю, было поручено этому желтому демону.
— Убийство Бартона?
— Верно, — кивнул Веймаут. — Это более чем странно и очень страшно.
— Странно другое! — воскликнул я. — Причем, как мне кажется, тут для нас появляется проблеск надежды. Ведь этот человек принадлежал к нашим врагам. И тем не менее его задушили. Возможно, это…
— Конечно! В том-то и дело. Не собственные же друзья его убили!
— Как бы то ни было, одно мы можем утверждать с полной определенностью, — заметил я. — Он пришел тем же путем, что и женщина, — через шахту Лафлера. Неясно другое — когда произошел поединок.
— И почему он произошел, — добавил Веймаут. — И что, о Боже, случилось потом. Возможно ли, — он понизил голос, пристально глядя на огромных ужасных обезьян, бесконечными рядами недвижно марширующих вокруг нас по стенам склепа, — что в этой гробнице заключено нечто… — и он кивнул в направлении саркофага.
— Вполне вероятно, — согласился я. — Однако первое, что должен сделать любой археолог при отсутствии специальной информации, — открыть футляр с мумией.
— Похоже, это уже сделали.
— Что? — вскричал я. — Что?!
— Взгляните сами, — предложил Веймаут, и в голосе его я явственно услышал нотку неистребимого любопытства.
Он осветил изголовье саркофага.
— Боже мой! — снова закричал я.
Деревянные задвижки были сдвинуты. Крышку явно подняли, а потом снова опустили. Причем два клина, вставленные между ней и корпусом футляра, не давали ей встать на прежнее место, оставляя щель в добрый дюйм шириной. Я уставился на нее в полном оцепенении.
— Ну как, идеи есть? — поинтересовался Веймаут. — Зачем понадобилось проделывать такую штуку?
Я покачал головой.
— Чтобы это выяснить, можно попросту ее снова приподнять.
— Что ж, если других идей нет, можно попытаться, — согласился суперинтендант и повернулся к Али. — Ну-ка, посвети сюда. Гревилль, беритесь вон там. И постарайтесь больше нигде до крышки не дотрагиваться — на ней могут сохраниться отпечатки пальцев. Готовы? Ну, поднимаем!
Донельзя взволнованный, я повиновался. Мы без труда подняли крышку — она оказалась гораздо легче, чем я предполагал.
Заранее ужасаясь при мысли о том, что мы можем увидеть, я заглянул в саркофаг. Казалось, его заполняла какая-то тускло-серая масса с неясными очертаниями, смутно напоминающая что-то очень знакомое, — в ту драматическую минуту было невозможно вспомнить, что именно. Менее всего я ожидал увидеть здесь именно это, и потому рассудок, по всей видимости, просто отказался узнавать.
— Давайте-ка совсем снимем крышку, — предложил я. — Вы оставайтесь здесь, а я возьмусь за тот конец.
— Давайте, — согласился Веймаут.
— Сейчас.
Мы подняли крышку и положили ее на пол.
Я не мог поверить, что эта ночь тайн и ужасов готовит еще большее потрясение для моих измученных нервов. Однако все обстояло именно так: то, что случилось потом, с лихвой перекрыло все прошлые события. Ни один здравомыслящий человек, даже с самым неуемным воображением, ничего подобного и представить себе не смог бы.
Я всмотрелся в содержимое саркофага и был потрясен настолько, что не мог произнести ни слова, лишь издал какой-то нечленораздельный звук.
Возможно, свою роль сыграли и чрезмерное напряжение, и невыносимая духота, но мне почудилось, что стены склепа закачались и процессия обезьян двинулась вокруг меня, в то время как я стоял и смотрел в бело-серое лицо сэра Лайонела Бартона, лежащего в этом древнем гробу и по-прежнему закутанного в свое армейское одеяло!
ГЛАВА IV
ФА ЛО ШЕ
— Отправляйтесь-ка спать, Гревилль, — велел доктор Петри. — Или по крайней мере ложитесь в постель. Это совершенно необходимо. На сегодняшнюю ночь с вас хватит. Ваша работа на данный момент закончена, моя — только начинается.
Не могу рассказать, как прореагировали остальные на наше поразительное открытие, — я был слишком измотан и потрясен, чтобы это сохранилось в моей памяти.
Петри поддерживал меня, пока мы брели вверх по тоннелю. Потом дал мне как следует отхлебнуть из своей фляжки. Виски и помощь Али позволили мне вскарабкаться вверх по лестницам. Я был в бешенстве на себя самого. Чертовски обидно уходить, когда вот-вот должна начаться самая удивительная операция, когда-либо проводимая хирургом, — возвращение к жизни мертвого человека!
Даже добравшись наконец до палатки и повалившись на кровать, я все еще продолжал мучиться сомнениями, и лишь отчаянный внутренний призыв к здравому смыслу удержал меня от того, чтобы не вскочить и не кинуться опрометью обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Что это? — прошептал Веймаут.
Мы стояли, напряженно вслушиваясь, доведенные до той грани состояния рассудка, когда самый здравомыслящий человек начинает верить в привидения.
Звук приближался.
Теперь стало понятно, что это чьи-то тихие, крадущиеся шаги.
Веймаут пришел в себя первым.
— Быстро! — шепнул он, махнув рукой в сторону квадратного проема в углу. — Вон в ту дыру! И тихо! Чтобы ни звука…
Вслед за Али мы пересекли склеп, и наш проводник исчез в отверстии. Лишь неясный, призрачный свет его фонаря освещал теперь помещение.
— Вперед! — нетерпеливо скомандовал Веймаут.
Я присел и тихо скользнул в дыру. Суперинтендант последовал за мной.
Али что-то быстро проговорил по-арабски.
— Накрой фонарь! — свирепо прошептал Веймаут. — И молчи!
Али чем-то прикрыл фонарь, и мы оказались в абсолютной темноте.
Араб снова что-то прошептал.
— Да замолчи же ты! — цыкнул на него Веймаут.
Али Махмуд затих. Он был одним из самых храбрых людей, каких я когда-либо встречал, но сейчас, судя по голосу, буквально трясся от страха. В какой-то степени я догадывался, что он хотел сказать, и это пугало меня еще больше.
Шорох шагов смолк. Воздух был до невозможности спертым, как обычно в подобных местах. Я встал на колени и осторожно выглянул в надежде что-нибудь увидеть, если таинственный пришелец догадался прихватить с собой фонарь.
Тяжелое дыхание у меня над ухом подсказало, что Веймаут последовал моему примеру. У меня не было ни малейшего представления о размерах нашего убежища.
Мягкие, осторожные шаги послышались снова.
— Он уже совсем рядом, — прошептал суперинтендант. — Не шевелитесь!
Воцарилась абсолютная тишина. Я слышал, как тикают часы у меня на запястье. Прошла еще минута.
Затем забрезжил рассеянный свет, озарив решетку входа с проломом внизу. Еще минуту спустя он усилился, и я понял, что пришелец пользуется электрическим фонарем. Странно, но это открытие принесло мне некоторое облегчение. Бог знает, чего я ожидал, но мысль, что таинственный гость не чурается достижений современной науки, рассеяла суеверные страхи.
Дыхание Веймаута стало совсем неслышным.
В проеме появилась фигура. На пол упал веер ослепительно-белого света.
Пришелец наклонился и пролез в пролом. По характерной легкой походке и черному свободному одеянию я понял, что передо мной арабская женщина. В руке она действительно держала карманный фонарик. Однако в данный момент сама рука заинтересовала меня куда больше.
Она была тонка, изящна и выхолена в праздности, эта незабываемая рука, исполненная совершенной и потому даже какой-то отталкивающей прелести, с покрытыми ярким лаком ногтями изысканной формы, с длинным большим пальцем, нежная и вместе с тем жестокая, как бархатная лапа тигрицы.
Я почувствовал, как дыхание мое невольно учащается. Пальцы Веймаута сжали мое плечо.
Видел ли он то же, что и я? Понял ли он?
Женщина бесшумно двинулась к саркофагу. На ногах у нее были мягкие, свободные туфли, обнажающие лодыжки — столь же совершенные, будто выточенные из слоновой кости, строгой и вместе с тем чувственной, как и рука, формы.
К сожалению, площадь нашего обзора была ограничена, и в следующую секунду таинственная гостья исчезла из виду — только по теням, отбрасываемым фонарем, я мог догадываться о ее движениях. Мне показалось, что она наклонилась к саркофагу, но крышку футляра, судя по всему, поднимать не стала.
Внезапно свет стал еще ярче. Она вплотную приблизилась к нашему укрытию. Яркий луч упал буквально в нескольких дюймах от моих колен, осветив каменный пол. Лишь по счастливой случайности он не задел никого из нас.
Затем луч вернулся обратно к каменной решетке, и я снова рискнул выглянуть. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как женская фигура наклонилась и исчезла в тоннеле. Я услышал, как осыпались под ее ногами мелкие камешки, когда она двинулась в обратный путь. Услышал, как над самым моим ухом перевел дыхание Веймаут. Звук шагов становился все тише и тише и наконец затих совсем.
— Тихо! — прошептал суперинтендант. — Не двигайтесь, пока я не скажу.
Ноги у меня затекли, но я замер в прежнем неудобном положении, все еще напряженно прислушиваясь. Абсолютная тишина…
— Али, — приказал Веймаут, — открой фонарь.
Али Махмуд стащил с фонаря свое одеяние. Рассеянный желтый свет озарил низкую, грубо вырубленную в скальной породе комнату.
— Господин! — дрожащим голосом воскликнул Али. — Я увидел его сразу, как только мы вошли. Смотрите!
На куче щебня в дальнем от входа углу лежал коричневый человек, совершенно голый, за исключением набедренной повязки и черного тюрбана на голове.
— Когда я в темноте встал на колени, — продолжал Али, — мне пришлось на него опереться. Он совсем холодный…
На четвереньках, стараясь не шуметь, я вполз в тоннель и посмотрел налево. У поворота по-прежнему горел фонарь Али. Выпрямившись, я направился к нему, стараясь ступать как можно осторожнее. На углу снова опустился на колени и осторожно высунул голову. Тоннель был пуст. По крайней мере до следующего поворота.
Так, пробираясь от угла к углу, я добрался до прохода, ведущего в нашу шахту. С прежними предосторожностями выглянул наружу. Слабый свет луны боролся с чернотой ночи. Подняв голову, я убедился, что лестницы пусты. Вслушался… и в абсолютной тишине вновь услышал звук осторожных удаляющихся шагов.
Она поднималась по крутому склону, который когда-то, видимо, вел ко входу в гробницу, но теперь был перегорожен непроходимой скалой. Она была у меня в руках!
Окончательно забыв об инструкциях Веймаута, я решил, что от такой добычи грешно отказываться. Эта женщина была ключом к тайне. Именно она украла тело шефа. Даже если бы ее не запечатлела фотокамера Раймы, я все равно узнал бы ее, как бы она ни маскировалась. Мадам Ингомар!
Карабкаясь по неровно уложенным камням, я ринулся вверх. И, не успев преодолеть и пяти шагов, ощутил странную перемену: в то время, как в нижней части тоннеля воздух настолько пропитался зловонием, что едва оставлял возможность дышать, здесь он был сравнительно свеж.
Я обогнул угол, остановился и посветил фонарем, ожидая увидеть перегородившую путь стену. Вместо этого предо мной предстало неправильной формы отверстие добрых пяти футов в высоту. Я внимательно осмотрел его; несомненно, оно существовало уже давно, но, по всей видимости, было тщательно замаскировано. Нырнув в него, я оказался в небольшом шурфе; отсюда вверх, в темноту, вела лестница. Я поднялся по ней и попал в невысокий тоннель. Прислушался и не услышал ни звука. Осторожно пошел вперед. Воздух становился все более свежим.
Через несколько минут я добрался до пролома, ведущего наружу. Единственная бледная звезда виднелась в нем, как алмазная подвеска. И тут вдруг на меня снизошло озарение. Теперь я знал, где нахожусь и куда исчезла женщина.
Это была шахта Лафлера!
Веймаут выглядел очень мрачным.
— Мы имеем дело с дьяволом, — убежденно кивнул он. — Я уверен: она приходила в поисках своего слуги.
Он снова осветил лицо мертвого человека, найденного нами в комнате. Это узкое, злобное лицо казалось еще ужаснее, потому что было искажено жуткой гримасой — беднягу задушили. Между бровями виднелся странный цветной знак — до сих пор не представляю, каким способом он был нанесен. Казалось, его выжгли, а потом каким-то образом покрыли эмалью.
— Бирманец, — безошибочно определил Веймаут. — К тому же член секты дакойтов.
Он осторожно прикоснулся к знаку, затем бесшумно поднялся и прислушался. Мы тоже затаили дыхание, хотя я готов поклясться: никто из нас понятия не имел, что он ожидал услышать.
Я снова вгляделся в искаженные черты мертвеца, и тут мне пришло в голову, что, будь эти раскосые глаза открыты, он вполне сошел бы за брата-близнеца таинственного соглядатая, преследовавшего меня во время поездки в Каир.
— Что все это означает? — спросил я.
— То, что наши самые худшие опасения оправдались, — вздохнул Веймаут. — Наш покойный приятель — не кто иной, как слуга доктора Фу Манчи. Меня лично, Гревилль, это переносит в 1913 год, в дом сэра Лайонела. Я вспоминаю смерть китайца Кви. Возможно, конечно, все это не более чем совпадение, но уж очень странное. Потому что Кви встретил свою смерть, когда его наняли для выполнения точно такого же задания, которое, как я полагаю, было поручено этому желтому демону.
— Убийство Бартона?
— Верно, — кивнул Веймаут. — Это более чем странно и очень страшно.
— Странно другое! — воскликнул я. — Причем, как мне кажется, тут для нас появляется проблеск надежды. Ведь этот человек принадлежал к нашим врагам. И тем не менее его задушили. Возможно, это…
— Конечно! В том-то и дело. Не собственные же друзья его убили!
— Как бы то ни было, одно мы можем утверждать с полной определенностью, — заметил я. — Он пришел тем же путем, что и женщина, — через шахту Лафлера. Неясно другое — когда произошел поединок.
— И почему он произошел, — добавил Веймаут. — И что, о Боже, случилось потом. Возможно ли, — он понизил голос, пристально глядя на огромных ужасных обезьян, бесконечными рядами недвижно марширующих вокруг нас по стенам склепа, — что в этой гробнице заключено нечто… — и он кивнул в направлении саркофага.
— Вполне вероятно, — согласился я. — Однако первое, что должен сделать любой археолог при отсутствии специальной информации, — открыть футляр с мумией.
— Похоже, это уже сделали.
— Что? — вскричал я. — Что?!
— Взгляните сами, — предложил Веймаут, и в голосе его я явственно услышал нотку неистребимого любопытства.
Он осветил изголовье саркофага.
— Боже мой! — снова закричал я.
Деревянные задвижки были сдвинуты. Крышку явно подняли, а потом снова опустили. Причем два клина, вставленные между ней и корпусом футляра, не давали ей встать на прежнее место, оставляя щель в добрый дюйм шириной. Я уставился на нее в полном оцепенении.
— Ну как, идеи есть? — поинтересовался Веймаут. — Зачем понадобилось проделывать такую штуку?
Я покачал головой.
— Чтобы это выяснить, можно попросту ее снова приподнять.
— Что ж, если других идей нет, можно попытаться, — согласился суперинтендант и повернулся к Али. — Ну-ка, посвети сюда. Гревилль, беритесь вон там. И постарайтесь больше нигде до крышки не дотрагиваться — на ней могут сохраниться отпечатки пальцев. Готовы? Ну, поднимаем!
Донельзя взволнованный, я повиновался. Мы без труда подняли крышку — она оказалась гораздо легче, чем я предполагал.
Заранее ужасаясь при мысли о том, что мы можем увидеть, я заглянул в саркофаг. Казалось, его заполняла какая-то тускло-серая масса с неясными очертаниями, смутно напоминающая что-то очень знакомое, — в ту драматическую минуту было невозможно вспомнить, что именно. Менее всего я ожидал увидеть здесь именно это, и потому рассудок, по всей видимости, просто отказался узнавать.
— Давайте-ка совсем снимем крышку, — предложил я. — Вы оставайтесь здесь, а я возьмусь за тот конец.
— Давайте, — согласился Веймаут.
— Сейчас.
Мы подняли крышку и положили ее на пол.
Я не мог поверить, что эта ночь тайн и ужасов готовит еще большее потрясение для моих измученных нервов. Однако все обстояло именно так: то, что случилось потом, с лихвой перекрыло все прошлые события. Ни один здравомыслящий человек, даже с самым неуемным воображением, ничего подобного и представить себе не смог бы.
Я всмотрелся в содержимое саркофага и был потрясен настолько, что не мог произнести ни слова, лишь издал какой-то нечленораздельный звук.
Возможно, свою роль сыграли и чрезмерное напряжение, и невыносимая духота, но мне почудилось, что стены склепа закачались и процессия обезьян двинулась вокруг меня, в то время как я стоял и смотрел в бело-серое лицо сэра Лайонела Бартона, лежащего в этом древнем гробу и по-прежнему закутанного в свое армейское одеяло!
ГЛАВА IV
ФА ЛО ШЕ
— Отправляйтесь-ка спать, Гревилль, — велел доктор Петри. — Или по крайней мере ложитесь в постель. Это совершенно необходимо. На сегодняшнюю ночь с вас хватит. Ваша работа на данный момент закончена, моя — только начинается.
Не могу рассказать, как прореагировали остальные на наше поразительное открытие, — я был слишком измотан и потрясен, чтобы это сохранилось в моей памяти.
Петри поддерживал меня, пока мы брели вверх по тоннелю. Потом дал мне как следует отхлебнуть из своей фляжки. Виски и помощь Али позволили мне вскарабкаться вверх по лестницам. Я был в бешенстве на себя самого. Чертовски обидно уходить, когда вот-вот должна начаться самая удивительная операция, когда-либо проводимая хирургом, — возвращение к жизни мертвого человека!
Даже добравшись наконец до палатки и повалившись на кровать, я все еще продолжал мучиться сомнениями, и лишь отчаянный внутренний призыв к здравому смыслу удержал меня от того, чтобы не вскочить и не кинуться опрометью обратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28