Воздух больно жалил пальцы и лицо, а туловище кололи липкие иголочки льда. Холод пронизывал воина до самых костей, опаляя ягодицы и бедра леденящим дыханием.
Но больше всего Келемвар боялся за ноги. Несмотря на хорошо промасленные башмаки, ноги совершенно промокли. Воин подозревал, что покалывание в пальцах является первым признаком обморожения. Келемвар знал, что может лишиться ступней, а может, даже замерзнет до смерти, если в скором времени не выберется из ледяного плена.
Вдруг на нижнюю ветку ближайшей сосны уселся ворон и голодными глазками уставился на плененного воина. Келемвар шикнул на птицу, однако та продолжала сидеть на дереве, вежливо дожидаясь смерти беспомощного человека. Ворон мог позволить себе быть терпеливым. Судя по лоснящимся перьям и упитанной тушке, птичка любила хорошо покушать.
Келемвару совсем не нравилось, что на него смотрят так, будто он – баранья нога.
– П-прилетай з-завтра! – выкрикнул он, заикаясь от холода. – Я все равно никуда не денусь.
Ворон моргнул, но остался на месте. Спешить с обедом не было нужды, однако птица не собиралась делиться добычей с другими падальщиками.
– Оставь меня, – прорычал Келемвар, пытаясь взмахом руки прогнать птицу. – Дай умереть с честью!
Ощущение беспомощности поразило воина. Он не принадлежал к числу тех, кто сдается до окончания битвы, и никогда прежде не испытывал этого чувства.
Воин не стал обдумывать свои страхи. Много раз он смотрел в лицо смерти, но никогда не чувствовал себя таким подавленным, как сейчас. Келемвара пугало нечто более страшное, чем смерть. Воин тщетно убеждал себя в том, что именно судьба доставшейся мертвецам таблички повергает его в уныние.
Однако он знал, что обманывает себя. Келемвар осознавал, конечно, всю важность возвращения Камня Судьбы Хельму, но все же потеря таблички не вызвала бы таких мук. Истинной причиной его подавленности были смерть Адона и отсутствие известий о судьбе Миднайт. Воин не имел никакой возможности узнать, что произошло с чародейкой, но был уверен, что ей не удалось избежать водоворота.
«Хватит рассуждать, – подумал воин. – Хватит. Еще не все потеряно». Внезапно Келемвар ощутил сильное желание уснуть, поскольку, проснувшись, мог бы обнаружить, что все эти зомби, подземная река и водоворот были лишь дурным сном.
Но воин не смел сомкнуть глаз. Даже сквозь все возрастающее чувство сонливости он понимал, что сон в ледяном плену скорее всего закончится смертью.
Дрожь прошла, и мышцы начали коченеть. Келемвар осознавал, что приближается к смерти. Он забил ногами, затем ударил по черному панцирю льда, лежавшего под его грудью.
Лед не раскололся и не треснул, даже не покрылся паутинкой тоненьких трещинок. Воину казалось, что он умер. «Я превращаюсь в живой труп, – подумал Келемвар, – как те зомби из каравана». Воин хмуро усмехнулся своей полуоформившейся мысли.
Однако перспектива превращения в зомби была лучше судьбы, постигшей Адона и Миднайт.
«Забудь об этом, – мысленно приказал себе Келемвар. – Размышления о прошлом не принесут ничего, кроме новых страданий. Сначала выживи, потом размышляй».
Впрочем, сказать проще, чем сделать. Если бы Келемвар не настоял на защите каравана, не был бы так упрям, его друзья остались бы живы. Но воин, как всегда, проявил упрямство. Теперь он считал, что, скорее всего, заслужил подобную смерть в оковах льда.
– Принеси хотя бы какой-нибудь кинжал или острый камень, – пробурчал Келемвар, обращаясь к птице. – Я же не могу убить себя голыми руками.
Ворон вскинул голову, взъерошил перья и уставился на воина весьма неодобрительным взглядом.
Келемвар протянул руку и схватил большой обломок дерева. Ворон приготовился взлететь, но воин не собирался атаковать птицу. Замахнувшись поднятым суком, словно дубиной, воин повернулся вправо и ударил по льду.
Громкий треск пронесся над озером, отразившись от утеса на противоположном берегу. Келемвар попробовал пошевелить ногой, но она совершенно не двигалась. Он замахнулся корягой и ударил вновь. По оледеневшей поверхности озера снова прокатился громкий треск. Деревянная дубинка раскололась надвое, и одна ее часть заскользила по льду, оставив в руке воина кол в два фута длиной.
Несколько раз каркнув, ворон слетел с дерева на берег и приземлился так, чтобы Келемвар не смог достать его, затем каркнул еще раз.
Воин хотел было запустить в птицу деревяшкой, но быстро передумал. Деревянный обломок был неважным оружием, но только оно и имелось у воина в данный момент. Вместо того чтобы швырнуть палку в ворона, Келемвар крепко сжал ее наподобие кинжала и острым концом ударил по льду.
Черный лед немного поддался, и воин ударил снова и снова; с каждым разом движения его становились все неувереннее. Келемвар остановился, чтобы взглянуть на то, чего он достиг. Острый конец деревяшки превратился в мягкую кисть. Рука тряслась от усталости, однако тело немного согрелось.
Черный лед поддался совсем чуть-чуть. Он был гораздо прочнее дерева, и все усилия воина расколоть его оказались напрасными. Чтобы освободиться, Келемвар должен был найти что-нибудь потверже, чем деревянная палка.
Келемвар подумал о кремне и железном огниве, хранящихся в кожаном мешочке на шее, но быстро отказался от этой мысли: кремень и огниво были слишком маленькими и годились лишь для того, чтобы развести огонь. Они могли бы сослужить хорошую службу в качестве наконечников, однако воину нечем было примотать их к палке. Кроме того, кремень и огниво непременно потерялись бы, если бы случайно слетели с деревяшки, а Келемвар не мог пойти на такой риск. Если он освободится, кремень и огниво потребуются ему, чтобы развести костер. А если уж он совсем ничего не придумает, можно будет попробовать поцарапать кремнем лед, хотя Келемвар знал, что это бесполезная трата сил.
Он внимательно вгляделся в берег. С помощью затупившегося обломка деревяшки воин мог дотянуться до некоторых предметов. К несчастью, единственными объектами на берегу были только другие палки, да еще ворон. Волна отчаяния нахлынула на Келемвара, когда он понял, что для своего спасения не может сделать ровным счетом ничего, поскольку лед был слишком толстым и прочным. Воин приготовился умереть, как и его друзья…
«Нет, не думай о них, – снова сказал он себе. – Эти мысли окончательно расстроят тебя, доведут до самоубийства».
А Келемвар хотел жить. Как это ни удивляло его, он совершенно определенно хотел жить.
Ворон подскочил поближе, оказавшись в пределах досягаемости руки воина. Птица сделала вид, что не замечает Келемвара, хотя нельзя было сказать точно, куда глядят ее черные глазки. Может быть, ворон просто испытывал воина, пытаясь определить, сколько еще времени он протянет.
– Я не спешу стать твоим обедом! – прогремел Келемвар.
Ворон вскинул голову, раскрыл клюв и зашипел. Воин представил, как этот клюв выклевывает ему глаза, как острые когти впиваются ему в щеки и нос…
Затем у Келемвара появилась идея, рожденная не столько мудростью, сколько отсутствием способности рассуждать хладнокровно – способности, которая исчезает в преддверии смерти. Воин принялся царапать лед ногтями, но вскоре остановился, отковыряв лишь ничтожный кусочек. Даже сквозь дурман Келемвар понимал, что погибнет гораздо раньше, чем сумеет расковырять лед ногтями.
Но когти ворона были острее. Да и клюву птицы можно было найти много областей применения.
Словно погрузившись в собственные мысли, ворон краем глаза следил за Келемваром.
– По-моему, пора вздремнуть, – сказал Келемвар, чувствуя, насколько невнятной стала его речь. Скорее всего, ворон не разобрал ни слова.
Птица, разумеется, не подала ни единого знака, свидетельствующего о том, что она поняла слова воина.
Келемвар опустил голову на руки, оставив один глаз чуть приоткрытым, чтобы следить за птицей. Склонив голову, воин почувствовал приятное облегчение и отметил, что ему стало теплее. Его одолевал сон, и Келемвар решил, что усталость после продолжительного поединка с подземной рекой в конце концов дала о себе знать. Он закрыл оба глаза.
Прошло минут десять, и ворон решил проверить, не умер ли человек. Взмахивая крыльями, птица дважды поднималась в воздух и на некоторое время зависала над воином. Наконец ворон уселся на лед в футе от головы Келемвара и заглянул ему в лицо. Человеческие глаза остались закрытыми, а дыхание было очень слабым, почти незаметным.
Ворон скакнул вперед и клюнул воина в нос. Келемвар не шелохнулся, и тогда ворон клюнул снова. На этот раз клюв отхватил маленький кусочек плоти.
Келемвар тотчас проснулся и увидел перед собой черную птицу. Несмотря на абсолютную пустоту в голове, он понял, что именно ворон причинил ему боль. Правая рука воина инстинктивно обхватила блестящее черное тело. Одновременно его левая рука сжала птичью лапу, и воин почувствовал, как хрустнула косточка.
Ворон закаркал и начал отбиваться свободной лапой. Келемвар зажмурился, и острые когти впились ему в бровь. Воин громко заорал, но птица лишь еще сильнее впилась в его лицо, пытаясь добраться до глаз.
Келемвар отпустил ворона и закрыл лицо руками. Захлопав крыльями, падальщик взвился в воздух. Смахнув кровь, воин посмотрел птице вслед – поединок пробудил тело Келемвара, и воин начал соображать гораздо лучше.
– Ощипанная курица! – крикнул Келемвар вслед ворону, ощупывая раны на лбу.
Птица описала в воздухе несколько кругов и улетела в западном направлении. С некоторой тревогой воин отметил, что солнце клонится к горизонту, а значит, через два часа станет темно.
Келемвар почувствовал страх и одиночество – он даже пожалел о том, что прогнал птицу. Ворон хоть и дожидался его смерти, но вместе с тем составлял воину компанию.
Келемвар почувствовал, что ноги его онемели от бедер до самых кончиков пальцев. Кисти рук приобрели синий оттенок. Угроза превращения в кусок льда нависла над ним. Воин начал размахивать руками и пытаться разогреть ноги.
Однако эта попытка явилась лишь временным решением проблемы. Если он намеревается выжить, ему необходимо согреться. К счастью, все необходимое для этого у него под рукой.
Втайне понадеявшись, что ему в голову пришла не очередная безрассудная идея, порожденная холодом, Келемвар начал собирать дрова, необходимые для костра. Воин стряхивал снег с пучков травы и вырывал их. Засовывая траву под рубаху, он рвал сухие стебли, пока рубаха не стала походить на матрас. Воин продолжал работать руками скорее инстинктивно, нежели сознательно: за свою жизнь он развел не менее тысячи костров и теперь доверял интуиции больше, чем затуманенному разуму.
Далее Келемвар собрал все ветки и прочие деревяшки, какие только нашлись поблизости, отделив маленькие сучки от больших. Через несколько минут появилось несколько кучек деревянных обломков. И наконец он выбрал шесть самых крупных палок и положил рядом друг с другом так, чтобы получилась маленькая платформа. Из опыта воин знал, что пламя, когда костер разгорится во всю силу, сразу превратит лед в пар. Но вначале огонь следовало держать подальше ото льда.
Келемвар достал пучок травинок, энергично растер их между ладонями, подсушил траву и положил на платформу из деревяшек. Он повторял этот процесс до тех пор, пока не получил маленькую горку сухой пыли. Затем воин достал кремень и огниво и стал чиркать ими друг о друга. Спустя пять мучительных, полных сомнений минут искра упала на траву. Сначала одна травинка, затем две, затем несколько занялись огнем. Воин добавил еще травы, а после того как она разгорелась, взял в руки несколько веточек и стал держать их над огнем, чтобы они просохли.
Еще через полминуты Келемвар задрожал – холод постепенно отступал. Он больше не мог держать ветки, а потому положил их в огонь. Деревяшки сперва задымились, затем одна занялась пламенем. Воин осторожно подул на костер, и две другие веточки тоже загорелись.
Келемвар убрал кремень и огниво. Пролетели минуты, и вот уже оранжевые языки водили хоровод перед воином. Легкий ветерок вился вокруг его тела, бросая пепел и дым прямо в лицо. Дым разъедал глаза и вызывал кашель, но это было неважно. Сейчас запах гари для Келемвара был подобен аромату розовой воды, а кашель служил лишь скромной платой за обогрев. Вскоре дрожь прекратилась, и воин почувствовал тепло.
Уже через десять минут к Келемвару вернулся рассудок. По-прежнему ощущалась усталость, ноги совершенно онемели, однако сонливость исчезла. Костер растопил в черном льду маленькую лужицу, и воин утешился тем, что этот лед тает так же, как и обычный. Теперь оставалось только найти способ разбить его.
Келемвар подумал было, что надо развести костер рядом с тем местом, где его бедра исчезали в замерзшем озере. Однако он не мог бы собрать столько веток и древесных обломков, чтобы растопить толстый слой льда. Единственное, что оставалось воину, – это расколоть лед, а значит, нужно было найти что-нибудь потверже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Но больше всего Келемвар боялся за ноги. Несмотря на хорошо промасленные башмаки, ноги совершенно промокли. Воин подозревал, что покалывание в пальцах является первым признаком обморожения. Келемвар знал, что может лишиться ступней, а может, даже замерзнет до смерти, если в скором времени не выберется из ледяного плена.
Вдруг на нижнюю ветку ближайшей сосны уселся ворон и голодными глазками уставился на плененного воина. Келемвар шикнул на птицу, однако та продолжала сидеть на дереве, вежливо дожидаясь смерти беспомощного человека. Ворон мог позволить себе быть терпеливым. Судя по лоснящимся перьям и упитанной тушке, птичка любила хорошо покушать.
Келемвару совсем не нравилось, что на него смотрят так, будто он – баранья нога.
– П-прилетай з-завтра! – выкрикнул он, заикаясь от холода. – Я все равно никуда не денусь.
Ворон моргнул, но остался на месте. Спешить с обедом не было нужды, однако птица не собиралась делиться добычей с другими падальщиками.
– Оставь меня, – прорычал Келемвар, пытаясь взмахом руки прогнать птицу. – Дай умереть с честью!
Ощущение беспомощности поразило воина. Он не принадлежал к числу тех, кто сдается до окончания битвы, и никогда прежде не испытывал этого чувства.
Воин не стал обдумывать свои страхи. Много раз он смотрел в лицо смерти, но никогда не чувствовал себя таким подавленным, как сейчас. Келемвара пугало нечто более страшное, чем смерть. Воин тщетно убеждал себя в том, что именно судьба доставшейся мертвецам таблички повергает его в уныние.
Однако он знал, что обманывает себя. Келемвар осознавал, конечно, всю важность возвращения Камня Судьбы Хельму, но все же потеря таблички не вызвала бы таких мук. Истинной причиной его подавленности были смерть Адона и отсутствие известий о судьбе Миднайт. Воин не имел никакой возможности узнать, что произошло с чародейкой, но был уверен, что ей не удалось избежать водоворота.
«Хватит рассуждать, – подумал воин. – Хватит. Еще не все потеряно». Внезапно Келемвар ощутил сильное желание уснуть, поскольку, проснувшись, мог бы обнаружить, что все эти зомби, подземная река и водоворот были лишь дурным сном.
Но воин не смел сомкнуть глаз. Даже сквозь все возрастающее чувство сонливости он понимал, что сон в ледяном плену скорее всего закончится смертью.
Дрожь прошла, и мышцы начали коченеть. Келемвар осознавал, что приближается к смерти. Он забил ногами, затем ударил по черному панцирю льда, лежавшего под его грудью.
Лед не раскололся и не треснул, даже не покрылся паутинкой тоненьких трещинок. Воину казалось, что он умер. «Я превращаюсь в живой труп, – подумал Келемвар, – как те зомби из каравана». Воин хмуро усмехнулся своей полуоформившейся мысли.
Однако перспектива превращения в зомби была лучше судьбы, постигшей Адона и Миднайт.
«Забудь об этом, – мысленно приказал себе Келемвар. – Размышления о прошлом не принесут ничего, кроме новых страданий. Сначала выживи, потом размышляй».
Впрочем, сказать проще, чем сделать. Если бы Келемвар не настоял на защите каравана, не был бы так упрям, его друзья остались бы живы. Но воин, как всегда, проявил упрямство. Теперь он считал, что, скорее всего, заслужил подобную смерть в оковах льда.
– Принеси хотя бы какой-нибудь кинжал или острый камень, – пробурчал Келемвар, обращаясь к птице. – Я же не могу убить себя голыми руками.
Ворон вскинул голову, взъерошил перья и уставился на воина весьма неодобрительным взглядом.
Келемвар протянул руку и схватил большой обломок дерева. Ворон приготовился взлететь, но воин не собирался атаковать птицу. Замахнувшись поднятым суком, словно дубиной, воин повернулся вправо и ударил по льду.
Громкий треск пронесся над озером, отразившись от утеса на противоположном берегу. Келемвар попробовал пошевелить ногой, но она совершенно не двигалась. Он замахнулся корягой и ударил вновь. По оледеневшей поверхности озера снова прокатился громкий треск. Деревянная дубинка раскололась надвое, и одна ее часть заскользила по льду, оставив в руке воина кол в два фута длиной.
Несколько раз каркнув, ворон слетел с дерева на берег и приземлился так, чтобы Келемвар не смог достать его, затем каркнул еще раз.
Воин хотел было запустить в птицу деревяшкой, но быстро передумал. Деревянный обломок был неважным оружием, но только оно и имелось у воина в данный момент. Вместо того чтобы швырнуть палку в ворона, Келемвар крепко сжал ее наподобие кинжала и острым концом ударил по льду.
Черный лед немного поддался, и воин ударил снова и снова; с каждым разом движения его становились все неувереннее. Келемвар остановился, чтобы взглянуть на то, чего он достиг. Острый конец деревяшки превратился в мягкую кисть. Рука тряслась от усталости, однако тело немного согрелось.
Черный лед поддался совсем чуть-чуть. Он был гораздо прочнее дерева, и все усилия воина расколоть его оказались напрасными. Чтобы освободиться, Келемвар должен был найти что-нибудь потверже, чем деревянная палка.
Келемвар подумал о кремне и железном огниве, хранящихся в кожаном мешочке на шее, но быстро отказался от этой мысли: кремень и огниво были слишком маленькими и годились лишь для того, чтобы развести огонь. Они могли бы сослужить хорошую службу в качестве наконечников, однако воину нечем было примотать их к палке. Кроме того, кремень и огниво непременно потерялись бы, если бы случайно слетели с деревяшки, а Келемвар не мог пойти на такой риск. Если он освободится, кремень и огниво потребуются ему, чтобы развести костер. А если уж он совсем ничего не придумает, можно будет попробовать поцарапать кремнем лед, хотя Келемвар знал, что это бесполезная трата сил.
Он внимательно вгляделся в берег. С помощью затупившегося обломка деревяшки воин мог дотянуться до некоторых предметов. К несчастью, единственными объектами на берегу были только другие палки, да еще ворон. Волна отчаяния нахлынула на Келемвара, когда он понял, что для своего спасения не может сделать ровным счетом ничего, поскольку лед был слишком толстым и прочным. Воин приготовился умереть, как и его друзья…
«Нет, не думай о них, – снова сказал он себе. – Эти мысли окончательно расстроят тебя, доведут до самоубийства».
А Келемвар хотел жить. Как это ни удивляло его, он совершенно определенно хотел жить.
Ворон подскочил поближе, оказавшись в пределах досягаемости руки воина. Птица сделала вид, что не замечает Келемвара, хотя нельзя было сказать точно, куда глядят ее черные глазки. Может быть, ворон просто испытывал воина, пытаясь определить, сколько еще времени он протянет.
– Я не спешу стать твоим обедом! – прогремел Келемвар.
Ворон вскинул голову, раскрыл клюв и зашипел. Воин представил, как этот клюв выклевывает ему глаза, как острые когти впиваются ему в щеки и нос…
Затем у Келемвара появилась идея, рожденная не столько мудростью, сколько отсутствием способности рассуждать хладнокровно – способности, которая исчезает в преддверии смерти. Воин принялся царапать лед ногтями, но вскоре остановился, отковыряв лишь ничтожный кусочек. Даже сквозь дурман Келемвар понимал, что погибнет гораздо раньше, чем сумеет расковырять лед ногтями.
Но когти ворона были острее. Да и клюву птицы можно было найти много областей применения.
Словно погрузившись в собственные мысли, ворон краем глаза следил за Келемваром.
– По-моему, пора вздремнуть, – сказал Келемвар, чувствуя, насколько невнятной стала его речь. Скорее всего, ворон не разобрал ни слова.
Птица, разумеется, не подала ни единого знака, свидетельствующего о том, что она поняла слова воина.
Келемвар опустил голову на руки, оставив один глаз чуть приоткрытым, чтобы следить за птицей. Склонив голову, воин почувствовал приятное облегчение и отметил, что ему стало теплее. Его одолевал сон, и Келемвар решил, что усталость после продолжительного поединка с подземной рекой в конце концов дала о себе знать. Он закрыл оба глаза.
Прошло минут десять, и ворон решил проверить, не умер ли человек. Взмахивая крыльями, птица дважды поднималась в воздух и на некоторое время зависала над воином. Наконец ворон уселся на лед в футе от головы Келемвара и заглянул ему в лицо. Человеческие глаза остались закрытыми, а дыхание было очень слабым, почти незаметным.
Ворон скакнул вперед и клюнул воина в нос. Келемвар не шелохнулся, и тогда ворон клюнул снова. На этот раз клюв отхватил маленький кусочек плоти.
Келемвар тотчас проснулся и увидел перед собой черную птицу. Несмотря на абсолютную пустоту в голове, он понял, что именно ворон причинил ему боль. Правая рука воина инстинктивно обхватила блестящее черное тело. Одновременно его левая рука сжала птичью лапу, и воин почувствовал, как хрустнула косточка.
Ворон закаркал и начал отбиваться свободной лапой. Келемвар зажмурился, и острые когти впились ему в бровь. Воин громко заорал, но птица лишь еще сильнее впилась в его лицо, пытаясь добраться до глаз.
Келемвар отпустил ворона и закрыл лицо руками. Захлопав крыльями, падальщик взвился в воздух. Смахнув кровь, воин посмотрел птице вслед – поединок пробудил тело Келемвара, и воин начал соображать гораздо лучше.
– Ощипанная курица! – крикнул Келемвар вслед ворону, ощупывая раны на лбу.
Птица описала в воздухе несколько кругов и улетела в западном направлении. С некоторой тревогой воин отметил, что солнце клонится к горизонту, а значит, через два часа станет темно.
Келемвар почувствовал страх и одиночество – он даже пожалел о том, что прогнал птицу. Ворон хоть и дожидался его смерти, но вместе с тем составлял воину компанию.
Келемвар почувствовал, что ноги его онемели от бедер до самых кончиков пальцев. Кисти рук приобрели синий оттенок. Угроза превращения в кусок льда нависла над ним. Воин начал размахивать руками и пытаться разогреть ноги.
Однако эта попытка явилась лишь временным решением проблемы. Если он намеревается выжить, ему необходимо согреться. К счастью, все необходимое для этого у него под рукой.
Втайне понадеявшись, что ему в голову пришла не очередная безрассудная идея, порожденная холодом, Келемвар начал собирать дрова, необходимые для костра. Воин стряхивал снег с пучков травы и вырывал их. Засовывая траву под рубаху, он рвал сухие стебли, пока рубаха не стала походить на матрас. Воин продолжал работать руками скорее инстинктивно, нежели сознательно: за свою жизнь он развел не менее тысячи костров и теперь доверял интуиции больше, чем затуманенному разуму.
Далее Келемвар собрал все ветки и прочие деревяшки, какие только нашлись поблизости, отделив маленькие сучки от больших. Через несколько минут появилось несколько кучек деревянных обломков. И наконец он выбрал шесть самых крупных палок и положил рядом друг с другом так, чтобы получилась маленькая платформа. Из опыта воин знал, что пламя, когда костер разгорится во всю силу, сразу превратит лед в пар. Но вначале огонь следовало держать подальше ото льда.
Келемвар достал пучок травинок, энергично растер их между ладонями, подсушил траву и положил на платформу из деревяшек. Он повторял этот процесс до тех пор, пока не получил маленькую горку сухой пыли. Затем воин достал кремень и огниво и стал чиркать ими друг о друга. Спустя пять мучительных, полных сомнений минут искра упала на траву. Сначала одна травинка, затем две, затем несколько занялись огнем. Воин добавил еще травы, а после того как она разгорелась, взял в руки несколько веточек и стал держать их над огнем, чтобы они просохли.
Еще через полминуты Келемвар задрожал – холод постепенно отступал. Он больше не мог держать ветки, а потому положил их в огонь. Деревяшки сперва задымились, затем одна занялась пламенем. Воин осторожно подул на костер, и две другие веточки тоже загорелись.
Келемвар убрал кремень и огниво. Пролетели минуты, и вот уже оранжевые языки водили хоровод перед воином. Легкий ветерок вился вокруг его тела, бросая пепел и дым прямо в лицо. Дым разъедал глаза и вызывал кашель, но это было неважно. Сейчас запах гари для Келемвара был подобен аромату розовой воды, а кашель служил лишь скромной платой за обогрев. Вскоре дрожь прекратилась, и воин почувствовал тепло.
Уже через десять минут к Келемвару вернулся рассудок. По-прежнему ощущалась усталость, ноги совершенно онемели, однако сонливость исчезла. Костер растопил в черном льду маленькую лужицу, и воин утешился тем, что этот лед тает так же, как и обычный. Теперь оставалось только найти способ разбить его.
Келемвар подумал было, что надо развести костер рядом с тем местом, где его бедра исчезали в замерзшем озере. Однако он не мог бы собрать столько веток и древесных обломков, чтобы растопить толстый слой льда. Единственное, что оставалось воину, – это расколоть лед, а значит, нужно было найти что-нибудь потверже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53