— Ну, Эрни, я тоже удачно вышла замуж.
— Но не так удачно, как я!
— Нет, думаю, почти так же, милый!
— Знаешь, — произнес он как можно более буднично — но не слишком, чтобы Милдред не уловила в его тоне наигранности и, не дай Бог, не заподозрила что-то, — я бы, пожалуй, управился с вашингтонским проектом недели за три ... если... если бы...
— Если бы я поехала куда-нибудь отдохнуть?
— Да, — кивнул он. — Может, к твоему брату в Нью-Гемпшир...
— Тогда уж лучше в Японию.
— Туда можем поехать вдвоем — но сначала навести брата.
Оставив глину на круге, она вышла из комнаты. Только через два дня он — случайно — узнал, что она говорила с его секретаршей, и та рассказала, как растревожил мистера Уолгрина неожиданный телефонный звонок. Чуть позже он понял, что Милдред уехала лишь по одной причине — чтобы не заставлять его тревожиться еще и за ее жизнь; но когда он понял это, было уже поздно за что-либо тревожиться.
Она улетала в Нью-Гемпшир дневным рейсом, и Эрнест Уолгрин навсегда запомнил жену такой — нервно рывшейся в сумочке в поисках билета, как рылась она в ней в тот день, когда он впервые встретил ее — давным-давно, и оба они был молоды, и остались такими до этого прощания в аэропорту, вместе, рядом — навеки...
В Вашингтоне, в штаб-квартире Службы безопасности, Уолгрина, пробившегося наконец через бесконечную череду кабинетов к резиденции начальника регионального управления, встретил на пороге знакомый рокочущий бас:
— А-а, нас приветствуют магнаты большого бизнеса! Ну, как, Эрни? Поди, жалко, что ушел тогда от нас, а?
— Когда покупаю новый «мерседес» — то не очень, — отшутился Уолгрин и чуть тише добавил: — У меня неприятности.
— Да. Знаем.
— Откуда же?
— Да мы ведь приглядываем за нашими ребятами. Сам знаешь, стережем президента — вот потому и нелишне узнать, чем там занимаются наши старые кореша — на всякий пожарный.
— Не думал, что до такой степени...
— После случая с Кеннеди — именно до такой.
— Но его же пришили из окна, — вспомнил Уолгрин. — От такого сам черт не убережет.
— Тебе, конечно, лучше знать. Только беда в том, что президентскую охрану ценят не за количество неудавшихся покушений.
— И обо мне вы тоже, выходит, все знаете?
— Знаем, что ты, как считаешь сам, влип в историю. Знаем еще, что если остался бы с нами — сейчас был бы на самом верху. Знаем, что тамошние фараоны чего-то там завозились — как бы ради тебя, но тебе о том ни полслова. Они могут что-нибудь, твои местные?
— Местные, — вздохнул Уолгрин.
— Ага, — начальник управления понимающе кивнул.
Опустившись в кресло, Уолгрин окинул взглядом небольшой, обставленный выдержанной в серых тонах мебелью кабинет — типичное помещение, в котором работают люди, по роду занятий не принимающие большого числа посетителей. Стаканчик виски старым друзьям в таких кабинетах, как правило, тоже не предлагают. Вообще все помещение более напоминало сейф, чем нечто пригодное для работы — и Уолгрин искренне порадовался в душе, что нашел в свое время силы оставить Службу ради толстых ковров, приемов, ежегодных банкетов и прочих симпатичных атрибутов большого бизнеса.
— Я определенно влип в историю, но затрудняюсь даже объяснить, в чем дело... В принципе — всего-навсего телефонный звонок, но вот голос... пожалуй, он встревожил меня. Я знаю, в бизнесе ты не силен, но можешь поверить мне на слово — бывает, встретишься с кем-то и сразу чувствуешь — этот не бросает слов на ветер. И чувствуешь именно по голосу — есть в нем какая-то точность, определенность, что ли. Не знаю. Но тот голос был именно такой.
— Эрни, ты знаешь, как я тебя уважаю.
— Ты это к чему?
— Один телефонный звонок — это еще не основание.
— То есть для того, чтобы ты пустил своих ребят по следу, мне нужно как минимум умереть?
— Ну ладно, кончай. А почему, ты думаешь, этот тип собирается покушаться на твою жизнь?
— Не имею понятия. Он только посоветовал мне принять к защите все возможные меры.
— А в тот день с утра ты не пил?
— Нет, не пил. Я работал.
— Так вот, Эрни, это — обычный звонок съехавшего с ума выпивохи. Самый что ни на есть. И все эти бредни о том, что тебе, мол, нужно купить пистолет, обзавестись охраной и все такое, «потому что я, приятель, собираюсь выбить тебе мозги» — дело совершенно типичное. Да ведь ты же сам знаешь, Эрни.
— Нет. Он говорил всерьез. Те звонки, о которых ты говоришь, я и правда знаю. С нашей компьютерной системой засечь такой звонок ничего не стоило. Я знаю эти звонки. И я знаю разницу. Это был не сбрендивший пьяница. Не знаю, почему я это чувствую, но можешь верить мне — он говорил серьезно.
— Эрни... боюсь, мне нечем тебе помочь.
— То есть?
— А что мне писать начальству? Что пришел Эрни Уолгрин, посмотрел мне в глаза — что ты сейчас как раз и делаешь — и я, неизвестно почему, вдруг понял, что положение и впрямь аховое? Так сказать, почуял нутром?
— Можешь что-нибудь посоветовать? Денег у меня не так мало.
— Так действуй.
— И каким образом?
— После того, как у нас из-за спины подстрелили Кеннеди, нас основательно перетряхнули, Эрни. Шума особого не было — но трясли будь здоров.
— Я знаю. Имел к этому некоторое отношение.
Брови хозяина кабинета удивленно метнулись вверх.
— Да? Ну, как бы то ни было, толку от этого оказалось немного — что там голове у парня вроде Освальда, заранее ведь не узнаешь; цель была только одна — показать Джонсону, что Служба, которая его охраняет — уже вовсе не та, что проворонила убийцу его предшественника. Однако после чистки многие толковые ребята — действительно толковые — ушли, Эрни. Видно, здорово обиделись. И не нам их винить. Так вот у них теперь собственное агентство...
— Предлагаешь мне отставных полицейских в мундирах без погон? Благодарю покорно.
— Не думай, это не обычное охранное заведение. Они пашут на больших шишек — стерегут заезжих глав правительств, послов, охраняют их резиденции и все такое. Работают даже лучше, чем мы — и то сказать, их клиенты не имеют привычки, сойдя с трапа, ручкаться с каждой шантрапой. Я от этого просто с ума схожу. Слушай, какого черта президентом обязательно становится политик? Выбрали бы кого-нибудь... Говарда Хьюза, не знаю... Нет — все политики. — Он помолчал. — А что ты говорил, будто имеешь какое-то отношение к чистке?
Уолгрин пожал плечами.
— Я делал для президента кое-какую работу, — произнес он. — По охранному ведомству.
— А для какого именно президента?
— Для всех. Вплоть до нынешнего.
Охранное агентство бывших сотрудников Службы безопасности называлось «Палдор». Отрекомендовавшись также бывшим сотрудником Службы, Уолгрин был препровожден на сей раз в кабинет того типа, к которому он привык — хороший вкус в сочетании с элегантной строгостью.
Цветущие вишни и блестящая лента Потомака за окнами. Скотч со льдом. Внимательный взгляд, полный сочувствия. Собеседника Уолгрина звали Лестер Пруэл, и о нем Уолгрин кое-что знал. Внешне мистер Пруэл являл собой тип загорелого блондина шести футов ростом, с внимательным, острым взором голубых глаз. В облике его ощущалась некая вежливая непринужденность, которую никогда не увидишь у сотрудников правительственного аппарата — безошибочный признак того, что этот человек сам принимает решения. Решением, которое он принял в отношении Эрнеста Уолгрина, было категорическое «нет».
— Я бы рад помочь, — Пруэл покачал головой, и в солнечном луче вспыхнули его тщательно зачесанные назад светлые с сединой волосы, — но, приятель, это же всего-навсего телефонный звонок.
— Я хорошо заплачу.
— Мы берем не меньше ста тысяч — и это так, приехать посмотреть. А представь, во сколько встанет настоящая работа. Имей в виду — мы ведь посылаем не компанию отставных сержантов в синих пижамах, которым осталась пара шагов до биржи труда. Наша охрана — с гарантией.
— Да, выйдет немало.
— Милый мой, да мы бы сделали все за так — если бы были уверены, что на то действительно есть причина. Связи со своими мы стараемся поддерживать. И уж если на то пошло, с удовольствием предложили бы тебе, Уолгрин, место в нашей конторе. Только, похоже, для старой служебной собаки ты и так весьма недурно устроился.
— Мне угрожает смерть, — ответил Уолгрин.
— Слушай, ты в последнее время не слишком налегал на секс? В нашем возрасте такое случается — теряешь вдруг чувство меры. Мы-то с тобой ведь хорошо знаем, что один телефонный звонок...
Вечером следующего дня Эрнест Уолгрин из Миннеаполиса, штат Миннесота, вылетел в Манчестер в Нью-Гемпшире для опознания трупа своей жены.
Шприц вонзили в затылок — словно желая ввести что-то прямо ей в мозг. Но шприц был ветеринарным — и в мозг не было введено ничего, кроме длинной толстой иглы. Иглы и струи воздуха.
Струя воздуха, попавшая в сосуд — смерть наступила почти мгновенно. Тело обнаружили на заднем сиденье машины, принадлежавшей брату Милдред. Никаких отпечатков ни в машине, ни на самом шприце найдено не было. Как будто кто-то — или что-то — незамеченным появился в этом безмятежном северном краю лишь для того, чтобы сделать свое дело — и затем исчез также незамеченным. Мотивы были тоже неизвестны.
К прилету Уолгрина гроб с телом Милдред был уже в аэропорту. Рядом с носилками, глядя в пол, стоял Лестер Пруэл.
— Прости, старик. Мы правда не знали. Можешь на нас полностью рассчитывать. Прости, прошу еще раз... правда, прости. Сам понимаешь, мы подумали — мало ли, телефонный звонок... Слушай, мы не можем вернуть ее тебе — но защитить тебя в наших силах, если ты, конечно захочешь этого.
— Да, — коротко ответил Уолгрин.
Милдред, подумал он, хотела бы этого. Жизнь... Милдред так любила ее — и не простила бы живым пренебрежения к ней из-за одной лишь ее смерти.
Похоронили ее на кладбище в Аркадии, в окрестностях городка Оливия, округ Ренвилл, в краю зеленых полей, где родился отец Эрнеста, в земле, на которой колеса трактора его сына оставили след там, где некогда шел за плугом дед Уолгрина.
Никогда еще тихий городок Оливия, штат Миннесота, не видел таких странных похорон. Мужчины в дорогих костюмах останавливали идущих к могиле участников траурной процессии, чтобы проверить содержимое их карманов. Бизнесмен из Оливии, старый друг Эрнеста и его семьи, даже предположил, что под пижамами у этих парней спрятаны устройства наподобие миноискателей, реагирующие на малейший признак металла.
С утра прочесали лесок на ближнем холме, выгнав оттуда рассерженного охотника. Когда он отказался покинуть рощу, у него забрали ружье, а в ответ на угрозу пойти в полицию невозмутимо ответили: «О'кей — но не раньше чем кончатся похороны, приятель».
Странной была и машина, в которой Эрнест Уолгрин приехал на похороны. Ребристая резина ее протекторов оставляла в мягкой весенней земле колею глубиной в добрых четыре дюйма; автомобиль даже на вид имел необычный вес, и когда некий юный горожанин как-то просочился сквозь кордон молчаливых парней, все время окружавших автомобиль, то с удивлением рассказывал, что металл кузова «не гудел, если по нему стукнуть».
Какая там машина — настоящий танк, замаскированный под автомобиль; и уж наверняка не один ствол скрывался в кейсах, под сложенными газетами и пиджаками молчаливых спутников Эрнста.
Местные жители наперебой убеждали друг друга, что Уолгрин, как видно, связался с мафией.
— Бросьте, — возражали другие. — Эти парни ничуть не походят на мафиози, вы же сами видите.
— Ну да, — не соглашались третьи. — Они за это время уже так обамериканились, что ничем не отличаются от нас с вами.
— Кто-то вспомнил, что Эрнест Уолгрин когда-то работал на правительство — по крайней мере, так говорили.
— А, тогда все понятно, Эрни, значит, шпионит для ЦРУ. Им и приходится его охранять — видно, в свое время поубивали чертову уйму русских.
Уолгрин, не отрываясь, следил, как белый гроб с телом Милдред опускали в узкую щель могилы, и в который раз подумал, как же мало последнее пристанище. И при мысли о том, что Милдред навсегда останется в этой узкой дыре, он наконец не выдержал. Плакать было можно — все равно не осталось ничего, кроме слез. И убеждать себя, что здесь вовсе не Милдред опускали сейчас в вечную тьму, а лишь ее тело — сама Милдред исчезла, как только жизнь покинула ее. И, вспомнив ее, в толчее аэропорта нервно рывшуюся в сумочке, он устало подумал: кем бы он ни был, прошу его лишь об одном — пусть быстрее кончает со мной, и баста.
Не осталось ни ненависти, ни жажды мести — только скорбь и желание, чтобы все поскорее кончилось.
Осмотрев дом Уолгрина, ребята из «Палдора» единодушно решили, что оставаться там более чем рискованно — слишком много входных дверей и слуховых окон.
— Просто рай для убийцы, — констатировал Пруэл, лично вызвавшийся руководить охраной Уолгрина.
Предложение оставить дом Уолгрин принял с радостью — Милдред все еще была здесь, в каждой комнате, в каждом предмете — от гончарного круга на полу до треснутого зеркала в ее спальне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24