Долго мешал он берестяной палочкой какие-то травки и порошочки в миске, все приговаривал, приговаривал что-то. Затем залил все водой, нагрел на огне, остудил. Наконец, закрыв чистым льняным полотенцем, вынес варево во двор. Кряхтя от старости, подсел к пребывавшему в полудреме Ибрагиму.
– Выпей, свет мой, и полегчает тебе, – он осторожно протянул ему миску.
Ибрагим медленно поднял отяжелевшие веки, посмотрел тусклым взглядом на мельника и сказал:
– Коню, коню моему дай сперва. Мучается ведь он тоже. А куда я потом без него?
– И коню твоему хватит, – успокоил его ве-Дун, – ты сам-то попей, а коню само собой полегчает. Одной ниточкой он с тобой помотан. Ты – в беде и он – там же. Ты здоров, и он весел. Так-то.
Ибрагим покорно выпил содержимое миски. Остатки пития ведун побрызгал на аргамака.
– А теперь отведите-ка его в дом да на лавку уложите, пусть поспит, – обратился мельник к Никите Романовичу. —^Вежды-то слипаются, гляди.
Никита приподнял друга с травы и помог ему дойти до постели.
Заботливо укрыл попоной.
Ибрагим быстро и спокойно заснул. Лицо его посветлело и постепенно приобрело естественный цвет. Так же быстро и спокойно заснул под окном избы и верный конь Юсупова, аргамак.
– Ты его не буди, – шепотом наставлял мельник Никиту, – сколько проспит – столько, значит, надобно. Сон его береги. Сон – главный его целитель теперича. Жди. Сам проснется – здоров будет. Ну, дело сделано, пойдем, значит.
Тихонько прикрыв дверь в горницу, мельник и князь вышли из дома.
– Всем тишину соблюдать велю, – приказал Никита, – Ибрагим-бея не беспокоить. Дорого нам время, но что поделаешь? Негоже друга в беде бросать. Ждать будем. А там все вместе тронемся дальше. Спасибо тебе, отец, – князь радостно обнял ведуна, – от слова своего я не отступлюсь. Как обещал, проси, что хочешь.
– А далеко ли путь держишь, князь? – спросил его, прищурясь, мельник. – Хочешь, на воде погляжу, что ждет тебя?
– На Белое озеро еду, – ответил, пожав плечами Никита, – в Кириллов монастырь, ворогами лютыми осажденный. На битву еду, отец…
Мельник подошел к широкой бочке с колодезной водой, стоящей у угла крестьянской избы, и, поводив над ней руками, промолвил:
– Тяжкое испытание выпало дому твоему. Из последних сил держатся защитники крепости. Не вороги лютые, не захватчики из плоти и крови – все силы преисподней ополчились на тебя. Не они ли и подложили тебе нечисть болотную, чтобы тебя в пути задержать? Бесов рать неисчислимая восстала на святую обитель. Но стоят за нее Ангелы, святые земли русской стоят. Так что, мужайся, князь. Страдания ждут тебя немалые. Но есть у тебя защита, которая посильней всех наших прибауток да примочек будет. Камень колдовской, что на груди твоей висит. Любимой рукой тебе он дан. Любящей рукой. На него надейся, на Господа и Деву Пречистую, да на терпежку нашего русского мужика. Все выдюжим. Вижу я монастырь чистым, сияют купола его, горят кресты на солнце, народ ликует. Так что поезжай с Богом, князь, – мельник отошел от бочки и устало смахнул со лба крупные капли пота, – а об награде моей позабудь. На святое дело едешь. Иль не русский человек я, чтоб с воина, землю мою защищать едущего, мзду брать?
– Спасибо тебе, отец. – Никита низко поклонился старику. – За помощь и за слова добрые. Но я от обещаний своих не привык отступать. Вот тебе три золотых монеты… – Он протянул мельнику деньги, но тот сердито отстранил его руку:
– Не нужно мне, князь, сказал же я тебе! А вот, когда ворога разгромишь, вспомни обо мне. При-Шли мне коня доброго из твоей конюшни, чтоб на твоего похож был. Очень уж приглянулся он мне. Обещаешь?
– Обещаю, – Никита с благодарностью прижался щекой к морщинистой руке старика, – трех коней пришлю. Взамен трех монет, что ты отверг…
– Спасибо, князь, – поклонился ему в пояс мельник, – мне б и одного вдосталь. Ездить я не горазд, годы не те, а чтоб полюбоваться. Только вот видал я на воде, – осторожно продолжал он, – неясно, правда, замутилась водица. Оттого, должно быть, что с другой стороны тоже сила дюжая стоит и глядеть не дает. Но мелькнул передо мной прекрасный лик женщины. Она тебе камень тот дала, что охранит тебя от всех бед. Встретишь ты ее там, где не ждешь. В великой опасности и саму ее обнаружишь. Но не греши поспешным судом. Вместе быть вам суждено. Только очень долгой и тяжкой дорога ваша будет. Большую честь заслужишь ты и от государя. Терпи. Вот с тем и откланяюсь, княже. Храни тебя Господь.
– Спасибо, старик, – услышав о Вассиане, Никита сильно разволновался. – Сокольничий мой отвезет тебя обратно. Спасибо за все.
Собрав котомку, мельник закинул ее за спину. Князь сам подсадил его к Фролу в седло. Дав шпоры коню, всадник умчался, увозя ведуна.
А князь Никита Романович долго еще размышлял над словами старца, сидя у изголовья спящего Ибрагима.
Юсупов проспал беспробудно с десяток часов. А когда проснулся, ничего не мог вспомнить о том, что случилось с ним. На рассвете следующего дня вся дружина князя Ухтомского снова выступила в поход,
* * *
Командор Пустыни Жерар де Ридфор сидел в своем шатре, скрестив ноги на россыпи шелковых зеленых и алых подушек, лениво пощипывая гроздь ис-синя-черного винограда на хрустальном блюде и нюхал из открытого флакона благовоние, приготовленное для него из лепестков дикой фиалки. Коротконогий карлик примостился рядом с ним на маленькой скамеечке и горячо нашептывал Командору, яростно вращая своими выпученными черными глазищами с яркими белками:
– Я сам видел, она подходила, подходила к итальянке. Я проследил за ней. Я проследил..
– Кто подходил? – недовольно поморщился Командор Пустыни. – Говори яснее..
– Тана. Воспитанница Маршала. Она разговаривала с итальянкой.
– Ты хочешь сказать, что Тана предала меня? – с чарующей и искренней улыбкой спросил Командор, но пальцы его резко сжали несколько виноградных ягод, и густой сок цвета настоянного красного вина стек на хрусталь тарелки. – Я полагаю, ты ошибся. Тана любит меня. Она никогда меня не предаст. Однако зачем ломать голову, мы можем спросить у нее самой. Верно? – Он взглянул на карлика с истинно детской невинностью. – Пусть ее приведут.
– Да, да, господин.
Жерар де Ридфор взял карлика пальцем за подбородок, покрутил его лицо и поцеловал в губы. Затем, потеряв интерес, грубо оттолкнул от себя.
– Пошел вон.
Ловко перебирая всеми четырьмя конечностями, как собака, карлик выкатился из зала. Вскоре темнолицый араб во французском сюрко и алой чалме ввел к Командору Тану. Девушка испуганно дрожала и куталась в полупрозрачную кружевную шаль.
– Да ты никак замерзла, Тана, – ласково приветствовал ее Ридфор. Но добродушная улыбка его сразу же превратилась в хитрую лисью усмешку. – Здесь очень тепло. Сними с нее все, Савеоф, – приказал он арабу.
Тот быстро выдернул из рук Таны шаль и сорвал с нее набедренную повязку. Несмотря на природную смуглость, девушка побелела от страха и смущения.
– Подойди ко мне, – властно приказал ей Ридфор.
Дрожа как лист на ветру, египтянка приблизилась. Зубы ее выбивали барабанную дробь.
– Встань на колени!
Она послушно опустилась. Жерар де Ридфор крепко взял ее за волосы и притянул к себе:
– Скажи, ты любишь меня, Тана? – прошипел он ей в лицо, как ядовитая змея
– Да, мой господин, я люблю вас, – пролепетала Тана.
– А кого еще ты любишь? – Командор перешел
на коварно мягкий, бархатный шепот, – кого еще, скажи мне, девочка…
Тана молчала. Из ее огромных светло-голубых глаз тонкими ручейками струились слезы.
– А Маршала ты любишь? – продолжал допрашивать Ридфор уже более жестко. – А шлюху Маршала, принцессу д'Аргонн, презренную аббатиссу, ты тоже любишь? Может быть, она воспитала тебя? Была к тебе добра? Говори! – Он больно ударил мулатку по лицу.
Юная наложница вскрикнула, но мужественно стерпела его удар.
– А о чем вчера ты шепталась в лесочке с итальянской герцогиней, посланницей Маршала? – как бы между прочим спросил, откинувшись на подушки, Ридфор. – О своей любви к нему? Ты подсунула ежа? Ты предала меня, Тана? Ай-ай, как нехорошо, моя девочка! – Метнувшись вперед, он снова больно ударил египтянку в лоб, и она со стоном повалилась на звериные шкуры, устилавшие пол шатра.
– Встать! – приказал ей Ридфор. – Если ты не хочешь рассказать мне все добром, поговорим по-другому. Савеоф! – подозвал он, стоявшего в стороне араба. – Начинай.
– Слушаю, господин.
Араб набросил на голову несчастной девушки петлю из плетеного ремня. Она легла на волосы египтянки, подобно головной повязке кочевников-бедуинов. Встав позади девушки, Савеоф просунул в петлю толстую дубинку из древесины оливы и повернул ее. Ремень крепко прижался к голове. Потом грубые узелки его впились в кожу Таны. Лицо девушки исказилось от боли.
– Помедленнее, Савеоф, – попросил араба Командор, – не надо торопиться.
Медленно и осторожно, по четверти оборота, дубинка поворачивалась в руках араба. Узелки впивались все глубже. Рот Таны раскрылся, воздух в шумом вырвался из груди. Вся ее чудная кожа приобрела цвет прогоревшей золы. Девушка снова судорожно наполнила легкие воздухом и выдохнула его в пронзительном вопле. Глядя на ее мучения, Командор Пустыни ухмылялся. Араб продолжал свое дело. Цепочка кожанных узелков прогружалась в лоб Таны, и голова ее постепенно сжималась и вытягивалась в петле. Девушка надрывно кричала от страшной боли.
– Скажешь, о чем ты шепталась с итальянкой? – издевательски спрашивал ее Ридфор, но бедная страдалица уже не способна была услышать его.
Петля сужалась. Казалось, череп девушки вот-вот расколется. Еще несколько поворотов…
– Мой господин! – вбежав в зал, прервал пытку один из лучников. – Прости меня, господин…
– Что случилось? – недовольно скривился Рид-фор и дал арабу знак остановиться.
– Господин, русский принц со своим отрядом только что проследовал через коридор смерти в крепость.
– Проследовал? – усмехнулся, потирая руки, Командор. – Или сгорел заживо там?
– В том-то и дело, что проследовал, – ошеломленно сообщил лучник.
– Как это так?! – Ридфор аж подскочил на месте. – Кто пропустил их? Кто посмел?
– Совершилось чудо, мой господин. Им открылся мерцающий голубой путь, и они прошли по нему сквозь отряды наших воинов совершенно невредимые…
– Голубой путь… – Ридфор снова опустился на подушки, раздумывая. – Голубой путь… Ладно, поди прочь, – приказал он лучнику. Взгляд его упал на лежавшую у его ног без чувств Тану. – Как думаешь, жива она? – спросил он араба.
– Похоже, нет, мой господин, – склонился над египтянкой Савеоф.
–.Как бы там ни было, утопи ее в озере. Я не кормлю предателей. Понял?
– Да, мой господин, – поклонился араб
– Тогда тоже иди.
Взяв тело Таны за ноги, Савеоф вытащил ее из зала. На белых леопардовых шкурах протянулась длинная кровавая полоса. Де Ридфор с отвращением поморщился. Но мысли его уже занимало другое. Голубой путь помог русскому принцу пройти в монастырь… Что это значит? От предчувствия удачи у Командора Пустыни зачесались ладони. Это значит, что дорогу принцу открыл волшебный камень гелиотроп, Талисман Командоров. Откуда он мог взяться в дикой стране, где большинство людей даже высшего сословия и понятия не имеют о том, что, кроме их страны, еще где-то существует жизнь, а тем более о волшебных камнях тамплиеров и обо все прочем? Откуда? Да все просто! Либо этот славянин украл камень у герцогини де Борджиа, долго жившей в семье белозерских принцев – славяне ведь любят украсть. Либо она сама ему подарила. А зачем? Но тут уже другой вопрос. Главное – у самой итальянки теперь нет гелиотропа. Она уязвима, как простая смертная. Вот так удача! Совершив от восторга акробатический пируэт на подушках, Командор Пустыни приказал позвать к нему старшего из ассасинов и начал продумывать свой план.
– Принц де Ухтом прибыл в крепость, госпожа, – доложил Джованне капитан де Армес, войдя в салон галеры, где находилась герцогиня.
– Откуда тебе известно это? – оторвавшись от раздумий, спросила его Джованна.
– Голубой свет гелиотропа просиял над всей округой и озером. Можно не сомневаться, что принц де Ухтом благополучно вступил в монастырь.
Джованна внимательно посмотрела на него, затем поднялась с кресла и вышла на палубу.
– Раз это видел ты, то нет сомнения, что то же видел и Ридфор, – она многозначительно взглянула на капитана. – Теперь он знает, что гелиотропа у меня нет. Наступают трудные дни для нас с тобой, Гарсиа. Мы с тобой – против всех. Но мы должны победить. Дай приказ немедленно сняться с якоря и выйти подальше в озеро, чтобы вся акватория вокруг просматривалась, как на ладони. Незваные гости, я полагаю, не заставят себя долго ждать. Организуй освещение и постоянную вахту. Теперь нам надо забыть об отдыхе и сне. Около пифона поставь телохранителя.
– Вы не жалеете, что отдали гелиотроп принцу Никите? – тихо спросил Гарсиа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Выпей, свет мой, и полегчает тебе, – он осторожно протянул ему миску.
Ибрагим медленно поднял отяжелевшие веки, посмотрел тусклым взглядом на мельника и сказал:
– Коню, коню моему дай сперва. Мучается ведь он тоже. А куда я потом без него?
– И коню твоему хватит, – успокоил его ве-Дун, – ты сам-то попей, а коню само собой полегчает. Одной ниточкой он с тобой помотан. Ты – в беде и он – там же. Ты здоров, и он весел. Так-то.
Ибрагим покорно выпил содержимое миски. Остатки пития ведун побрызгал на аргамака.
– А теперь отведите-ка его в дом да на лавку уложите, пусть поспит, – обратился мельник к Никите Романовичу. —^Вежды-то слипаются, гляди.
Никита приподнял друга с травы и помог ему дойти до постели.
Заботливо укрыл попоной.
Ибрагим быстро и спокойно заснул. Лицо его посветлело и постепенно приобрело естественный цвет. Так же быстро и спокойно заснул под окном избы и верный конь Юсупова, аргамак.
– Ты его не буди, – шепотом наставлял мельник Никиту, – сколько проспит – столько, значит, надобно. Сон его береги. Сон – главный его целитель теперича. Жди. Сам проснется – здоров будет. Ну, дело сделано, пойдем, значит.
Тихонько прикрыв дверь в горницу, мельник и князь вышли из дома.
– Всем тишину соблюдать велю, – приказал Никита, – Ибрагим-бея не беспокоить. Дорого нам время, но что поделаешь? Негоже друга в беде бросать. Ждать будем. А там все вместе тронемся дальше. Спасибо тебе, отец, – князь радостно обнял ведуна, – от слова своего я не отступлюсь. Как обещал, проси, что хочешь.
– А далеко ли путь держишь, князь? – спросил его, прищурясь, мельник. – Хочешь, на воде погляжу, что ждет тебя?
– На Белое озеро еду, – ответил, пожав плечами Никита, – в Кириллов монастырь, ворогами лютыми осажденный. На битву еду, отец…
Мельник подошел к широкой бочке с колодезной водой, стоящей у угла крестьянской избы, и, поводив над ней руками, промолвил:
– Тяжкое испытание выпало дому твоему. Из последних сил держатся защитники крепости. Не вороги лютые, не захватчики из плоти и крови – все силы преисподней ополчились на тебя. Не они ли и подложили тебе нечисть болотную, чтобы тебя в пути задержать? Бесов рать неисчислимая восстала на святую обитель. Но стоят за нее Ангелы, святые земли русской стоят. Так что, мужайся, князь. Страдания ждут тебя немалые. Но есть у тебя защита, которая посильней всех наших прибауток да примочек будет. Камень колдовской, что на груди твоей висит. Любимой рукой тебе он дан. Любящей рукой. На него надейся, на Господа и Деву Пречистую, да на терпежку нашего русского мужика. Все выдюжим. Вижу я монастырь чистым, сияют купола его, горят кресты на солнце, народ ликует. Так что поезжай с Богом, князь, – мельник отошел от бочки и устало смахнул со лба крупные капли пота, – а об награде моей позабудь. На святое дело едешь. Иль не русский человек я, чтоб с воина, землю мою защищать едущего, мзду брать?
– Спасибо тебе, отец. – Никита низко поклонился старику. – За помощь и за слова добрые. Но я от обещаний своих не привык отступать. Вот тебе три золотых монеты… – Он протянул мельнику деньги, но тот сердито отстранил его руку:
– Не нужно мне, князь, сказал же я тебе! А вот, когда ворога разгромишь, вспомни обо мне. При-Шли мне коня доброго из твоей конюшни, чтоб на твоего похож был. Очень уж приглянулся он мне. Обещаешь?
– Обещаю, – Никита с благодарностью прижался щекой к морщинистой руке старика, – трех коней пришлю. Взамен трех монет, что ты отверг…
– Спасибо, князь, – поклонился ему в пояс мельник, – мне б и одного вдосталь. Ездить я не горазд, годы не те, а чтоб полюбоваться. Только вот видал я на воде, – осторожно продолжал он, – неясно, правда, замутилась водица. Оттого, должно быть, что с другой стороны тоже сила дюжая стоит и глядеть не дает. Но мелькнул передо мной прекрасный лик женщины. Она тебе камень тот дала, что охранит тебя от всех бед. Встретишь ты ее там, где не ждешь. В великой опасности и саму ее обнаружишь. Но не греши поспешным судом. Вместе быть вам суждено. Только очень долгой и тяжкой дорога ваша будет. Большую честь заслужишь ты и от государя. Терпи. Вот с тем и откланяюсь, княже. Храни тебя Господь.
– Спасибо, старик, – услышав о Вассиане, Никита сильно разволновался. – Сокольничий мой отвезет тебя обратно. Спасибо за все.
Собрав котомку, мельник закинул ее за спину. Князь сам подсадил его к Фролу в седло. Дав шпоры коню, всадник умчался, увозя ведуна.
А князь Никита Романович долго еще размышлял над словами старца, сидя у изголовья спящего Ибрагима.
Юсупов проспал беспробудно с десяток часов. А когда проснулся, ничего не мог вспомнить о том, что случилось с ним. На рассвете следующего дня вся дружина князя Ухтомского снова выступила в поход,
* * *
Командор Пустыни Жерар де Ридфор сидел в своем шатре, скрестив ноги на россыпи шелковых зеленых и алых подушек, лениво пощипывая гроздь ис-синя-черного винограда на хрустальном блюде и нюхал из открытого флакона благовоние, приготовленное для него из лепестков дикой фиалки. Коротконогий карлик примостился рядом с ним на маленькой скамеечке и горячо нашептывал Командору, яростно вращая своими выпученными черными глазищами с яркими белками:
– Я сам видел, она подходила, подходила к итальянке. Я проследил за ней. Я проследил..
– Кто подходил? – недовольно поморщился Командор Пустыни. – Говори яснее..
– Тана. Воспитанница Маршала. Она разговаривала с итальянкой.
– Ты хочешь сказать, что Тана предала меня? – с чарующей и искренней улыбкой спросил Командор, но пальцы его резко сжали несколько виноградных ягод, и густой сок цвета настоянного красного вина стек на хрусталь тарелки. – Я полагаю, ты ошибся. Тана любит меня. Она никогда меня не предаст. Однако зачем ломать голову, мы можем спросить у нее самой. Верно? – Он взглянул на карлика с истинно детской невинностью. – Пусть ее приведут.
– Да, да, господин.
Жерар де Ридфор взял карлика пальцем за подбородок, покрутил его лицо и поцеловал в губы. Затем, потеряв интерес, грубо оттолкнул от себя.
– Пошел вон.
Ловко перебирая всеми четырьмя конечностями, как собака, карлик выкатился из зала. Вскоре темнолицый араб во французском сюрко и алой чалме ввел к Командору Тану. Девушка испуганно дрожала и куталась в полупрозрачную кружевную шаль.
– Да ты никак замерзла, Тана, – ласково приветствовал ее Ридфор. Но добродушная улыбка его сразу же превратилась в хитрую лисью усмешку. – Здесь очень тепло. Сними с нее все, Савеоф, – приказал он арабу.
Тот быстро выдернул из рук Таны шаль и сорвал с нее набедренную повязку. Несмотря на природную смуглость, девушка побелела от страха и смущения.
– Подойди ко мне, – властно приказал ей Ридфор.
Дрожа как лист на ветру, египтянка приблизилась. Зубы ее выбивали барабанную дробь.
– Встань на колени!
Она послушно опустилась. Жерар де Ридфор крепко взял ее за волосы и притянул к себе:
– Скажи, ты любишь меня, Тана? – прошипел он ей в лицо, как ядовитая змея
– Да, мой господин, я люблю вас, – пролепетала Тана.
– А кого еще ты любишь? – Командор перешел
на коварно мягкий, бархатный шепот, – кого еще, скажи мне, девочка…
Тана молчала. Из ее огромных светло-голубых глаз тонкими ручейками струились слезы.
– А Маршала ты любишь? – продолжал допрашивать Ридфор уже более жестко. – А шлюху Маршала, принцессу д'Аргонн, презренную аббатиссу, ты тоже любишь? Может быть, она воспитала тебя? Была к тебе добра? Говори! – Он больно ударил мулатку по лицу.
Юная наложница вскрикнула, но мужественно стерпела его удар.
– А о чем вчера ты шепталась в лесочке с итальянской герцогиней, посланницей Маршала? – как бы между прочим спросил, откинувшись на подушки, Ридфор. – О своей любви к нему? Ты подсунула ежа? Ты предала меня, Тана? Ай-ай, как нехорошо, моя девочка! – Метнувшись вперед, он снова больно ударил египтянку в лоб, и она со стоном повалилась на звериные шкуры, устилавшие пол шатра.
– Встать! – приказал ей Ридфор. – Если ты не хочешь рассказать мне все добром, поговорим по-другому. Савеоф! – подозвал он, стоявшего в стороне араба. – Начинай.
– Слушаю, господин.
Араб набросил на голову несчастной девушки петлю из плетеного ремня. Она легла на волосы египтянки, подобно головной повязке кочевников-бедуинов. Встав позади девушки, Савеоф просунул в петлю толстую дубинку из древесины оливы и повернул ее. Ремень крепко прижался к голове. Потом грубые узелки его впились в кожу Таны. Лицо девушки исказилось от боли.
– Помедленнее, Савеоф, – попросил араба Командор, – не надо торопиться.
Медленно и осторожно, по четверти оборота, дубинка поворачивалась в руках араба. Узелки впивались все глубже. Рот Таны раскрылся, воздух в шумом вырвался из груди. Вся ее чудная кожа приобрела цвет прогоревшей золы. Девушка снова судорожно наполнила легкие воздухом и выдохнула его в пронзительном вопле. Глядя на ее мучения, Командор Пустыни ухмылялся. Араб продолжал свое дело. Цепочка кожанных узелков прогружалась в лоб Таны, и голова ее постепенно сжималась и вытягивалась в петле. Девушка надрывно кричала от страшной боли.
– Скажешь, о чем ты шепталась с итальянкой? – издевательски спрашивал ее Ридфор, но бедная страдалица уже не способна была услышать его.
Петля сужалась. Казалось, череп девушки вот-вот расколется. Еще несколько поворотов…
– Мой господин! – вбежав в зал, прервал пытку один из лучников. – Прости меня, господин…
– Что случилось? – недовольно скривился Рид-фор и дал арабу знак остановиться.
– Господин, русский принц со своим отрядом только что проследовал через коридор смерти в крепость.
– Проследовал? – усмехнулся, потирая руки, Командор. – Или сгорел заживо там?
– В том-то и дело, что проследовал, – ошеломленно сообщил лучник.
– Как это так?! – Ридфор аж подскочил на месте. – Кто пропустил их? Кто посмел?
– Совершилось чудо, мой господин. Им открылся мерцающий голубой путь, и они прошли по нему сквозь отряды наших воинов совершенно невредимые…
– Голубой путь… – Ридфор снова опустился на подушки, раздумывая. – Голубой путь… Ладно, поди прочь, – приказал он лучнику. Взгляд его упал на лежавшую у его ног без чувств Тану. – Как думаешь, жива она? – спросил он араба.
– Похоже, нет, мой господин, – склонился над египтянкой Савеоф.
–.Как бы там ни было, утопи ее в озере. Я не кормлю предателей. Понял?
– Да, мой господин, – поклонился араб
– Тогда тоже иди.
Взяв тело Таны за ноги, Савеоф вытащил ее из зала. На белых леопардовых шкурах протянулась длинная кровавая полоса. Де Ридфор с отвращением поморщился. Но мысли его уже занимало другое. Голубой путь помог русскому принцу пройти в монастырь… Что это значит? От предчувствия удачи у Командора Пустыни зачесались ладони. Это значит, что дорогу принцу открыл волшебный камень гелиотроп, Талисман Командоров. Откуда он мог взяться в дикой стране, где большинство людей даже высшего сословия и понятия не имеют о том, что, кроме их страны, еще где-то существует жизнь, а тем более о волшебных камнях тамплиеров и обо все прочем? Откуда? Да все просто! Либо этот славянин украл камень у герцогини де Борджиа, долго жившей в семье белозерских принцев – славяне ведь любят украсть. Либо она сама ему подарила. А зачем? Но тут уже другой вопрос. Главное – у самой итальянки теперь нет гелиотропа. Она уязвима, как простая смертная. Вот так удача! Совершив от восторга акробатический пируэт на подушках, Командор Пустыни приказал позвать к нему старшего из ассасинов и начал продумывать свой план.
– Принц де Ухтом прибыл в крепость, госпожа, – доложил Джованне капитан де Армес, войдя в салон галеры, где находилась герцогиня.
– Откуда тебе известно это? – оторвавшись от раздумий, спросила его Джованна.
– Голубой свет гелиотропа просиял над всей округой и озером. Можно не сомневаться, что принц де Ухтом благополучно вступил в монастырь.
Джованна внимательно посмотрела на него, затем поднялась с кресла и вышла на палубу.
– Раз это видел ты, то нет сомнения, что то же видел и Ридфор, – она многозначительно взглянула на капитана. – Теперь он знает, что гелиотропа у меня нет. Наступают трудные дни для нас с тобой, Гарсиа. Мы с тобой – против всех. Но мы должны победить. Дай приказ немедленно сняться с якоря и выйти подальше в озеро, чтобы вся акватория вокруг просматривалась, как на ладони. Незваные гости, я полагаю, не заставят себя долго ждать. Организуй освещение и постоянную вахту. Теперь нам надо забыть об отдыхе и сне. Около пифона поставь телохранителя.
– Вы не жалеете, что отдали гелиотроп принцу Никите? – тихо спросил Гарсиа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45