- Хозяин здесь я, - прорычал тот злобно, но не очень убедительно. -
Моего дома не минует никто.
Роканнон смотрел ему в глаза и молчал.
Згама понял, что в единоборстве глазами он проигрывает; его люди
по-прежнему испуганно и удивленно таращились на пленника.
- Что ты на меня уставился? - заорал Згама.
Его слов Роканнон будто не слышал. Он уже понял, что Згама из тех,
кто никогда не признает своего поражения, но менять тактику было поздно.
- Не смотри! - еще громче заревел Згама.
Он выхватил из-под своей меховой одежды меч, взмахнул им и нанес
удар, после которого голова Роканнона должна была бы покатиться. Однако
она осталась на своем месте. Роканнон пошатнулся, но меч отскочил от его
шеи как от камня.
- О-о-о-о-о! - выдохнули все изумленно.
А незнакомец уже снова стоял неподвижно и смотрел в глаза Згаме.
Згама заколебался; казалось, он вот-вот отступит и даст этому
странному пленнику уйти. Однако упрямство взяло верх.
- Хватайте его! - проревел Згама.
Никто не тронулся с места, и тогда он сам схватил Роканнона за плечи
и повернул. Только после этого, осмелев, схватили Роканнона и остальные,
но Роканнон не сопротивлялся. Герметитовый костюм надежно защищал его от
вредных химических веществ, высоких температур и радиоактивности, а также
от ударов, наносимых такими предметами, как пули или мечи; однако костюм
не мог помочь Роканнону высвободиться из цепких рук десяти или пятнадцати
сильных мужчин.
- Никому не миновать дома Згамы, Хозяина Длинной Бухты! - главарь дал
наконец волю своей ярости. - Я понял, что ты шпион желтоголовых Ангьена.
Пробрался сюда, говоришь как ангья, знаешь всякую ворожбу, а следом за
тобой с севера приплывут лодки с драконами на носу. Ну уж нет! Я хозяин
тех, у кого нет хозяев. Пусть только желтоголовые и их рабы-блюдолизы сюда
сунутся - они узнают вкус бронзы! А ты выполз из моря, чтобы погреться у
моего костра, так? Хорошо, погреешься. И жареным мясом, шпион, наешься
досыта. Привяжите его к столбу, вон к тому!
Глумление Згамы подняло у его людей дух, и они, отталкивая друг
друга, кинулись привязывать пленника к одному из двух столбов,
поддерживавших над очагом огромный вертел; после этого они стали класть к
ногам Роканнона дрова.
Потом наступило молчание. Мрачный, казавшийся из-за мехов на нем еще
крупнее, чем он был на самом деле, Згама выдернул из костра горящую ветку,
потряс ею перед самыми глазами Роканнона и поднес к дровам. Те сразу
вспыхнули. В один миг загорелись плащ и туника Роканнона, которые ему дали
в Халлане, и вокруг головы, перед его лицом заплясали языки пламени.
- У-у-ух! - выдохнули все.
- Смотрите! - крикнул кто-то.
И они увидели сквозь дым, что пленник стоит, как стоял до этого, и
по-прежнему глядит в глаза Згаме. На голой груди лежала золотая цепочка, а
на ней висел большой драгоценный камень.
- Педан, педан, - запричитали, прячась по темным углам, женщины.
Наступившую, пронизанную страхом и растерянностью тишину снова
нарушил дикий рев Згамы:
- Он сгорит! Он должен сгореть! Дэхо, подбрось еще дров, шпион
поджаривается слишком медленно! - И, подтащив мальчика, которого только
что назвал, к куче дров, заставил его подкладывать их в костер. - Дайте
что-нибудь поесть! Вы слышите, женщины? Ну, теперь ты видишь, Скиталец,
как мы гостеприимны? Ты видишь, как мы едим?
Женщина протянула Згаме деревянную миску с большим куском мяса на
ней, Згама схватил кусок и, стоя прямо перед Роканноном, впился в мясо
зубами; по его бороде потек сок. Его примеру последовали двое или трое
стоявших у него за спиной. Большинство же предпочло держаться в отдалении
от Роканнона, но и им пришлось, как того захотел Згама, есть, пить и
радостно кричать; время от времени они начинали подзадоривать друг друга,
и тогда кто-нибудь из них подходил к костру и подбрасывал туда полено или
два; пленник по-прежнему стоял среди языков пламени и молчал, и на его
странной блестящей коже играли красноватые отсветы огня.
Наконец костер у него под ногами погас, а шум вокруг стих. По углам,
на теплой золе улеглись спать, не снимая с себя меховых лохмотьев, мужчины
и женщины. Двое уселись сторожить; у того и у другого в руке была фляжка,
а на коленях лежал меч.
Роканнон закрыл глаза. Скрестил два пальца, распечатав этим капюшон
герметитового костюма. Долгая ночь сменилась долгим рассветом. Из клубов
тумана, вплывавших в открытые проломы окон, появился Згама; следя за тем,
чтобы не поскользнуться на вымазанном жиром полу, перешагивая через
храпящие тела, он подошел к Роканнону и на него уставился. Взгляд, которым
пленник ответил Згаме, был по-прежнему спокойным и твердым, взгляд Згамы
был полон бессильной злобы.
- Ну гори, гори! - и Згама, повернувшись, ушел.
Снаружи к Роканнону доносилось глухое воркование хэрило; этим жирным,
покрытым перьями домашним животным, чье мясо служило пищей для ангья и
ольгьо, обрезали, чтобы животные не улетели, крылья, и здешние хэрило
паслись по-видимому на прибрежных скалах.
Мужчины ушли, в доме осталось только несколько женщин с маленькими
детьми, и женщины эти, даже когда пришло время жарить мясо к ужину, от
Роканнона старались держаться подальше.
Уже тридцать часов Роканнон стоял прикованный к столбу, у него болели
ноги, и его мучила жажда. Жажда была хуже всего. Без еды он мог обходиться
очень долго и, наверно, так же долго, если не дольше, мог оставаться на
ногах, хотя голова у него уже кружилась; но без воды он мог продержаться
еще только один долгий день этой планеты.
Вечером языки пламени снова заплясали перед его лицом, и сквозь них
он видел бородатое, угрюмое, белое лицо Згамы; но перед его мысленным
взором стояло другое лицо, обрамленное золотыми волосами и темное, - лицо
Могиена, к которому он испытывал теперь не только дружеские, но и в
каком-то смысле отеческие чувства. Ночь тянулась и тянулась, и костер
горел и горел. Роканнон думал о маленьком фииа Кьо, похожем на ребенка,
вызывающем смутную тревогу, связанным с ним узами, которые он, Роканнон,
не пытался понять; заново слышал, как воспевает героев Яхан, как ворчат и
смеются, чистя скребницей большекрылых коней, Иот и Рахо; видел снова, как
снимает с шеи золотую цепочку Хальдре. Из прежней жизни, хоть он и побывал
на многих мирах, много узнал, много сделал, ему не вспоминалось сейчас
ничего. Прошлое в нем сгорело. Сейчас ему чудилось, будто он стоит в
Халлане, в большом длинном зале, увешанном гобеленами, на которых люди
сражаются с великанами, и Яхан, протягивая ему чашу с водой, говорит:
"Пей, Повелитель Звезд. Пей".
И он выпил воду.

5
В чаше, когда Яхан, снова наполнив, протянул ее Роканнону, плясали
Фени и Фели, две самые большие луны. Костер погас, в нем тлело всего
несколько углей. Вокруг было темно, только лунный свет проникал в оконные
проемы, и в тишине только временами было слышно, как ворочаются и дышат
спящие.
Яхан почти бесшумно открепил цепь от столба, и Роканнон, ноги у
которого отекли, прислонился к столбу.
- Наружные ворота охраняют всю ночь, - услышал он шепот Яхана. -
Поэтому бежать лучше завтра днем, когда они погонят пастись своих
хэрило...
- Нет, лучше завтра ночью. Ноги болят, идти быстро я не смогу.
Придется схитрить. Надень цепь на крюк, Яхан, вот на этот - она будет меня
поддерживать. Я сам смогу снять цепь с крюка, когда понадобится.
Кто-то проснулся и сел, зевая, и Яхан, блеснув в лунном свете улыбкой
до ушей, припал к полу и слился с темнотой, Роканнон снова увидел его на
рассвете: вместе с другими, одетый, как и все, в грязные шкуры, он гнал
хэрило пастись, черные волосы на голове у него торчали как щетина. Опять
подошел Згама и злобно уставился на Роканнона. Роканнон понимал, Згама
половину своих стад и жен отдал бы ради того, чтобы избавиться от этого
пленника с его сверхъестественными, наводящими ужас способностями. Згама
проспал в теплой золе, ею была выпачкана вся его голова, и он больше
походил на обожженного огнем человека, чем Роканнон, чье тело сияло
белизной. Тяжело ступая Згама ушел, и до вечера помещение почти опустело.
Роканнон коротал время, делая малозаметные со стороны изометрические
упражнения. Когда какая-то женщина, проходя мимо, увидела, что он
потягивается, он не только не прервал упражнения, а еще стал раскачиваться
и запел негромко без слов. Женщина упала на четвереньки и так, на
четвереньках, скрылась, хныча, за дверью.
За окнами начало смеркаться, угрюмые женщины поставили в очаг
вариться похлебку из мяса и морских водорослей, а снаружи вскоре
послышалось воркованье сотен возвращающихся хэрило; вошел Згама со своими
людьми, на бородах и одежде у них блестели капельки тумана. Мужчины
уселись на пол и приступили к еде. Звенела посуда, клубился пар, из-за
резких запахов трудно было дышать. Лица у всех были мрачные, голоса
звучали озлобленно: ведь уже не первый день, вернувшись вечером домой,
люди Згамы видели нечто жуткое - человек стоит в пламени, а огонь его не
берет.
- Разжигайте снова костер! - заревел Згама и сунул в дрова, сложенные
у ног Роканнона, пылающее полено.
Никто, однако, не поднялся.
- Я съем твое сердце, Скиталец, когда оно зажарится у тебя в груди! А
твой синий камень я буду носить на кольце в носу! - Устремленный на Згаму
немигающий взгляд, который он терпел уже больше двух дней, доводил его до
безумия. - Я заставлю тебя закрыть глаза!
И, схватив валявшуюся на полу тяжелую палку, он с силой ударил ею
Роканнона по голове и отскочил в сторону, словно испугавшись того, что
сделал. Палка упала концом в горящий костер и теперь оттуда торчала.
Медленно-медленно Роканнон протянул правую руку, взялся за палку и
выдернул ее из костра. Конец палки пылал. Роканнон поднял ее, направил
горящий конец Згаме в глаза и все так же медленно шагнул вперед. Цепи с
него спали. Разбрасывая ногами пылающий костер, поднимая столбы искр, он
пошел вперед, прямо на Згаму.
- Вон отсюда, - сказал Роканнон пятящемуся Згаме. - Ты больше здесь
не хозяин. Закон попирают рабы, жестоки - рабы и глупы - тоже рабы. Ты мой
раб, и я гоню тебя, как скотину. Убирайся прочь.
Згама ухватился руками за косяк, однако пылающий конец палки все
ближе придвигался к его глазам, и он, съежившись и по-прежнему пятясь,
переступил через порог наружу. Сторожа упали ничком в грунт. Сквозь туман
пробивался свет двух смоляных факелов, прикрепленных к внешней стороне
ворот. Если не считать бормотанья хэрило в хлевах и шипенья прибоя под
обрывом, царило безмолвие. Згама продолжал пятиться и наконец оказался в
проеме узких ворот, между двумя факелами. Его лицо, похожее теперь на
черно-белую маску, смотрело как завороженное на приближавшуюся горящую
палку. Уже ничего не соображая от страха, Згама вцепился в один из столбов
ворот, загородив их коренастым телом. Собрав все силы, Роканнон толкнул
Згаму пылающим концом палки в грудь, и Згама упал, а Роканнон, перешагнув
через него, исчез в густом плывущем тумане за воротами. С трудом
передвигая ноги, он прошел в сумраке шагов пятьдесят, споткнулся, упал - и
обнаружил, что подняться не в состоянии.
Никто его не преследовал. Он лежал в траве, и ему казалось, что он
вот-вот потеряет сознание. Наконец факелы на воротах погасли (а может,
кто-то их намеренно погасил), и стало совсем темно. В траве многоголосно
свистел ветер, а далеко внизу по-прежнему шипел прибой.
Когда туман поредел и стал виден свет лун, Яхан нашел Роканнона; тот
лежал в двух шагах от обрыва. Он помог Роканнону встать, и они двинулись в
путь. Иногда на ощупь, спотыкаясь, а то и на четвереньках (когда бывало
совсем темно или грунт оказывался особенно неровным) шли они на юго-восток
от моря, в глубь суши. Раза два или три, чтобы отдышаться и оглядеться,
они останавливались, и Роканнон тогда сразу же засыпал. Яхан будил его и
заставлял идти снова, и наконец уже перед рассветом они, двигаясь по
течению какого-то ручья, пришли к лесу с невероятно высокими деревьями. В
темноте деревья казались чернее ночи. Держась берега ручья, Яхан и
Роканнон вступили под сень деревьев, но прошли совсем немного, когда
Роканнон остановился и на своем родном языке сказал:
- Я больше идти не могу.
Яхан нашел под нависшим берегом, у самой воды, полоску сухого песка;
того, кто там спрятался, обнаружить, по крайней мере сверху, было
невозможно;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21