Примерно такая же квартира была у меня — в мире иллюзий. Я с завистью подумал, что Шелесту не так уж нужен тот мир, ведь он и в этом устроился неплохо. А меня, должно быть, вытащил в реальность для компании. Скотина.
— А обстановка у тебя недурна, — заметил я, не скрывая неприязни.
Обстановка была, по правде говоря, немного странная. Вся одежда висела в коридоре на вешалках, а шкафы отсутствовали. Книг не было ни одной, вместо них возле компьютерного столика высилась многоярусная стойка, набитая компакт-дисками. Повсюду располагались очень странные и совершенно нефункциональные предметы — какая-то почерневшая коряга, напоминавшая крокодила, очень высокая ваза белого фарфора с голубым орнаментом в китайском стиле, туристическая палатка, растянутая между вбитыми в плинтусы гвоздями и батареей, со стоящим у входа примусом и надписью «Здесь живет Бегемот» на пологе, и так далее.
В одной из комнат (всего их было три) я обнаружил целую коллекцию холодного оружия, которое было небрежно разложено на куске брезента вместо того, чтобы чинно висеть на стене. На серванте я увидел водолазный шлем с круглым окошечком, на подставке было выгравировано: «Дайвер — друг человека».
— Откуда у тебя этот шлем? — спросил я хозяина квартиры.
— Коллеги подарили, — Шелест передвигался по квартире босиком в черном махровом халате. — Я же бывший подводник. Чай будешь?
— Ты обещал ответить на мои вопросы, — напомнил я.
— Садись, — предложил Шелест.
Каких-то пять минут назад я стоял у его двери с заточкой в потном кулаке, собираясь воздать Шелесту за причиненные мне страдания. Не смог, не хватило характера. Получилось так, что я пришел расписаться в своем поражении, в том, что не могу ни отомстить ему, ни просто повернуться и уйти. И мне оставалось, страдая от горечи унижения, лишь принять его гостеприимство.
Теперь мы сидели на кухне, небольшой и уютной — теплый пол и обилие деревянных поверхностей делали ее похожей на дачный домик где-нибудь под Звенигородом. Шелестов разлил чай по стаканам, стоящим в старинных, потемневших от времени серебряных подстаканниках. Не спрашивая меня, он бросил в оба стакана по три куска рафинада и по дольке лимона — должно быть, привык жить в одиночестве, и такая простая мысль, что я могу не любить сладкий чай, не пришла ему в голову. Я подул на горячий напиток, потом взял чайную ложечку, на которой была выбита занятная надпись: «Меня не существует».
— До сих пор не могу поверить, что все это случилось, — сказал я. — Были у меня друзья, Саныч...
Голос дрогнул против моей воли, и я озлобленно уставился в свой стакан. С какой стати я плачусь этому Шелесту? Это же он во всем виноват!
— Жалко, конечно, — сказал Шелестов. — Не повезло тебе с приятелями. А друга иметь хотелось — настоящего, великодушного, сильного и доброго. Вот Иллюзион и подсунул тебе твоего Саныча...
— Что это такое? Ты говорил, это какая-то система контроля сознания, придуманная правительством? На основе нейрохимических проводников, рассеянных в воздухе?
— Вообще-то все обстоит немного по-другому, — сказал Шелест, прихлебывая чай. — Но для простоты можешь пока думать так. Правительству легче контролировать граждан, которые живут в мире, где они счастливы и довольны жизнью. Происходит это за счет всеобщего информационного поля, которое влияет на каждого человека, находящегося в пределах досягаемости крупных информационных центров — мегаполисов. В итоге люди перестают замечать все плохое и начинают приукрашивать действительность. Вот вы, компьютерщики, видите прогресс технологий, а кто-то наблюдает чуть ли не инопланетян, разгуливающих среди нас. Слушать ваши разговоры — это просто умора: каждый талдычит о своем, совершенно не обращая внимания на другого. Правда, вавилонского столпотворения не происходит — есть некая корреляционная функция, которая приводит ваши бредни к единому знаменателю. А правда жизни такова, что обычный мир каким был, таким и остался. И не очень-то он изменился за последнее десятилетие. Правительству это на руку — если удастся законсервировать перемены в обществе, то люди, которые правят сегодня, навсегда останутся у власти.
— Но почему? Почему людям обязательно видеть то, чего не существует?
— Ты живешь в реальности уже несколько дней. Тебе это нравится?
Я хмыкнул. Паскудная штука — жизнь. Мокрые ноги, опоздание на встречи, прорва всяких неуправляемых случайностей, которые постоянно нарушают твои замыслы, — от порвавшейся под мышкой рубашки до машины, которая норовит сбить тебя на пешеходном переходе. И постоянное ощущение беспомощности перед обстоятельствами.
— Ничего не получается, да? — спросил Шелест. — Дела идут не так, как хотелось бы. Все время попадаются какие-то подводные камни, которые тормозят твои начинания. И что бы ты ни пытался сделать, возникает масса проблем. Мир, в котором ты живешь, тебя не устраивает, а изменить его не в твоих силах. Рушатся мечты, разбиваются надежды. Ты уже столкнулся с этим?
Я вздохнул. Шелест прав — именно это я и чувствовал.
— А знаешь, сколько людей чувствовали то же самое до появления Иллюзиона? Девяносто из ста или даже девяносто пять. Зато теперь почти все они живут, вполне довольные своим существованием.
Шелест положил локти на стол, уставившись мне в глаза острым взглядом.
— Человек слишком слаб. Он слаб физически перед множеством опасностей, подстерегающих его на улице; он слаб духом в решении своих проблем. Ему всегда приходилось решать дилемму несоответствия окружающего мира человеческим воззрениям о том, каким должен быть этот мир. И решая эту проблему, люди переделывали мир вокруг себя. Теперь появился другой способ — увидеть действительность такой, какой ты хочешь ее видеть, не прикладывая никаких усилий. Слишком легкий способ, чтобы слабый человек не воспользовался им.
— И что ты предлагаешь? — пожал я плечами. — Если люди хотят обманываться — это их право.
— Я хочу сделать человека сильнее. Когда он сможет стать более сильным и независимым от окружающей его среды — я имею в виду каждого конкретного индивида, — тогда он не будет нуждаться в том, чтобы окружать себя иллюзиями. Ему не понадобится ни Иллюзион, ни компьютерный Омнисенс, ни другие виртуальные миры. Он сможет реализовать свои устремления в реальном мире. Вернуть человека к реальности — вот чего я хочу! Хороший лозунг, а?
— Каким образом? — усмехнулся я. — Дашь каждому по миллиону рублей, а лучше баксов?
— Деньги — ничто! — убежденно заявил Шелест и, видя мою кислую улыбку, добавил снисходительно: — Деньги — ничто, если на них нечего купить.
Он допил чай и съел лимонную корку.
— Я говорю об очень конкретных вещах. Физическая сила, живучесть, способность к регенерации. Если человек сможет выжить, попав в техногенную катастрофу, если ему будут не страшны несколько переломов и падение с высоты двадцати метров, если он сможет отращивать потерянные конечности и сожженную кожу, если он сумеет переносить жару и холод, меняя температурный режим организма... Все эти способности присутствуют у многих живых существ, не такая уж это фантастика. Если человек будет чувствовать себя менее уязвимым и беспомощным, если он будет силен, вынослив, полон энергии двадцать четыре часа в сутки, избавлен от болезней, ему просто неведомы станут сомнения и разочарования. Человеку будет интереснее менять мир, чем жить грезами, — если мир начнет таять под его пальцами, словно податливый пластилин. Застрахованные от случайностей, долговечные и целеустремленные, люди смогут добиться всего, чего захотят.
Я покачал головой.
— Ну и как это сделать? Заставить всех заниматься бодибилдингом?
— Генная инженерия, — ответил Шелест и встал из-за стола.
— А ведь я шел сюда с намерением тебя убить, — сказал я задумчиво. — Но грешно трогать умалишенного.
Шелест хмыкнул.
— Либо ты со мной, либо сам по себе. Выбирай.
\Optical.noise
• Optical noise is detected in the channel
• Bugs are eating your FAT
• CPU not found: emulation started
• Anyway , things go well !
Стоя у вентиляционной будки в каком-то скверике, я успел десять раз пожалеть о том, что согласился участвовать в затее Шелеста. К ночи подморозило, так что грязная кашица на улицах превратилась в лед, местами очень скользкий; я не единожды упал по дороге. А стоять на месте было холодно, и не помогали даже принятые внутрь пятьдесят грамм. К тому же, исполняя наказ Шелеста быть бдительным, я постоянно вертел головой и с минуты на минуту ожидал, что нас нагрянут арестовывать. Холод и мандраж — плохие компаньоны; мне изрядно не хватало Шелестова фанатизма, и вдобавок я элементарно был не в курсе его планов.
Сам Шелест, оставив меня «на шухере», высадил решетку воздуховода, укрепил альпинистский трос, защелкнул карабин и скрылся в темноте шахты. Потом я спустил ему на веревке минибур — нечто среднее между циркулярной пилой, отбойным молотком и электродрелью. Где Шелест достал такую игрушку и за какие деньги — не берусь даже представить. И вот теперь из-под земли доносился вой этой адской машины, а я дрожал от страха, ожидая появления охраны, — светящаяся огнями громадина небоскреба, принадлежавшего нефтяной компании, банк которой мы собирались ограбить, нависала надо мной, отделенная лишь пустырем и узкой полоской чахлых деревьев.
Вчера между нами состоялся примерно следующий диалог:
«Мы идем грабить банк», — сказал Шелест.
«С револьверами и черными масками?» — спросил я.
«С ноутбуком и дискетой», — ответил он.
«Значит, „кул хацкер“ Шелест взломает все электронные системы защиты? — усмехнулся я. — Может, ты и к телефонной линии можешь без модема подключаться, насвистывая звучание коннекта на четырнадцать четыреста?»
«Музыкального слуха нет, — пожал плечами Шелест. — Но я действительно хакер. Не такой крутой, чтобы, не вставая с места, набить свой электронный кошелек баблом, но кое-что могу. А главное, знаю, кто может сделать то, что не умею я».
Оказалось, Шелест разыскал какого-то спеца по волоконно-оптическим сетям, напоил его и вызнал, где находятся колодцы кабельных соединений, — нефтяные магнаты привыкли жить на широкую ногу и несколько лет назад переложили все кабельные трассы в городе, заменив коаксиал и витую пару на более быструю, но более дорогую волоконную оптику. Более того, они заменили все коммуникационное оборудование — даже я помню, как на столичные радиорынки, заваленные старыми роутерами и другими сетевыми устройствами, слетелись толпами компьютерщики из глубинки, скупая по дешевке оборудование.
Теперь Шелест через вентиляционную шахту добрался до колодца. По его расчетам, бетонную стенку можно было раздолбать за четыре минуты — он управился за три. Когда шум бура стих, я вздохнул облегченно, хотя радоваться было еще рано: даже если нас пока не обнаружили, вполне может статься, что на следующем этапе нас засекут. Из шахты показалась голова Шелеста.
— Давай спускайся, нечего тебе здесь светиться, — сказал он. — Шуметь больше не будем — дальше пойдет работа в белых перчатках.
Я мгновение колебался — сейчас у меня был последний шанс послать Шелестова к такой-то матери с его авантюрой и выйти из игры. Но я уселся на край люка и перекинул ноги вниз, в темную глубину колодца. Шелест держал трос, пока я спускался; внизу лежали толстыми удавами по всему полу водопроводные трубы, они были скользкие и влажные. Выпрямиться во весь рост мне не удалось. Светя карманным фонариком, Шелест указал пролом в стене, и мы пролезли в другой колодец, еще более узкий; здесь можно было только сидеть на корточках, глотая цементную пыль, поднявшуюся от работы бура, который валялся тут же неподалеку. Большую часть колодца занимали переплетенные кабели, они ползли тугим пучком из отверстия в стене и скрывались в другом отверстии напротив.
— Начинается самое интересное, — сказал Тихон. — Сейчас я подключусь к их каналам.
— Ты знаешь, какой кабель?
— Сейчас узнаем. С электрическими проводами было бы проще, с оптикой придется повозиться.
То, что он делал, напоминало мне шаманство. Сам я программист и могу в два счета написать алгоритм под WinAPI, или дизассемблировать какой-нибудь программный модуль. В школе баловался написанием вирусов, простых, резидентов и полиморфов, правда, антивирус Касперского с его эвристическим анализатором мне обмануть не удавалось. Но работать на аппаратном уровне, да еще с такой сноровкой, как это делал Шелест, мне не приходилось.
С помощью небольших, похожих на пинцеты инструментов Шелест прозондировал все кабели — тончайший щуп прокалывал обмотку, и светодиод получал информацию о проходящих по кабелю сигналах. Инструменты были подключены к работавшему от автономного питания ноутбуку, на дисплее которого высвечивались ряды цифр. Тихон анализировал данные чуть ли не на уровне битовых последовательностей; конечно, ему помогала в этом программа, но и она демонстрировала по большей части куски двоичных массивов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— А обстановка у тебя недурна, — заметил я, не скрывая неприязни.
Обстановка была, по правде говоря, немного странная. Вся одежда висела в коридоре на вешалках, а шкафы отсутствовали. Книг не было ни одной, вместо них возле компьютерного столика высилась многоярусная стойка, набитая компакт-дисками. Повсюду располагались очень странные и совершенно нефункциональные предметы — какая-то почерневшая коряга, напоминавшая крокодила, очень высокая ваза белого фарфора с голубым орнаментом в китайском стиле, туристическая палатка, растянутая между вбитыми в плинтусы гвоздями и батареей, со стоящим у входа примусом и надписью «Здесь живет Бегемот» на пологе, и так далее.
В одной из комнат (всего их было три) я обнаружил целую коллекцию холодного оружия, которое было небрежно разложено на куске брезента вместо того, чтобы чинно висеть на стене. На серванте я увидел водолазный шлем с круглым окошечком, на подставке было выгравировано: «Дайвер — друг человека».
— Откуда у тебя этот шлем? — спросил я хозяина квартиры.
— Коллеги подарили, — Шелест передвигался по квартире босиком в черном махровом халате. — Я же бывший подводник. Чай будешь?
— Ты обещал ответить на мои вопросы, — напомнил я.
— Садись, — предложил Шелест.
Каких-то пять минут назад я стоял у его двери с заточкой в потном кулаке, собираясь воздать Шелесту за причиненные мне страдания. Не смог, не хватило характера. Получилось так, что я пришел расписаться в своем поражении, в том, что не могу ни отомстить ему, ни просто повернуться и уйти. И мне оставалось, страдая от горечи унижения, лишь принять его гостеприимство.
Теперь мы сидели на кухне, небольшой и уютной — теплый пол и обилие деревянных поверхностей делали ее похожей на дачный домик где-нибудь под Звенигородом. Шелестов разлил чай по стаканам, стоящим в старинных, потемневших от времени серебряных подстаканниках. Не спрашивая меня, он бросил в оба стакана по три куска рафинада и по дольке лимона — должно быть, привык жить в одиночестве, и такая простая мысль, что я могу не любить сладкий чай, не пришла ему в голову. Я подул на горячий напиток, потом взял чайную ложечку, на которой была выбита занятная надпись: «Меня не существует».
— До сих пор не могу поверить, что все это случилось, — сказал я. — Были у меня друзья, Саныч...
Голос дрогнул против моей воли, и я озлобленно уставился в свой стакан. С какой стати я плачусь этому Шелесту? Это же он во всем виноват!
— Жалко, конечно, — сказал Шелестов. — Не повезло тебе с приятелями. А друга иметь хотелось — настоящего, великодушного, сильного и доброго. Вот Иллюзион и подсунул тебе твоего Саныча...
— Что это такое? Ты говорил, это какая-то система контроля сознания, придуманная правительством? На основе нейрохимических проводников, рассеянных в воздухе?
— Вообще-то все обстоит немного по-другому, — сказал Шелест, прихлебывая чай. — Но для простоты можешь пока думать так. Правительству легче контролировать граждан, которые живут в мире, где они счастливы и довольны жизнью. Происходит это за счет всеобщего информационного поля, которое влияет на каждого человека, находящегося в пределах досягаемости крупных информационных центров — мегаполисов. В итоге люди перестают замечать все плохое и начинают приукрашивать действительность. Вот вы, компьютерщики, видите прогресс технологий, а кто-то наблюдает чуть ли не инопланетян, разгуливающих среди нас. Слушать ваши разговоры — это просто умора: каждый талдычит о своем, совершенно не обращая внимания на другого. Правда, вавилонского столпотворения не происходит — есть некая корреляционная функция, которая приводит ваши бредни к единому знаменателю. А правда жизни такова, что обычный мир каким был, таким и остался. И не очень-то он изменился за последнее десятилетие. Правительству это на руку — если удастся законсервировать перемены в обществе, то люди, которые правят сегодня, навсегда останутся у власти.
— Но почему? Почему людям обязательно видеть то, чего не существует?
— Ты живешь в реальности уже несколько дней. Тебе это нравится?
Я хмыкнул. Паскудная штука — жизнь. Мокрые ноги, опоздание на встречи, прорва всяких неуправляемых случайностей, которые постоянно нарушают твои замыслы, — от порвавшейся под мышкой рубашки до машины, которая норовит сбить тебя на пешеходном переходе. И постоянное ощущение беспомощности перед обстоятельствами.
— Ничего не получается, да? — спросил Шелест. — Дела идут не так, как хотелось бы. Все время попадаются какие-то подводные камни, которые тормозят твои начинания. И что бы ты ни пытался сделать, возникает масса проблем. Мир, в котором ты живешь, тебя не устраивает, а изменить его не в твоих силах. Рушатся мечты, разбиваются надежды. Ты уже столкнулся с этим?
Я вздохнул. Шелест прав — именно это я и чувствовал.
— А знаешь, сколько людей чувствовали то же самое до появления Иллюзиона? Девяносто из ста или даже девяносто пять. Зато теперь почти все они живут, вполне довольные своим существованием.
Шелест положил локти на стол, уставившись мне в глаза острым взглядом.
— Человек слишком слаб. Он слаб физически перед множеством опасностей, подстерегающих его на улице; он слаб духом в решении своих проблем. Ему всегда приходилось решать дилемму несоответствия окружающего мира человеческим воззрениям о том, каким должен быть этот мир. И решая эту проблему, люди переделывали мир вокруг себя. Теперь появился другой способ — увидеть действительность такой, какой ты хочешь ее видеть, не прикладывая никаких усилий. Слишком легкий способ, чтобы слабый человек не воспользовался им.
— И что ты предлагаешь? — пожал я плечами. — Если люди хотят обманываться — это их право.
— Я хочу сделать человека сильнее. Когда он сможет стать более сильным и независимым от окружающей его среды — я имею в виду каждого конкретного индивида, — тогда он не будет нуждаться в том, чтобы окружать себя иллюзиями. Ему не понадобится ни Иллюзион, ни компьютерный Омнисенс, ни другие виртуальные миры. Он сможет реализовать свои устремления в реальном мире. Вернуть человека к реальности — вот чего я хочу! Хороший лозунг, а?
— Каким образом? — усмехнулся я. — Дашь каждому по миллиону рублей, а лучше баксов?
— Деньги — ничто! — убежденно заявил Шелест и, видя мою кислую улыбку, добавил снисходительно: — Деньги — ничто, если на них нечего купить.
Он допил чай и съел лимонную корку.
— Я говорю об очень конкретных вещах. Физическая сила, живучесть, способность к регенерации. Если человек сможет выжить, попав в техногенную катастрофу, если ему будут не страшны несколько переломов и падение с высоты двадцати метров, если он сможет отращивать потерянные конечности и сожженную кожу, если он сумеет переносить жару и холод, меняя температурный режим организма... Все эти способности присутствуют у многих живых существ, не такая уж это фантастика. Если человек будет чувствовать себя менее уязвимым и беспомощным, если он будет силен, вынослив, полон энергии двадцать четыре часа в сутки, избавлен от болезней, ему просто неведомы станут сомнения и разочарования. Человеку будет интереснее менять мир, чем жить грезами, — если мир начнет таять под его пальцами, словно податливый пластилин. Застрахованные от случайностей, долговечные и целеустремленные, люди смогут добиться всего, чего захотят.
Я покачал головой.
— Ну и как это сделать? Заставить всех заниматься бодибилдингом?
— Генная инженерия, — ответил Шелест и встал из-за стола.
— А ведь я шел сюда с намерением тебя убить, — сказал я задумчиво. — Но грешно трогать умалишенного.
Шелест хмыкнул.
— Либо ты со мной, либо сам по себе. Выбирай.
\Optical.noise
• Optical noise is detected in the channel
• Bugs are eating your FAT
• CPU not found: emulation started
• Anyway , things go well !
Стоя у вентиляционной будки в каком-то скверике, я успел десять раз пожалеть о том, что согласился участвовать в затее Шелеста. К ночи подморозило, так что грязная кашица на улицах превратилась в лед, местами очень скользкий; я не единожды упал по дороге. А стоять на месте было холодно, и не помогали даже принятые внутрь пятьдесят грамм. К тому же, исполняя наказ Шелеста быть бдительным, я постоянно вертел головой и с минуты на минуту ожидал, что нас нагрянут арестовывать. Холод и мандраж — плохие компаньоны; мне изрядно не хватало Шелестова фанатизма, и вдобавок я элементарно был не в курсе его планов.
Сам Шелест, оставив меня «на шухере», высадил решетку воздуховода, укрепил альпинистский трос, защелкнул карабин и скрылся в темноте шахты. Потом я спустил ему на веревке минибур — нечто среднее между циркулярной пилой, отбойным молотком и электродрелью. Где Шелест достал такую игрушку и за какие деньги — не берусь даже представить. И вот теперь из-под земли доносился вой этой адской машины, а я дрожал от страха, ожидая появления охраны, — светящаяся огнями громадина небоскреба, принадлежавшего нефтяной компании, банк которой мы собирались ограбить, нависала надо мной, отделенная лишь пустырем и узкой полоской чахлых деревьев.
Вчера между нами состоялся примерно следующий диалог:
«Мы идем грабить банк», — сказал Шелест.
«С револьверами и черными масками?» — спросил я.
«С ноутбуком и дискетой», — ответил он.
«Значит, „кул хацкер“ Шелест взломает все электронные системы защиты? — усмехнулся я. — Может, ты и к телефонной линии можешь без модема подключаться, насвистывая звучание коннекта на четырнадцать четыреста?»
«Музыкального слуха нет, — пожал плечами Шелест. — Но я действительно хакер. Не такой крутой, чтобы, не вставая с места, набить свой электронный кошелек баблом, но кое-что могу. А главное, знаю, кто может сделать то, что не умею я».
Оказалось, Шелест разыскал какого-то спеца по волоконно-оптическим сетям, напоил его и вызнал, где находятся колодцы кабельных соединений, — нефтяные магнаты привыкли жить на широкую ногу и несколько лет назад переложили все кабельные трассы в городе, заменив коаксиал и витую пару на более быструю, но более дорогую волоконную оптику. Более того, они заменили все коммуникационное оборудование — даже я помню, как на столичные радиорынки, заваленные старыми роутерами и другими сетевыми устройствами, слетелись толпами компьютерщики из глубинки, скупая по дешевке оборудование.
Теперь Шелест через вентиляционную шахту добрался до колодца. По его расчетам, бетонную стенку можно было раздолбать за четыре минуты — он управился за три. Когда шум бура стих, я вздохнул облегченно, хотя радоваться было еще рано: даже если нас пока не обнаружили, вполне может статься, что на следующем этапе нас засекут. Из шахты показалась голова Шелеста.
— Давай спускайся, нечего тебе здесь светиться, — сказал он. — Шуметь больше не будем — дальше пойдет работа в белых перчатках.
Я мгновение колебался — сейчас у меня был последний шанс послать Шелестова к такой-то матери с его авантюрой и выйти из игры. Но я уселся на край люка и перекинул ноги вниз, в темную глубину колодца. Шелест держал трос, пока я спускался; внизу лежали толстыми удавами по всему полу водопроводные трубы, они были скользкие и влажные. Выпрямиться во весь рост мне не удалось. Светя карманным фонариком, Шелест указал пролом в стене, и мы пролезли в другой колодец, еще более узкий; здесь можно было только сидеть на корточках, глотая цементную пыль, поднявшуюся от работы бура, который валялся тут же неподалеку. Большую часть колодца занимали переплетенные кабели, они ползли тугим пучком из отверстия в стене и скрывались в другом отверстии напротив.
— Начинается самое интересное, — сказал Тихон. — Сейчас я подключусь к их каналам.
— Ты знаешь, какой кабель?
— Сейчас узнаем. С электрическими проводами было бы проще, с оптикой придется повозиться.
То, что он делал, напоминало мне шаманство. Сам я программист и могу в два счета написать алгоритм под WinAPI, или дизассемблировать какой-нибудь программный модуль. В школе баловался написанием вирусов, простых, резидентов и полиморфов, правда, антивирус Касперского с его эвристическим анализатором мне обмануть не удавалось. Но работать на аппаратном уровне, да еще с такой сноровкой, как это делал Шелест, мне не приходилось.
С помощью небольших, похожих на пинцеты инструментов Шелест прозондировал все кабели — тончайший щуп прокалывал обмотку, и светодиод получал информацию о проходящих по кабелю сигналах. Инструменты были подключены к работавшему от автономного питания ноутбуку, на дисплее которого высвечивались ряды цифр. Тихон анализировал данные чуть ли не на уровне битовых последовательностей; конечно, ему помогала в этом программа, но и она демонстрировала по большей части куски двоичных массивов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43